ОБСТАНОВКА В АФГАНИСТАНЕ ЗНАЧИТЕЛЬНО СЛОЖНЕЕ, ЧЕМ ВИДЕЛОСЬ ИЗДАЛЕКА
Вручив 1 декабря 1979 года свои верительные грамоты главе Афганистана, Фикрят Ахмеджанович Табеев занялся подготовкой протокола официального визита премьер-министра Афганистана Хафизуллы Амина в Москву. С этой целью он неоднократно встречался с Амином, обсуждал с ним те или иные вопросы планируемой поездки, и вместе с тем составлял собственное мнение об этом человеке. По воспоминаниям Табеева, в тот период работники советского посольства в Афганистане не предполагали скорого отстранения Амина. Да и представители других ведомств работали в поддержку его руководства. Правда, несколько настораживала излишняя рьяность Амина в стремлении быстрейшего строительства в Афганистане социализма, его обещания управиться с этим лет за десять.
- Однажды за разговором Амин настолько распалился, что стал ругать наши среднеазиатские республики за затягивание построения социализма, - рассказывал Фикрят Ахмеджанович. - Явной угрозой потянуло и в мой адрес. Амин посоветовал мне «извлечь правильные уроки» из деятельности моего предшественника. Признаться, такой крутой «дипломатии» в адрес посла страны, и без того делающей для Афганистана очень много, я не ожидал. Более того, с первых дней мне стало понятно, что обстановка в Афганистане значительно сложнее, чем виделось издалека моим московским инструкторам. Но никто тогда не задумался переосмыслить опыт тех же англичан, не раз пытавшихся сделать эту страну своей колонией. И мы взялись учиться на своих ошибках, как это делают, согласно пословице, далеко не умные люди. У афганцев тоже есть масса пословиц. Одна из них гласит: «Родная земля дороже всего мира». Всю силу её смысла нам самым жестким образом продемонстрировали афганцы в ходе последующий событий,— подчеркивал он.
Фикрят Табеев |
Конечно, ещё в Москве Фикряту Ахмеджановичу дали понять, что руководство СССР не слишком довольно крутыми действиями амбициозного и самолюбивого Амина. Очень скоро Табеев смог в этом убедиться. Буквально через несколько дней после приезда в Кабул к Табееву обратились представители КГБ СССР В. А Кирпиченко и Б. С. Иванов с просьбой подписать шифротелеграмму руководству нашей страны, в которой весьма мрачно описывалась ситуация в Афганистане и афганской армии, говорилось о неспособности правительства Амина противостоять оппозиции. И далее предлагалось принять меры по отстранению Амина от власти и для упрочения позиции Народно-демократической партии Афганистана ввести в страну советские войска.
Кабул. 1980 г. |
Фикрята Ахмеджановича такое легковесное представление названных товарищей о себе удивило. Предлагать ему, в силу краткости пребывания в Афганистане ещё не знающему реального положения дел, подписать столь важный документ — это смахивало па авантюру. И Табеев раз и навсегда показал, что марионеткой в чьих-либо руках он здесь не будет. Он пригласил к себе для совета генерала Василия Петровича Заплатина, и тот выразил категорическое несогласие с текстом телеграммы. Примерно таким же было и мнение тогдашнего главного партийного советника С. М. Веселова. В итоге Табеев твёрдо и аргументированно отказался подписать телеграмму. Тем не менее, и без его подписи она ушла в Москву и сыграла свою драматическую роль.
ФАКТИЧЕСКИ ЕГО ДЕВИЗОМ БЫЛ «НЕ НАВРЕДИ»
Авторы этих строк, живя в Татарстане, где Табеева хорошо знают и помнят, к удивлению своему сталкивались с мнением, что Табеев причастен к вводу советских войск в Афганистан. Не знающие существа вопроса, далёкие от политики люди наивно полагают, что раз ты посол - то уже виноват. Именно для того, чтобы исключить столь недостойные и легковесные измышления в адрес Фикрята Ахмеджановича, мы и рассказали здесь о случае с телеграммой.
Слушая скупые рассказы Фикрята Ахмеджановича о днях работы в Афганистане, можно сделать один вывод: фактически его девизом был «не навреди». В этой стране исключительно ярко проявился истинный, ни словом, ни делом не запятнанный интернационализм Табеева. Чрезвычайно важным фактором его дипломатического успеха стало знание им основ ислама и уважительное отношение к обычаям и традициям афганцев, которые в таком случае отвечали благодарностью. Поэтому за короткое время новый советский посол сумел завоевать исключительный авторитет как среди афганского руководства и духовенства, так и среди персонала советского посольства, многочисленного отряда советских советников и военных.
Но... Воспитанный на идеях марксизма-ленинизма, он на первых порах тоже не сомневался, что при помощи СССР идеи эти приживутся и на Афганской земле. Он, коммунист, ехал в Демократическую Республику помогать народу, совершившему революцию, закрепить её завоевания! Долгие годы проработав в условиях советской партийной автократии, образно говоря, будучи сыном этой системы, Табеев видел важнейшей своей задачей — всемерное оказание помощи нашим советникам, внедрявшим методы КПСС в стране с совершенно иными нравами, мышлением, традициями и устоями. Потребовалось время, чтобы понять, насколько далеки отцы Апрельской (на дари — Саурской) революции, а главное, народ полуфеодальной страны от идеалов пресловутой демократии.
И ПОЕХАЛИ В ЭТУ ВЕСЬМА СПЕЦИФИЧЕСКУЮ, ИСЛАМСКУЮ СТРАНУ СТРОИТЬ СОЦИАЛИЗМ НАШИ ЭМИССАРЫ
Вообще, много ошибок в Афганистане было допущено в силу того, что руководство СССР с самого начала слишком упрощённо воспринимало ситуацию в этой стране и, соответственно, задачу советских людей — поддержать Народно-демократическую партию Афганистана, помочь ей закрепиться политически и провести основные экономические реформы. И поехали в эту весьма и весьма специфическую, исламскую страну строить социализм наши эмиссары — секретари райкомов и обкомов, не имеющие порой элементарных представлений о нравах афганцев, об их психологии и прочее, прочее. И стали, как умели, внедрять советские организационные стандарты, которые уже и в своей-то стране требовали пересмотра. Были ли они в этом виноваты? Конечно, нет. Они действовали согласно официальной политике советского партийного руководства. А те были далеки от реальности. Привыкшие уповать на силу оружия, советские руководители явно переоценили и роль Ограниченного контингента советских войск, как стабилизирующего фактора. Но, как уже было сказано, понимание сложной специфики Афганистана приходило с годами, и за него было заплачено кровью обеих сторон.
В этом Табеев честно признавался в беседе с советскими писателями, посетившими Афганистан в 1985 году: «Не спешите писать о событиях, произошедших после апрельской революции в Афганистане. Возможно, когда-нибудь наступит время писать и об этом, и о многом другом. Даже я, хотя уже столько лет нахожусь здесь, всё ещё не до конца понимаю всей сути произошедших и происходящих событий,— говорил он.— Афганистан невозможно понять, наблюдая за ним только из окошек посольства. Это совершенно другая страна, другой мир, другой народ со своими в чем-то уникальными ценностями...».
ИНОГДА МЕНЯ ВСТРЕЧАЛИ БУКВАЛЬНО КАК В КАКОМ-НИБУДЬ ТАТАРСТАНСКОМ КОЛХОЗЕ
Сам Табеев «окошками посольства» не ограничивался ни дня.
- Вскоре после прибытия в Афганистан я объездил страну вдоль и поперек,— вспоминал Фикрят Ахмеджанович.— Я побывал во всех провинциях, познакомился с губернаторами, секретарями партийных комитетов НДПА, начиная от Мазари-Шарифа и заканчивая окраинными областями Афганистана. Всюду меня встречали толпы народа. Тогда афганцы приходу советских войск были рады. Люди надеялись, что их перестанут грабить, ждали перемен к лучшему. Кроме того, они помнили, что Советский Союз уже многое для них сделал. К примеру, наши строители ранее выполнили огромный объём мелиоративных работ, даже больший, чем в Советском Узбекистане. В итоге накануне войны Афганистан имел 250 тысяч гектаров поливных земель, предназначенных для хлопководства, а Узбекистан — 120 тысяч га. Советские специалисты фактически создали и афганскую дорожную систему.
Ф.А.Табеев с группой советских и афганских военных специалистов |
Иногда меня встречали буквально как в каком-нибудь татарстанском колхозе. Я ведь бывал и в самых отдалённых кишлаках, потому что хотел понять суть афганских проблем. Для афганских крестьян самым острым вопросом был вечный на нашей матушке-планете вопрос — земельный. В одной из деревень на встречу со мной пришло около пятисот человек. И все про землю говорят! Один жаловался, что у него 11 детей, и единственный источник существования семьи — работа на своей земле. А при проведении правительством земельной реформы половину участка у крестьянина отняли. Как ему теперь прокормить столько ртов! «Ради Аллаха, помогите мне вернуть мою землю»,— просил он. Пришлось мне говорить об этом случае с председателем Совета Министров Афганистана Султан Али Кештмандом. Землю этому человеку вернули. Он благодарственные письма писал мне до самого моего отъезда из Кабула.
НЕ БУДЬ ПРОИСКОВ СО СТОРОНЫ США, ПАКИСТАНА, АФГАНИСТАН ВСЁ ЖЕ СМОГ БЫ ИЗБЕЖАТЬ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
- Да, мы помогали создавать дееспособную партийно-государственную структуру, молодёжную организацию по образу нашего комсомола, профсоюзы. А как иначе? Без отлаженной политической системы управления государство существовать не может. Я и сегодня убеждён — не будь происков со стороны США, Пакистана других горе-помощников, Афганистан, несмотря на все внутренние противоречия, всё же смог бы избежать гражданской войны.
Ф.А.Табеев и Б.Кармаль |
А тогда я практически стал главным советником-консультантом афганского руководства. У меня были регулярные деловые встречи с Бабраком Кармалем, мы общались с ним, как говорится, запросто. Я был вхож к нему в любое время. Что это был за человек? Бабрак Кармаль был сыном генерала королевской армии, то есть принадлежал к афганской элите. Он отличался образованностью. В годы учебы в Кабульском университете увлёкся идеями построения коммунизма. С 1965 года Кармаль являлся членом Народно-демократической партии Афганистана, возглавлял в ней фракцию «Парчам». Приятный в общении, интеллигентный, Кармаль, на мой взгляд, не обладал большим организаторским талантом, или во всяком случае таким, какого потребовала ситуация в Афганистане после устранения Амина. Была в нём некая червоточина — самовлюблённость и желание власти, помноженные на определённую слабохарактерность. Решиться взойти на вершину государственной власти на чужих штыках — это характеристика тоже о многом говорящая и, по-моему, не самая лестная. А возглавив руководство Афганистаном, он в решении государственных дел продолжал больше надеяться на нас, в том числе и в отношении военных действий против моджахедов. Правильно говорили наши военные, что советские войска стали всё больше походить на наёмников, воюющих в чужой стране на деньги своего государства. А Бабрак в это время тешил своё тщеславие и продолжал внутрипартийные разборки.
«ФИХРАТ-ХАН, С ТОБОЙ МОЖНО БЫСТРО РЕШИТЬ ЛЮБЫЕ ПРОБЛЕМЫ»
Дело доходило до того, что члены ЦК НДПА и правительства ДРА шли с решением своих проблем в первую очередь ко мне, а не к Кармалю. Я им пытался внушить: «Товарищи, нехорошо поступаете, я не хозяин вашей республики. Ваш руководитель, главный советчик, лидер партии - уважаемый Бабрак Кармаль, ради Аллаха, к нему идите». Они за своё: «Фихрат-хан, с тобой можно быстро решить любые проблемы, потому к тебе и идём». Говорю об этом не ради хвастовства, а к тому, что люди чувствуют реальную, а не на словах, способность их поддержать, научить. И то, что они не шли к Кармалю, ещё одна его нелестная характеристика.
Что тут добавишь? По-человечески мне жаль Кармаля, взявшегося не за свой гуж. Но это был его выбор. Весной 1986 года он был снят с поста президента Афганистана, а позднее и председателя Революционного совета и был вынужден эмигрировать в СССР. Жил он в Москве. Летом того года я тоже закончил свою дипломатическую карьеру и начал работать в Совете Министров РСФСР. Понимая, как ему было тяжело, я неоднократно встречался с ним в Москве, приглашал к себе на дачу.
Дина Табеева (третья справа) с афганскими женщинами |
Что касается Афганистана, не знаю, поверят ли мне, но я полюбил его всей душой. Красивая страна, неповторимая в своём своеобразии. Я встречался со многими людьми, посещал мечети, общался с мусульманским духовенством. Наиболее уважаемых мулл и имамов неоднократно принимал в посольстве. Мои повара старались в такие дни на славу. За добрым столом вели беседы о жизни, об исламе, о межэтнических и хозяйственных проблемах. Духовные деятели были довольны такими приёмами, а мне разговоры с ними помогали глубже проникать в ситуацию.
И ВОЙНА ВСЁ БЫСТРЕЕ НАБИРАЛА ОБОРОТЫ
Ввод советских войск и нарастающее военное сопротивление оппозиции чрезвычайно осложнили работу советского посольства. Судите сами: буквально на следующий месяц пребывания Табеева в должности посла, в январе 1980-го, в Нахрине, провинция Баглан, поднял мятеж 4-й афганский артиллерийский полк. В ходе мятежа были убиты все находившиеся в нём советские военные советники. В феврале 1980 года разгорелось антиправительственное восстание в Кабуле. Тогда едва ли не впервые было обстреляно советское посольство. Несколько советских граждан погибло. А в апреле конгресс США санкционировал «прямую и открытую помощь» афганской оппозиции в размере 15 000 000 долларов. И война всё быстрее набирала обороты.
- Я не был готов к войне,— говорил Табеев позднее в одном из своих интервью.— С её началом все вопросы стекались ко мне, решения приходилось принимать в сложных условиях, организовывая при этом координацию силовых структур.
В ситуации войны деятельность посольства и собственно советского посла отнюдь не сводилась к роли посредника в обмене сторон поздравлениями по случаю национальных праздников, разного рода дежурным визитам, приёмам и протокольным церемониям.
«При посольстве были представители ЦК, там же располагались и представители Комитета госбезопасности. Насколько я понял, вся информация о военно-политической ситуации в этом регионе, вся кухня, которая поставляла информацию в Москву, в ЦК, в Кремль, в КГБ, формировалась там»,— так описывал в одном из интервью свои первые впечатления от приезда в Афганистан генерал-лейтенант Игорь Родионов, командующий 40-й армией ТуркВО (Ограниченный контингент Советских войск в Афганистане) в 1985-1986 годы.
СИТУАЦИЯ С ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ СЛОЖИЛАСЬ ТЯЖЕЛЕЙШАЯ
Но это была только одна сторона дела, носившая политический характер. Не менее важной была работа хозяйственного плана. К примеру, послу и его команде поневоле пришлось решать проблемы снабжения продовольствием многотысячного персонала советских гражданских советников, но что особенно важно — наших военных подразделений.
Вот как вспоминал об этом Магомед Абович Парагульгов, непосредственно занимавшийся проблемами снабжения советских войск:
- 20 декабря 1981 года я прибыл в Афганистан из Тынды, где до этого работал начальником УРСа управления строительства «Бамстройпуть». Теперь мне предстояло, так сказать, прохождение службы по обеспечению советского контингента в ДРА, чем я и занимался в течение трёх лет. В мой второй или третий афганский день я был представлен Табееву, и у нас с ним состоялся серьёзный и очень полезный для меня разговор. Фикрят Ахмеджанович дал исчерпывающую информацию о положении дел со снабжением, разъяснил проблемы, с которыми мне придётся здесь столкнуться. И, главное, сразу сказал, что я могу рассчитывать на всестороннюю помощь с его стороны. Это, знаете ли, в той ситуации значило очень много.
Наша грузовая перевалочная база была в Мазари-Шарифе. Сюда из узбекского Термеза, во время афганской кампании бывшего главной военной базой, по построенному в начале войны автомобильно-железнодорожному мосту через Амударью доставлялись наши грузы. Дальше вглубь Афганистана везти их автомобилями было опасно. В горах Гин-дукуш, на печально известном перевале Саланг, связывающем северную и центральную часть страны, нередко случались захваты техники и людей. Пожалуй, только минеральную воду и можно было доставлять таким образом, потому что афганцы её не пили. А ситуация с продовольствием поначалу сложилась тяжелейшая. Даже хлеба не хватало.
На перевале Саланг |
Советником по авиационным перевозкам в Афганистане был генерал авиации Маслов. Во взаимодействии с ним мы наладили доставку важных грузов самолётами. За три года нам удалось втрое увеличить грузооборот. К тому времени численность советских войск в Афганистане достигла уже почти 150 тысяч человек. Нужно понимать, какая масса продовольствия и всего необходимого требовалась им для нормальной жизни. И мы осуществляли поставки бесперебойно. Мы также создали свои хлебопекарни, десятки полевых хлебозаводов, столовые. В самом Афганистане были и другие базы снабжения, как, например, Баграм, расположенный недалеко от Кабула. Особенной базой был Келагай. Сюда от нашей границы по трубопроводу поступало горючее. Его стратегическую важность при ведении военных действий объяснять не нужно. Поставки солярки, а также продуктов Ф. А. Табеев держал под постоянным контролем.
И ВСЁ БЫЛО У НАШЕГО ПОСЛА НА КОНТРОЛЕ, ВСЁ ДО МЕЛОЧЕЙ РАСПИСАНО
А сколько при этом строилось в Афганистане нашими специалистами, на наши деньги! Дороги, все эти нефтегазопроводы, системы орошения, линии электропередач, школы, больницы, жилые дома. Несмотря па войну за время присутствия в Афгане нами было построено 130 крупных промышленных объектов. В Кандагаре отгрохали даже текстильный комбинат, какого и у нас в Иваново, наверное, не было. Ежедневно страна получала тысячи тонн зерна, сахара, горюче-смазочных материалов. И всё было у нашего посла на контроле, всё до мелочей расписано. И спрашивалось им с ответственных людей строго, но с пониманием ситуации. Он ведь великий психолог, человека видит насквозь. Ему не соврёшь, не свалишь свою недоработку на другого.
Но главными направлениями работы Табеева были, конечно, связь с Центром и военные дела. И он, и общем-то совершенно гражданский человек, сумел в короткий срок овладеть азами военной науки. А какая огромная работа велась им с нашими советниками — партийными, экономическими, военными, советниками при органах безопасности и МВД Афганистана. Эти люди, по-афгански — мушаверы, практически ежечасно рискуя жизнью, не на страх, а на совесть работали почти во всех городах и провинциях страны. О величине их риска говорит хотя бы то, что всем советникам, будь они даже учителя или врачи, выдавались автомат Калашникова, пистолет Макарова, в знак особого статуса — форма генерала афганской армии, да ещё и приставляли к ним телохранителей.
На собственном примере знаю, как Фикрят Ахмеджанович заботился о безопасности наших людей. Он очень глубоко переживал каждую трагедию, причём с искренним состраданиям относился и к жертвам среди мирных афганцев. Например, в январе 1983 года на хлебокомбинате, построенном нами, моджахеды похитили работавших там 16 советских специалистов. Их удалось освободить, но не всех. Шестеро погибли. Ещё большие потери были среди освобождавших их советских и афганских солдат.
В советском посольстве |
В отместку за это кишлак Вахшак, где прятали заложников, военные уничтожили бомбами объёмного взрыва. Я помню, как словно бы окаменел от боли в те дни Фикрят Ахмеджанович. Теперь представьте себе политические и моральные последствия от всего этого. И разбираться с ними, и отвечать в числе первых пришлось послу! И это только один эпизод.
А мы ведь действительно старались помочь афганцам наладить жизнь, поднять уровень всего народного хозяйства, добиться «равенства и братства» всех его народов. «Мушаверы» были и в подразделениях афганской правительственной армии, которые оснащались советской военной техникой. Наши ребята учили афганцев воевать на ней, пытались прививать порядок и дисциплину. Им-то уж совсем приходилось туго. Да что говорить, поневоле вспомнишь пословицу: «Не сотвори добро — не пожнёшь зло»,— с горечью говорил М. Парагульгов.
ЗА УБИЙСТВО СОВЕТСКОГО СОЛДАТА ПЛАТИЛИ 7 ТЫСЯЧ АФГАНИ
Для полной картины афганских будней приведём здесь фрагмент воспоминаний Геннадия Кузьмичёва, в 1985-1986 годах работавшего советником-посланником СССР в правительстве Демократической республики Афганистан. Геннадий Кузьмичёв курировал деятельность Совмина, Госплана ДРА и семнадцати министров, деятельность социально-экономического сектора и его шефа, секретаря ЦК Нияза Моманда (промышленность, строительство, транспорт, связь и торговля). Само описание круга деятельности этого человека дает читателю представление о степени советского участия в афганской жизни. Так вот, Геннадий Петрович писал следующее: «Оппозиция и её закордонные хозяева объявили настоящую охоту за советскими солдатами, специалистами и представителями народной власти. За убийство советского солдата платили 7 тысяч афгани, члена НДПА — 10 тысяч афгани, а за добытую голову жертвы — 50 тысяч афгани. Подбитый танк оценивался в 100 тысяч афгани (около 6 тыс. долларов), самолёт — в 1 миллион (средняя зарплата в Афганистане была 3-3,5 тыс. афгани, хлебная лепёшка стоила 12-15 афгани). За похищенных советских специалистов платили до 50 тысяч долларов.
Поскольку 400-тысячная Народная армия ДРА не выдерживала никакой конкуренции с вышколенными в пакистанских диверсионных лагерях моджахедами (хотя вооруженная оппозиция насчитывала всего около 150 тыс. человек), основная тяжесть войны ложилась на плечи наших солдат. Ситуацию осложняло массовое дезертирство из вооружённых сил ДРА (в среднем треть с 45 тысяч ежегодно призываемых бойцов). Для них обыденным занятием была работорговля. Среди чиновников процветала коррупция. Так, были разворованы 350 млн. афгани, выделенные государством сельскому хозяйству, зачастую помощь от СССР продовольствием не доходила до отдалённых кишлаков, залёживалась и портилась на складах, мощности многих предприятий использовались лишь на 40-60 процентов»…
КЕМ БЫЛ ДО ВОЙНЫ, ТЕМ ПОСЛЕ ВОЙНЫ И ОСТАЛСЯ...
О той войне написано нынче много. В связи с этим хочется привести поучительную выдержку из воспоминаний заслуженного деятеля науки РФ Евгения Петровича Белозёрцева, помогавшего в 1983-1986 годах налаживать национальную систему образования Афганистана в качестве советника-консультанта…
- Разные, очень разные были специалисты,— писал Евгений Петрович.— Большинству хотелось быть участниками героических свершений, и частенько они рассказывали на Родине ими же сочинённые истории. Так много накопилось этих историй, искажавших реальное положение вещей в Афганистане, что Посол Советского Союза, замечательный специалист своего дела, достойнейшим образом представлявший интересы нашей страны Фикрят Ахмеджанович Табеев однажды вынужден был на собрании специалистов в посольстве рассказать один из сюжетов своей жизни...
«Маленький город Советского Союза. Базарная площадь. На пятачке собирались мужики — посудачить, посмотреть друг на друга, не признаться в том, что выпить хочется, а денег нет. И приходил всегда тот Один, которому мужики доверяли пасти свою скотину. Не разговаривал он ни с кем, стоял на расстоянии в одиночку. Но всем было попятно, что и ему выпить хочется, а денег нет. Так и продолжалось до начала Великой Отечественной войны...
После войны собирались уже не все, потому что не все выжили. Многие из тех, кто приходил, были искалечены, повреждены, болезненны. Им хотелось посмотреть друг на друга, поговорить. А когда расходились, то не признавались, что выпить хочется, а денег нет.
И как-то к вечеру в августе — сентябре на пятачок пришел тот Один, одетый в кожаные сапоги, кожаное длинное пальто, каракулевую зимнюю шапку. Как и прежде, стоял в стороне, ни с кем не разговаривал, всем своим видом демонстрировал здоровье и зажиточность. Посмотрели на него мужики, и сошлись во мнении: кем был до войны, тем после войны и остался...».
Иллюстрации из книги «Фикрят Табеев. Судьбе благодаря и вопреки»
Читайте также:
Фикрят Табеев: «Я стоял в почетном карауле у портрета Сталина» Часть 1-я
Фикрят Табеев: «В отличие от «позднего» Хрущева, Брежнев умел слушать и прислушиваться…» Часть 2-я
Как Табеев убедил Брежнева построить КАМАЗ в Татарстане Часть 3-я
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 12
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.