«Над ними проводились многолетние опыты по демотивации!»: почему доценты бегут с «работы мечты»?

Почему я написала этот блог?

Нередко от коллег-преподавателей российских вузов приходится слышать, что, сколько бы они ни работали, все равно не успевают заниматься одновременно и серьезной научной деятельностью, и преподаванием у студентов. Как ученому и заведующему кафедрой, мне стало интересно понять причины этого явления. Вместе с моим коллегой-завкафедрой в чистопольском филиале КНИТУ-КАИ Сергеем Прохоровым мы написали научную работу под названием «Исследование влияния интенсивности работы ППС на процессы развития системы высшего образования в регионах». За основу взяли индивидуальные планы преподавателей, положения их трудовых контрактов, требования к преподавателям, а также сведения о фактической результативности сотрудников вузов. Для сравнения мы взяли временные затраты преподавателей на осуществление их трудовой деятельности в 2012 и в 2024 годах. Всего были исследованы нормативные документы, с которыми за 15 лет довелось работать в трех вузах, и индивидуальные документы 150 преподавателей за 12 лет. Само исследование весьма объемно, поэтому я решила поделиться с читателями «БИЗНЕС Online» основными тезисами в виде блога и ответить на вопрос: не стали ли 900 часов преподавателя «резиновыми» за прошедшие 12 лет?

Руководитель экспертизы проектов департамента акселерационных программ фонда развития интернет-инициатив, эксперт Рособрнадзора Анна Свирина Фото: «БИЗНЕС Online»

Довольных современным российским образованием не найти

За последнее десятилетие систему образования чем только ни усилили. Появились и индивидуальные образовательные траектории, и программы мобильности, и студенческое предпринимательство, и даже искусственный интеллект. Но чем больше нового появляется в высшей школе, тем больше на ее выпускников жалуются работодатели.

Развитие технологий, ускоряющее мир, заставляет образование работать на разрыв. С одной стороны, нужно ускориться, быстрее давать новые навыки — и вот появляется раннее развитие (подготовительные курсы есть и при поступлении в детсад), профориентация в школе и онлайн-обучение для взрослых за несколько месяцев. А скорость развития личности за этим не успевает — чем сложнее мир, тем больше требуется времени на обучение. И тем больше вероятность ошибиться, рано отправив человека по чуждой ему траектории. Ситуация хуже, чем в «Алисе в Зазеркалье» — там просто надо было быстро бежать, чтобы остаться на месте. А современному образованию надо одновременно бежать и быстрее, и медленнее.

Недавно казалось, что есть простое решение проблемы: фундаментальное образование в школе и вузе — устойчивая основа будущего профессионала, а обмены студентами и преподавателями, стажировки, практики, проекты, студенческое предпринимательство и прочие «мягкие» навыки будут решать проблему получения современных знаний. Нашлись прекрасные примеры, как это сделано в мире — и сингапурская система образования, которой поголовно обучили всех учителей в Татарстане, и совместные с промышленностью кластеры, поднявшие сначала южнокорейские, а потом и китайские университеты, и двухуровневая система образования, в которой после бакалавриата можно сменить профессию, получить на выходе междисциплинарного специалиста. Все это было перенесено на российскую почву и поддержано стимулирующими выплатами, которые еще назвали «эффективными контрактами», они должны были позволить больше зарабатывать тем, кто лучше работает — больше вовлечен в науку, проектную деятельность, конкурсы профессионального мастерства. Российское образование шло вверх в рейтингах, лучшие вузы и школы получали и получают все большее финансирование — их ученики выигрывали и выигрывают международные олимпиады, их ученые востребованы в мире, каждый вузовский преподаватель (а в Татарстане и каждый школьный учитель) вовлечен в научную деятельность. Казалось бы, отличные результаты! И в то же время 60% школьников уходят из школы после 9-го класса, получают профессии в колледжах и даже не пытаются получить высшее образование, вузы с трудом заполняют аудитории примерно на половине специальностей, многие выпускники работают не по профессии, а работодатели организовали корпоративные университеты, чтобы доучивать тех, кто пришел к ним работать после вуза. Довольного современным российским образованием не найти — на него жалуются профильные министерства, родители, студенты и школьники, работодатели и сами работники этой системы, несмотря на получаемую зарплату в 200% от средней по региону (напомним, что, согласно распоряжению правительства РФ, зарплаты преподавателей вузов и научных сотрудников должны составлять 200% от средней зарплаты по региону — прим. ред.). У такого противоречия должна быть причина, и хотелось бы ее найти до того, как в образовании будет пройдена точка невозврата.

«Даже на основную работу (преподавание) у среднего доцента просто нет времени» Фото: David Oxberry/moodboard/www.globallookpress.com

Почему доценты бегут от «работы мечты»?

Чтобы разобраться в происходивших последний десяток лет изменениях в жизни преподавателей вузов, вспомним, на что должно тратиться их время. Средний доцент (основная «боевая» единица университета) учится 20 лет, затем преподает, занимается наукой (как минимум должен писать статьи), готовит методическое обеспечение для своих предметов, участвует в жизни вуза (хотя бы на уровне кафедры) и воспитывает студентов. Ничего лишнего, ведь все эти задачи переплетены — чтобы преподавать современные технологии, без науки не обойтись, ее результаты появляются и в методике преподавания, которую обсуждают на кафедрах с участием нашего доцента. И, конечно, как минимум на занятиях он вовлечен и в воспитание студентов. Почему же от такой «работы мечты», да еще и за зарплату в 2 раза выше средней, люди или бегут, или жалуются на невыносимые условия, вместо того чтобы участвовать в новых проектах и зарабатывать еще больше, одновременно улучшая квалификацию?

Причина банальна — даже на основную работу (преподавание) у среднего доцента просто нет времени. Как выглядит его рабочий день? По закону ставка — 900 часов в год, и рассчитывается она, исходя из часов работы в аудитории. Что такое 900 часов, к тому же академических (45 минут)? Если поделить это время на 36 недель работы (столько длятся два семестра), получится 25 часов, или 12–13 пар в неделю — казалось бы, совсем немного, две пары в день. По сравнению с обычным 6-часовым рабочим днем еще три часа можно заниматься и наукой, и проектами, и воспитанием. И именно в этой уверенности, разделяемой управленцами, давно не появляющимися в аудитории, — причина растущего непонимания огромной проблемы. Занятия — это не 1,5 часа за кафедрой. И к лекции, и к семинару нужно подготовиться (обновить примеры и задания), и по нормам времени 2012 года на это выделялся один час на каждый час аудиторных занятий. А еще нужны сопроводительные документы — их тоже готовит преподаватель. Но если мы применим часовую норму на подготовку и добавим 30 часов на документацию по каждому предмету, то на них рабочий день нашего доцента закончится — в нем 6 часов, а у него две пары (это три часа), и столько же он готовится к занятиям. Даже писать методическое обеспечение, а тем более проверять самостоятельную работу уже некогда, это переработка.

«Так ведь читают каждый год одно и то же, какое время на подготовку?» — возразят работодатели и студенты, вынужденные в 2024-м изучать всеми забытый Фортран и низкотемпературную технику времен разработки холодильника «Мир». Это результат еще одной особенности, которая известна почти исключительно только вузовским работникам. В 2012 году минимальная продолжительность курса, особенно спецпредмета для старшекурсников, была больше 50 часов, а сегодня — в 1,5 раза меньше. Студентов в потоках было больше, и на 900-часовую ставку преподаватель вел две, максимум три дисциплины. Сегодня почти не осталось ни предметов такого объема, ни потоков в 120–200 студентов. В результате на те же 900 часов преподаватель ведет уже 6 или 7 предметов, а на так называемых гуманитарных кафедрах, где дисциплины еще короче, — иногда и десяток. Вести качественно 6 разных предметов — непростая задачка и для нобелевского лауреата, но логика эффективного контракта предполагает, что решить ее способен любой доцент. А в оставшееся время он займется прикладной наукой, напишет статьи, подготовит со студентами предпринимательский проект и заявку на конкурс — ведь ему же отлично платят?

Благосостояние растет, когда преподаватель урвал где-нибудь грант

Правда, и с зарплатой получается не совсем хорошо. Она выросла в 2,5 раза (от 80 до 200% по региону), а нагрузка — в 3 раза и больше. А значит, за ту же работу этот средний доцент стал получать меньше, чем 10 лет назад. А растет его благосостояние только тогда, когда он урвал где-нибудь грант или нашел проект — и успешно сделал его во время отпуска или в выходные. Правда, оплату за него он получит тоже не сразу, задержка таких выплат — от двух месяцев до года и больше, ведь денег не будет, пока не оформлены и не подписаны все документы. И их тоже готовит сам себе все тот же активный доцент и делает это довольно медленно, преодолевая изменчивые пожелания появившихся в последнее десятилетие мночисленных внутривузовских контролеров.

Вы все еще удивлены, почему он рассказывает в основном то, что выучил в аспирантуре? И что покупает статьи, которые обязан печатать — у любого, кто готов их написать, или напечатать плод трудов ChatGPT?

Но чем же тогда объяснить объективно случившийся рост публикационной активности, числа выполняемых НИОКР, появление студенческих стартапов? Этот феномен объясняется все тем же фактором времени. Эффективный контракт активно поощряет тех, кто занят в научной и проектной деятельности, в первую очередь свободным временем. И если учебную нагрузку сократить за счет более эффективных средств не получится (пара меньше 90 минут не станет), то в науке это можно сделать и за счет современных технологий, и за счет разделения труда в научных коллективах. Т. е. тот же доцент, специализирующийся на редком типе расчетов, при наличии закупленного по проекту 5-100, «Приоритету» или ПИШ программного обеспечения будет выдавать с их помощью 4–5 высокорейтинговых статей в год — и ему снизят нагрузку в аудитории, освободят от кураторства и будут дальше обеспечивать оборудованием. При этом и на подготовку к занятиям ему нужно меньше времени — не успевая подготовиться, такой доцент может пересказать на занятии последний свой эксперимент или статью. А неинтересные ему предметы, организацию конференций и посещение многочисленных вебинаров по повышению цифровой и финансовой грамотности передадут «не вписавшимся в академический рынок» коллегам.

Разделение на «эффективных» и «неэффективных» преподавателей

Это расслоение увеличивалось в университетах целое десятилетие. Привлеченное финансирование шло на развитие эффективных центров, их работники освобождались от всей «лишней» нагрузки (в первую очередь от студентов), и эта «лишняя» нагрузка передавалась менее эффективным преподавателям, увеличивая их отставание. И качество образования заодно.

На них же с очаровательной наивностью людей, давно не появлявшихся в студенческой аудитории, проводились многолетние опыты по демотивации. Классический эксперимент, в котором любителю собирать конструкторы LEGO предлагается делать это за плату, но потом на его глазах только что собранную модель грубо разбирают, а детали передают другому, в академической среде заменили переписыванием сопроводительной документации.

И если в эксперименте с LEGO расстроенный участник мог в любое время покинуть площадку, то доцент никогда не закончит работу над учебно-методическим обеспечением своей дисциплины — на следующий день после успешного подписания обновленной рабочей программы он узнает, что нужен новый вариант, потому что появились новые пожелания к форме или содержанию того, что 20 лет назад было списком тем, которые должен освоить студент, и перечнем рекомендуемой литературы. Эффективный доцент может позволить себе в этом демотивирующем эксперименте не участвовать — берегущий его заведующий кафедрой найдет, кому поручить переделку документов: чаще всего им станет его «неэффективный» коллега.

В результате в вузах остались немногочисленные заинтересованные и увлеченные преподаватели, которые и обеспечивали рост университетских показателей, и намного более значительная группа людей, работающих все больше (и все хуже) за все меньшие деньги на единицу работы. Чтобы понять, насколько обесценен их труд, добавлю пример — одно весьма уважаемое академическое издательство с гордостью предлагает выкупить права на вузовский учебник за… 10 тыс. рублей, если он покажется им интересным. И да, дальше по этому произведению будут учиться студенты. Потому что эффективные доценты и профессора учебники на таких условиях писать отказываются.

Трудовой подвиг «зашит» в трехлетний контракт доцента

В таком контексте удивляться стабильно падающему качеству образования не приходится. Непонятно, что требуется от вузовских преподавателей — чтобы они качественно обучали студентов и давали современные знания или чтобы они стали академическими многостаночниками и регулярно повторяли подвиг пионера-героя Мамлакат Наханговой? Если первое, то нужно оставить время на подготовку к занятиям, установив его или законодательно, или в каждом контракте с преподавателем. Уверенность в том, что готовиться преподаватели все равно не будут, сегодня основана только на самой этой негативной вере — на подготовку вот уже почти 10 лет не было времени. А если второе — стоит вспомнить, что «узбекское дело» вскрыло не только коррупцию, но и что к собранному Мамлакат хлопку приписали хлопок всех ее одноклассников, потому что нужен был трудовой подвиг, который годами никто не был в состоянии совершить. Идея «зашить» трудовой подвиг в трехлетний контракт доцента могла прийти в голову только руководящим образованием надежным хозяйственникам, коллекционирующим управленческие должности и искренне считающим, что их индекс Хирша равен 5,5.

***

P. S. Каждому комментатору, сообщающему, что 1,5 часа лекции — это «делать нечего, когда разбираешься», автор с удовольствием предоставит возможность доказать свои слова на практике. С интересом посмотрю, как вы удержите внимание студентов положенные 90 минут, и поучусь у вас.