Гузель Шарипова: «С коллегами в Большом театре мы часто разговариваем по-татарски»

Солистка ГАБТа, сопрано Гузель Шарипова Фото: Леля Мартьян/предоставлено Гузель Шариповой

«Уже в 6 лет я выступала на Сабантуе»

— Гузель, вы уже 6 лет поете в Большом театре, но при этом опера в вашей жизни появилась далеко не сразу. Вы родились в Башкортостане, в небольшом селе Бакалы. Как пришли к профессиональной музыке?

— В моей семье нет музыкантов, но у многих хороший слух, у мамы, брата и двоюродных сестер красивые голоса. Если бы кто-то из них заинтересовался музыкой, они бы наверняка достигли успеха. Так что от кого взять в плане музыкальности и голоса у меня было. Мама быстро поняла, что у меня есть слух, уже в 6 лет я выступала на Сабантуе и на других мероприятиях, а потом меня отвели в музыкальную школу, которую я окончила по классу фортепиано.

В старших классах я начала петь в хоре и пробовать выступать сольно. Мой педагог Валентина Владимировна Петунина познакомила меня с академическим пением, и все остальное стало уже не так интересно.

— Так получается, что многие известные оперные певцы росли в простых семей, не имевших отношения к музыке, и вы не исключение. Ваш папа — лесник, мама — бухгалтер. Как родственники относятся к вашей работе, не считают ли, что вы занимаетесь чем-то несерьезным?

— Не скажу, что родные превозносят мою профессию, но они всегда старались создать все условия, чтобы я получила образование. Когда у ребенка есть интерес к чему-то, важно помогать ему развиваться, мои родители так и делали, и я им очень благодарна за это. Нужен был инструмент — они покупали, нужно было ехать на конкурс — мы ехали, хотя в 90-е годы жизнь была сложной и родителям приходилось много работать, чтобы обеспечивать семью. Папа, например, впервые увидел меня в опере в Петербурге, когда я уже была солисткой Приморской сцены Мариинского театра. Ему было интересно, чему же там дочка учится всю жизнь (смеется).

— Правда ли, что в юности вы хотели стать эстрадной певицей — пели в поп-группе, подражали Алле Пугачевой?

— Пугачева была моей любимой артисткой, еще мне нравились Олег Газманов и группа «Любэ», но это было в глубоком детстве. В юности, когда мне хотелось выступать, исполняла песни Валерии и Виктора Цоя. Тогда я почти не знала, что такое оперное пение: в нашем поселке его редко можно было услышать, поэтому я увлекалась эстрадой и рок-музыкой. А потом Валентина Владимировна стала давать мне романсы, народные песни и я подумала: «Ух ты, какие интересные звуки можно издавать!»

Эстрадной певицей никогда стать не хотела: это было увлечение детства и дань моде — друзья интересовались какими-то песнями, и мне тоже хотелось их слушать. Но когда я занялась академическим вокалом, эстрада отошла на второй план, а когда поступила в Уфимское училище искусств — вообще о ней забыла, настолько там были интересные программы и талантливые педагоги. Позже несколько лет я работала в мюзиклах. Это был хороший опыт, но потом я поняла, что это абсолютно другая профессия. Ей надо учиться с нуля, чтобы качественно петь, а все, чему я уже научилась, было жалко бросать.

— Однако, обучаясь академическому вокалу в Академии имени Гнесиных, вы исполняли в Ансамбле имени Александрова эстрадные песни в современных обработках.

— В ансамбле Александрова мы пели своими голосами, хотя обработки и правда были экспериментальными. Академические и эстрадные певцы в ансамбле выступали вместе, и я не пыталась пародировать эстрадное пение. Аранжировки были такими, чтобы многоголосие складывалось из разных тембров. Это было очень необычно. Мы стремились, чтобы патриотические песни было интересно слушать молодежи и насыщали их современными приемами. На тот момент я уже не думала, что пойду работать в оперный театр: прошло несколько лет после окончания Академии имени Гнесиных, и я не была уверена, что найду свою нишу в труппе, справлюсь с конкуренцией.

Мне казалось, что в оперном театре пробиться очень сложно, и пошла по эстрадной стезе. О том, что это может навредить моим академическим навыкам, не думала — просто увлеклась и работала с удовольствием. И действительно, работа в ансамбле мне не навредила. Наоборот, это был полезный опыт.

«В Большом театре я даже пела Адель в «Летучей мыши» Штрауса» Фото: https://bolshoi.ru/about/press/160

«Кто знает, как повернется жизнь: вдруг когда-нибудь я вернусь в мюзиклы»

— Другой, необычный для оперной солистки опыт, вы приобрели, как уже сами сказали выше, в жанре мюзикла. Как попали в известную театральную компанию Stage Entertainment и получили роль в мюзикле «Русалочка»?

— Я узнала, что идет кастинг в «Русалочку», но почти не представляла себе, что такое мюзикл. Отбор был серьезным, было много претендентов на главные роли и в ансамбли, поэтому я пришла без особой надежды. Услышала, как поют артисты музыкального театра (качественным мюзикловым звуком) и поняла, что я так не умею. Интуитивно постаралась что-то изобразить, прошла вокальный кастинг, потом танцевальный (мне помогло, что в детстве я занималась народными танцами) и прошла в проект. Для меня это была большая радость, потому что Stage Entertainment ставит звездные спектакли по всему миру.

Меня взяли на небольшую роль в ансамбле, но мне так понравилось, что я в какой-то момент подумала: «Вот оно! Все, что мне интересно, — и актерское мастерство, и танцы, и вокал — есть в мюзикле». Но при этом я чувствовала, что недотягиваю, мне было тяжело петь в этой манере. Я пыталась спародировать нужный звук, хотя это было не очень экологично для меня. Но, как отчаянный человек, не думала о побочках и просто наслаждалась.

— В мюзиклах вам доставались только роли в ансамблях?

— Да, сольных партий у меня не было. Очень хотела главную роль в культовом мюзикле «Призрак оперы» (это бессмертная история и потрясающая музыка), но по объективным причинам не получилось. Мои коллеги по мюзиклам были гораздо лучше подкованы актерски и меня не взяли на роль. Вспоминая об этом, понимаю, что для меня это был лучший исход. Если бы меня утвердили, моя техника пения изменилась бы безвозвратно, и потом я бы не смогла полноценно петь оперу. Поэтому сейчас стараюсь аккуратно относиться к репертуару и не петь эстрадно-джазовых песен даже в караоке — любой эстрадный приемчик может тут же отпечататься на оперной сцене. Но советскую эстраду иногда пою: она для меня удобна и многие композиции я могу исполнить красиво.

— В Казани надеются, что скоро здесь в здании нынешнего театра имени Камала откроется новый музыкальный театр, где планируют показывать в том числе татарские мюзиклы. Интересно вам было бы поучаствовать в подобном проекте, но уже в главной роли?

— Я любопытный человек, и было бы интересно попробовать, но совмещать на постоянной основе не рискну. Хотя кто знает, как повернется жизнь: вдруг когда-нибудь я вернусь в мюзиклы. А вот оперетта — это та же опера, просто там есть разговорные диалоги и нужно больше наполнять партию актерски. В Большом театре я даже пела Адель в «Летучей мыши» Штрауса.

— Вы ушли из мюзиклов, потому что не хотели терять академические навыки или потому что мечтали о главных партиях?

— И то и другое. Даже если бы попала на главные роли, мне пришлось бы многому учиться заново. Как перфекционист, я бы начала жестко себя переделывать, чтобы достигнуть идеала. К тому же я по-прежнему мечтала об опере, но мне долго не хватало смелости. Я часто закрывалась в гримерках и пела арии, хотя не работала на тот момент в оперном театре. Друзья и коллеги все время спрашивали меня: «Почему ты не идешь в оперу? Иди прослушивайся, пока не поздно!» И в какой-то момент я поняла, что надо пробовать.

«Уже после первых спектаклей у меня появились к себе вопросы»

— Поэтому подали резюме во все оперные театры страны и вас взяли в труппу Приморской сцены Мариинского театра. Как вы решились уехать так далеко?

— У меня в тот момент было интересное состояние. Вообще, я обожаю посещать новые места: в ансамбле Александрова мы много гастролировали, побывали в таких уголках страны, где я никогда бы, наверное, не оказалась — на Камчатке, на Новой Земле. Но, узнав, что меня взяли в труппу во Владивостоке, я внутренне испугалась. Уже и вещи собрала, и настроилась, и выучила партии, которые должна была спеть там в ближайшее время, но все думала: «Как же я уеду на край света от всех родных? Вдруг теперь мы будем видеться раз в пять лет?» До последнего казалось, что сейчас мне кто-то скажет: «Нет, ты не поедешь». Но сама себе сказать этого не могла. Я рискнула и не пожалела: во Владивостоке встретила прекрасных людей, погрузилась в творческий процесс и адаптировалась очень быстро.

— Страхи по поводу сложного продвижения в оперном театре не оправдались?

— Нет, но уже после первых спектаклей у меня появились к себе вопросы. Я долго не занималась целенаправленно оперой и понимала, что мне надо очень быстро подтянуть технику, чтобы соответствовать уровню такой сцены. Я много занималась и с педагогами, и с концертмейстерами, и самостоятельно. Слушала советы коллег, смотрела видеозаписи спектаклей и, как это обычно бывает, количество перешло в качество. Все возможно, если быть любознательным и хорошо себя изучать.

— На приморской сцене Мариинки вы спели много ведущих партий — Виолетту в «Травиате» и Джильду в «Риголетто» Верди, Царевну-Лебедь в «Сказке о царе Салтане» Римского-Корсакова. Была ли мечта со временем перебраться на основную сцену Мариинского театра?

— Да, я фантазировала об этом. Во Владивостоке все мы чувствовали, что такая возможность есть, и стремились к ней. Не зря же говорят, что плох солдат, который не хочет стать генералом. Мне посчастливилось спеть в Петербурге на второй сцене Мариинского театра Джильду, за это спасибо заведующей труппой Ларисе Ивановне Дядьковой. Она болела за каждого из нас: творческое сообщение между приморской и петербургскими сценами появилось именно благодаря ей. Но специально я не загадывала, когда смогу перебраться в Петербург — просто пела и наслаждалась процессом.

Сцена из спектакля «Сын Мандарина. Соловей», Гузель Шарипова в роли Соловья Фото: https://bolshoi.ru/about/press/639

«В ГАБТ резюме и записи отправила, можно сказать, от балды»

— Как вы попали в Большой театр?

— Случайно. Я никогда не рассматривала такую возможность. Мне всегда казалось, что в Большой театр тяжело попасть, если не участвуешь в конкурсах, если тебя не видят директоры трупп. А в конкурсах я почти не участвовала, потому что на старших курсах академии была занята работой в ансамбле Александрова, затем в мюзиклах. В итоге многие состязания я пропустила по возрастному цензу: когда поняла, что через них можно попасть в театр, мне было уже 30 лет. Да и из Владивостока было непросто куда-то ездить.

А потом мне сказали, что идет открытое прослушивание в Большой театр. Я сначала даже не поверила, но потом зашла на сайт ГАБТа и увидела объявление. Резюме и записи отправила, можно сказать, от балды, тогда у меня не было даже качественных видео. И вдруг в отпуске приходит письмо, что меня ждут в Большом театре на очное прослушивание. Все было как во сне: я поехала, но ни на что не надеялась — именно в таких случаях часто получается лучший результат. На отборе я спела арию Джильды, арию Памины из «Волшебной флейты» и меня пригласили в труппу. Передать эмоции словами по этому поводу просто невозможно.

— Ваш дебют в Большом театре был заметным — вы сразу спели партию Марфы в «Царской невесте» Римского-Корсакова. Можете вспомнить тот вечер?

— Я почувствовала, что два года опыта на большой сцене во Владивостоке будто обнулились. Казалось, что я первый раз стою на сцене, да еще и в Большом театре. Это было очень необычное ощущение: я чувствовала большую ответственность, благодарность и постаралась сделать все, что от меня зависит. Было очень-очень страшно, хотя в целом дебют прошел удачно.

Сцена из спектакля «Сын Мандарина. Соловей», Гузель Шарипова в роли Соловья Фото: https://bolshoi.ru/about/press/639

— Как оцениваете свой прошедший сезон в ГАБТе? И что ждете от нового — планируются ли у вас премьеры, вводы в спектакли, новые концертные программы?

— К сожалению, пока мы не можем говорить о предстоящих премьерах — точной информации нет. Но я надеюсь на расширение репертуара в Большом театре, потому что минувший сезон для меня был очень богатым. В ноябре случилась премьера «Соловья» на камерной сцене, это было интересное приключение — я впервые пела оперу Стравинского. Партия Соловья крайне необычная и сложная: сначала казалось, что ее даже невозможно запомнить. Но потом я почувствовала, насколько многослойная эта музыка, и сам спектакль получился очень красивым. Несмотря на то что сцена театра Покровского небольшая, режиссер Алексей Франдетти использовал все ее возможности и всю свою фантазию. Действие завораживает, и сценически, и музыкально. За время работы все мы породнились и погрузились в невероятный космос музыки Стравинского.

В декабре у меня был дебют в опере Сергея Баневича «История Кая и Герды». Это современная партитура, но очень трогательная: она погружает в детство и помогает открывать в себе новые актерские грани. В январе я дебютировала в партии Памины в «Волшебной флейте» Моцарта. Также в этом году съездила на гастроли в Уфу и впервые спела в Башкирской опере. Для меня это тоже большая радость. В Уфе был гала-концерт солистов оперы Большого театра, я пела арию Шемаханской царицы из оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок», его же романс «Пленившись розой соловей» и шутливую каватину Норины из оперы Доницетти «Дон Паскуале». Принимали нас очень тепло, надеюсь, что я еще смогу выступить в этом замечательном театре.

— То есть ваши творческие желания совпадают с возможностями? Довольны ли вы своей карьерой в Большом театре?

— Да, а сейчас особенно, потому что есть возможность пополнить репертуар. С приходом Валерия Абисаловича Гергиева в ГАБТ у нас планируются совместные выступления с солистами Мариинского театра, в Москву приедут петербургские спектакли, а в Мариинке очень богатый репертуар для колоратурных сопрано.

«Роль Шемаханской царицы примерила на себя легко»

— Коллеги недавно были в Большом театре, где на исторической сцене случился гала-концерт, посвященный Римскому-Корсакову, и очень отметили вашу арию Шемаханской царицы. Вам близки такие образы коварных восточных красавиц?

— Очень.

— Жалеете, что сейчас в Большом театре не идет «Золотой петушок»?

— Не то чтобы жалею (когда «Золотой петушок» шел в Большом театре, я еще не была в труппе), но надеюсь, что этот шедевр Римского-Корсакова обязательно вернется к нам на сцену. Сейчас я самостоятельно работаю над партией Шемаханской царицы. Она непростая технически, но мне очень комфортно в этом образе, в этой ориентальной музыке. В училище я пела башкирские народные песни, где есть много мелизмов, восточных опеваний. Мне это близко, поэтому я легко примерила на себя роль Шемаханской царицы. Интересно, что она не просто красавица, но еще и злодейка. Обычно высоким голосам достаются другие героини — чистые, положительные, партии каких-нибудь жертв обстоятельств. А здесь яркий, стервозный образ, очень интересно открывать в себе такие грани.

— Как приход Валерия Гергиева в ГАБТ изменил жизнь театра?

— У нас стало больше концертных гастролей. Это очень приятно. Я уже говорила, что люблю путешествовать, и к тому же на концертах можно обкатать новые произведения, яркие и сложные. Также недавно наши ребята пели в Мариинском театре «Царскую невесту». Я не ездила, но тоже очень хочу.

— Некоторые считают, когда лучшие силы Большого и Мариинского театра смогут объединяться в Москве и Петербурге, региональные театры оперы и балета, в частности казанский, потеряют возможность собирать дрим-тим из солистов на своих фестивалях. Вы согласны с этим?

— Знаете, все индивидуально — это зависит от графиков и конкретных предложений. Мне нравится ездить в новые места, знакомиться с коллегами, петь на разных сценах. Всегда приятно, когда приглашают где-то выступить. Надеюсь, столичные артисты продолжат гастролировать в регионах.

— В Большом театре сегодня работают много выходцев из Татарстана — сопрано Альбина Латипова, дирижер Айрат Кашаев, иногда приезжает петь Аида Гарифуллина. Общаетесь ли вы с ними?

— Да, конечно. С Альбиной мы прекрасно общаемся и часто пересекаемся в спектаклях. Вообще в Большом театре довольно дружеская атмосфера. Все друг друга поддерживают, обмениваются опытом, советами — как ни странно, это действительно так. С Айратом Кашаевым я дебютировала в «Истории Кая и Герды», а потом мы вместе исполняли «Волшебную флейту» на камерной сцене театра. Также в ГАБТ часто приезжает Рузиль Гатин, мы с ним поем в опере Россини «Путешествие в Реймс».

«Я всегда расстраиваюсь, что не пою татарские песни (просто не представляется такой возможности)» Фото: Леля Мартьян/предоставлено Гузель Шариповой

«В татарских и башкирских песнях много тонких красок»

— Вы татарка, но родились в Башкортостане. В чем феномен РБ как родины больших певцов? Ильдар Абдразаков, Айгуль Ахметшина — мировые оперные величины. В Татарстане даже говорят, что лучшие певцы-татары родом из Башкортостана.

— Не думаю, что только из Башкортостана (смеется), в Татарстане тоже есть целые плеяды звезд и прекрасных голосов. Думаю, наше общее преимущество в национальном фольклоре. В татарских и башкирских песнях много тонких красок, которые впитываешь с детства. Благодаря им мой голос стал более подвижным, поэтому мне легче петь оперы Россини, Беллини, Доницетти, да и в целом подвижность голоса нужна колоратурным сопрано. Также национальные песни прекрасно воспитывают в артисте музыкальность.

— В семье придерживаетесь каких-то национальных традиций?

— Не скажу, что у меня очень традиционная семья. Нас не воспитывали в строгости, а в 90-е годы у подростков появились новые интересы и традиции, Я очень люблю татарскую кухню и считаю ее самой вкусной. Помню, как в детстве просыпалась и первым делом принюхивалась, чем же таким вкусным пахнет? Стоит ли вставать и бежать на кухню? Сейчас я люблю готовить перемячи и кыстыбый, правда, успеваю нечасто. Как правило, дома я только завтракаю. Обедаю и ужинаю уже в городе между работой, а вечером прихожу домой и сразу ложусь спать. Но от национального угощения не откажусь никогда. Моя любимая еда — тесто с картофелем. Мясо тоже люблю, но больше в виде шашлыка. Когда мама в детстве готовила манты, я съедала тесто и оставляла всю начинку. Мама спрашивала: «Может, тебе приготовить только тесто?» Я отвечала: «Нет, мне нужно тесто со вкусом мяса». Это была моя татарская традиция (смеется).

— А сегодня есть ли у вас повод вспомнить, что вы татарка? Зовут ли вас петь на официальные татарские мероприятия?

— Да. В этом году меня пригласили на в полпредство РТ на встречу татарских деятелей искусства из Москвы и других регионов страны. Было очень приятно. Также мне нравится участвовать в национальных концертах. В апреле в «Зарядье» я пела на юбилейном вечере союза композиторов Татарстана. Такие концерты помогают расширять репертуар.

«Это настоящий коллектив, слушайте»: в Москве представили новый оркестр Татарстана

Я всегда расстраиваюсь, что не пою татарские песни (просто не представляется такой возможности), но в «Зарядье» с удовольствием исполнила музыку Рашида Калимулина и арию Сарвар из оперы «Кави — Сарвар» Миляуши Хайруллиной. Очень скучаю по татарскому языку. С коллегами в Большом театре мы часто разговариваем по-татарски.

— То есть родной язык не забываете?

— Нет, конечно.

— Вы одной из первых исполнили музыку «Кави – Сарвар» за пределами Татарстана. На мировой премьере в Казани оперу оценили очень высоко, однако до сих пор неизвестно, когда она получит сценическое воплощение. Должны ли, по-вашему, такие сочинения идти на оперной сцене?

— Безусловно. Услышав эту арию, я сразу поняла, насколько серьезную и важную историю рассказала Миляуша. Мне она очень близка, как и все человеческие (реальные) истории на оперной сцене. Артур и Эльза Исламовы — блестящие Кави и Сарвар. Музыка потрясающая, и я уверена, что такие шедевры должны звучать в больших театрах, получать сценическую реализацию. На вечере в «Зарядье» были мои коллеги, которые не знают татарского языка, но, слушая эту арию, они понимали, что она рассказывает о чем-то очень сокровенном — о человеческом отчаянии и силе духа.

Все это хотелось показать, но я понимала, что сделать это надо очень грамотно. Мой голос тесситурно рассчитан на партии повыше, поэтому старалась сохранить тембр и искусственно не создавать объем. Похожие ощущения я испытываю, когда пою музыку Рахманинова. И там и здесь слышу, какая богатая оркестровка находится под вокальной партией и тяжело ей не поддаться. Хочется такую же стихию изобразить голосом, но важно следить, чтобы звук был натуральным. Это было сложно, потому что я полностью погрузилась в образ, отошла от штампов и впала в творческий экстаз.

— «Кави – Сарвар» вы пели вместе с новым Молодежным симфоническим оркестром Татарстана, базирующимся в Казанском музыкальном колледже имени Аухадеева. Как оцениваете этот коллектив?

— Мне было комфортно с ним петь, хотя мы с Анной Гулишамбаровой (худрук коллектива — прим. ред.) увиделись только в день концерта, а малая сцена «Зарядья» акустически не предназначена для больших оркестровых полотен и вокальных партий. Было важно пристроиться друг к другу и сделать это за полчаса репетиции. Благо оркестр оказался чутким — у нас получилось и показать все краски партитуры, и услышать себя со стороны. Рада знакомству с Анной и со всем коллективом. Я очень ценю таких музыкантов.