«Хорошее мясо козлом не назовут»: рабочие будни и праздники археолога в Монголии

Поучения старших — золото, поучения образованных — драгоценность

Монгольская поговорка

Монголия всегда страна загадок и родина многих открытий

«Ради этого мы и пустились в путь»

Монголия всегда страна загадок и родина многих открытий. В ее лесистые горы, речные долины и благоухающую полынью степь влюбляешься с первого взгляда. Здесь каждая долина не похожа на другую и таит какую-то тайну. Неудивительно, что после нескольких сезонов работы в Монголии Иван Ефремов стал писателем фантастических романов, подарив нам прекрасный цикл рассказов, где легенды Гоби оживают в виде фантастически реальных событий о смертоносном черве Олгой-Хорхой, обитающем в безлюдной пустыне, или о космонавте с далекой планеты, погибшем в схватке с динозавром и найденном современными палеонтологами. Все это всплывает в сознании, когда проезжаешь через плоские горные плато, изрезанные распадками и торчащими гранитными останцами.

На многих из них найдены прекрасные петроглифы — своеобразные картинные галереи под открытым небом, оставленные поколениями людей, изображающие сцены охоты, различных диких и домашних животных, а также яростные схватки и шествия конных победителей со знаменами, украшенными несколькими хвостами. Ученые издавна спорят, как и когда появились эти петроглифы, с какой целью их создавали на плоских валунах или даже в местах труднодоступных. Понятно, что часто это были не просто бытовые сцены, а изображения каких-то эпических событий. Например, есть довольно много изображений колесниц эпохи бронзы и сцен сражений — возможно, это были рисунки свершившихся поединков великих вождей или мест победных битв либо иллюстрация событий эпических сказаний. Трудно сказать однозначно, но вид их поражает воображение.

Среди этих каменных летописей есть и вполне реальные. На северо-востоке Монголии есть валун с тамгами, оставленными вождями племен, которые провозгласили Темучжина Чингиз-ханом

Среди этих каменных летописей есть и вполне реальные. На северо-востоке Монголии есть валун с тамгами, оставленными вождями племен, которые провозгласили Темучжина Чингиз-ханом. По аналогии с ними можно полагать, что часть подобных петроглифов является иллюстрацией подобных событий, имевших место в прошлом. Например, тамгой правящего рода кок-тюрок — Ашина — был горный козел, а рисунки с ним на камнях, возможно, следует понимать как границы владений Тюркского каганата. Такой же характер могут носить и другие подобные изображения. Просто мы еще недостаточно поняли этот образный язык и пока не расшифровали данные знаки. Но археологи работают над этими загадками.

Такие мысли приходят в голову, пока наша машина движется вдоль ущелья с отвесными скалами и обрывом в реку. Недавние дожди сильно размыли обочины и создали глубокие промоины. Наш «бусик» под рукой опытного водителя движется не торопясь и очень аккуратно. Перевернуться в Монголии можно и на ровном месте, что один раз мы уже испытали на себе, но это был другой автомобиль и другой шофер. Нынешнему мы доверяем полностью, но каждый раз, когда совершаем резкий нырок в ущелье, сердце предательски сжимается от страха. Тем более что моросит серый осенний дождик и все вокруг затянуто пеленой падающей воды. Камни и глина мокрые и скользкие. Опасность как бы разлита по всей земле. Адреналин в крови готов закипеть, как и радиатор автобуса. Но, когда машина с ревом вырывается на другую сторону оврага, испытываешь чувство восторга и маленькой победы. А таких нырков и подъемов еще впереди много. Эмоции переполняют. Но главная из них — ощущение грядущего открытия чего-то нового и неизведанного. Ради этого мы и пустились в путь.

Мы движемся в долину захоронения уйгурских каганов.

Успели до дождя. А этот моросящий холодный дождь пролился на долину и преследует нас на протяжении всего пути

«Нас кормили блюдом, которому явно более тысячи лет»

Буквально вчера мы завершили работы на городище Бийбулаг. Свернули лагерь и едва успели собрать юрты, погрузив их и лишние вещи на грузовичок. Успели до дождя. А этот моросящий холодный дождь пролился на долину и преследует нас на протяжении всего пути. Мы уговариваем себя, что это хорошая примета, хотя в душе желаем послать все эти приметы и проклясть падающую с небес воду, поскольку это почти катастрофа. Не то что работать, но палатку ставить на мокрую землю очень бы не хотелось.

А еще вчера погода была прекрасной и настроение — великолепным.

Намечалось завершение раскопа на восточной крепости. Эта самая большая по размерам часть города Бай-Балык и самая пострадавшая от подтопления. Очертания обвалившейся и размытой стены на поверхности читаются едва-едва. Можно представить, сколько сноровки и наблюдательности потребовалось нашим предшественникам, чтобы понять и оконтурить эту часть средневекового города. Но они это блестяще сделали, что еще раз показывает высокий уровень подготовки монгольских археологов. Они дело свою знают и работают очень тщательно и с пониманием. На поверхности этой части городища нами было собрано большое количество фрагментов гончарной посуды, значительная часть которой орнаментирована затейливыми геометрическими узорами. Это и есть настоящая керамика, которую производили уйгурские гончарные мастерские, отличающая ее от всех других предшествующих и последующих традиций гончарства. И это нам очень помогает датировать слои и идентифицировать их, связывая с уйгурским периодом.

Нами было собрано большое количество фрагментов гончарной посуды, значительная часть которой орнаментирована затейливыми геометрическими узорами

Находки на поверхности вытесанных из гранита мельничных кругов ясно говорят, что население, жившее здесь, занималось выращиванием зерновых культур — проса, ячменя и, видимо, риса. И еще мололо его, делая муку для приготовления различных блюд. Очевидно, что они мало чем отличались от блюд современной монгольской кухни. Например, нас кормили блюдом, которому явно более тысячи лет. Сначала делают бульон, а потом медленно сквозь пальцы сыплют в него муку, постоянно размешивая, не давая возникнуть катышкам. Постепенно бульон становится непрозрачным и насыщенным. Очень вкусная и калорийная пища, хотя требует от хозяйки немалой сноровки.

Как бы то ни было, но с пониманием этой части города все становится более или менее ясно, но вот, как и где жило население, оставалось загадкой. Постепенные обследования площадки городища и съемки его с квадрокоптера привели нас к мысли, что встречающиеся на территории городища своеобразные ямы внутри подквадратных холмиков, возможно, являются жилищами. Проверка этого предположения с помощью магнитометрии показала, что под землей явно есть какие-то конструкции.

Но окончательный ответ должны были дать раскопки. Постепенно слой за слоем археологи снимали землю, тщательно фиксируя выявленные находки и конструкции. И вот буквально в последний день мы получили полную картину. Действительно, это было жилище. Оно было не очень большим — квадрат примерно 2,5 м по сторонам — и чуть заглублено в землю. Из находок в слое постройки — кухонные остатки (попросту — кости овец) и фрагменты гончарной посуды. Из интересных находок — сделанное из стенки орнаментированного сосуда напрясло — навершие на веретено для его утяжеления и устойчивости. Судя по углистой прослойке, перекрывающей постройку, оно погибло в пожаре. Сам по себе этот факт не является чем-то выдающимся. Но позволяет доказать, что все другие подобные западины также являются жилищами, что позволит в дальнейшем реконструировать само поселение с улицами и небольшими домами с подворьем. И это первый случай в уйгурской археологии, когда это удалось точно установить. Дальнейшие исследования позволят углубить наши знания о структуре поселения, жизни и быте его жителей.

Несколько слов о монгольской кухне. В ней ожидаемо много мяса и бульона. Обычное обеденное блюдо — это суп с крупной квадратной лапшой. Очень сытное и вкусное

«Мясо закладывают вперемешку с раскаленными камнями в бидон…»

На вечер у нас был намечен праздничный ужин. Перед этим состоялось совещание на тему, кого покупать на мясо — как всегда, овцу или на этот раз козла. Я пытался возражать против такой покупки.

— Хорошее мясо козлом не назовут, — пытался я урезонить монгольских коллег, поскольку усвоил из своей полевой практики, что мясо козла имеет неприятный запах и поэтому в Поволжье редко используется в пищу.

Монгольские коллеги во главе с Ганбатом дружно смеялись над моими страхами.

— Не переживай, мясо козла куда вкуснее и сытнее овечьего.

Забегая вперед, надо сказать, что на удивление они оказались правы — монгольские козлы не имеют никакого особого запаха и действительно очень вкусные.

Здесь следует сказать несколько слов о монгольской кухне. В ней ожидаемо много мяса и бульона. Обычное обеденное блюдо — это суп с крупной квадратной лапшой. Очень сытное и вкусное. Впрочем, это можно сказать о всех блюдах, которые нам готовили монгольские поварихи. В полевых условиях они умудрялись делать все очень вкусно и почти не повторялись — даже обычную лапшу каждый раз готовили с каким-то новым вкусом или добавкой. Это поразительно, сколько блюд можно сварить из простых ингредиентов. Этот суп монголы называют шулюм. Впервые я это слово услышал у пензенских татар, которые угощали нас вкусной мясной похлебкой и называли ее не шурпа, а именно шулюм. Я тогда не мог понять, что это за слово — какой-то особый пензенский диалект? Но все оказалось просто — это слово они, скорее всего, услышали от калмыков, у которых покупают овец и лошадей, и стали назвать им вариант супа из разных ингредиентов, непохожий на обычную шурпу. Вот как путешествуют слова! Надо было приехать в Монголию, чтобы разрешить эту загадку нового «татарского» слова для особого супа.

На ужин готовили лапшу или рис. Иногда делали салаты, но не часто. Особенность монгольской кухни — практически нет картофеля. Это даже стало объектом шуток — нас, едва скрывая улыбки, спрашивали, правда ли, что мы все едим с картошкой, имея в виду супы и вторые блюда. Ну а мы посмеивались, глядя на то, как ребята выбирают картошку из тарелок. Это повариха считала, что мы не можем обойтись без картошки, и иногда крошила ее в лапшу. Пришлось ее убеждать, что мы совсем не фанаты картофеля и вполне можем без него обойтись. Но нам не верили. Стереотипы живучи.

Другая особенность — практически нет жареного мяса. Это и понятно. Легче приготовить из куска мяса сытный суп на десяток человек, чем пожарить его и получить по кусочку мяса, которого будет мало для людей, работающих лопатой на свежем воздухе. Это уже не гастрономия, а суровая необходимость — традиция, выработанная веками.

Как правило, жареное мясо — это какое-то праздничное блюдо.

На этот раз Ганбат решил приготовить вариацию блюда с помощью раскаленных камней. Называется оно хорхог, а западные монголы — торгуты — его называют хоржигнуур, что-то типа «бренчащее», поскольку мясо закладывают вперемешку с раскаленными камнями в бидон и тщательно его закупоривают, а потом медленно поворачивают на медленном огне. Камни, перекатываясь, издают стук, отсюда и его название. Но Ганбат его готовит более консервативно: сначала мясо коптится на медленном огне кизяка. Одновременно на противне нагревается крупная галька, а в котле варятся кости, давая жирный бульон. Потом в него закладывается слоями мясо, перекладываемое раскаленными камнями, плотно закрывается крышкой и ставится на медленный огонь. Внутри камни жарят мясо, запекая его, а жир на дне кипит, не давая ему подсохнуть. После этого его подают с зеленью или рисом. Считается хорошей приметой, когда открывают казан и раздают мясо, взять горячий камень рукой и загадать желание. Мы все, конечно, желали хорошей погоды и новых открытий.

«На счастье, в Монголии очень мало мух»

Завершающий ужин с козлятиной прошел на славу. Но вот утро нас встретило хмуро. С утра над долиной Селенги носились темные тучи, время от времени проливаясь холодным дождем. Кое-как мы собрались и упаковали вещи. Большая часть вещей и сотрудников экспедиции уехала в Улан-Батор.

Остались только Ганбат и казанцы. Это стало самой сложной частью экспедиции. Смена привычного и уже налаженного экспедиционного быта, отсутствие юрт и всегда заботливо приготовленной еды — это должно было стать серьезным испытанием. Конечно, мы люди бывалые, но сырая погода и промозглый холод любого доведут до нервного срыва. Сразу скажу, что мне это далось сложнее, чем другим, поскольку в такой ситуации я не бывал уже лет 10. Но в молодости все это переживаешь как испытание своих сил, в зрелом возрасте чувствуешь все это как превозмогание самого себя. Как писал Киплинг, «Когда с годами изменяют силы / И только воля говорит: „держись!“» План экспедиционных работ сверстан уже давно, и он должен был быть выполнен. Тут уж, если живой, вставай и иди.

Нельзя сказать, что мы не были готовы к недолгому автономному существованию. У нас было две палатки, войлок под спальники. И мы приготовили мясо. Это была баранина, которую несколько дней коптили под сводами юрты на дыму из кизяка и под прямыми лучами Солнца, проникающими через тооно — верхнюю часть юрты, служащую воздухообменником. На удивление мясо коптят без предварительного соления или обработки специями. Опять традиция заготовки мяса для длительного хранения. Кстати, в Монголии нет большего объекта для шуток среди историков, чем рассказы европейских путешественников о том, что кочевники в походе закладывали сухое мясо под потник седла, чтобы оно якобы стало не таким жестким. Конечно, это обычные сказки европейцев о «диких кочевниках», не имеющие никаких оснований в этнографии. Но сами способы заготовки мяса весьма разнообразны и интересны. Как и копчение под сводом юрты.

На счастье, в Монголии очень мало мух, которые роем висят обычно над отарами овец, скажем, на Северном Кавказе. К слову сказать, и комаров на удивление тоже очень мало. Они появились только в августе после сильных дождей, когда образовались небольшие лужицы, где насекомые стали плодиться. Но и то по нашим лесным представлениям это ничтожное количество.

Хмурое утро еще не перешло в ненастный день, а мы, быстро перекусив остатками мяса, двинулись в сакральную долину уйгурских каганов, в урочище Могойн Шине ус (Змеиная новая вода).

«Священное захоронение состоит из двух сходных по конструкции курганов»

Место это замечательное во всех отношениях — оно является горным плато почти в центре гор Хангая, представляющих водораздел между бассейнами рек Селенга и Орхон с его притоками. Миллионы лет назад это было место активного горообразования. Здесь высились вулканы, выбрасывающие потоки лавы, чьи огромные кратеры внутри конической горы должны были вызывать у людей ощущение близости подземного мира. В этом регионе много выбросов лавы. Об одном из таких близ Бийбулага в урочище Львиная голова мы говорили. Другая, еще более известная, — долина выплеска черной лавы, которая особо почиталась многими народами, проживавшими здесь вплоть до тюрок и монголов. Это урочище, очевидно, дало название столице Монгольской империи — Каракоруму (Хархорину). Словом, Хангай — это давнее сакральное место. Но если для тюрков долиной погребений их каганов была их родовая долина Орхона, то уйгуры выбрали местом упокоения и возвеличивания своих бильге-каганов долину Могойн Шине ус. Интересно, что местные жители не называют ее так, предпочитая название Хиргисийн хөндий (Падь кыргызов). Можно только предположить, что это память народа, пронесенная через века, о жестоком нашествии кыргызов на Уйгурию, уничтожении ее городов и разрушении погребальных комплексов.

Само священное захоронение состоит из двух сходных по конструкции курганов. Это квадратная площадка, огражденная ровиком, в центре которой располагался курган, сложенный из глыб гранита, специально привезенного сюда с окрестных гор. Один из этих курганов был широко известен своей стелой с эпитафией великому бильге-кагану Моюн-Чуру — победителю тюрков и татар, а главное — основателю Уйгурского каганата. Эта эпитафия, известная в науке как «Селенгинский камень», является бесценным источником по истории тюрков, татар и уйгуров. Она неоднократно публиковалась и переводилась на все мировые языки. Первоначально эта эпитафия была, видимо, водружена на площадку перед каменным курганом на большую каменную черепаху. Но нашествие кыргызов не пощадило этот памятник — враги разбили саму стелу и сбросили ее с постамента. Так ее и нашел знаменитый финский путешественник и тюрколог профессор Густав Йон Рамстедт в 1909 году. Сейчас она была перевезена в Улан-Батор и хранится в «Музее Чингисхана».

Конечно, эта стела является важной частью историко-культурного наследия не только самой Монголии, но и для татар. Было бы замечательно, если бы Татарстан взял на себя финансирование приведения в порядок этого кургана, а в идеале и его раскопок, и восстановление его в виде новодела, чтобы сохранить первоначальный облик этого древнего сакрального места.

Второй курган, который располагается в 500 м от кургана Моюн-Чура, также, очевидно, принадлежит его наследнику — бильге-кагану Идигяню. Точнее сказать невозможно, поскольку эпитафии на этом памятнике не сохранилось. Вполне вероятно, что она была также разбита и брошена где-то рядом. Так она и лежит, возможно, под слоем земли и камней, ожидая своего первооткрывателя. А может быть, уничтожена и утрачена навсегда. Без широких археологических изысканий сказать невозможно.

Для их подготовки, собственно говоря, мы и приехали в эту долину. На удивление встретила она нас вполне приветливо. Выглянуло солнце, и это позволило нам разбить лагерь и начать обследование территории. Владимир Бездудный не мешкая начал проводить магнитометрическую съемку этих памятников.

Мы с замиранием ждали результатов, поскольку это единственный способ, не проводя еще широких раскопок, понять внутреннее строение памятника и его особенности. Предварительные результаты вполне обнадеживающие. Было подтверждено, что это не просто каменные курганы, как видятся они с современной поверхности земли, а сложные погребально-поминальные комплексы с системой жертвенных мест, занимающие значительную площадь вокруг самого кургана.

«Полное погружение в мир до модерна»

Вечером мы в приподнятом настроении предвкушали новые наблюдения и возможные открытия. Но природа послала нам новое испытание. Поздно ночью пошел дождь, который лил практически всю ночь. Он оказался затяжным и проник сквозь тонкие стенки, залив войлок и промочив его насквозь. Утро стало самым безрадостным в этой экспедиции. Порывистый ветер, прогнав грозовые тучи, гнал низкие темные облака, от земли поднимался холодный туман, в палатке под спальниками хлюпал мокрый войлок. В голове бесконечно крутилась песня Юрия Визбора: «Сырая палатка, и почты не жди». Но сейчас это была реальность, поскольку в этой долине не ловится никакая связь. Полное погружение в мир до модерна.

Пытаясь согреться, мы ели шулюм из копченой баранины и грели руки о кружки чая с молоком. Казалось, что хуже уже быть не может. Встал вопрос о том, что мы не переживем еще такую ночь в мокрых палатках. Надо сворачиваться и уезжать подобру-поздорову. Но пока работу решили продолжать.

Очевидно, что это наше упорство смутило местных духов, или тот маленький костерок, который жег Ганбат за сутки до этого, помог им понять, что мы здесь с благородными целями, но непогода отступила. Выглянуло солнце, и ветер стал сдувать тучи мимо нашей долины. Мы только с благоговейным страхом смотрели, как черные грозовые тучи, гонимые ветром, разделяются в конце долины высоким пиком и растекаются вокруг нее, заливая окрестности струями воды. А мы спокойно высушили вещи, палатку, и даже войлок перестал хлюпать. Конечно, все было не так хорошо, но уже не катастрофически.

В тот день мы поднялись на гору на краю долины, которая на наших глазах резала тучи. Местные жители сказали, что это священная гора и на ней есть древний курган. Мы поднялись на нее и действительно нашли курган. Но в его центре зияла яма от грабительского раскопа. Причем сделана она была явно экскаватором. Никаких находок вокруг, которые бы говорили о времени возведения его, не нашлось. То ли грабители ничего не нашли, то ли все унесли. Мы надеемся, что второе. Потом мы узнали, что этот курган был вскрыт какими-то ушлыми советскими военными строителями, видимо, надеявшимися найти какую-то «золотую бабу» или «шлем Александра Македонского». Сейчас вопрос стоит об археологическом исследовании этого памятника, чтобы понять его обряд и время возведения. На удивление он находится у самого основания долины, и курганы уйгурских каганов расположены от него как бы цепочкой с севера на юг. Не исключено, что именно так они и ориентировали свои погребальные памятники, выстраиваясь в сакральную картину этой долины.

Ну и в самом конце работ, когда мы, благополучно пережив ночь, собирались домой, последние исследования магнитометрии дали поистине сенсационный материал. В одном месте близ каменного кургана был зафиксирован всплеск магнитной активности. Вполне вероятно, что рядом с курганами, действительно, покоятся стелы. И это может стать реальной сенсацией. Но это еще требует серьезных усилий и новых экспедиций.

Именно поэтому, уезжая из долины Могойн Шине ус, мы не прощались с гостеприимной монгольской землей. Мы готовимся к новым экспедициям и новым открытиям.

P. S. В конце нужна еще одна небольшая ремарка. Очень часто приходится слышать, что мы неправы и нет никакой прямой связи между современными татарами и древними, жившими на территории современной Монголии. Это важный вопрос, требующий, чтобы ответ на него был проговорен еще раз. Во-первых, не надо понимать проблему просто как прямое переселение татар из Буир-Нура в Поволжье. Это прежний и весьма примитивный взгляд. Современная историческая этнология смотрит на эту проблему как на процесс, в котором миграции, особенно массовые, — это исключение из правила. Все происходило гораздо сложнее и интереснее. Этнос в средние века — это не аналог современной нации, а прежде всего социальное положение той или иной группы населения, этносословие. Поэтому в средние века этнический процесс носил прежде всего этнополитический характер. Татары постоянно трансформировались под влиянием политических условий — возникали и распадались империи, шли войны и завоевания, происходили в связи с этим событиями перемещения военно-служилого сословия. Все это привело какую-то часть людей, которые считали себя татарами, в Поволжье, где они стали основой элиты Улуса Джучи. То есть этническая история — это процесс, разделенный на отрезки стабильности, которые мы фиксируем по разным источникам. Именно поэтому нам так важно понять, какие процессы происходили в средние века в Монголии, как в них участвовали татары и как это нашло отражение в памятниках археологии.

Вот почему и зачем мы продолжаем свои нелегкие работы в Монголии. С большими трудами и бытовыми сложностями, но каждый раз приближаемся к пониманию исторической картины, отвечаем на одни вопросы и сразу задаем другие. Клубок исторических судеб народов запутан и завязан на много узлов — распутывать его и есть задача истории как науки.