«Золотая баба» закопана в другом месте»: что археологи нашли в погибшем уйгурском Бай-Балыке

«Пока жив отец — узнавай людей, пока есть конь — узнавай мир».

Монгольская поговорка

«Приятнее и привычнее представлять кочевника на коне, чем на мотоцикле. Но «век, шествуя путем своим железным», неумолим не только у нас, но и в сердце Монголии» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Век, шествуя путем своим железным»

«Он говорит, что мы копаем не в том месте. „Золотая баба“ закопана в другом месте, на той стороне Селенги. Он может показать, но сейчас брод трудно будет пройти на вашем „бусике“», — наш монгольский коллега и руководитель экспедиции Ганбат чуть отвлекся от разговора с двумя местными жителями, чтобы перевести мне суть их оживленного разговора.

Два местных арата что-то уверенно говорили и показывали на юг. Одеты они, как и большинство местных мужчин, в национальные темно-синие халаты, перепоясанные цветными кушаками. На ногах — черные мягкие кожаные сапоги также местного производства, а на голове — светлая шляпа. Они стоят, чуть опираясь на японские мотоциклы. Это немного портит аутентичность происходящего.

Как рассказывали бывалые люди много лет назад, довольно долго работавшие в Монголии в 70–80-е годы, монгол не любит ходить пешком. Даже если надо проехать несколько десятков метров, он сядет на коня и проедет верхом. Но сейчас у меня происходит явный разрыв шаблона. Все, что я вижу, — это молодые ребята-пастухи, гоняющие отары овец, не слезая с мотоциклов, и араты, разъезжающие по степи на джипах. Модернизация меняет стандарты жизни и быта. Я ностальгически вздыхаю. Все-такие приятнее и привычнее представлять кочевника на коне, чем на мотоцикле. Но «век, шествуя путем своим железным», неумолим не только у нас, но и в сердце Монголии.

Что касается, их рассказов о «золотых бабах», то такие рассказы я выслушивал в разных местах Евразии от совершенно разных людей разного положения и образования. Неизменно было только то, что они считали, что мы какая-то копия гробокопателей, а в последние десятилетия это осложнялось просмотром блокбастеров об Индиане Джонсе и Ларе Крофт (Ох уж эти мне «великие археологи», рожденные неумолимой и бессмысленной масскультурой! Не знали их создатели, как данное «слово» отзовется в сердцах людей, которые будут примерять те образы на бедных археологах.) Но я хоть и не понимаю почти ничего, но делаю умный вид и стараюсь не улыбаться слишком широко, чтобы не обидеть людей. Не часто, но иногда из десятков таких разговоров появляется жемчужное зерно истины и указание на какие-то неизвестные объекты и находки.

Вот и сейчас наши гости рассказали, что есть какой-то необычный памятник в горах в десятке километров — очень необычный и почитаемый. Делаем себе заметку съездить туда и продолжаем работу на городище.

Само городище очень необычное и уникальное в своем роде. Оно состоит из трех частей. Это не наше открытие, его сделал еще монгольский археолог Д. Баяр. Но вот раскопок на нем не проводилось никогда. Хотя посещали его практически все крупные исследователи средневековой Монголии от Г. Рамстедта до Х. Перлээ и Ю. Худякова.

Но наша экспедиция не только первая, которая начала раскопки этого памятника, но и та, что получила прекрасные результаты.

«Само городище очень необычное и уникальное в своем роде. Оно состоит из трех частей. Это не наше открытие, его сделал еще монгольский археолог Д. Баяр. Но вот раскопок на нем не проводилось никогда» Фото предоставлено Искандером Измайловым

Мощные крепости — это не самое удобное место для повседневной жизни

Дело в том, что долгие десятилетия уйгурской археологии, можно сказать, очень не везло. Раскопки нескольких уйгурских городов, что были открыты на территории современной Тувы, оказались неоднозначными. Небольшие крепости — всего их известно 18 — изучались практически с конца XIX века еще первыми археологами и востоковедами. С середины XX столетия их планомерно раскапывали, поскольку они выделялись на местности своими земляными валами и стенами из сырцового кирпича. Проблема была в том, что эти раскопки при значительных усилиях давали весьма мало материала. В основном кровельную черепицу и минимальное количество гончарной посуды. Причем значительная ее часть была местной — кыргызского производства. Городища эти были вытянуты цепочкой в предгорьях Алтая по левобережью Енисея и в реке Хомчик, как бы прикрывая территорию Уйгурии с севера. Наличие мощных укреплений, которых в этом регионе до этого не возводилось, подсказывало, что это оборонительная линия, созданная уйгурами для защиты от вторжений кыргызов. Но это и было научной проблемой.

Мощные крепости — это не самое удобное место для повседневной жизни. Это скорее пункты сбора войск, склады продовольствия для гарнизона и места, куда могли прятаться местные жители в период нашествия. Но, строго говоря, это были крепости, а не города, если понимать под ними то, что понимается в европейской науке — центры ремесла, торговли и религиозного культа. Ничего подобного уйгурские города не демонстрировали.

«Это были крепости, а не города, если понимать под ними то, что понимается в европейской науке» Фото предоставлено Искандером Измайловым

Наиболее ярко все это демонстрирует знаменитое городище Пор-Бажин, раскопки которого проводились под патронажем министра обороны Сергея Шойгу и Русского географического общества. Известно оно, в частности, тем, что в 2007 году стало местом встречи президента России Владимира Путина с князем Монако Альбером II. Для этих работ были привлечены значительные научные силы, включая иностранные научные центры. Городище исследовано полностью, т. е. фактически вся его площадка раскопана и изучена. Но выяснилось только то, что стены городища были возведены по китайской технологии, а в центре его располагалось здание, покрытое черепицей. И все. На всей площадке городища не было обнаружено ни одного фрагмента гончарной посуды, ни выброшенной косточки, ни обломка бытовых предметов. Слой городища был практически стерилен! Вполне возможно, что этот дворец был построен, но воспользоваться им уйгурские каганы так и не смогли в силу каких-то причин.

Но есть и другое объяснение, которое трудно принять археологам. Скорее всего, это был какой-то особый почитаемый и сакральный памятник, внутри которого должно быть все идеально чисто. Иными словами, это какой-то загородный дворец, куда доставляли еду, которую готовили в стороне и выносили все объедки и мусор вон с территории городища. Самый близкий пример подобного отношения к чистоте места обитания — это городище Дайду, императорский дворец монгольской династии Юань на северо-западе от современного Пекина за пятым городским кольцом, в сторону международного аэропорта, где все так же стерильно и чисто, как и во времена постройки его в эпоху Монгольской империи Юань. На развалинах этого городища есть огромная пустая и совершенно «стерильная» площадь.

Китайские коллеги высказали несколько совершенно различных предположений о том, для чего предназначалась эта площадка. Однако они, по словам Ганбата, который участвовал в этих обсуждениях, никак не хотят прислушаться к замечаниям монгольских археологов, доказывающих, что на этом месте была возведена гигантская императорская юрта, в которой могли находиться до 100 человек одновременно. Такая площадка была открыта монгольскими коллегами, например, в Караакоруме, на площадке буддийского монастыря Эрдени-Цзу (Эрдэнэ-зуу). Там также на огромной пустой площадке найдены вкопанные в землю каменные основания для столбов, держащих огромный купол юрты великого хана. На других городищах часто встречается такая же картина — выявлены округлые, специально утрамбованные возвышенности и совершенно чистая поверхность — места установки юрт для хана и высшей аристократии. И на площадке этой совершались только церемониальные действия. Она не была предназначена для обычной жизни и даже отдыха.

«Получается, что одни городища — это крепости, другие — дворцы. И объединяет их одно — признаков ремесла на них не обнаружено, особой хозяйственной деятельности не выявлено, предметов торговли нет» Фото предоставлено Искандером Измайловым

«Степные пустоцветы»

Но для археологов осознать это было ужасным разочарованием. Получается, что одни городища — это крепости, другие — дворцы. И объединяет их одно — признаков ремесла на них не обнаружено, особой хозяйственной деятельности не выявлено, предметов торговли нет. А раз ничего не найдено, то ничего, скорее всего, и не было. Следовательно, делали вывод скептики, городская цивилизация у уйгуров не сложилась и города ее — это обычные «степные пустоцветы», возникающие только благодаря сильной власти и исчезающие под давлением военно-политических и экономических обстоятельств.

Оставляем в стороне простой ответ этим скептикам. Если у общества были возможности скоординировать усилия по созданию довольно сложного архитектурного сооружения, мобилизовать архитекторов и строителей, заготовить материалы и снабжение всем необходимым, то оно было достаточно развитым в социальном отношении. Но для многих такой ответ не самый сильный аргумент.

Есть и другой. Сама столица Уйгурского каганата — городище Харбалгасун — город Орду-Балык в долине реки Орхоны. Это огромное и явно внутренне структурированное поселение с огромными и хорошо сохранившимися стенами. Внутри них выявляются разные районы, читаемые на планах как остатки дворцового комплекса, казармы, ремесленные пригороды, что свидетельствует об активной городской жизни. Т. е. это явное доказательство, что в Уйгурии были настоящие города. Именно в том смысле, как их понимает мировая наука. С дворцовым комплексом, религиозным центром и ремесленными пригородами. Проблема только в том, что раскопки там ведет германская экспедиция, которая не спешит знакомить научную общественность с результатами работ. Видимо, приберегает результаты для большой книги.

Начиная работы на городище Бай-Балык, мы опасались того, что он также может оказаться не таким городом, как нам бы хотелось. Не таким, как мы привыкли изучать в Поволжье, а как на Пор-Бажине — без слоя, без находок, без построек. Это вносило нервозность в работу.

Тем более что сам памятник был совершенно не похож на подобные городища. В нем все было непривычно и странно. Вместо строгой структуры — три разных крепости, расположенных в 500 м друг от друга, что только путало наше понимание памятника. Но это памятник, который не был еще изучен и представлял загадку, к которой многие подступали, но не решались приступить к решению. Во-первых, это работа вдолгую, одним или даже двумя сезонами тут явно не обойтись. Во-вторых, как показал опыт изучения подобных объектов типа Пор-Бажина, все эти затраты сил и средств отнюдь не гарантируют успех. При любом обсуждении дамокловым мечом висел сакраментальный вопрос: а что, если и это городище только красивая оболочка, скрывающая сакральную чистоту или убогость быта местных горожан?

Такой вопрос практически всегда возникает, когда археологи приступают к изучению поселений. Общественность привыкла, что наиболее выдающиеся находки делаются при раскопках могильников — гробница фараона Тутанхамона, скифские курганы или другие погребения полны выдающихся вещей. Часто золотых и серебряных. Но и даже чудом сохранившиеся деревянные изделия или одежды — все это уникально и драгоценно. Многие археологи стали известны благодаря подобным открытиям. Все студенты помнят первооткрывателя Пазырыкских курганов С.И. Руденко, хотя он не первый начал их изучать, а только продолжил. А кто помнит исследователей золотоордынских городов? Поэтому часто сами археологи не прочь взглянуть на свою науку через «золотую маску». В некоторых регионах до определенного времени исследования погребальных памятников напоминали научное гробокопательство. Не избежала такого соблазна и монгольская археология. Но постепенно приходит понимание, что, раскопав еще один десяток херексуров, мы не увеличим объем наших знаний в разы. При этом надо понимать, что это не критика, а оценка общего состояние дел в археологии всех постсоветских стран. Нужно переходить к новым методам анализа материала и шире привлекать методы естественных наук. Но это требует увеличения финансирования и не дает быстрой отдачи. Поэтому требуется некоторое время для перестройки самой структуры научных изысканий в археологии. От масштабных исследований следует отходить, а значительное внимание уделять точечным раскопкам и интенсификации самих работ, делая их комплексными и наукоемкими.

В целом археология, как и история, в Монголии самого высокого уровня развития и не только ничем не уступает российской, но и часто ее превосходит. В конце концов в некоторые доковидные годы в Монголии работало до 30 зарубежных экспедиций из США, ФРГ, Японии, Турции, Китая, Южной Кореи, Казахстана и др. При этом монгольские археологи всегда играют ведущие роли. Они получают бесценный опыт и осваивают новые методики, а также получают доступ к новым наукоемким технологиям и готовят специалистов в ведущих университетах мира. Именно поэтому у них есть прекрасные открытия мирового уровня, уникальные находки.

Все это сосредоточено в построенных новых хранилищах и экспонируется в новых музеях. Одним из таких является 9-этажный новый Музей Чингисхана — огромное здание, построенное в правительственном квартале напротив здания парламента — Великого государственного хурала (Улсын Их Хурал). В нем фактически представлена история и археология Монголии от эпохи бронзы до позднего Средневековья. В специально спроектированных помещениях в особых, заказанных в Европе стендах с подсветкой и климат-контролем хранятся находки, которые до этого пылились в хранилищах научных институтов, а это уникальные украшения, оружие, предметы быта и одежда. При этом фонды Национального музея не были использованы, и его экспозиция сохранилась. Новый музей — это мирового уровня экспозиция, подобной которой в России не существует. Для наглядности — это как если бы Музей дерева в Свияжске увеличить впятеро и размножить на 9 уровней. Но при этом в ней огромное количество реальных реконструкций, видео и компьютерных технологий. На каждом этаже есть служебные помещения, хранилища для находок, включая особые для хранения кожи, дерева и бумаги. Несколько конференц-залов и залов для лекториев.

В общем, это показывает, что Монголия сделала колоссальный прорыв в науке и формах экспонирования своего историко-культурного наследия, сделала это основой своей исторической политики. Таким опытом можно только восхищаться и пытаться его перенимать. Хотя одного взгляда на наш разрушающийся Национальный музей достаточно, чтобы понять: нам до мирового уровня — как от Казани до Улан-Батора.

«Раскопки поселений всегда были особой категорией полевых исследований со своей методикой и анализом материала» Фото предоставлено Искандером Измайловым

Раскопки городища требуют особых методов

Раскопки поселений всегда были особой категорией полевых исследований со своей методикой и анализом материала. Они более трудоемкие, но дают более важный эффект, поскольку благодаря их изучению мы понимаем не то, как люди хотели бы пребывать в священном мире «вечной жизни», а то, как они реально жили на этой грешной земле.

Раскопки городища требуют особых методов. Для изучения погребения важно положение всего могильника и место в нем погребения, но для понимания поселения важно многое — особенно то, как и почему оно было построено.

Обычно для этого сначала обследуется площадка городища. Это не простая прогулка, а некая медитация, попытка слиться с местностью, понять эту землю, оценить каждый бугорок и ложбинку, выяснить причины возникновения того или иного всхолмления и бугорка. Иногда на поверхности попадаются интересные находки, выброшенные из земли грызунами или вымытые из нее проливными дождями. Вот и на самой северной из трех крепостей, из которых состоит городище Бай-Балык, были обнаружены завалы черепицы. Она несколько иная, но похожая на ту, что открыта в Пор-Бажине. Следовательно, можно предположить, что в центре этой цитадели было расположено какое-то монументальное сооружение. На это же указывали ранее сделанные находки двух львов, которые были в конце прошлого века перевезены в Национальный музей Монголии, вытесанные из гранита остатков колонн. Обычно в подобных дворцовых комплексах или храмах таких колонн было 8.

Кроме визуального изучения, в нашем распоряжении есть и другая методика, которая облегчает жизнь археологов, — это небольшие квадрокоптеры, снабженные камерой. Помню, как еще недавно для съемок раскопок с некоторой высоты приходилось рядом с местом ставить грузовик, а на нем сооружать помост, куда с риском для жизни взбирался фотограф. Сейчас же съемка и раскопа, и всего городища, и даже всей местности является обыденным делом, что сильно экономит нам время и нервы.

Всю работу с этой чудо-машиной ведет Саша Беляев, который не доверяет ее никому. Можно сказать, что это особое священнодействие. Но, вполне вероятно, это мне кажется, поскольку я не совсем понимаю, как она работает и как ей управлять. Но мне достаточно знать, что она в умелых руках и дает прекрасный результат. К слову сказать, с помощью дрона наша экспедиция впервые сняла не только топоплан всех крепостей, но и всю местность, сделав несколько важных наблюдений.

Съемка с дрона этой северной цитадели четко показывает, что в центре ее, чуть ближе к югу, располагается прямоугольное поднятие — своеобразный пьедестал, на котором обычно и возводился дворцовый или сакральный комплекс, поскольку правитель всегда должен был быть выше своих подданных. Вокруг этого комплекса выделяются и другие квадратные и прямоугольные всхолмления — явные следы окружающих построек.

Разумеется, раскопать все эти сооружения мы не сможем, да и цели пока такой не ставим. Нам важно понять общую структуру этого поселения. Получить некую карту, но не местности сверху, а изнутри, как будто раскопки уже состоялись. Как бы на машине времени перескочив в прошлое на 1,3 тыс. лет назад. Кажется, что это фантастика. Но современные методы, которые освоила археология, позволяют сделать такое. Хотя это требует умения, годами приобретенных навыков и очень серьезных подготовительных усилий. В этом году такой фантастический рывок в наших работах был сделан благодаря уникальному российскому специалисту Владимиру Бездудному. Он освоил метод георадарной съемки поверхности земли с помощью особого, им самим сконструированного зонда. Не вдаваясь в технические тонкости и не раскрывая секретов мастерства, можно сказать, что метод заключается в том, что предметы и даже почва при обжиге имеют свойство фиксировать магнитный полюс земли. Проход с особым зондом, посылающим сигналы и принимающим их с определенной глубины (в отличие от подобных приборов, которые используются геологами, проникающими на большую глубину, он действует на расстоянии примерно метр), потом на компьютере позволяет выстраивать их в определенную картину. Разность амплитуд в цветовом формате показывает наличие обожженных поверхностей и контуры построек.

Понятно, что сам по себе это огромный труд. Ежедневно проходить больше десятка километров с тяжелым оборудованием, а потом производить чтение и компьютерное моделирование этих данных — дело не просто трудоемкое, но и нервное. Только вечно неунывающий и позитивно настроенный Володя, способный развеселить коллег и развеять уныние, способен делать эту работу.

Можно сказать, что привезти такое оборудование в Монголию через границу было серьезным и сложным делом. Без толики удачи и упорства это было бы совершенно невозможно. Достаточно было видеть ошалевшие лица таможенников в Иркутске, когда им предъявили заполненные документы, которые они должны были визировать, чтобы сначала выпустить нас из страны, а потом проверить, что мы это оборудование ввезли обратно.

Наверное, если бы мы летели, как обычно, через Москву, все было бы проще. Но Монголия перестала принимать Boeing российских авиакомпаний и практически единственный аэропорт, который сообщается с прекрасным новым аэропортом Чингисхан в Улан-Баторе, — это Иркутск, откуда летают лицензионные Sukhoi и Bombardier. Но результаты стоили таких трудов. По сути, это практически единственный неразрушающий метод, позволяющий заглянуть под землю и увидеть контуры построек и других сооружений. Жаль, что не все постройки достаточно «намагничены», но и в таком виде они позволяют наметить перспективные места будущих точечных раскопок.

«Особая черепица со львами в концевой части — все это атрибуты именно высшей власти в Уйгурском каганате» Фото предоставлено Искандером Измайловым

Наиболее выразительным атрибутом этого городища являются остатки почти трехметровой стены

В частности, этот метод показал, что поднятая площадка сложена из сланцевых пород камня и частично выложена плиткой. На площадках других крепостей, из которых состоит городище, никаких подобных сооружений нет, что позволяет считать, что эта северная цитадель была административным центром города, а проще говоря, здесь находилась резиденция самого уйгурского кагана. Потому что подобные атрибуты — два льва у входа, 8 колонн, особая черепица со львами в концевой части — все это атрибуты именно высшей власти в Уйгурском каганате.

Уже это наблюдение очень важно. Оно заставляет считать, что город Бай-Балык являлся северной (или летней) столицей Уйгурии.

Наиболее выразительным атрибутом этого городища являются остатки почти трехметровой стены. Сам вид части стен, простоявших почти 1,3 тыс. лет, вызывает восхищение и удивление. Подумать только, эти стены стоят дольше на 300 лет, чем существует Казань, и практически современники Багдада или Каира. Но благоговение перед трудом безвестных строителей уступает желанию понять, как они были построены.

Несколько лет раскопок показало, что мы имеем дело с уникальной технологией строительства укреплений. Сначала был выкопан ров и из материковой глины и камней сооружена насыпь с плоской вершиной, которая была плотно утрамбована и обожжена для крепости. С внешней стороны вал, видимо, был укреплен плоскими камнями. Поверх этой насыпи была сооружена стена китайской техникой ханту — так называемого китайского цемента. Суть ее понятна любому, кто видел, как из бетона льют дома или стены. Сначала делалась опалубка, затем небольшим слоем (до 10 см) заливался раствор из особым образом приготовленной глины и мелкой гальки. Потом этот слой плотно утрамбовывался и высыхал на солнце. Так слой за слоем создавалась прочная и крепкая стена. Опалубка, которая видимо, сохранялась с внутренней стороны для того, чтобы по ней ходила стража и стояли защитники, сгнила, образовав сквозные щели. А вот стена стоит уже более тысячи лет.

Но отнюдь не вся. Явно, что она была разрушена, причем намеренно. Вероятно, даже сожжена. Во всяком случае под завалами стены мы обнаружили прослойку углей — явное свидетельство полыхавшего пожара и гибели города.

На площадке городища были также заложены раскопы, которые показали, что, в отличие от памятников в Туве, это городище имеет полноценный культурный слой, причем на всех площадках. Он не только мощный от полуметра до полутора, но и содержит обломки уйгурской гончарной керамики с затейливым орнаментом и кости животных — кухонные остатки. А на южной цитадели на поверхности земли и в слое были найдены обломки крицы — полуфабриката железоделательного производства и крупная тарная посуда для хранения зерна.

Тем самым главная загадка памятника была раскрыта. Это было полноценное городище, которое делилось на три части, видимо, по социальному признаку. Северная крепость была резиденцией кагана, где располагался его двор, южная — это мастерские и, возможно, казармы, а западная — место проживания земледельческого населения.

Интересно, что вокруг этих крепостей были выявлены следы гидротехнических сооружений для сбора паводковых вод и отвода их в сторону от городищ, а также четко видимые на фотографиях с квадрокоптера чековые поля, на которых, очевидно, выращивали просо, ячмень и рис. Это дает разгадку еще одной задачи, почему именно в этом месте был возведен город по повелению кагана — это была его житница. Уйгурские каганы не желали зависеть от Китая в производстве продуктов земледелия. Печальный опыт тюрок в этом отношении заставил их создавать земледельческую округу, которая позволяла бы восполнить дефицит зерна. Именно эта специализация города Бай-Балык (недаром он и назван был «богатым») позволяла сделать государство более устойчивым и независимым от китайской империи.

В огне этого нашествия погиб и Бай-Балык

Но это не уберегло ни страну, ни город от падения и разгрома. Не составляет для истории загадки, к счастью, если так можно сказать о гибели города, время его разрушения. Оно произошло в 840 году, когда полководец северных войск был несправедливо обвинен в мятеже, а его семья — коварно убита. Обуреваемый жаждой мести, он открыл границу для войск кыргызов — давних врагов тюрок и уйгуров. Вместе с ними он повел свои войска на кагана. Сначала Бай-Балык, а затем и Орду-Балык были захвачены и разорены. Месть свершилась, но какой ценой… Уйгуры были уничтожены или изгнаны, тысячами умирали от вражеских мечей и голода, от тягот изнурительного бегства.

Скоро кыргызский каган избавился и от предателей, которые дали ему возможность разорить и захватить богатства процветающей страны. Но он не строил новых городов и не созидал. Волна кыргызов ворвалась в Центральную Азию и спустя полвека схлынула, оставив разрушенный и разоренный край. В огне этого нашествия погиб и Бай-Балык. Видимо, один из первых городов, о чем повествует нам небольшая прослойка угля, покрывающая всю территорию памятника, встреченная на всех трех площадках крепостей. Как писал поэт Валентин Берестов, сам много лет работавший в хорезмийской экспедиции и не раз встречавший в поле подобные следы разорения:

Слой набега, слой пожара —

Он таит предсмертный крик,

Ужас вражьего удара

И безумие владык.

Долгожданный суд потомков

Слишком поздно настает.

Перед нами средь обломков

Жизни прерванный полет.

Так археологи в какой-то мере уподобляются детективам, не только методами изучения, но и тем, что должны найти истинную причину и обстоятельства древней трагедии. Но кажется, что она не лежит на поверхности. Уйгурский каганат почти 100 лет жил с китайской империей Тан в относительном мире, смог подавить сопротивление враждебных племен и подчинить их, создал прочную границу на севере. Но вот внутреннего единства в стране явно не было. Властители правили самовластно и не терпели любого проявления самостоятельности — ни в политике, ни в духовной жизни. Кажется, что во многом это было связано с принятой правящими кланами уйгуров религией. Но об этом далее…

Читайте также:

За предками татар в Монголию: аренда юрт, кочевники с Wi-Fi и «Тэнгэрийн зам»