«Анюта», пожалуй, самый выигрышный спектакль в программе нынешнего фестиваля «Анюта», пожалуй, самый выигрышный спектакль в программе нынешнего фестиваля Фото: Анастасия Попова

Утраченная магия красоты

«Анюта», пожалуй, самый выигрышный спектакль в программе нынешнего фестиваля. Старожилы до сих пор помнят легендарный фильм-балет Александра Белинского и Владимира Васильева 1982 года с неподражаемой Екатериной Максимовой. Театральный спектакль, родившийся спустя четыре года, также любим публикой. Его география охватывает 8 коллективов и расширяется до сих пор: в дни «Нуриев-феста» Васильев поставил «Анюту» в новосибирском НОВАТе.

Почти 40-летняя популярность балета понятна и оправдана. «Анюта», как и рассказ Чехова «Анна на шее», послуживший ее сюжетом, повествует о женской тайне. Столь же непостижимой, как русская зима, играющая снежными хлопьями в финале спектакля. Как сама Россия с ее парадными храмами, пышными дворцовыми интерьерами, девственными полями и уютными домиками на заднике, сделанном по эскизам Беллы Маневич. Тайне жертвенной и разящей, невинной и грешной, нежной и жгучей: именно такой ее видел Васильев, жрец женской красоты и своей единственной музы, для которой и поставил «Анюту». Знатные аристократки, уличные кокетки, страстные цыганки, скромные студентки — дамы здесь правят бал, а мужчины им служат, демонстрируя это публике в рельефных обводках и поддержках.

Тайне жертвенной и разящей, невинной и грешной, нежной и жгучей: именно такой ее видел Васильев, жрец женской красоты и своей единственной музы, для которой и поставил «Анюту» Тайне жертвенной и разящей, невинной и грешной, нежной и жгучей: именно такой ее видел Васильев, жрец женской красоты и своей единственной музы, для которой и поставил «Анюту» Фото: Анастасия Попова

Увы, магии танца Максимовой или Анастасии Сташкевич (возможно, лучшей Анюты ХХI века) девы ТАГТОиБ так и не нашли. И по-прежнему пишут балет крупными мазками — машут руками как ветряные мельницы, задирают колени и стопы, вышагивают на полметра и улыбаются как Барби (по части обольщения их переиграл даже солист Большого театра Игорь Цвирко, забавляющийся на сцене с боа Анюты). А ведь шарм васильевской пластики именно в «пикантных» мелких pas: кошачьих прыжочках, игривых подскоках, легких пробежках на пальцах, манящих жестах пальчиком и томных взглядах, брошенных из-под опущенных век.

В фильме кордебалету в этом помогают броские крупные планы Генриха Маранджяна и грамотный монтаж Анны Бабушкиной. В спектакле их нет, и без должных артисток авторская задумка умирает, а действие выглядит блеклым. Некому вдохнуть жизнь в старые велюровые кресла, антикварные столики, потускневшие обои и прочий антураж, воссозданный художником Владимиром Самохиным (в сравнении со спектаклем Большого театра он особенно мозолит глаза: год назад ГАБТ представил новую редакцию «Анюты» со стильной современной «картинкой», в театре им. Джалиля же об этом пока можно только мечтать). А бездонный черный фон между сценами балета кажется не концом жизни, а заветным отдыхом для глаз. 

Пресловутый прагматизм и помешал ей стать Анютой — ангелом, крадущим сердца без всякого умысла и беспечно летящим в пучину гламура. Именно такой была героиня Максимовой — изящной сильфиды, которая танцевала Анюту в Казани и сама до конца дней оставалась Катюшей Пресловутый прагматизм и помешал ей стать Анютой — ангелом, крадущим сердца без всякого умысла и беспечно летящим в пучину гламура. Именно такой была героиня Максимовой — изящной сильфиды, которая танцевала Анюту в Казани и сама до конца дней оставалась Катюшей Фото: аккаунт в соцсетях @marymaryvi Марии Виноградовой

Анна вместо Анюты

Не помог балетоманам и толковый завет Джорджа Баланчина: недовольным визуализацией спектакля хореограф советовал закрыть глаза и слушать музыку. Будто подглядывая снизу, оркестр театра безжалостно стерилизовал партитуру Гаврилина. Вместо чувственной эротики в соло и ансамблях Ренат Салаватов скормил публике будничную лирику, а грозные фанфары и речитативы, предвещающие духовную смерть героини в толпе, подал как блеск придворного бала. В таком виде «Анюта» звучит очень «дешево». Будто слышишь не симфонический шедевр ХХ века, а приправленный диссонансами балет Минкуса или Пуни. Ситуацию усугубил разброд темпов: обычно чуткий к авторским указаниям маэстро Салаватов весь вечер играл «в ножку».

Это неплохо помогло гостье из Большого театра Марии Виноградовой. В комфортных условиях она легко обольщала партнеров и публику — технично перебирала стопами, сексапильно манила руками и прицельно стреляла глазками. Но от канона тоже оказалась далека. Царственная, рослая прима ГАБТа — роковая Анна, но никак не Анюта. Получить путевку в жизнь она задумала уже в начале действия, оглядываясь в поисках выхода из постылого дома. А затем прагматично пленяла всех, кого встречала на пути, от бедного студента (Владислав Лантратов) до Его Сиятельства (Артем Белов).

Пресловутый прагматизм и помешал ей стать Анютой — ангелом, крадущим сердца без всякого умысла и беспечно летящим в пучину гламура. Именно такой была героиня Максимовой — изящной сильфиды, которая танцевала Анюту в Казани и сама до конца дней оставалась Катюшей. Такая сегодня и героиня Сташкевич — еще одной опытной солистки Большого театра. Если на фестивале хотели представить классическую «Анюту» (а ведь Нуриевский форум рьяно чтит традиции), приглашать нужно было именно ее. Но, очевидно, главной целью руководства было собрать в «Анюте» букет звезд, и более «раскрученную» (хоть и не менее талантливую) солистку предпочли той, что гораздо ближе подошла к бессмертному канону.

Казанская «Анюта» вышла слишком земной и очевидной. Для классического балета, где женщина — существо неземное — это сродни удару под дых Казанская «Анюта» вышла слишком земной и очевидной. Для классического балета, где женщина — существо неземное, это сродни удару под дых Фото: Анастасия Попова

Уставший старик, пылкий юноша и бездушный муж

Недотянул до канона и Денис Савин, один из самых пластичных танцовщиков современности. Его Петр Леонтьевич при всей гибкости — не блаженный юродивый, каким был у Васильева, а простой уставший от жизни старик. На большее солисту ГАБТа не хватило объемного жеста, позволяющего считывать подноготную чеховского рассказа. Вальсируя дома, он не теряет равновесия, предвосхищая падение дочери. В супружеских покоях не отшатывается от Модеста как от дьявола, а лишь смущенно отбегает. В финале балета, обернувшись к залу, уходит не в вечность, а на соседнюю улицу.

Гораздо ярче пластически оказались кавалеры Анюты. Звезда Большого театра Лантратов, которому в октябре будет 35 лет, по-прежнему пылкий юноша. Это ощущалось и в адажио влюбленных, где премьер ГАБТа бесстрашно подбрасывал партнершу над головой, а после кружил в страстных объятиях. И в дуэте со студенткой, которую залихватски вел в снежном танце. Для казанцев он, пожалуй, главный подарок вечера. Освоивший акробатические ансамбли Майо, Крэнко и Ноймайера Лантратов — чуткий, креативный партнер, и солистам ТАГТОиБ есть чему у него поучиться.

Восторг публики ожидаемо вызвал и Цвирко (Модест Алексеевич). Помимо потешного эпизода с боа, жеманных поклонов и проходок артист отметился высоким «литературным» жестом. Когда после ночного кошмара он на полусогнутых трусливо семенит к креслу, бездушному мужу сочувствуешь больше, чем савинскому старику. Недаром на поклонах Цвирко сорвал самые бурные овации.

Однако общую картину спектакля это не скрасило: казанская «Анюта» вышла слишком земной и очевидной. Для классического балета, где женщина — существо неземное, это сродни удару под дых.