Юрий Кнутов: «Мы имеем возможность сорвать наступление противника»

Юрий Кнутов: «Та задача, которая была поставлена, — денацификация и демилитаризация — успешно решается, причем не за счет установления контроля над территориями, что требует увеличения протяженности фронта, необходимости использовать дополнительные войска, личный состав» Фото предоставлено Юрием Кнутовым

«Либо продвижение наших войск вперед, либо заключение мирного договора на российских условиях»

— Юрий Альбертович, какова ваша оценка состояния фронта на сегодняшний день?

— На сегодняшний день инициатива остается за Российской армией. Та задача, которая была поставлена, — денацификация и демилитаризация — успешно решается, причем не за счет установления контроля над территориями, что требует увеличения протяженности фронта, необходимости использовать дополнительные войска, личный состав. С той плотностью войск, которая у нас есть, мы используем грамотную стратегию и тактику, мы почти не продвигаемся вперед, двигаемся медленно, несем маленькие потери, но перемалываем живую силу и технику противника в больших количествах, и это нам позволяет решать вышеуказанные задачи. При определенном проценте потерь со стороны противника, неприемлемых, я бы даже так сказал, когда основная часть боеспособного мужского населения окажется выбита для Украины, и это будет катастрофа, тогда встанет вопрос: либо продвижение наших войск вперед, либо заключение мирного договора на российских условиях.

— Есть оценка, что нам для успешного проведения СВО нужно порядка 300–400 тысяч человек на глубину фронта, чтобы начать занимать территорию. Насколько это верно?

— Уже сказал, что есть два пути решения проблемы демилитаризации и денацификации. Первый — тот путь, который мы выбрали. Мы постепенно продвигаемся вперед, перемалывая противника. Второй вариант — мы увеличиваем свою армию, начинаем забирать территории, освобождаем города и села. Это будет связано с тем, что наши войска станут увеличивать протяженность линии фронта. Как следствие, потребуется больше солдат и техники, личный состав для удержания территории в тылу, чтобы контролировать населенные пункты и узлы связи. Как следствие, потребуется вторая волна мобилизации. Если мы выступаем за второй путь решения задач, поставленных Верховным главнокомандующим, тогда мобилизация нужна до полумиллиона человек. Это будет сопровождаться серьезными потерями со стороны личного состава, потому что активные наступательные действия всегда сопровождаются потерями, это даже противная сторона признает.

Но если мы действуем согласно первой линии, о которой я уже сказал, то эти задачи могут проводиться теми силами, которые у нас есть. Ставку мы делаем на техническое превосходство, использование технологий, новых тактических решений, что мы и наблюдаем, особенно в последнее время, как в Артемовске и других местах, в том числе с использованием управляемых и корректируемых бомб большого калибра. Кроме того, новая тактика действий наших штурмовых групп, в том же Артемовске. При определенных условиях и позитивном опыте эта тактика может быть распространена на иные участки фронта. Как следствие, мобилизация в таких масштабах не нужна, можно обойтись контрактниками и добровольцами.

— Есть мнение, что мы сейчас активно набираем именно контрактников, причем большое количество — 200–300 тысяч, согласно указанию минобороны Сергея Шойгу. Через сколько можно будет ожидать увеличения контрактников в зоне СВО?

— Рост числа контрактников связан не с этим, а с тем, что армия увеличивается до 1,5 миллиона человек. Рост армии на 200–300 тысяч человек связан не с тем, что мы хотим увеличить количество взрослых мужчин, имеющих опыт службы в армии, в зоне СВО. Не надо забывать, что нам нужно разворачивать корпус на Кольском полуострове из трех мотострелковых и двух десантных дивизий, надо усилить нашу воздушную группировку, ПВО, береговую оборону. Там потребуются весьма значительные ресурсы.

Но и в других районах нам нужно создавать достаточно серьезные оборонительные линии от Санкт-Петербурга, даже от Карельского полуострова до Черного моря. Противник открыто объявил, что разворачивает на наших границах только силы быстрого реагирования 300 тысяч человек, плюс к этому войска Польши, Прибалтики, Украины, Румынии и иных стран, которые могут в случае чего подтянуться. Наши стратегические планы строятся на действиях стран НАТО. Агрессивных действиях, подчеркну. На их желании вторгнуться на территорию Украины и территорию России, прежде всего в Калининградскую область. Те планы, которые объявляются о росте числа контрактников, связаны строго с ростом наших Вооруженных сил.

«Рост числа контрактников связан с тем, что армия увеличивается до 1,5 миллиона человек» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У Украины нет таких ЗРК, которые могли бы работать по таким целям»

— Вы начали говорить о новых фугасных бомбах ФАБ-500, ФАБ-1500. На ваш взгляд, как специалиста ПВО, насколько это стало ноу-хау?

— Если говорить о действии бомб, то на сегодняшний день бомбы большого калибра дают очень хороший результат, тут грех жаловаться, учитывая опыт их применения в Артемовске или Авдеевке. Противник использует высотные здания, оборудует на крышах и этажах места дислокации снайперов, чуть ниже военнослужащие с противотанковыми ракетными комплексами ставят укрепления либо какие-то оборонительные позиции для бронетехники, в зависимости от ситуации. В любом случае верхние этажи используются как господствующие высоты, для размещения оружия, которое можно применять более эффективно и препятствовать наступлению наших войск.

Как следствие, подобные средства поражения позволяют нам выводить из строя подобные опорные пункты врага и тем самым, в общем-то, с минимальными потерями продвигаться вперед. Последние недели применения таких боеприпасов показывают эффективность. Кроме того, удары по тыловым объектам. Тут можно использовать и планирующие авиабомбы без входа наших самолетов в зону ПВО противника. Там ПВО очень мощная, но она основана на ПЗРК, либо ракеты «Стингеры», либо аналоги, высота поражения 3,5–4 километра, дальность поражения где-то до 5 километров. Мы, во всяком случае, можем не заходить в зону действия комплексов, их там много, украинская армия перенасыщена ими. Как следствие, с помощью этих бомб мы наносим удары там, где считаем это необходимым. Скажем, при уничтожении складов с боеприпасами и ГСМ эти бомбы показали свою эффективность.

— Уточню. Читал, что ФАБы являются серьезной проблемой для украинской ПВО, потому что бомба сравнительно крепкая и ее стандартным осколочным облаком от разрыва ракеты ПВО не убьешь. Так ли это?

— Это неверное представление. Просто у Украины нет таких ЗРК, которые могли бы работать по таким целям. У них в основном старые С-300, у которых заканчиваются ракеты, причем и С-300П и С-300В. Если говорить о комплексах «Бук», то их модернизировали давно. Еще когда предшественник «Бука», комплекс «Куб», находился на вооружении польской армии, уже тогда они были доработаны и с них можно было вести огонь ракетами Sea Sparrow — это западная достаточно старая ракета. Если же говорить об иных системах, наверное, NASAMS может работать по подобным объектам. Возможно, придет французский SAMP-T, и он сможет работать. IRIS-T — сложно сказать, там инфракрасная система наведения, он малоэффективен, так же как «Стингеры», тоже почти неэффективны по таким целям. Если говорить о комплексах С-125, поступивших из Польши, и американских MIM-23 Hawk, которые придут из Испании, то это древние комплексы, которые по таким целям тоже не работают. Как следствие, в основном это связано не с тем, что применяется осколочно-фугасная боевая часть, которая якобы не в состоянии пробить бомбу, а с тем, что комплексы не видят цель, не могут сопровождать и не могут обеспечить высокую точность ее поражения.

— Прошла информация, что с MIM-23 Hawk отправили без радаров. На ваш взгляд, это может быть правдой? Если да, почему так вышло?

— Если Испания отправила комплексы без радаров, то, скорее всего, они просто неисправны. Не надо забывать, что это очень устаревший комплекс, он аналоговый, потому его интеграция в цифровые системы, такие как Patriot, NASAMS или IRIS-T, будет невозможна. Вероятно, испанцы хотят, чтобы его подключали как раз к интегрированной противовоздушной обороне, но это серьезные работы, хотя, может, для Испании была создана кабина сопряжения, которая позволяет стыковаться с цифровой техникой, но я в этом сомневаюсь. Остаюсь при том мнении, что радары нужно довести до исправного состояния, как только будут боеготовыми, то их передадут.

— Вопрос от неспециалистов: может ли система ПВО стрелять без радара, на глазок?

— Нет, это исключено. В принципе, все зависит от того, какие радары. Вообще радиолокационные станции обнаруживают цель и дают целеуказание для станции наведения ракет. Ввиду того, что используется узкий луч, трудно осуществлять сканирование, хотя дальность и точность определения координат может быть выше, чем у станции обнаружения. Станция берет цель на сопровождение, а уже потом наводятся ракеты.

У нас нет информации, какие именно радары не были переданы. Возможно, как раз эти станции, тогда оружие остается действующим, потому что дивизион можно будет подключить к иным источникам информации, и они будут получать целеуказания от других средств, и проблема окажется решена. Если же нет станции наведения ракет, то говорить о том, что прибыли дивизионы для ведения боевых действий, — это наивно. Без них применение ракет невозможно.

«Есть вероятность, что на Красной площади будет установлен маячок и запустят дрон гораздо меньшей дальности с территории Московской области, откуда-то с дачных участков» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Вот мы и наблюдаем «дронопад», который создает серьезные проблемы системе ПВО»

— Вопрос насущный. В районе поселка Воровского обнаружили упавший украинский БПЛА с 17 килограммами взрывчатки. Говорят, что он летел к элементу московской системы ПВО за деревней Есино. Как он мог добраться так глубоко?

— Моя личная точка зрения, что его запустили гораздо южнее от Москвы, где-то в 100–150 километрах, где система ПВО достаточно разрежена, где есть пустоты, провалы. Зная о существования этих мертвых зон в ПВО, беспилотник прошел южнее Москвы, двигался с востока на запад, вышел в определенный квадрат, развернулся на 90 градусов и направился к позициям либо воинских частей, либо объектов энергетиков. В районе Ногинска вошел в зону систем РЭБ и был посажен, зацепился за деревья.

— Почему вы утверждаете, что его посадила РЭБ?

— Дальность действия этого беспилотника UJ-22 в варианте «камикадзе» — 1,6 тысячи километров при полете в одну сторону по прямой. Бак у него был заправлен полностью, говорить о том, что у него закончилось топливо, не приходится. Бак при посадке мог быть поврежден, топливо могло вытечь. Так что у меня нет сомнений, что топливо у него было. Касаемо взрывчатки — использовалась канадская С-4. Она относительно безопасна при обращении, когда ее закладывают, транспортируют, она более безопасна, чем обычный тротил или аналоги, но при этом имеет гораздо бо́льшую разрушительную силу. Данный беспилотник мог нести до 20 килограммов взрывчатого вещества. Конечно, можно сказать, что он долетел на такую глубину, но как раз когда приблизился к важному месту, то был нейтрализован средствами РЭБ, которые находятся на вооружении Краснознаменного объединения ПВО-ПРО, которое и защищает Москву.

— Какова вероятность, что нечто подобное попробуют устроить на 9 Мая на Красной площади во время парада?

— Вероятность очень большая. Они будут пытаться не только таким способом. Есть вероятность, что на Красной площади будет установлен маячок и запустят дрон гораздо меньшей дальности с территории Московской области, откуда-то с дачных участков. Дрон может быть коммерческим, организуют провокацию, которая не столько ущерб нанесет, сколько вызовет панику. В этих условиях лично я считаю, что у нас для применения дронов (игрушечных, телевизионных и прочих) нужно ограничить зону применения, даже для МЧС. Надо определить четко квадраты, где можно дроны применять, а полеты дронов МЧС и иных служб должны согласовываться с оперативными дежурными ПВО, которых уведомляют заранее, чтобы контролировать лесополосу и пожары. Необходимо оповещение. А вся территория должна быть закрыта для свободного использования дронов.

Для игрушечных дронов можно выделить где-то место, чтобы дети тренировались. На сегодняшний день у нас закрыты только стратегические объекты и прилегающие к ним территории. Везде можно применять дроны, вот мы и наблюдаем «дронопад», который создает серьезные проблемы системе ПВО. Приходится отвлекаться, чтобы выяснить: что это за дрон, кто его запустил? Дети, шутники или блогеры ролик делали? Это все очень сильно напрягает систему ПВО. На мой взгляд, нужно принять серьезные меры, которые ограничили бы полеты дронов во многих областях, не только над стратегическими объектами. Это должно быть сделано решением правительства, которое бы потребовало в том числе и установку работающего транспондера.

— С другой стороны, если у нас система ПВО реагирует на большое количество дронов, то она ведь учится. Можно ли сказать, что это пусть и невольный, но опыт нашей ПВО?

— Я бы не сказал, что это опыт ПВО. На мой взгляд, это отвлечение нашей ПВО от боевого дежурства и борьбы с дронами противника. Возможно, эти массированные полеты — как раз подготовленная нашим противником акция. Они изучают нашу систему ПВО в столице и пытаются ее перенапрячь, измотать в преддверии 9 Мая.

«Все, что можно дать, Украина уже получила, НАТО будет экономить ресурсы в силу того, что возможен конфликт из-за Тайваня с Китаем» Фото: © Christoph Soeder / dpa / www.globallookpress.com

«Будет применяться тактика, которую Украина называла «тысячей уколов»

— Уже давно говорили, что ВСУ готовятся к большому наступлению. Сначала ждали его зимой, в феврале, потом перебросили на весну, но пока его не видно. Как вы это прокомментируете?

— За меня это прокомментировала заместитель министра обороны Украины Анна Маляр, которая прямо сказала, что наступление началось. Оно идет на краснолиманском, артемовском, авдеевском и марьинском направлениях. Это ее конкретные слова. Другое дело, что мы этого наступления не видим, хотя на Украине все пишут, что в Артемовске освобождают квартал за кварталом. Но реально в этом городе под контролем ВСУ осталась территория 2 на 1 километр, которую держат две бригады. Но ежечасно по грунтовым дорогам туда доставляют группы солдат, человек по 20, потому что потери, которые Украина там несет, катастрофические.

На краснолиманском направлении также продавливаем противника, в Авдеевке идут бои достаточной интенсивности, с переменным успехом, но инициатива остается за нами, а на остальных направлениях бои все еще позиционные. Связано это с тем, что наша основная задача, если такое наступление состоится (в этом сомнений мало), как можно больший нанести ущерб тем силам, которые противник может использовать для концентрации и последующих ударов. На мой взгляд, будет применяться тактика, которую Украина называла «тысячей уколов», когда есть «великан», которому иголками наносится тысяча ран, он истекает кровью и погибает. Эта тактика будет применяться на начальном этапе, чтобы оценить состояние наших укреплений и провести разведку боем. В классическом варианте Великой Отечественной войны, когда роты-батальоны идут в атаку, на сегодняшний день нельзя, тактика поменялась. Более того, Украина использует строго натовскую тактику, которая от нашей отличается, поэтому будут действия малыми группами на многих участках, чтобы найти слабое место и попытаться сконцентрировать войска и там прорваться. Примерно так, как они действовали в Харьковской области.

Хочу сказать, что мы уроки извлекли, создали сплошные линии окопов, укреплений, применяем артиллерию и авиацию. Как следствие, мы готовы и в состоянии наносить удары как по местам концентрации бронетехники, так и личного состава. Если мы будем эту линию продолжать, то у нас появится возможность не допустить серьезной концентрации противника на ключевых направлениях нашей обороны. Как следствие, враг не сможет собрать силы и прорвать нашу линию обороны. Такая возможность у нас есть, мы имеем основания для того, чтобы сорвать наступление противника. Вместе с тем какие-то достижения и успехи у него будут, но, по сути, это не будет означать реализацию замысла.

— Может ли противник начать наступление на территорию старой Российской Федерации, то есть на Брянскую, Курскую и Белгородскую области?

— Да, такая возможность у него есть. Именно поэтому там тоже созданы определенные укрепления с нашей стороны, мы к этому готовимся. Хочу сказать, что если это произойдет, то это будет эскалация боевых действий другого плана и другого порядка и реакция окажется более жесткой и интенсивной.

— Есть оценка, что в случае, если наступление состоится, это будет последнее большое украинское наступление, второй раз не смогут…

— Я об этом говорил, и давно. На мой взгляд, это наступление связано с тем, что Украина не сможет собрать такое количество боеспособного населения, потому что потери и так уже большие, в ходе наступления еще увеличатся, а ресурсы НАТО ограничены. Все, что можно дать, Украина уже получила, НАТО будет экономить ресурсы в силу того, что возможен конфликт из-за Тайваня с Китаем. Американцы, по-видимому, предупредили своих партнеров по альянсу, что в случае чего потребуется их вмешательство в это противостояние. Я полагаю, что передача в таких же масштабах оружия Украине будет крайне затруднительна. Это последняя битва. Кто в ней одержит победу, у того и будут шансы ставить вопрос о мирном договоре на своих условиях.

— Зачем же им тогда наступать? Если последняя битва, то, значит, больше не будет. Я не специалист, но мне кажется, что на их месте нужно максимально долго растягивать эту вялотекущую войну за поселки средней полосы, сберегая основные силы.

— Западу не нужна Украина, ему наплевать на ее судьбу. Если бы Запад интересовала судьба украинцев, государства, то он бы пошел по другому пути. После подписания Минских соглашений потребовали бы пойти по пути их реализации, а те 150 миллиардов долларов, которые уже вложены в войну, можно было бы вкладывать не в поставки оружия и не в военный конфликт, а в экономику страны, попытаться сделать из Украины вторую Австрию или Швейцарию. За счет этого и Донбасс бы потянулся, и Крым тоже, и у России была бы заинтересованность в сотрудничестве.

Но Западу этого не надо, ему нужно ослабить Россию, а не построить процветающую Украину. Ослабить Россию можно только военным путем, за счет военной операции, чтобы мы потерпели поражение, возникло недовольство, смена власти в стране, возможно, даже с гражданским конфликтом, приходом проамериканских сил, и таким образом вопрос был бы решен. А в качестве компенсации мы бы платили репарации, контрибуции, которые шли бы Украине, которые она выплачивала бы Западу за «помощь». Таким образом, мы в качестве этих мер отдали бы Западу месторождения нефти, газа, редкоземельных металлов, золота, платины и прочего. Это тот план, который очень четко просматривается, и ровно из-за этого ведется военный конфликт. Запад давал оружие и обучал украинских солдат не для того, чтобы они сидели в окопах и проедали западные деньги, их обучали для того, чтобы они умирали за интересы Вашингтона и транснациональных корпораций, в первую очередь американских.

«На мой взгляд, уже где-то полгода идет война на истощение, и Россия на сегодняшний день имеет серьезнейшие преимущества, они более явно проявляются на второй год ведения СВО» Фото: © РИА «Новости»

«Надежды киевского режима, что у нас закончатся боеприпасы, тщетны»

— У нас примерно полгода назад были разговоры о снарядном голоде. Сейчас он вроде бы решен, по крайней мере, не видно этой проблемы в телеграм-каналах. Как вы считаете, активно ли разворачивается наш ВПК?

— Если говорить о нашем ВПК, то значительная часть предприятий работает в три смены 7 дней в неделю, перестройка части экономики на военные рельсы идет успешно. Это подтверждается тем, что на фронт поступают современные образцы вооружений, о которых мы заявляли, показывали на парадах, но речь об их поступлении в войска не шла. Сейчас они идут в бой, посмотрим, как проявят себя, и после доработки пойдут в серию. Военно-промышленный комплекс, на мой взгляд, весьма интенсивно перестраивается, и многие вопросы решаются гораздо успешнее, чем прежде.

Также руководство со стороны начальника Генштаба Валерия Герасимова привело к тому, что взаимодействие разных родов войск за время проведения СВО улучшилось в разы. За счет этого противник ощущает достаточно серьезные проблемы, а с российской стороны мы меньшими силами добиваемся бо́льших успехов, чем было раньше.

Эта «перестройка» проводится крайне интенсивно и будет иметь серьезные результаты. Одновременно мы строим заводы по производству микросхем, снарядов, тем более предприятия не такие сложные. У нас есть все ресурсы для этого. В ближайшее время пойдут свои собственные микросхемы, пусть уступающие иностранным, но для решения военных задач достаточные. Как следствие, надежды киевского режима, что у нас закончатся боеприпасы, тщетны, наоборот, мы выходим на плановые показатели, которые позволят нам решать задачи наступательного и оборонительного плана, если таковые возникнут.

— Есть красивая цитата, которую приписывают Уинстону Черчиллю: «Первый год — ничего, второй — кое-что, третий — то, что надо, четвертый — все что угодно». Вы с ней согласны?

— Сейчас уровень развития боевой техники совсем другой, не такой, как в годы Второй мировой войны. Если мы проводим тут аналогию, то скорее она должна быть с Первой мировой, когда идет позиционная война и широкое использование артиллерии. Кстати, тогда использовали привязные воздушные шары, аэростаты для корректировки артогня, сейчас применяем беспилотники. Тогда артиллерия была позиционной, размещалась на хорошо укрепленных позициях, сейчас — маневренная. Но во многом сам характер боевых действий совпадает с тем, что было тогда.

Если говорить о том, как будут складываться боевые действия, то все свидетельствует о том, что второй год действительно может быть если не переломным, то важным. Вообще, на мой взгляд, уже где-то полгода идет война на истощение, и Россия на сегодняшний день имеет серьезнейшие преимущества, они более явно проявляются на второй год ведения СВО.

Вероятность того, что в 2024 году будет политическое решение, весьма высока. Особенно это связано с тем, что в этом году в целом ряде стран пройдут выборы, а приход новых фигур может привести к смене ситуации на Украине. Если придут «ястребы», увидим эскалацию, если люди, которые заинтересованы в том, чтобы Америка ограничила свое военное присутствие, то перспектива заключения мирного договора сильно вырастет.

— Мы знаем о многочисленных западных наемниках, в том числе о том, что польские кадровые военные сражаются по принципу «их там нет», буквально увольняясь официально со службы, но выполняя задачи, поставленные польским Генштабом. То есть это не наемники, а уже переоформленные штатные военные. Может ли быть так, что натовцы начнут вводить не отдельных наемников, малые подразделения, а кадровые части?

— К сожалению, да. Уже сейчас роты натовских военнослужащих присутствуют. Это в первую голову спецназ под видом иностранных добровольцев. Такая же история и с польскими военными, которые взводами и ротами воюют в составе ВСУ, от краснолиманского направления до Запорожья можно слышать польскую речь на всем протяжении линии фронта. Поэтому НАТО уже практически втянулось в конфликт, очень активно, речь идет о поставке самолетов F-16, а начиналось все со стрелкового оружия. Вероятность того, что войска НАТО втянутся широкомасштабно, высока. В странах альянса это тоже понимают и пытаются преподнести свое участие как неучастие. Якобы все ограничивается поставками оружия, потому что прямое столкновение НАТО с Россией — это угроза применения тактического и стратегического ядерного оружия со всеми вытекающими последствиями для стран НАТО и всего человечества. Сейчас все больше и больше эксперты и политологи в России и за рубежом говорят о том, что нельзя допускать эскалации конфликта, которая приведет к этому результату. Хотя неоднократно звучали высказывания в Брюсселе, что если Украина будет терпеть серьезное поражение, то НАТО может вмешаться открыто, но это, повторюсь, большая опасность.

— Есть мнение, что в НАТО все, что могли, уже выдали, а англичане пообещали выдавать свои запасы на черный день. В условиях, когда они потеряли дешевый российский газ, это большие финансовые затраты. Насколько западный ВПК способен создавать новую технику и поставлять ее на Украину?

— Если в краткосрочной перспективе, то будут трудности в поставке техники и вооружений, в долгосрочной это выгодно Западу, они приняли целый ряд программ, выделили соответствующие средства на рост военного производства. Военные бюджеты достаточно серьезно выросли, в том числе в США. ВПК — это главный спонсор политиков Запада, потому они крайне заинтересованы, чтобы это происходило. Сегодня НАТО будет делать все, чтобы Запад получал военные заказы и таким образом раскручивался маховик гонки вооружений, мы должны на это смотреть и с другой стороны. После пандемии коронавируса многие страны оказались в условиях кризиса, а гонка вооружений — это один из самых простых и надежных способов вывести экономику из депрессии. Поэтому практически все правительства выступают за гонку вооружений.

— Вы сказали, что и у НАТО это повод вывести из кризиса экономику, и у нас. За последний год принято столько полезных решений, сколько за 10 предыдущих лет не было. Почему военный конфликт является катализатором правильных решений?

— Мы слишком долго зависели от экономики западных стран, ориентировались на них. Практически все разговоры о развитии собственного производства и решении многих иных вопросов искусственно затягивались в силу того, что «нам это не очень-то и нужно», мы можем продать сырье и купить все, что нам необходимо, за рубежом. Разговоры о развитии своего производства так и остались разговорами. После того как против нас ввели санкции, в том числе против олигархов, политиков и бизнеса, то, конечно, началось серьезное оживление. Полагаю, что в этих условиях, если бы нам дали больше свободы для малого и среднего бизнеса, мы бы совершили весьма серьезный рывок. Те рычаги, которые сложились под давлением западных транснациональных компаний, препятствовали развитию производства. Скажем, продуктовые сети видят в небольших магазинах и рынках своих конкурентов, потому делали все, чтобы эти предприятия умирали или не развились.

На сегодняшний день у нас появилась возможность смены курса, сделать ставку на развитие своего производства. Если это сохранится, то у нас будет шанс добиться хороших результатов, не только в области ВПК, но и в секторе гражданского производства. Приведу пример Южной Кореи, которая совершила рывок за счет развития военного производства, когда военные технологии перешли в гражданскую сферу. Если мы не будем мешать этому переходу, то и в технологическом отношении сделаем прорыв. Если мы будем препятствовать, то произойдет то, что случилось в СССР, когда ультрасовременные наработки, которые сейчас проявляются в странах Запада, у нас использовались 40 лет назад, но так и остались засекреченными.