Самую русскую оперу в постановке Михаила Панджавидзе театр им. Джалиля представил в рамках 41-го Шаляпинского фестиваля в день 150-летия Федора Шаляпина, Самую русскую оперу в постановке Михаила Панджавидзе театр им. Джалиля представил в рамках 41-го Шаляпинского фестиваля в день 150-летия Федора Шаляпина

Самая русская опера

Примечательно, что сам спектакль для профессионального анализа большого интереса уже не представляет — «Борис Годунов» Михаила Панджавидзе идет в ТАГТОиБ с 2005 года, а его художественные компоненты и того старше: декорации и костюмы сценографы Виктор Немков и Людмила Волкова сделали по эскизам Федора Федоровского, которые тот создал в 1948 году для постановки в Большом театре.

Однако в данном случае выбор оперы вполне логичен. В 1908-м именно Федор Шаляпин дал старт триумфальному шествию «Бориса…» по Европе, впервые исполнив заглавную партию в Париже в рамках «Русских сезонов» Дягилева. И хотя именно страждущий царь-безумец затем стал визитной карточкой Шаляпина, в опере Мусоргского он пел и другие партии — сказителя Пимена и беглого монаха Варлаама. Так что «Борис Годунов», пожалуй, самая «шаляпинская» опера, и посостязаться с именитым юбиляром мог каждый из действовавших на сцене басов.

Примечательно, что сам спектакль для профессионального анализа большого интереса уже не представляет — «Борис Годунов» Михаила Панджавидзе идет в ТАГТОиБ с 2005 года, а его художественные компоненты и того старше Примечательно, что сам спектакль для профессионального анализа большого интереса уже не представляет — «Борис Годунов» Михаила Панджавидзе идет в ТАГТОиБ с 2005 года, а его художественные компоненты и того старше

А компания подобралась солидная: Михаил Казаков (Борис), Алексей Тихомиров (Пимен) и Михаил Колелишвили (Варлаам). Первые двое — выпускники Казанской консерватории, ныне представляющие Большой театр и «Новую оперу». Третий — солист Мариинского театра, творчески сформировавшийся в Тбилиси. Не забудем и почетного старожила театра им. Джалиля Айдара Нургаянова (Пристав). Так что, несмотря на присутствие статусных певцов иных тембров, в частности тенора ГАБТа Олега Долгова (Григорий) и его коллеги, меццо Агунды Кулаевой (Марина Мнишек), фишкой вечера стали пышные entrée басов.

Пимен-Тихомиров — не святой мудрец, а страдающий человек со своими благами и грехами. Рассказ о праздной жизни (I акт) он подытожил никнущими жестами рук и смиренным кивком головы Пимен-Тихомиров не святой мудрец, а страдающий человек со своими благами и грехами. Рассказ о праздной жизни (I акт) он подытожил никнущими жестами рук и смиренным кивком головы

Без «нового Шаляпина»

Звание «нового Шаляпина» справедливо не досталось никому. Да и вряд ли самобытные, умные солисты на него претендовали: по-шаляпински сочетать вокальную мощь, рельеф сценического жеста и актерскую игру мог только сам Федор Иванович. А вот в условной борьбе за титул лучшего баса Казани, судя по всему, произошла смена лидера. Им стал Тихомиров, предложивший публике теплокровный образ русского старца. Его Пимен с ниспадающей бородой традиционен внешне, но незауряден музыкально: аскетичную речитацию певец обогатил горячей, живой интонацией, полумрак монашеской кельи озарил сочным басом, а монотонную летопись мудреца — переливами динамики и яркими агогическими деталями.

К тому же солист оказался ближе всех к Шаляпину по образному богатству роли, продемонстрировав мобильные актерские переключения. Пимен-Тихомиров не святой мудрец, а страдающий человек со своими благами и грехами. Рассказ о праздной жизни (I акт) он подытожил никнущими жестами рук и смиренным кивком головы. А повествуя о чуде в Угличе (IV акт), предстал и покорным мирянином, и несгибаемой совестью царя. Все это намекает на то, что Тихомиров — прекрасный Борис. Пока, увы, чаще за пределами театра им. Джалиля (кажется, в столице РТ он пел эту титульную партию лишь раз), но насладиться царским монологом «Скорбит душа…» недавно можно было в Казанской ратуше на музыкально-литературном спектакле фестиваля «Шаляпин и Горький».

«Два огромных человека»: как Шаляпин и Горький подружились в Казанской ратуше

А вот Казаков, поющий Годунова в ТАГТОиБ уже 20 лет, явно сдал позиции. Не столько вокально (хотя в этот раз его Борису не хватало тембровой глубины, а «говорка́» для современного царя было многовато), сколько эмоционально. Безумного страдальца-философа солист превратил в эксцентричного параноика. А его пронзительные диалоги с внутренним «я» заменил игрой на публику: театральными паузами, броскими придыханиями, диким хохотом и штопорными падениями.

Казаков, поющий Годунова в ТГАТОиБ уже 20 лет, явно сдал позиции. Не столько вокально, сколько эмоционально Казаков, поющий Годунова в ТАГТОиБ уже 20 лет, явно сдал позиции. Не столько вокально, сколько эмоционально

Есть ощущение, что во время венчания на царство у Казакова вовсе не «скорбит душа». Кажется, он больше думает о славящем его (Бориса) народе или о нотном тексте — так рельефно царь открывает рот и пестует каждый звук. От этого смысловая нить монолога рвется, а исповедь становится приветственной речью. Нервные жесты и безумные взгляды Казакова-Бориса уместны в его психологических поединках с Шуйским (Роман Муравицкий) и галлюцинациях, но не в отеческих беседах с Федором и Ксенией (Карим Галиев и Венера Протасова). Хотя безусловной удачей стал предсмертный монолог солиста в финале, где его зычный бас звучал щемяще и катарсически.

Вклинившийся в смотр казанских басов  Колелишвили порадовал исполнительской свободой и звонкими верхами. После оперного хита «Как во городе было во Казани», который артист раскрасил эффектными «зависаниями» и rubato, он традиционно сорвал овации Вклинившийся в смотр казанских басов Колелишвили порадовал исполнительской свободой и звонкими верхами. После оперного хита «Как во городе было во Казани», который артист раскрасил эффектными «зависаниями» и rubato, он традиционно сорвал овации

Торжество архаики

Нельзя не отметить харизматика Нургаянова, чей пристав ярко выделялся среди толпы у Новодевичьего монастыря. Не только ярко-красным кафтаном, но и острой характерной интонацией, которой он хлестко подстегивал хор молить Бориса взойти на трон. В таверне на литовской границе артист запомнился выразительной пантомимой и мимикой, визуализируя бубнящую тему оркестра под управлением Василия Валитова.

Вклинившийся в смотр казанских басов Колелишвили порадовал исполнительской свободой и звонкими верхами. После оперного хита «Как во городе было во Казани», который артист раскрасил эффектными «зависаниями» и rubato, он традиционно сорвал овации. Убедителен был певец и в комедийных моментах, лихими повадками напомнив Шаляпина. А вот скрытый драматизм Варлаама и, в частности, его реплика «Христиане скупы стали» потерялись. Возможно, раскрыться больше солист мог бы в сцене под Кромами, где беглые монахи участвуют в народном бунте. Однако в театре им. Джалиля опера кончается смертью Бориса, поэтому часть великой истории и музыки остается за кадром.

До сих пор за кадром в ТАГТОиБ остаются и режиссерские интерпретации оперы. При всем уважении к Федоровскому и Панджавидзе казанский «Борис…» выглядит архаично. Не только из-за советских декораций, долгая смена которых затягивает и так длинный спектакль, но и за счет привычных глазу мизансцен. Воздевающий руки хор, скорбящий на коленях Юродивый (Ярослав Абаимов), жмущийся к стенам Отрепьев — все это уже было и требует свежего взгляда.