«От «Герани» перейдем к другим «цветочкам»: бывший разведчик Решетников о возможном наступлении России

Леонид Решетников: «Были подвижки на запорожском участке фронте, можно сейчас сказать, что наши Вооруженные силы, наша армия в какой-то степени перехватывают инициативу, ранее принадлежавшую противнику, а на ряде участков переходят в наступление» Фото: Алексей Белкин

«Нельзя говорить, что линия фронта не меняется»

— Леонид Петрович, какова, на ваш взгляд, обстановка на фронте?

— Обстановку на фронте, на линии боевого соприкосновения, можем охарактеризовать как начало перехвата нашей армией, нашими частями инициативы, которая очень долгое время принадлежала ВСУ. Последний месяц идет работа по перехвату данной инициативы, это доказывает ситуация с освобождением Соледара, бои уже идут в Артемовске — как в городе, так и в пригороде. Есть признаки активных атак в районе Кременной, Сватово, на северном направлении. Были подвижки на запорожском участке фронте, можно сейчас сказать, что наши Вооруженные силы, наша армия в какой-то степени перехватывают инициативу, ранее принадлежавшую противнику, а на ряде участков переходят в наступление.

— У неспециалистов есть вопрос: что же все так медленно идет? Когда смотришь карту боевых действий, создается впечатление, что после отступления из Херсона линия фронта не меняется.

— Если так глобально смотреть, вроде бы и нет. Но если смотреть конкретные карты на театре боевых действий, на разных направлениях, то, конечно, меняется. Я упомянул и освобождение Соледара, и бои в черте Артемовска, и выход на окраины Угледара, а это юг донецкого направления. Где-то вытеснили на запорожском направлении. Последние сообщения о том, что есть продвижение на севере донецкого фронта (это небольшая часть Харьковской области, которую мы удерживали), — и здесь есть продвижение, ряд населенных пунктов был освобожден. Говорить, что не меняется линия фронта, нельзя, но нужно иметь в виду, что масштабных наступлений наша армия пока не ведет, идет активная оборона, переходящая в атаку.

— Согласно сводкам военкоров, сейчас одна из основных задач нашей армии — уничтожение живой и военной силы противника, не продвигаясь вперед, вынуждая ВСУ тратить свои ресурсы. Насколько это верное мнение?

— Да, примерно так и есть. Мы последние месяцы, о чем я уже сказал, придерживаемся тактики активной обороны, не глухой, а активной, подчеркну. Как следствие, масштабных наступлений нет. Если мы держимся такой тактики, то противник, пытаясь атаковать, действительно теряет значительно больше, чем мы, и смысл действительно в уничтожении живой силы. И по политическим, и по военным причинам они хотели добиться прорыва, но это им не удается.

Противник, нужно помнить, снабжается из-за рубежа, сообщается с натовцами, в итоге там тоже понимают, что они несут существенно более крупные потери, чем наша армия, наверное, 8–9 к 1, и это не только по живой силе, но и по материальному имуществу. Вопли Владимира Зеленского «Дайте танки, дайте самолеты!» имеют ряд целей, в том числе хоть как-то пополнить тающий на глазах военно-технический потенциал ВСУ. Так что сейчас правильные оценки связаны с тем, что мы стараемся не прибегать к масштабным наступлениям, в которых могут быть задействованы силы больше дивизии или корпуса, а наоборот, действуем более малыми штурмовыми подразделениями от роты, батальона или полка — ведем такую активную оборону: где надо — продвигаемся, где сложно — стоим, выбиваем противника.

— Вы уже начали отвечать, давайте углубимся. Зачем украинская сторона так упорно держалась за Соледар, а теперь за Артемовск? Они же на этом теряют огромное количество личного состава, а выгода весьма сомнительна.

— С военной точки зрения, это важные пункты обороны, той линии, которую они выстраивали еще после 2014 года, считайте, 8 лет. Это первые и наиболее стройные линии обороны, они два важных пункта — Артемовск и Соледар — держат с умыслом. Конечно, прорыв и занятие этих пунктов приведут к крушению всей линии ВСУ, но им придется уже переходить к обороне больших промышленных центров, то есть Краматорска и Славянска. А что значит оборона этих двух промышленных центров? Это их вывод вообще за скобки как экономических и военных центров, а также места расположения живой силы. Военный конфликт будет уже идти на окраинах этих городов. Им очень важно держаться.

Второе. Мы это недооцениваем, на мой взгляд, но для киевского режима престиж, пиар — очень важно. Сейчас допустить внедрение в массы украинского обывателя мысли, что что-то не получается, — опасно. Они же жили в атмосфере «перманентной перемоги», одни только сообщения, как давят, как побеждают, а тут получается совсем другая картина. А сейчас то там сдали, то тут сдали, вроде бы небольшие города или даже деревни и села, но такой процесс наметился. И если пойдет уже Артемовск, город, который населяли до начала СВО более 70 тысяч человек, — это уже масштаб. Этот древний русский город известен с 1571 года как Бахмутовская сторожка, крепость, основанная при Иване Грозном. Потому это очень важно для внутренней пропаганды, внутреннего единства украинского населения, и, конечно, Зеленский или его хозяева пытаются удержать город, не жалея никого, несмотря ни на какие жертвы. Поэтому город имеет очень важное пропагандистское и военное значение. Так во всех военных конфликтах бывает. История нашей Великой Отечественной войны тоже знает такие обороны городов. Мы держались, несмотря ни на что, а он пытается точно так же держаться, невзирая на потери, надеясь достичь поставленных целей. Плюс они считают, что мы можем надломиться, выдохнуться на этом городе, так что расклад типичный.

«Военный конфликт идет на Украине с 2014 года. Конечно, несравнимые потери за первые 8 лет. Но уже очевидно перенапряжение всей экономики, всей структуры Украины» Фото: © Александр Гальперин, РИА «Новости»

«Какого-то решающего значения появление роты или батальона этих танков не будет иметь»

— Я, конечно, не офицер Генштаба, но на моем обывательском уровне видно так: командование Российской армии увидело, что в Харьковской области противник давит и держаться становится слишком дорого, поэтому приняло решение отвести войска и уплотнить линию фронта. Аналогично поступили в Херсоне, стало понятно, что в условиях отсутствия надежной дороги снабжения нужно отходить, чтобы сохранить армию, которая потом еще сыграет. Как в войне с Наполеоном: важнее не удержать позицию, а сохранить армию. Почему наши украинские противники не дорожат своими войсками?

— Может быть, у него другая ситуация, у нас такой не было. Да, мы отошли из Херсона, чтобы не нести огромные потери, но мы потом продолжим наступать. А у него ситуация такая: если пара-тройка таких артемовсков рухнет, то и вся система свалится, как и сам он. Придется его менять, такие настроения в стране. Военный конфликт идет на Украине с 2014 года. Конечно, несравнимые потери за первые 8 лет. Но уже очевидно перенапряжение всей экономики, всей структуры Украины. Мы же наносим удары и по важным промышленным, техническим центрам. И здесь проигрыши, отступления, оставления грозят лично Зеленскому. Его придется менять, и есть претенденты, а он это хорошо понимает. И американцы хорошо понимают, им тоже не хочется менять, но придется, поэтому держатся до конца. Другого выхода нет.

Пример из Великой Отечественной войны, хотя нужно понимать, что примеры из истории 80-летней, 100-летней или 150-летней давности достаточно условные сравнения, их нельзя накладывать на современные события полностью, выйдет неточная и неверная картина. Но тем не менее, как вы помните, нацистская Германия старалась держать рубежи, когда было ясно, что она обречена. Немцы держались до конца. Уходить Зеленскому сейчас тяжелее. Нам уходить из Харьковской области нестрашно, она пока даже официально не в составе России. Из Херсона ушли, но из области нет, мы стоим на другом берегу Днепра. А тут вся система политическая прежде всего и военная могут после существенных поражений просто рухнуть. Поэтому он и держится.

— Кстати, Херсонская область. Сейчас украинские ДРГ на лодках прорываются на наш берег Днепра, высаживаются, их засекают наши разведчики, уничтожает наша артиллерия и мобильные отряды. Какой смысл в этих посадках?

— Смысл, как и у любой военной операции, специфический. Пять групп отправили, две вернулись обратно, выполнив задание. В этом смысл. Во-первых, постоянное прощупывание, где есть слабые места. Во-вторых, какие-то группы все-таки чего-то достигают, никогда не бывает, что мы 100 процентов уничтожаем, а они 100 процентов выполняют. Обычные военные будни. Тут ничего нового нет, и так будет продолжаться. Перейти в совершенно глухую оборону они тоже не хотят, им нужно демонстрировать активность, поднимать дух, настраивать своих бойцов на то, что конфликт продолжается, готовятся к форсированию Днепра. За идиотов их считать не надо, они делают обычное дело, а нам, из-за того что мы уничтожаем эти группы, нос зажимать не надо, мы точно так же выполняем свою военную работу, которую обязаны делать, если хотим победить.

Скажем, они исходят из того, что нащупали слабое место, быстро прорвались туда, совершили диверсию, подорвали важные цели или понизили моральный дух войск на этом участке фронта. Это же может сказаться на войсках в целом, а также на других участках фронта, что в итоге может вылиться в результаты всей специальной военной операции.

— Коллективный Запад после совещания на военной базе в Рамштайне огласил список того, что поставит Украине. Это огромное количество артиллерии прежде всего. А уже после пообещали танки. Когда посчитали, выяснилось, что около 300–320 единиц техники. Насколько серьезна эта военная помощь?

— Если бы они сегодня сказали, а через две недели 300 танков прибудет, то это может помочь. Но они сказали, что танки начнут в лучшем случае поступать в течение нескольких месяцев небольшими группами по 15–20. Если они не будут их сразу бросать в бой, а начнут накапливать, то у нас, значит, есть несколько месяцев для решения своих задач и эти танки роли не сыграют. Если же мелкими группами, то надо иметь в виду, что нужно обучить людей и экипажи. Если они планируют, что весьма реально, сажать свои или смешанные экипажи, то это втягивание натовских стран в полноценную войну с Россией. Запад очень осторожничает, он заявляет, что 320 танков поставит, а по срокам все выглядит очень занятно и интересно. Оказывается, что сразу в течение пары месяцев не смогут все это поставить или обучить экипажи. А если вдруг они поставили 30 танков и они сразу пошли в бой, значит, там сидят натовцы, и это тоже важный момент. Они все это анализируют.

Иногда кажется, что специально затягивают с реализацией обещаний, но такое вызвано чисто тактическими и техническими данными. Нужно решиться, чтобы посадить поляков, скажем, там идиотов много. Но могут и других посадить, так что вопрос сложный и серьезный. Нужно исходить из того, что какого-то решающего значения появление роты или батальона этих танков не будет иметь, на мой взгляд. Могут попытаться этим батальоном сделать где-то прорыв, но для подобного, как обычно, должен быть процесс подготовки, обучения, слаживания — считайте, пара месяцев, чтобы появилось где-то на каком-то участке линии боевого соприкосновения. Leopard или Abrams — не суть важно.

«В США выборы скоро, республиканцы деньги считают, сколько тратят демократы. Конечно, танки — эффективная штука, появление их на фронте, безусловно, осложнит борьбу, но все не так просто» Фото:  © White House / via Globallookpress.com / www.globallookpress.com

«В последние месяцы добровольных пленных стало в разы больше»

— Танк не просто конкретная боевая техника, но еще и снаряды, топливо, ремонтные бригады. Без всего этого танк превращается в очень дорогой металлолом. Как у Украины обстоят дела с ремонтной базой и прочим?

— Абсолютно верно, что танк не только машина. Не соглашусь с тем, что это металлолом. Танк — эффективная боевая машина: как у нас, так и у них. Но, повторюсь, абсолютно верно, что должно также быть техническое обслуживание, ремонтная база и обученный экипаж. Все это занимает значительное время.

Опять же, это втягивание натовцев в прямое военное столкновение. Украине нужно вообще все, что требуется для танков, и все это должны будут поставлять вместе с ними. С другой стороны, это все очень дорого обходится для западных стран, такое могут позволить себе только США. Европейские страны рассчитывают, что эти проблемы будут закрывать именно они. В США выборы скоро, республиканцы деньги считают, сколько тратят демократы. Конечно, танки — эффективная штука, появление их на фронте, безусловно, осложнит борьбу, но все не так просто.

— На прошлой неделе прошли военные учения в Беларуси, на которые прибыл командующий ВВС Сергей Дронов. Какова вероятность, что Россия начнет наступление с севера?

— Мнение такое есть. Пока наша группировка там не создает впечатления, что какой-то мощный удар будет с той стороны. Но вполне возможно, что какие-то действия, осложняющие для киевского режима ситуацию на фронте, будут произведены с территории Беларуси.

— О личном составе. Все телеграм-каналы заполнены роликами с убегающими от мобилизации украинцами. Смотреть смешно и страшно одновременно. Каков в целом мобилизационный потенциал Украины на текущий момент?

— Им сейчас сложно. Считается, что для наступления необходимо сформировать на первом этапе корпус под 100 тысяч, на втором — еще такой же 100-тысячный корпус. В общей сложности два корпуса около 200 тысяч. Это очень сложно, их нужно обучать, слаживать, а фронт трещит, дырки закрывать надо. Людей действительно хватают на улицах, в городах мужчины стараются на улицу лишний раз не выходить, скрываются, поэтому мобилизация идет путем отлавливания. Военкоматы выполняют план по мобилизации, если не получается, то вызывают полицию и шмонают по улицам своего района. Хватают людей, тащат в военкомат и выдают повестку. Трудно им отмобилизовать, настроение тоже так себе. Потери огромные, как ни скрывай, это же чувствуется. Одно дело, мы общаемся и узнаем, что у каких-то знакомых есть погибшие. А там ситуация такая, что буквально в каждую семью пришла смерть или как минимум к ближайшим знакомым. Отмобилизоваться больше, чем сейчас, им вряд ли удастся, и это их не спасает, бросают в бой абсолютно неподготовленных людей. Они даже не сдерживают. Продвижения нет, пока наши не поймут, что там сидят неподготовленные мобилизованные. Как только наши об этом узнают, российские войска переходят в наступление, уничтожая заслоны противника, убивая личный состав или забирая его в плен. В последние месяцы добровольных пленных стало в разы больше.

— Бойцы и офицеры с линии фронта подтверждают, что враг, несмотря на бедственное положение, сражается упорно и не бежит, за отдельными исключениями, как правило, в случае выходцев из западных областей Украины. Почему украинские военные такие стойкие?

—  Значительная часть, еще остающаяся в строю, — это мотивированные украинские военнослужащие, воспитанные в радикально-националистическом духе, а кто-то из них и вовсе нацист. Конечно, эти войска стойкие, не отступают и не сдаются. Я иногда думаю, что появление отмобилизованных и необученных людей на передовой объясняется тем, что подготовленные кадры нужно сохранить, а этих не жалко. Это линия киевского режима — бросать вперед пушечное мясо, прикрывая в какой-то степени ядро ВСУ, которое продолжает активно сопротивляться и воевать. Вместе с тем, конечно, оно уменьшается, ядро имеет свойство сжиматься, теряя свой дух. Поэтому полагаю, что еще пройдет несколько месяцев и ситуация может коренным образом измениться.

«Первый этап вышел неудачный, полагаю, что просчеты были по большей части политические, хотя и военные тоже: недооценка противника, неправильное понимание настроений и функционирования этой территории, можно сказать, полусостоявшегося государства» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Чтобы удержаться, ВСУ готовы платить тысячами жизней»

— Осенью и в начале зимы, да и до сих пор ходят разговоры, что ВСУ всеми возможными силами собирают «два корпуса Залужного», на которые выделяются западные поставки. Якобы начинают некое наступление либо на харьковском, либо на запорожском направлении. Насколько это вероятно?

— Им, чтобы удержаться, в любом случае и перед союзниками, и перед своим населением нужны безусловные успехи. Если сейчас, когда ситуация изменилась, а мы перехватываем инициативу, им не удастся осуществить некий крупный прорыв, акцию, то потом будет практически уже невозможно. Поэтому сейчас самый ответственный момент для них, да и для нас тоже. Или мы продолжаем нашу тактику перемалывания, уничтожения армии противника и, постепенно продвигаясь, реализуем свои задачи, или им удастся с резервом более 70 тысяч личного состава при получении обещанной техники осуществить прорыв то ли на Мелитополь, то ли в районе Кременной, Северодонецка, Лисичанска. В известном смысле это вопрос жизни и смерти. Потому такое наступление возможно. Они бы хотели его осуществить, и Запад тоже этого ждет, прежде всего США. Там хотят, чтобы ВСУ это сделали, но создается такое впечатление, что не очень-то получается. Мы на разных участках отвлекаем значительные силы, все зависит от нас. Если мы успешно продолжим нашу линию, а может, даже перейдем в свое наступление, сделаем прорыв на каком-то направлении, то им будет не до своей атаки.

— Скоро год, как мы начали специальную военную операцию. Как вы оцениваете профессиональный рост нашей армии?

— Я думаю, что оценку сложно дать. В том смысле, что задачи первого этапа были не выполнены. Первый этап вышел неудачный, полагаю, что просчеты были по большей части политические, хотя и военные тоже: недооценка противника, неправильное понимание настроений и функционирования этой территории, можно сказать, полусостоявшегося государства. Тут были, скорее всего, неоправданные надежды и планы. Произошло переформатирование всей операции, а не только смена направлений. Началось это с сентября. В итоге мы вышли на этап, когда можно говорить о том, что мы не только стабилизировались, но и готовы к новой активности.

— Ноу-хау этой военной кампании — беспилотные летательные аппараты «Герань-2». Они оказались очень глупые, поэтому их невозможно сбить с пути действующими средствами РЭБ, очень медленные, они не попадают в локаторы. Они практически не отбрасывают тепловой след — средства поражения их не видят. Украинская ПВО в итоге их сбить не может. А какова ваша оценка этого боеприпаса?

— На первом этапе было очень эффективно, это стало большим сюрпризом для Запада, для тех советников и руководителей, которые сидят на территории Украины, да и для самих украинцев тоже было неожиданно. Сейчас, конечно, они приноровились, но и мы усовершенствуем это средство, находим другие варианты. Полагаю, что это естественный процесс во время военных действий. Каждый из соперников старается чем-то ответить. Но мы, я думаю, найдем еще другие варианты, так что от «Герани» перейдем к другим «цветочкам».

«Я полагаю, что в апреле если бы мы сидели тихо, то столкнулись бы с ударом по Донбассу» Фото: Алексей Белкин

«На каждую вражескую акцию должен быть мощный ответ»

— Один украинский беспилотник долетел до Энгельса, второй разбился под Калугой. Возможен ли вариант, что Украина пошлет на нас свои «Герани», сможем ли мы отбить эту атаку?

— Надо иметь в виду, что когда врага загоняют в угол и у него начинаются конвульсии, то любой зверь может совершить бросок, предсмертный удар. Думаю, что ухо нужно держать востро и готовиться ко всему. Мы должны понимать, что это не просто украинская армия, а прокси-армия НАТО. Все последние данные говорят, что там не только наемники, люди, затесавшиеся ради денег, но под их видом воюют солдаты и офицеры из армий стран НАТО. Они посланы туда специально и служат в технических частях, спецназе и прочем. Мы имеем дело с армией НАТО, возможно, в другой форме, но выполняющей все указания и советы. Поэтому альянс может осуществить любую акцию, провокацию, если не будет бояться ответа. Главное, на каждую вражескую акцию должен быть мощный ответ.

— Еще в сентябре писали, что Украина получила столько комплексов Javelin, сколько сами натовцы сделали за 10 лет. Что у них с арсеналами, насколько для них это затратно?

— Если вывести за скобки США, то для Европы ситуация критическая, они отдают то, что реально должно находиться только у них, если они думают об обороноспособности своих стран. Военно-промышленный комплекс этих стран крайне слаб. Может, у Франции еще что-то работает, но в целом ВПК очень слаб. Отдавать такое количество — это ставить под вопрос самих себя. Мы говорим, что Германия будет помогать, но в реальности у нее даже армии настоящей нет. Да, там есть много американских баз. Но как же свои войска? Если брать европейские арсеналы стран НАТО, то проблема очень остро стоит. Если брать США, то там огромный ВПК. Несмотря на некие задержки и перебои, они могут производить очень много. Но и там возникают связанные с этим проблемы.

Там же непростая внутриполитическая ситуация. Вот уже несколько лет она обостряется. Значительная часть элиты, мягко говоря, не очень настроена тратить эти средства на Украину. Полагаю, что для НАТО, Запада это настоящая проблема. «Прожорливость» Зеленского, требующего все больше и больше, начинает уже раздражать. Техники готовой не так много. В общем, история с танками показала, что собирать нужно со всех стран, при этом неясно, как поставлять, что именно, чем заместить убытки — одни вопросы.

— А у нас как обстоят дела? Тоже ходят слухи, что в случае если продолжится линейное развитие, то на каком-то этапе возникнет снарядный голод.

— Тут ориентируемся на заявление Верховного главнокомандующего, нашего президента, который сказал, что наш военно-промышленный комплекс перенастроился, работает ритмично, активно, поэтому все более-менее нормально. Во всяком случае пока каких-то серьезных, масштабных проблем не видно. Да, может быть, средства связи, беспилотные летательные аппараты, другие вопросы снабжения буксуют. Но вроде бы и их начинают решать или уже наладили. Что касается техники, то пока мы таких проблем не видим. Вместе с тем расходы огромные, но и наши возможности немалые, прежде всего в производстве новой техники. Полагаю, что в ближайшие месяцы этих проблем не возникнет. А что будет дальше, я сказать не берусь.

— Если бы Зеленский проявил больше политической мудрости, можно ли было избежать военного конфликта?

— Нет, конечно. Тут не в Зеленском дело. Решение приняли на Западе. Там решили, что пора заканчивать с Россией. Тем, кому надо, знали об этом с 2018–2019 годов. Если отмотать назад, то увидим, что именно с этого времени мы стали многое показывать миру: «Посмотрите, что у нас есть, мы можем за себя постоять. Посмотрите на наши суперракеты, супер подводные лодки, супертанки». Шли постоянные маневры, подготовка к отпору. Операция была упреждающей.

Я полагаю, что в апреле если бы мы сидели тихо, то столкнулись бы с ударом по Донбассу. Там, согласно их расчетам, ВСУ за 5–7 дней выходили на границу с Ростовской областью. В результате боев на границе произошло бы втягивание в конфликт России, но только в другой конфигурации. Поэтому, на мой взгляд, мы собирались изменить ситуацию, войти в Киев, Харьков, помочь прийти к власти, как тогда считалось, разумным представителям этого государства. Но что получилось, то получилось.