«Гульнору Гатину не отличить от гейши»: куда прилетела казанская «Мадам Баттерфляй»

Разудалые моряки и покорные гейши, японские бойцы и американские самолеты, красные кимоно и черные кители — все это можно было увидеть на показе оперы «Мадам Баттерфляй» в театре им. Джалиля Фото: республика21век.рф

Конфликт цивилизаций

К «Мадам Баттерфляй» в 2009 году режиссер Михаил Панджавидзе (нынче в Казани еще и фигурант крайне прискорбного скандала) подошел нетривиально. Оперное либретто Луиджи Иллики и Джузеппе Джакозы он дополнил документальными фактами из жизни гейши Кага Маки по прозвищу Баттерфляй (она влюбилась в шотландца Гловера и родила ему мальчика. Коварный Гловер бросил танцовщицу, сын стал летчиком, а в 1945 году после атомной бомбардировки американцами Нагасаки покончил с собой). В итоге пуччиниевская семейная драма о верной гейше и ветреном соблазнителе должна была стать народной трагедией о столкновении Запада и Востока. А японка Чио-Чио-сан и американец Пинкертон — жертвами вечного спора цивилизаций, обреченными тихо страдать и гибнуть.

Для пущего эффекта режиссер стер из сценария личностный конфликт героев. Казанский Пинкертон искренне любит жену и бережет ее как редкий экзотический цветок. Перед свадьбой он любуется каждым ее па, защищает от японского дяди-священника Бонзы (недовольного тем, что племянница так легко приняла христианство), нежно успокаивает малышку, а в брачную ночь даже боится к ней прикоснуться. Поэтому его внезапное исчезновение на три года ощущается не как предательство, а как трагический поворот судьбы. Кажется, что Пинкертон (большую часть второго акта присутствующий на сцене в виде портрета) погиб в море или потерял память, а на чопорной американке женился по воле родителей.

Режиссерский замысел на фестивале маркировал выбор солистов. Азер Зада, фактурный тенор из Азербайджана, даже внешне не похож на повесу. А крученые вокальные фиоритуры из его уст льются предельно аккуратно. Словно не желая пугать деву излишней страстью, Зада-Пинкертон смягчает их округлыми, матовыми верхами, а экспрессивное пуччиниевское форте заменяет глубоким, приглушенным звуком. Приму ТАГТОиБ Гульнору Гатину, мило семенящую по-японски, прямо не отличить от гейши. Ее свадебное кимоно игриво переливается на солнце, а хрустальное сопрано звенит как колокольчик. Особенно в выходном соло Баттерфляй, где певица искусно играет регистрами.

Гульнора Гатина и Владимир Целебровский Фото: республика21век.рф

Безропотные жертвы судьбы

Такая версия оперы понравится сентиментальным романтикам (в их числе и автор рецензии), но все же обедняет внутренний мир героев и лишает его противоречий. Во второй части спектакля, где неверный Пинкертон должен открыть истинное лицо, а кроткая Чио-Чио-сан взорваться в безумном плаче, персонажи и артисты не выходят за рамки своих амплуа. Зада деликатно уходит из семейного гнездышка, не желая тревожить бывшую супругу. Гатина принимает его решение как печальную неизбежность и закалывается удивительно спокойно, будто по инерции.

На то, что герои — жертвы, а не творцы своих судеб, намекают их красные кимоно и боди, созданные Ольгой Резниченко. Они кровоточат среди светлых туалетов гейш, кипенных фраков Шарплеса и Ямадори. Последние франты, к слову, тоже лишились «потаенного дна». Американский консул в исполнении зычного баритона «Санкт-Петербург оперы» Владимира Целебровского беспристрастно учтив и не страдает о том, что допустил межнациональную свадьбу. А японец-миллионер, претендующий на руку Баттерфляй после развода, даже не пытается ее понять, а куражится рядом с моряками в черных кителях.

Те, кто сидит рядом со сценой, познакомятся с японскими ароматами — пару раз в партер проникали сладкие благовония Фото: республика21век.рф

Вторая мировая в Стране восходящего солнца

Простоту портретов, по режиссерской задумке, должен компенсировать второй слой сюжета, сопряженный с ужасами Второй мировой войны. Идея свежая и перспективная даже для сегодняшней «Баттерфляй» (не будем забывать, что казанской постановке без малого 15 лет). Однако авторам не хватило запала детально ее проработать и экспонировать зрителю. Мужчина-летчик, мечущийся по сцене в начале оперы, перед прощальным визитом Пинкертона и во время смерти Чио-Чио-сан, не опознается глазом как взрослый сын Баттерфляй (несмотря на то, что перед возвращением отца исполняет акробатический танец с собой маленьким). И если бы перед спектаклем его не персонифицировал конферансье Эдуард Трескин, эта часть скрытой фабулы бы просто не прочиталась.

Во-вторых, военная атрибутика присутствует в спектакле слишком локально. Кроме яркого сценического пролога, где зритель слышит шум американских самолетов, а на черно-белом экране мелькают жертвы бомбардировки, на эту тему ничего не вспоминается. Зато в памяти остается идиллическая Япония Игоря Гриневича — изящные плетеные стульчики, белые тканевые светильники, пестрые цветы-зонтики. Чтобы оживить «картинку», художник сочиняет движущиеся золотые помосты, панорамные двери-окна на колесиках и подсвечивает их согласно сюжету — так на заднике царит ночь, плещется море, восходит солнце… Национальные аксессуары — флаги, статуэтки, столики, чаши — изысканны, но не приторны: эстетическое удовольствие получит даже далекий от Востока зритель. А те, кто сидит рядом со сценой, познакомятся с японскими ароматами — пару раз в партер проникали сладкие благовония.

Столь же манерно-сладостным был и оркестр театра под управлением Рената Салаватова. Вслед за режиссером маэстро подснял драматизм партитуры, обнажив его лишь в ключевых точках — в увертюре, сценах появления Бонзы с вооруженными бойцами, прибытия корабля Пинкертона и смерти Чио-Чио-сан. Оставшиеся два с лишним часа меломаны наслаждались певучей кантиленой струнных, веселым чириканьем духовых и непривычными комбинациями звуков: в свою оперу композитор включил 7 японских песен. Что бы сказал на все это Пуччини, столкнувший в «Мадам Баттерфляй» идеальную мечту и страшную реальность, неизвестно.