«Как карта ляжет»: ужасным Петербургом правит «казанская» Графиня

Казанская «Пиковая дама», безоговорочно, режиссерский спектакль (На фото спектакль 2021 года) Фото: Елена Сунгатова, art16.ru

Безумец-инфантил и кроткая дева

Казанская «Пиковая дама», безоговорочно, режиссерский спектакль. Она не заставляет скучать, не фонтанирует штампами и не поет гимн традиции. В стенах театра им. Джалиля видеть такое даже удивительно. Сакраментальный шаг к экспериментам в Казани Юрий Александров сделал аккуратно, но основательно: при внешней строгости и даже классичности его «Пиковая дама» далека от оригинала. Прежде всего от замысла Чайковского, который вместо карточной игры (царицы пушкинской повести) поставил на пьедестал сюжета любовь.

У Александрова любовь тоже есть (Герман в спектакле не использует Лизу, чтобы узнать три карты). Но она не безусловная, не всепоглощающая и не целительная. Режиссер заставляет героя сомневаться и учиться любить на ходу, что порождает нетривиальные для «Пиковой дамы» сцены. Щемящую исповедь «Я имени ее не знаю…» Герман поет по книжечке, будто не может высказаться от сердца. Во время признаний, падая ниц, не смотрит Лизе в глаза. Да и вообще не уверен, стоит ли ввязываться в отношения (из-за чего роль Лизы, для которой любовь Германа — смысл жизни, несколько нивелируется). И в комнату девушки, и на набережную у Зимней канавки офицер приходит растерянным и не готовым к объяснению.

Именно инфантильность (а не любовь и страсть к игре) в итоге приводит героя к безумию. В поисках духовной опоры он тянется к опытной Графине, пугливо прижимаясь к ее ногам. Самозабвенно молится перед покоями «старой ведьмы» и, как ребенок, выпрашивает у нее секрет трех карт. А чтобы умереть, александровскому Герману хватает лишь карты дамы пик в руках: призрак Графини, которого так боялся Чайковский, в игорный дом не приходит. Зато приходит дух Лизы, которой в казанском спектакле приходится кротко любить за двоих.

Отказываясь от гимна безусловной (т. е. взаимной) любви, авторы делают ставку на мистику: их мрачный Петербург еще больше разрушает незрелую психику героя (на фото спектакль 2021 года) Фото: Елена Сунгатова, art16.ru

Царица ночи и пляшущие шестерки

Отказываясь от гимна безусловной (т. е. взаимной) любви, авторы делают ставку на мистику: их мрачный Петербург еще больше разрушает незрелую психику героя. Вместо Летнего сада и уютной комнаты Лизы (I акт), роскошной бальной залы (II акт) и пестрого казино (III акт) зритель видит темные каменные стены. Сценограф Виктор Герасименко их искусно трансформирует, переставляет, разукрашивает фигурными окнами и классическими полотнами. Однако внешне спектакль больше напоминает фильм ужасов, чем оперную мелодраму. Хрустальные люстры в нем похожи на пауков, прогуливающиеся пары (выпестованные хормейстером Любовью Дразниной) — на бледных призраков, «черная» женская свита старухи — на ядовитых насекомых. А петербургская весна, которую на видеопроекции создал Данил Герасименко, непрерывно плачет дождем.

Правит этим полумертвым городом Графиня. Горделиво восседая на троне, она раскладывает на картах судьбы героев, в том числе Пастушки и Миловзора (валета крестей и дамы червей, милующихся в кругу пляшущих шестерок). Несмотря на свой статус, этой эффектной женщине не чуждо ничто человеческое. Она тайком сочувствует Лизе, не любящей князя, и даже Герману, которому пытается открыть три карты еще до смерти. Но в страхе утратить власть прячет душевные порывы за юбками «черных» приживалок.

Единственное светлое пятно в ночной петербургской тьме — Елецкий. Не только за счет кипенно-белого фрака, но и из-за нетипично фривольного поведения. Вопреки приличиям и воле Чайковского, он проникает на девичник, где аккомпанирует на клавесине Лизе с Полиной и отплясывает «Русскую», а попавшись, манерно передразнивает гувернантку. Во многом этот полусерьезный, полушутовской персонаж создал баритон «Санкт-Петербург оперы» Владимир Целебровский. Для классического Елецкого он выдает слишком открытый звук, а вот на роль «князя с изюминкой» подходит идеально.

«Пиковая дама» — одна из самых композиторских опер (на фото спектакль 2021 года) Фото: Елена Сунгатова, art16.ru

Русский рок по-итальянски

На первый взгляд, подобная «картинка» контрапунктирует и даже противостоит партитуре Чайковского. Это вызывает опасения, ведь «Пиковая дама» — одна из самых композиторских опер, и даже великие мастера, бравшиеся ее переосмыслять (к примеру, Шнитке, Рождественский и Любимов, вернувшие «Даме» пушкинские смыслы), не были безусловно убедительными. Однако на фестивальном спектакле конфликт музыки и сцены почти не случился. В основном благодаря Марко Боэми, возглавившему оркестр ТАГТОиБ.

Маэстро из Рима, филигранно исполнивший «Севильского цирюльника» на старте форума, так и не сбросил беспечную легкость россиниевской звукописи. Она прослушивалась и в кокетливых пиццикато скрипок (капельки дождя вместо сокрушительного ливня), и в гротескных фиоритурах «дерева» (неуклюжая старушка вместо посланницы смерти), и в смягченных сфорцандо меди (рядовое предупреждение вместо неумолимого веления рока). В контексте мистического хоррора партитура Чайковского воспринималась скорее как контрастная киномузыка. А при всем уважении последняя в фильмах чаще значимый фон, чем источник действия.

Адаптироваться к новым условиям пришлось и певцам. Сложнее всего, вероятно, было Олегу Долгову. Представить солиста Большого театра неуверенным, закомплексованным Германом до открытия занавеса автор статьи не могла. Однако тенор мастерски вжился в роль не только внешне (пугая нервными жестами и сгорбленной осанкой), но и вокально. Приглушив кантилену, он местами ярко продекламировал партию, очертив слово.

Опытная и возрастная Татьяна Павловская спорно выглядела в образе юной Лизы, но внешнюю разницу компенсировала трогательным лиризмом и деликатным сценическим поведением. В ариях солистка Мариинского театра была по-академически сдержана, а в ансамблях и вовсе отдавала лидерство партнеру. А вот коллега Павловской по Мариинке Елена Витман (Графиня), напротив, выделялась острыми вокальными репликами. Это то, что точно осталось в казанской «Пиковой даме» от Чайковского.