В поисках интимности: казанская этуаль Гульнора Гатина и ее платье на сцене ГБКЗ

«Никакой конкретной концепции вечера у нас не было», — рассказала нашей газете после концерта прима театра им. Джалиля Гульнора Гатина, чуть ли не впервые выступившая на публике с большой камерной программой Фото: Рамис Назмиев, пресс-служба Шаляпинского фестиваля

«Все-таки оперная сцена предполагает немного другую музыку»

«Никакой конкретной концепции вечера у нас не было, — рассказала нашей газете после концерта прима театра им. Джалиля Гульнора Гатина, чуть ли не впервые выступившая на публике с большой камерной программой. — И я, и Владимир выбирали романсы, которые были нам по душе. Конечно, ни одно сочинение Рахманинова не оставляет равнодушным, но сегодня я исполнила те, которые мне особенно близки».

Обогатить Шаляпинский фестиваль в Казани камерной музыкой — идея почти новая и весьма удачная. Романсы и песни в драматургии форума должны были стать лирическими интермедиями между масштабными операми. Однако вечер, на котором побывал «БИЗНЕС Online», за исключением финальных миниатюр, эту функцию не выполнил. По масштабу и патетике он скорее походил на пышные гала-концерты, которые завершают оперно-театральные смотры. С той лишь разницей, что солистов было двое, а звучали не оперные арии, а романсы.

Помпезный тон события обозначил уже выбор площадки. ГБКЗ им. Сайдашева — самый крупный после ТГАТОиБ академический зал Казани, на днях здесь звучала Вторая симфония Малера для хора, солистов и четверного оркестра. И, если подобные «глыбы» в ГБКЗ чувствуют себя прекрасно, нюансы салонной музыки, увы, теряются. Особенно с балкона, где невнятно прослушивается даже текст.

Правда, со сцены все видится иначе. Гатина на вопрос «БИЗНЕС Online» о возможности камерных концертов в репертуаре театра им. Джалиля ответила следующее: «Наверное, уместнее исполнять романсы здесь. Все-таки оперная сцена предполагает немного другую музыку. Мне было приятно и комфортно петь тут камерный репертуар. В зале имени Сайдашева я сдавала консерваторские экзамены, можно сказать, выросла и с большим удовольствием сегодня вышла на эту сцену».

В первом отделении на материале романсов разыгрывали парадный дивертисмент. Открывший его петербуржец Владимир Целебровский явился публике эксцентричным оперным страдальцем Фото: Рамис Назмиев, пресс-служба Шаляпинского фестиваля

«Камерная музыка мне казалась на тот момент проще и легче»

Оперного пафоса добавил ведущий концерта Эдуард Трескин. Он не успокоился даже после детального пересказа рахманиновской биографии, продолжив высокопарно сравнивать Рахманинова с Шаляпиным и зычно декламировать стихи классиков. От этих словесных пауз камерная программа лишь проиграла: ее интимное очарование таяло под гнетом тяжелых гипербол и метафор.

Солисты, по ощущениям, тоже искренне прочувствовали жанр лишь после антракта. А в первом  отделении на материале романсов разыгрывали парадный дивертисмент. Открывший его петербуржец Владимир Целебровский явился публике эксцентричным оперным страдальцем. В первой тройчатке миниатюр («Есть много звуков», «Я тебе ничего не скажу», «Я не пророк») он экспрессивно выбрасывал руки в стороны и прижимал ладонь к сердцу. А в драматическом апофеозе «дивертисмента» («О нет, молю, не уходи!») страстно ламентировал и эффектно «зависал» на верхах.

«Я начинал свою вокальную карьеру в большей степени как камерный певец, так как камерная музыка мне казалась на тот момент проще и легче, — рассказал нашему корреспонденту после концерта Целебровский. — В моем репертуаре много немецких Lied Шуберта, Шумана, Брамса, песен Малера, Грига, французской камерной  музыки, романсов Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Свиридова, Римского-Корсакова, а также многих других русских и зарубежных композиторов. Камерная музыка требует искренности, внимательного и тонкого прикосновения и особого отношения к тексту и, соответственно, к звуку. У певца есть всего несколько минут, чтобы нарисовать картину, создать историю и донести ее до публики». 

Казанская этуаль Гатина же предстала во всем внешнем великолепии. Чего стоит одно пышное кремовое платье певицы в пол, переливающееся блестками. В нем можно петь Мюзетту или Тоску, но никак не любоваться сиренью в саду («Сирень») и наедине беседовать с богом («Здесь хорошо»). А главное — солистка обнажила всю мощь и полноту своего роскошного голоса. В ее «Сумерках» и Островке» было много и грусти, и любви, и звукового накала. Звучало дорого и величественно. Однако, например, Ильдар Абдразаков говорит, что романсы требуют более интимного тембра.

Гульнора Гатина в роли Сююмбике Фото: «БИЗНЕС Online»

Финальный гимн жанру

При этом отметим чуткое внимание певицы к слову и паритетный диалог с роялем, обязательные для исполнения камерной музыки. А также мобильные переключения между образами и регистрами. Отдельная благодарность пианистке Алсу Барышниковой, искусно балансировавшей между концертной рахманиновской фактурой и ирреальными пианиссимо композитора.

«В романсах Рахманинова особенно важна роль концертмейстера, так как партия фортепиано у Рахманинова равноценна вокальной, а иногда это самодостаточная партия, подобная оркестру, или это продолжение слов, но в музыке. Послесловие… — говорит Целебровский. — Эти романсы требуют от пианиста чуткости, тонкости, глубины звучания, глубины внутренней и прекрасной технической формы. Алсу Барышникова — одна из немногих изумительных пианистов, которые могут это сделать именно так, как надо».

Заветный  «интимный тембр» родился у артистов в заключительной части вечера и рос по мере приближения к финалу. Кокетливо-нежно прозвучала зарисовка Гатиной «Они отвечали». Сдержанно, но пронзительно — элегия «Полюбила я на печаль свою». Квинтэссенцией высокого камерного стиля стала исповедь Целебровского «Христос воскрес». А торжественный гимн жизни и романсу утвердили «Вешние воды», где артисты слились в эстетичном дуэте согласия.