«Доллар на пике по отношению к пулу иных валют. Хорошо это или плохо?»

«Волею Хаоса сему явлению дана неоднозначность».

— Фольклорное.

«С начала года индекс доллара DXY вырос на 14,6 процента, евро потерял к доллару 12,1 процента, британский фунт — 15,6 процента, иена «похудела» на 24 процента, китайский юань — на 10 процентов, казахский тенге — на 9,3 процента и на 26,5 процента «ухнула» турецкая лира» Фото: «БИЗНЕС Online»

О курсах и валютах

Если посмотреть на проценты, то ситуация выглядит еще более выпукло. Так, с начала года индекс доллара DXY вырос на 14,6%, евро потерял к доллару 12,1%, британский фунт — 15,6%, иена «похудела» на 24%, китайский юань — на 10% (максимальное изменение за 20 лет), казахский тенге — на 9,3% и на 26,5% «ухнула» турецкая лира. Схожая ситуация и с криптовалютами: Bitcoin потерял почти 60% своей стоимости, равно как и Etherium, в аналогичном положении Ripple и Cardano — крипта была и остается высокорисковым спекулятивным активом. Из этого печального ряда выбивается лишь российский рубль, укрепившийся к доллару с начала года почти на 20%. Причины этого (контроль капитала и вставший импорт, стоит также помнить, что нерезиденты держат замороженных активов фондового рынка на 15 трлн рублей) здесь рассматривались неоднократно. Ситуацию с рублем можно назвать искусственной, впрочем, это в данном случае не суть важно.

Итак, доллар на пике по отношению к пулу иных валют. Хорошо это или плохо? В России есть устоявшаяся точка зрения, что низкий курс валюты лучше, поскольку это «хорошо для экспортеров». Более того, характерно такое мнение не только для РФ, но и для иных развивающихся стран, которые совсем недавно устраивали между собой «валютные войны», соревнуясь, кто и как сильнее девальвирует свою валюту. При этом под развивающимися подразумеваются здесь и, к примеру, страны Южной Европы. Понятное дело, девальвировать евро у них возможности не было, но в рамках того же механизма они проводили у себя «внутреннюю девальвацию», т. е. снижение доходов населения, особо этим отметилась Испания. Итог-то прост и понятен — повышение конкурентоспособности продукции на мировом рынке, возможность вытеснить с него конкурента, правда, конкурент делает ровно то же самое. Но здесь есть определенные нюансы.

Повышать конкурентоспособность можно только в том случае, если при производстве (или оказании услуг, что суть одно и то же в данном случае) заметная часть издержек идет в местной валюте. Важнейшая из них — зарплата персонала, и, чем менее технологичен труд людей, тем выше доля именно что зарплаты в этих издержках и тем выгоднее производителям девальвация локальной валюты. Если же производственная цепочка завязана на импорт машин, сырья, комплектующих, услуг и т. д., то девальвация усложняет эти закупки, делает их дороже, и это, наоборот, рубит маржу. Но это в теории, на практике же повышающимися в результате девальвации затратами зачастую можно пренебречь: провести техобслуживание силами местных специалистов, заказать не оригинальную запчасть, а аналог. Также можно увеличить межремонтный интервал, рассчитывая на надежность оборудования, хотя такого рода срезание углов чревато авариями и смертями.

С другой стороны, девальвация угнетает потребление импорта. И это не только iPhone или же импортные лекарства, на что элитам обычно наплевать, но и потребление импортируемых товаров роскоши, что никак не может нравиться самой элите. Впрочем, если круг ее узок, а богатства достаточно и более чем достаточно, то это возражение не является релевантным.

Далее, у ситуации возможен еще один аспект, который вступает в действие, если страна получает заметную долю доходов от инвестиций в зарубежные активы. Очевидно, в этом случае собственники (неважно, граждане или государство) получают уменьшившийся доход в случае девальвации этой зарубежной валюты и увеличившийся — в случае девальвации своей. При этом нет «своих» издержек, которые выгодно платить своими же подешевевшими деньгами, если же за долей в собственности следует еще и доля в управлении, то все эти вопросы встают уже относительно зарубежного предприятия, в котором есть эта самая доля.

Это, однако, теория, практика же может быть совсем иной, экономическая ситуация никогда не повторяется досконально.

Необходимый взгляд назад

Выше было сказано о британском фунте и его минимумах за без малого четыре десятка лет. Это действительно так: в 1980–1985 годах доллар укрепился к тогдашней корзине валют основных торговых партнеров (японская иена, немецкая марка, французский франк и британский фунт) почти на 50%. Причина этого была в политике сверхвысоких ставок, которую проводил тогдашний глава ФРС США Пол Волкер, в пике они достигали 20%. Очевидно, под такие ставки очень удобно привлекать капитал: 20% в баксе — это вообще отлично, даже с учетом того, что к началу 1982 года ставка была снижена до 12%, хотя и повышена до 15% чуть позже. Страна работала как большой супермаркет, с дорогим долларом продавать туда было выгодно, а высокие ставки позволяли масштабно привлекать капитал. Ровно на этом и поднялась Япония, на поставках продукции на американский рынок, причем Япония несла заметную долю издержек именно что в иенах: японцы сами разрабатывали и средства производства, и конечную продукцию, закупая лишь сырье, что относительно немного в стоимости конечного товара.

США платили за все это хроническим дефицитом торгового баланса и счета текущих операций, что компенсировалось ростом госдолга: с 1980 по 1985 год он удвоился. Более того, такая политика вызвала очень серьезное недовольство американских промышленников, терявших конкурентные позиции на рынке, в том числе своем собственном, американском. Дело дошло до слушаний в конгрессе, который стал вполне предметно рассматривать возможность введения протекционистских мер. Разрешение возникшей ситуации было найдено на международном уровне — так называемое соглашение Плаза (Plaza Accord), названное так по имени отеля, где оно было подписано 22 сентября 1985 года. Участниками соглашения были министры финансов и председатели центробанков G5, и сводилось оно к тому, что страны-участники примут меры к укреплению своих валют относительно доллара США.

Последствия этого были весьма значительны. Так, в первый же день после публикации этих новостей доллар упал на 4%, и это движение продолжилось. Так, если в сентябре 1985 года за доллар давали примерно 235 иен, то через три года иена укрепилась до примерно 135 за доллар, т. е. японский экспорт подорожал почти на 75%. Это подкосило японскую экономику: уже в 1986–1987 годах она была в рецессии. В феврале 1987-го было заключено «Луврское соглашение» (Louvre accord), призванное прекратить этот процесс долларовой девальвации. Управляемости это не сильно помогло: в октябре 1987 года в США произошел крах фондового рынка, что также не добавило спроса, а пузырь японской экономики лопнул в начале 90-х, там началось то, что позже назвали «потерянным десятилетием», которое в целом продолжается и по сей день. С другой стороны, за счет этого соглашения США удалось (локально, на тот момент) выправить свой торговый баланс с Европой. А с начала 90-х годов началась совсем другая история: освоение и вовлечение в капиталистический мир Восточной Европы и экс-СССР, равно как и все более активное вовлечение КНР, как огромного резервуара дешевого труда, в инвестиционное взаимодействие с развитым миром.

Подводя итоги, надо сказать еще раз, что история никогда не повторяется полностью. Ситуация выглядит похожей, но это не так. К примеру, у США сейчас нет столь мощной промышленности как лоббистской силы: глобализация двинулась вперед за эти годы, и низкомаржинальная промышленность либо вымерла, либо ушла в страны с дешевой рабочей силой, на базе США в промышленном секторе осталось только то, что дорого и ценно. И Япония, и Китай глубоко в долгах, и девальвация их валют вполне может спровоцировать массовое бегство капиталов из этих юрисдикций; понятное дело, с Китаем это будет сложнее. Далее, сами ставки снизились относительно тех времен, иначе говоря, цена ошибки получается ниже. Наконец Европа теперь едина, хотя единение это лоскутно и не очень прочно, судя по кейсу Brexit и наличию разнообразных национально-ориентированных партий и движений в иных странах ЕС.

Пока же США подымают ставку, повышая привлекательность своей юрисдикции для капитала, ЕС идет за ними с опозданием в полгода-год, Япония делает вид, что ничего не происходит, а китайский ЦБ на днях в очередной раз заявил, что может обеспечить экономику огромным объемом ликвидности, если понадобится. Это, впрочем, может быть политической историей: до эпохального съезда Компартии Китая остался месяц, равно как и до решения, подковерного и очного, о том, пойдет ли председатель КНР товарищ Си Цзиньпин на третий срок, нарушив все писаные и неписаные правила китайской элиты. И не стоит также забывать, что рост ставок усложняет обслуживание долгов, хотя ставки все еще остаются глубоко отрицательными в реальном выражении. В общем, отличий от прошлого много — и тем оно интереснее.