Завтра, 19 сентября, похоронят Елизавету II, на этом завершится земной путь английской королевы — символа нации. И именно сейчас, когда у страны новый монарх Карл III, у наблюдателей есть шанс немного лучше понять, как устроена в Англии власть и кто на самом деле правит — правительство, король или его тайный совет? Если при новом короле ничего не изменится, значит, власти у него не густо. Если изменения будут существенными — значит, воля короля кое-что да значит. Обозреватель «БИЗНЕС Online» Владимир Марченко рисует портрет сына Елизаветы, получившего трон лишь на 8-м десятке лет.
«Королева Елизавета II передала своему сыну Чарльзу тяжкий крест власти, который с поразительным достоинством несла через десятилетия. Возникает ли уверенность, что Карл III справится с трудностями и поведет Англию к процветанию?»
Зима близко
Он так долго дожидался трона, что за это время миновала целая эпоха. Карл III родился, когда только-только победили Адольфа Гитлера, а взошел на престол, когда из ветеранов той войны почти никого не осталось в живых. Даже его мать, казавшаяся вечной, и хоть немного, да поучаствовавшая в той войне водителем санитарной машины, отошла в мир иной и оставила ему трон. С того времени, как он осознал, что будет королем после матери, все стало другим — люди, страна, мир. Все 74 года своей жизни он наблюдал, как Англия катится к закату, от поражения к поражению, изредка перемежаемым вспышками побед. Он взошел на престол осенью, когда зима уже близко и ничего к ней не готово, потому что газ чудовищно дорог, запасных вариантов не предусмотрено, а премьер-министром у него не Уинстон Черчилль и не Маргарет Тэтчер, а Лиз Трасс, которую полным именем величают только в официальных документах, а в миру и соцсетях она просто Лиз.
Вот сейчас, именно сейчас, когда у Англии новый монарх, у нас появился шанс заглянуть одним глазком под ковер, где дерутся бульдоги, и немного лучше понять, как же устроена в Англии власть и кто на самом деле правит — правительство, король или его тайный совет? Если при новом короле ничего не изменится, значит, власти у него не густо. Если изменения будут существенными — значит, воля короля кое-что да значит.
Я напомню странную историю, случившуюся в 1956 году с королевой Елизаветой II: в апреле она принимала в Виндзорском замке двух главных руководителей СССР — первого секретаря ЦК КПСС Никиту Хрущева и председателя совета министров Николая Булганина. Вся королевская семья, включая детей, получила поистине царские подарки: ахалтекинских и арабских скакунов, драгоценности, собольи пелерины и т. п. На встрече присутствовали премьер-министр Англии Энтони Иден и послы Яков Малик и Уильям Хэйтер. Несомненно, расчет был на вечный мир и дружбу, и, поскольку подарки были с благодарностью приняты, англичане тоже собирались дружить. Но уже в октябре Британия ввязалась в Суэцкий кризис, никак не согласовав свои действия с двумя сверхдержавами. В результате пришлось убираться из Египта, поджав хвост и разрушив только-только наметившуюся дружбу с Москвой.
«Глаза боятся, а руки делают — гласит русская поговорка. Ничего другого не остается королю Карлу III. Зима уже близко, и ничего к ней не готово, потому что газ чудовищно дорог, а премьер-министром у него не Маргарет Тэтчер, а Лиз Трасс, которую полным именем величают только в официальных документах, а в миру и соцсетях она просто Лиз»
Хотя часть документов того времени рассекречена и там много чего интересного, но нет ответа на главный вопрос: кто и почему предпочел дружбе с СССР вражду? Королева заранее собиралась обмануть Хрущева? Или она искренне хотела мира и дружбы, а ее подставили, приняв без ее ведома решение о вторжении в Египет? И было ли у нее достаточно власти, чтобы предпочесть Москву Парижу (англичане вторглись в Египет вместе с французами)? А если было, то как получилось, что Англия предпочла Париж Москве?
Неизвестно. Бульдоги под ковром. Только премьер-министра Идена выбросили из-под ковра после провала затеи. А что думала об этом Елизавета — мы никогда не узнаем.
У классика советской фантастики Анатолия Днепрова есть рассказ «Мир, в котором я исчез». Там фигурирует некая электронная машина, моделирующая капиталистическую экономику. А «президентом» в этой машине работает неоновая лампа, стабилизирующая напряжение. Когда герой вытаскивает лампу, машина идет вразнос и начинает чудить.
Вот такой неоновой лампой, скорее всего, и служит английский монарх. Он хранитель традиций и законов, установщик балансов. В его тайном совете состоят и наследник трона, и премьер-министр с министрами, и глава оппозиции, и три высших иерарха Англиканской церкви, и даже представители других королевств Британского содружества. Нелегко, очевидно, добиться, чтобы это разношерстное сборище не разнесло страну вдребезги, но пока это удается. Королева Елизавета была близкой к идеалу «неоновой лампой» — она никогда не высказывала публично своего мнения по каким-либо внутренним и внешним проблемам и только дважды допустила серьезные реформы — сначала вхождение в Европейский Союз, а потом выход из него; но оба раза окончательные решения принимал народ на референдуме — что, очевидно, имеет причиной примерное равенство в истеблишменте и, соответственно, в тайном совете сторонников и противников обоих решений. Внутренний баланс не был поколеблен, традиции и законы не пострадали.
А вот сможет ли новый король быть такой точкой сборки британского государства — пока неизвестно. И действовать ему придется не как Елизавете — в устойчивой монархии, популярной в народе, после победы в тяжелейшей войне, сплотившей нацию, в Британии, населенной англичанами, шотландцами, валлийцами, ирландцами — хоть и с очень сложными отношениями друг с дружкой, но все-таки местными жителями. А уже в другую эпоху и в несколько иной стране, где мигранты подминают кое-где под себя местную власть, а то и вовсе создают анклавы и открыто ими управляют.
«Елизавета и ее супруг Филипп полностью соответствовали стандартам представлений о монархах как в самой Англии, так и за рубежом. Так же постарались воспитать они и своих детей» (на фото с сыном Чарльзом)
Над ним постоянно издевались
Елизавета с чрезвычайной ответственностью относилась к своей должности и за все время ни разу не допустила нарушения традиций. И супруг ее Филипп был такой же. Холодные, с подавленными эмоциями, суровые, отстраненные, рациональные — они являли собой образцы представителей высшего класса Англии и полностью соответствовали стандартам представлений о монархах как в самой Англии, так и за рубежом.
Так же постарались воспитать они и своих детей. Вот только время было другое. Не империя, над которой никогда не заходит Солнце, а остров при континентальной Европе; не иерархическое классовое общество с непроходимыми классовыми границами, более жесткими, чем в рабовладельческом Древнем Риме, а веселый демократический хоровод, где четверых ливерпульцев из рабочих семей торжественно принимают в британском посольстве в Вашингтоне; не чопорный Лондон банкиров и клерков в костюмах и котелках, а Swinging London, город рок-н-ролла и столица мировой моды, претендующая даже на незыблемое первенство Парижа; не строгие темно-серые тона, а карнавальная пестрота и мини-юбки. И потому нового Филиппа из Чарльза не получилось.
Елизавета по традиции получила домашнее воспитание, а вот ее муж Филипп — классическое английское аристократическое. Он окончил подготовительную школу Cheam в Беркшире и школу Gordonstoun на северо-востоке Шотландии, славящуюся своими суровыми правилами и нравами. Чарльз стал первым наследником, который учился не у себя во дворце, а в обычных — не для бедных, конечно, — школах: сначала в Hill House School в западном Лондоне, а затем, как и его отец, — в школе Cheam и Gordonstoun. Уже в Лондоне директор школы Стюарт Тауненд посоветовал королеве обратить внимание на недопустимо кроткий характер Чарльза, который не проявлял себя на футбольном поле достаточно жестко, за что подвергался насмешкам одноклассников. Но Hill House School и Cheam (известная своей древностью — начала работать в 1645-м) были только цветочками. Ягодки Чарльз распробовал в Гордонстоуне. Потом он назвал это место «Кольдицем в килтах». Слово «Кольдиц» нам ничего не говорит, но для англичан это почти нарицательное понятие: в замке Кольдиц недалеко от Лейпцига во время войны был лагерь особо строгого режима для непокорных офицеров союзников. Для советских офицеров режим Кольдица показался бы раем, но их там не содержали, потому что СССР не подписывал Женевскую конвенцию о военнопленных.
В спальнях Гордонстоуна окна не закрывались никогда — ни зимой, ни в непогоду, — так что проснуться в хлюпающей от дождя постели или под снежным сугробом было делом обычным. Чарльз часто болел. Над ним постоянно издевались — за мягкий характер, слабое здоровье, оттопыренные уши, склонность к искусствам. Учился он средне и высшие оценки получил только за историю и французский язык.
Дома, в семье, утешения он тоже не находил: его отец воплощал в себе суровый английский дух, ни о какой эмоциональной близости и речи не шло; друзья Чарльза много позже, когда стало можно, вспоминали, что отец унижал и издевался над ним. «Не помню, чтобы отец сказал, что любит меня; не помню, чтобы за что-то похвалил; не помню, чтобы обнял меня», — признавался принц.
От мамы-королевы, поглощенной государственными заботами, семейных радостей тоже поступало немного. Елизавета строго соблюдала традиции, т. е. позволяла себе общаться с сыном час после завтрака и полчаса вечером в рамках этикета — объятия и поцелуи по минимуму; все больше «ваше величество» да «ваше высочество». Одна только бабушка, королева-мать, снабжала Чарльза хоть каким-то семейным теплом.
После школы принца ждала, как и отца, морская служба — ничего более традиционного и подходящего для наследника престола в морской державе и придумать нельзя, — но Чарльз временно от нее ускользнул и поступил в Кембридж, где изучал историю, археологию, антропологию, отдельно валлийскую историю и валлийский язык. Все вместе в Кембридже это называется «магистром искусств». Чарльз и в этом стал первым — никто из наследников до него университетских степеней не получал.
Интерес Чарльза к валлийской истории и языку тоже дело для английских королей новое. Традиционно все члены королевской семьи учат французский язык — понятно почему, это язык завоевателей-норманнов. Валлийский язык в королевской семье не учили никогда, хотя король Генрих VII, основатель династии Тюдоров, был по отцу валлийцем. Над валлийцами в Англии и сейчас принято подшучивать, а еще в XIX веке их официально считали грубыми, неотесанными пьяницами и потенциальными бунтовщиками.
Какими могут быть валлийцы на самом деле, мы знаем из неожиданного, но достоверного источника. Прабабушка Джона Леннона по материнской линии была чистокровной валлийкой, очень суровой и глубоко верующей женщиной, принадлежавшей к церкви пятидесятников, и память о себе оставила куда как крепкую и долгую. В ее доме разговаривали только по-валлийски. Муж и дети ходили буквально на цыпочках, подчиняясь малейшему жесту и взгляду хозяйки. О неповиновении речь даже не шла. Поскольку пятидесятники посвящают воскресенье отдыху и молитве так же, как евреи — субботу, то даже шуршание газетой в воскресенье считалось преступлением, за которым следовало неотвратимое наказание. Спастись из этого чудесного дома можно было, только выйдя замуж, что дочери хозяйки и проделали как можно скорее.
Не знаю, сохранились ли подобные типажи в Англии сейчас, но именно такие люди создали империю, над которой никогда не заходит солнце. Так что интерес принца Уэльского, которому предстояло взойти на престол и сохранять единство страны, состоящей из четырех основных весьма разных этносов, каждый из которых имеет свое собственное протогосударство, понятен и дальновиден. И традиция эта продолжается: внук Чарльза, 9-летний принц Джордж, тоже изучает валлийский язык.
«Диана обрушилась на королевскую семью как смерч, ураган, стихийное бедствие, от которого нет спасения. После нее не только королевская семья, а и сама Англия, кажется, необратимо изменилась»
Она оказалась настоящим мастером секса, принеся Чарльзу массу удовольствий
С 1971 по 1976 год Чарльз, к удовольствию отца, получал военно-морское образование и служил на флоте — пилотом морской авиации и капитаном минного тральщика.
Вырвавшись наконец на свободу, принц отдался естественным для холостяка удовольствиям. Хотя время было не очень подходящее: во второй половине 70-х Англия вползла в такой кризис, что казалось, будто ведет где-то с кем-то тяжелую войну. На знаменитой площади Лестер-сквер, между легендарными кинотеатрами Odeon и Empire, возвышалась гора из мусорных мешков — мусорщики, как и все муниципальные служащие, месяцами бастовали. Электричество по вечерам отключали. С водой тоже были перебои. Инфляция была хуже, чем во время войны. Правительство пошло на неслыханное унижение, попросив заем у МВФ, как будто Англия была какой-то развивающейся страной. Свингующий Лондон выродился в притон панков. Граждане массово эмигрировали. Леннон уехал в Штаты, Rolling Stones обосновались во Франции. Сам премьер-министр, лейборист Джеймс Каллаган, заявил однажды: «Будь я помоложе, я бы тоже эмигрировал». Лишь в 1979 году консерваторы одержали на выборах сокрушительную победу, и Тэтчер вытащила страну из кризиса ценой огромных потерь.
Чарльза, впрочем, кризис не очень-то коснулся. С деньгами, статусом, а стало быть, и со всем прочим проблем у него не было. Он жил в другом мире, где его возили на автомобилях и самолетах, кормили в дорогих ресторанах, где его окружали родовитые друзья, красивые, веселые и доступные девушки, любимые занятия и развлечения. Это была нормальная жизнь для человека его круга, единственным условием которой была необходимость любой ценой избегать публичных скандалов. Одной непокорной принцессы Маргарет королевской семье хватало с избытком.
Чарльзу это удавалось. Его похождения за рамки нормы не выходили.
После военной службы обязанность у него осталась только одна: жениться и родить наследника престола. С этим он подзадержался: к 30 годам он не был еще женат и даже не имел подходящих кандидаток в невесты.
Зато неподходящая кандидатка у него была. Что хуже всего, он ее любил, и она его, возможно, тоже, хотя была слишком умна, чтобы это показывать. Но она его отлично понимала, поддерживала и защищала. Но вот в будущие королевы не годилась.
Камилла Шанд происходила из джентри — мелкопоместного, не имеющего титулов английского дворянства. Она получила хорошее образование в Англии, Франции и Швейцарии, в молодости выглядела очень соблазнительно, хотя красавицей не была, и умела обращаться с мужчинами. Тусовщицей была покруче Чарльза; могла хорошенько выпить и прикуривать одну сигарету от другой; до знакомства с Чарльзом имела за плечами как минимум 8–9 постоянных любовников и несчитанное количество мелких развлечений на тусовках, пьянках и оргиях. Природный ум, хладнокровие и умение владеть собой предохраняли ее от скандалов. Как истинная джентри, она любила мужские развлечения — охоту, лошадей, собак.
Они познакомились на игре в поло (это когда сидя на конях гоняют клюшками мяч) — любимой игре Чарльза, которой он увлекался до 44 лет, пока травмы не заставили его это дело бросить, — где-то между Кембриджем и военной службой. Чарльз, привыкший, что девушек совершенно не интересует его богатый внутренний мир, а лишь титул и деньги, был с самого начала поражен, что Камилла ничего от него не требует, при этом отлично его понимает и чувствует. Чарльз любил классическую музыку, мог растрогаться до слез симфонией Берлиоза, был одаренным виолончелистом и даже как-то удостоился чести сыграть дуэтом с самим Мстиславом Ростроповичем; отлично знал историю, искренне волновался за земную экологию (в ту пору в воде из Темзы можно было фотопленки проявлять) и в меру сил пытался что-то сделать. Участвовал в заседаниях палаты лордов, присутствовал на заседаниях кабинета министров (впервые за 300 лет). Но в его обычном кругу общения такие вещи никого не трогали; вот обсуждение последней охоты или матча в поло — это было самое то. Только с Камиллой Чарльз мог быть самим собой. К тому же она оказалась настоящим мастером секса, принеся Чарльзу массу не испытанных им ранее удовольствий.
Но женщина с кучей любовников за спиной, да еще всем известная тусовщица, да еще недостаточно родовитая, никак не могла стать матерью детей наследника, королевой. Любовницей — это пожалуйста, сколько угодно; но женой принца Уэльского должна быть чистая, невинная девушка — такая, какой была сама Елизавета, когда выходила замуж.
И Елизавета стала искать сыну подходящую партию.
В 1979 году, утверждает «Википедия», Чарльз по требованию матери сделал предложение своей троюродной сестре Аманде Натчбулл — внучке последнего вице-короля Индии Луиса Маунтбеттена, но та по неизвестным причинам отказала.
Была еще Анна Оутс, дочь крупного землевладельца, и пресса даже начала писать о скорой свадьбе, но и этот роман ничем не закончился. «Со мной ни разу в жизни никто так плохо не обращался», — рассказывала позже Анна о принце Уэльском.
Потом на горизонте появилась девушка из семьи Спенсер — но еще не Диана, а ее старшая сестра Сара. Вот тут с родовитостью проблем не было: Спенсеры были прямыми потомками короля Карла I, а через него — легендарных Меровингов, первородителей всех европейских династий; с высоты их происхождения сами Виндзоры выглядели немецкими выскочками. Но и с Сарой ничего не получилось. Может быть, потому, что она сама рассказала о романе с принцем журналистам — вещь для тогдашней Англии недопустимая. Да и романа-то не было — сообщают, что они встречались всего несколько раз и то на прогулках.
Зато через Сару Чарльз познакомился с ее младшей сестрой.
«Переселение из обычного мира людей в мир холодных высших существ сделало Диану несчастной еще до брака»
Образ жизни королевской семьи Диана возненавидела с самого начала
Диана обрушилась на королевскую семью как смерч, ураган, стихийное бедствие, от которого нет спасения. После нее не только королевская семья, а и сама Англия, кажется, необратимо изменилась. Но это было потом. А тогда ей было 16 лет, она была очень нервной и несчастной девушкой, а скорее даже подростком. В семье Спенсеров вообще были наследственные проблемы с нервной системой, а Диана отличалась особенной чувствительностью. Когда ей было 8 лет, родители развелись, и девочка буквально слетела с катушек. Представьте семью, в которой дети не садятся с мачехой за один стол; не разговаривают; не входят в комнату, где она находится; отворачиваются, встречая в коридоре; отпускают ей в лицо оскорбительные замечания. Лишь много лет спустя, уже после развода с Чарльзом, Диана помирилась с мачехой.
Диана не питала пристрастия к наукам, училась в Англии и Швейцарии, но ни ту ни другую школы так и не окончила. Зато была очень музыкальной и отлично танцевала.
Вернувшись из Швейцарии в Англию, получила в подарок на 18-летие квартиру в Лондоне за 100 тыс. фунтов, поселилась там с тремя подругами и стала работать как девушка из простой семьи, успешно скрывая свое происхождение (дело нетрудное, Спенсер — распространенная английская фамилия), — сначала домработницей и няней, а потом, поскольку она очень любила детей и отлично с ними ладила, воспитательницей в детском саду. Вот в этом качестве она и вышла замуж за наследника английского престола.
Говорят, что король-консорт Филипп был в восторге от Дианы и относился к ней как к своей дочери; Елизавета, конечно, тоже была довольна, потому что Диана идеально отвечала всем требованиям к жене наследника — родовитая дальше некуда, молоденькая (выходила замуж в 19 лет), физически здоровая, красивая, притом невинная, не пьющая, не курящая (а вот у ее сестры Сары проблемы с алкоголем были, когда она встречалась с Чарльзом).
Ангел, в общем.
Однако этот брак был обречен с самого начала.
Во-первых, Чарльз не любил Диану. Для него это был брак по расчету, по необходимости. «Закрой глаза и думай об Англии», — как посоветовала ему сестра, принцесса Анна. А вот Диана была в принца влюблена по уши. Что неудивительно: 19-летняя неопытная девушка и принц, будущий король, а она будущая королева! К тому же Чарльз умел быть обаятельным. Иногда.
Во-вторых, здесь как нельзя более подходит формула «не сошлись характерами». Чарльз, при всем своем романтизме, был все-таки наследником престола, привыкшим, чтобы ему повиновались, льстили и помогали. Эгоист, ожидающий от окружающих поклонения, обожания и всяческих услуг. А Диана сама нуждалась в помощи. Ей нужен был муж-защитник, муж-утешитель, муж-любовник в конце концов. А Чарльзу самому была нужна защита, утешение и опытная женщина, способная его ублажить. Учить невинную девушку он не собирался и не умел — не царское это дело.
В-третьих — разница в возрасте. 13 лет — это много. Взрослый, опытный, много повидавший и испытавший мужчина и девушка, ничего не видевшая, кроме своей семьи и школ, которые она так и не окончила. В физиологическом отношении для холодной, спокойной девушки это не было бы критично, но Диана не была холодной и спокойной девушкой.
А еще это разные поколения. 13 лет во второй половине XX века — это эпоха. Невозможно представить, чтобы Елизавета, Чарльз или даже принцесса Маргарет жили бы в квартире в Лондоне и работали домработницами и воспитательницами. А для поколения Дианы это уже было нормальным. Ее сын, принц Уильям, вообще женился на девушке из самой обычной семьи, а жену из госпиталя св. Марии с новорожденным Джорджем самолично отвез на своей машине домой — дело прежде немыслимое.
И получилось, что говорить-то им не о чем и сойтись не на чем. Интеллектуальные беседы Диана не тянула, а все остальное их интересующее просто не имело точек пересечения. Диана ненавидела охоту, считая ее варварством, и запретила Чарльзу это развлечение, что его чрезвычайно огорчало. К лошадям и собакам она также была совершенно равнодушна. Она не препятствовала мужу играть в поло, но обсуждать с ней его любимое занятие было совершенно невозможным. Даже в музыке их вкусы были совершенно различны: классическая музыка Диану не трогала и вряд ли радовала игра мужа на виолончели, а Чарльз не был поклонником модного диско.
В-четвертых, образ жизни королевской семьи Диана возненавидела с самого начала и ломала как только могла до самой гибели. Едва было объявлено о ее помолвке с Чарльзом, ее отвезли жить в Кларенс-хаус, вестминстерскую резиденцию королевской семьи, а затем в Букингемский дворец, где она оказалась как будто на другой планете, холодной, мрачной и малонаселенной.
Разговаривать ей было не с кем. Приглашать гостей она не могла. Уезжать когда хотела и куда хотела — тоже. Слуги были безмолвны и невидимы. Ее суженый обретался неизвестно где, и это считалось нормальным. Королева не знала, где ее муж и что делает, а Филипп не интересовался, где и чем занимается жена. Одеваться надо было строго по протоколу; никакие вольности, всякие там мини-юбки, брюки, черные и тем более цветные колготки не допускались. Это мгновенное переселение из обычного мира людей в мир холодных высших существ сделало ее несчастной еще до брака.
А для Чарльза все это было привычным и естественным, по-другому в королевской семье и быть не могло.
В-пятых, довольно скоро оказалось, что это не какая-то там Диана при принце Уэльском, что-то типа машины для рождения наследников, а совсем наоборот, это какой-то там Чарльз при принцессе Диане. И вот это было уже настоящей катастрофой.
Жесточайший удар по самолюбию Чарльза был нанесен в Австралии, куда сиятельная пара приехала через несколько месяцев после рождения сына, чтобы поднять падающий престиж королевской семьи в стране, формально находящейся под властью английской короны. Чарльз, привыкший в любой компании быть центром, вокруг которого все вращается, просто потому, что он принц, внезапно обнаружил, что на него вообще никто не обращает внимания. Ну кроме официальных лиц, которым положено. Зато народ, собравшийся в огромном количестве, смотрел только на Диану как на ангела, спустившегося с небес, и никого, кроме нее, не замечал. Выяснилось также, что Диана и выглядит как ангел, и ведет себя как ангел. Реакция на нее народа не позволяла в этом усомниться. Она оказалась невероятно обаятельной и совершенно лишенной страха перед толпой, который, несомненно, присутствовал у стеснительного Чарльза, привыкшего к узким аристократическим компаниям и с толпой пересекавшегося только на официальных церемониях на почтительном от нее отдалении. Ничего для того не делая, она вызывала к себе любовь.
Это был шок. Надо полагать, не только для Чарльза, но и для Елизаветы. Престиж монархии благодаря Диане был поднят на недосягаемую высоту, но цена за это оказалась непомерной. В Австралии родилась Народная Принцесса, а престиж принца Уэльского был опущен ниже края ее платья.
«В общественной жизни Диана шла от успеха к успеху, любовь к ней только росла, ее обожали во всем мире — от Англии до Советского Союза, а Чарльз был не более чем мужем Дианы. Что-то вроде короля-консорта при королеве. И ничего не мог с этим поделать»
Приложение к своей жене
Мне кажется, именно это сломало Чарльза на всю оставшуюся жизнь. В общественной жизни Диана шла от успеха к успеху, любовь к ней только росла, ее обожали во всем мире — от Англии до Советского Союза, а Чарльз был не более чем мужем Дианы. Что-то вроде короля-консорта при королеве. И ничего не мог с этим поделать. Принц Уэльский обнаружил, что главный не он. Было вполне естественным, что главной была его мать, королева, а он лишь второй после нее; но обнаружить, что он всего лишь приложение к своей жене, — это было свыше его сил. Тут и человек с сильным характером мог бы сломаться, а Чарльз вовсе не был человеком с сильным характером. По сути, он ждал, что его кто-нибудь себе подчинит, но как-нибудь незаметно, и вовсе не желал быть публично раздавленным каблучком своей собственной жены.
И наконец, в-шестых, — это Камилла. Когда стало понятно, что брак с принцем Уэльским невозможен, она вышла замуж за Эндрю Паркер-Боулза, в то время майора английской армии, большого любителя лошадей и женщин. Приостановив, по английской аристократической традиции, отношения с любовниками до рождения первого сына, она тут же возобновила связь с Чарльзом, которая больше никогда не прерывалась. Сам Эндрю имел множество самых разных женщин и, как говорят, переспал со всеми подругами Камиллы, которых у нее было немало. Камилла не возражала. Были ли у нее во время брака мужчины, помимо Чарльза, — о том история умалчивает, теперь ведь Камилла — королева.
Но в любом случае Чарльз был для нее главным мужчиной, а она — главной и, в общем-то, единственной женщиной для Чарльза. Только с друг с дружкой они чувствовали себя комфортно.
И если Чарльз был навсегда сломлен популярностью Народной Принцессы, то Диана была навсегда сломлена присутствием Камиллы. Мадам Паркер-Боулз никогда не устраивала скандалов, никогда не делала намеков, никогда ни словом, ни делом не препятствовала браку Дианы и принца Уэльского, но она в этом браке присутствовала постоянной и очень мощной величиной, и Диана не могла этого вынести. Она заболела булимией, несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством; она скандалила с мужем; антикварная посуда и мебель летали по комнатам и иногда вылетали, разбивая стекла, за окна; пытаясь забыться, она вступила в подозрительно близкие отношения (неизвестно, насколько близкие) с одним из своих охранников Барри Маннаки, который был застукан с принцессой, переведен на другой объект, а через год погиб в автоаварии при крайне подозрительных обстоятельствах, похожих на те, при которых погибнет сама Диана. Затем она стала любовницей своего инструктора по верховой езде Джеймса Хьюитта, который, скорее всего, и был отцом ее второго сына принца Гарри. Хьюитт сам рассказал об отношениях с Дианой еще при ее жизни, что Диана восприняла как предательство. Он считается самым жалким и ничтожным из ее потенциальных любовников. Возможно, были и другие из числа близких знакомых, но никто из них не позволяет себе компрометировать Народную Принцессу, которую, может быть, они искренне любили, и только Хьюитт монетизирует свой роман с Дианой, так что верить ему надо с большой осторожностью.
Королевская семья вовсе не препятствовала роману Чарльза с Камиллой; иметь любовниц — нормальное дело для принца, пусть и женатого. Это его личное дело; главное, чтобы скандалов не было. В этом отношении Камилла была идеальна. Проблема была не в ней, а в Диане, которая, вопреки традициям, не потерпела брака втроем. «В этом браке нас оказалось трое, а мне не нравится толпа», — объяснила она Уильяму причину развода. Диана воспринимала брак как обычная женщина, она хотела любви и верности, а не видела в браке некую техническую сделку, не имеющую никакого отношения ни к любви, ни к верности, ни даже просто хоть к каким-то чувствам.
Ни развод, ни публикация скандальных воспоминаний самой Дианы о браке с Чарльзом, ни публикация записей ее телефонных разговоров с возможными любовниками, которые могла записать только служба безопасности самой принцессы, и понятно, кто мог отдать ей такой приказ, — не поколебали любовь народа к ней.
Когда Диана погибла, англичане, по опросам, сочли это событие более важным, чем Вторая мировая война. Конечно, другое поколение, которое уже не помнит и все такое, — но все-таки Диана в народном восприятии столь же важна для Англии, как и победа над Гитлером. В списке самых великих англичан за все времена, составленным по опросам Би-би-си, Диана занимает третье место. Где Чарльз в этом опросе, лучше не спрашивать.
Она пронеслась по английской жизни «как беззаконная комета в кругу расчисленном светил», очень заметно изменила английскую монархию, приблизив ее к народу, и исчезла из этого мира, как и подобает истинной героине, во цвете лет и красоты, не позволив себе постареть и стать немощной на глазах любящих ее людей.
«Чарльз женился в 57 лет на своей единственной любви — Камилле Паркер-Боулз и обрел наконец семейное счастье, но по его поведению и всему облику видно, насколько неспокойна его душа»
Еще один крест, который взвален на согбенную спину Карла
А Чарльз остался.
Безвольный, жалкий, не способный ни утихомирить жену, ни стать выше ее, не любимый в народе, который часто приписывал ему вину в смерти Дианы, он все больше и больше горбился, как будто его давил непереносимый груз. Он женился в 57 лет на своей единственной любви — Камилле и обрел наконец семейное счастье, но по его поведению и всему облику видно, насколько неспокойна его душа. Он по-прежнему муж Дианы, и ничего поделать с этим нельзя и всегда будет нельзя. Он стал королем Чарльзом III (в русской традиции называть царствующих особ онемеченными или латинизированными именами — Карлом III), его жену зовут Камилла, но тень Дианы витает над его троном как грозное напоминание о долге, который он еще не выполнил.
Королева передала ему тяжкий крест власти, который с поразительным достоинством несла через десятилетия, и Карл III сломался окончательно. Посмотрите на его последние фотографии — это сломленный, старый, больной человек, который смотрит так, как будто просит прощения за что-то у каждого. Да и королева Камилла вовсе не выглядит счастливой — всю оставшуюся жизнь ей придется соперничать с Дианой, и это безнадежное занятие, конечно же, тоже лежит на ней неподъемным грузом.
Люди, выпавшие из времени. Наследный принц в возрасте за 70 и его жена, которая всю жизнь его ждала и заняла в конце концов чужое место. И Трасс премьером. И зима впереди. Глядя на этого сгорбленного старика со съехавшей на бок короной, возникает ли уверенность, что он справится с трудностями и поведет Англию к процветанию?
«Англичане поддерживают Карла — 63 процента за него. Немало, но и не много. Так, серединка на половинку. Да еще 35 процентов считают, что Карл должен через некоторое время уступить трон Уильяму (слева) — сыну Дианы»
Англичане поддерживают Карла — 63% за него. Немало, но и не много. Так, серединка на половинку. Да еще 35% считают, что Карл должен через некоторое время уступить трон Уильяму — сыну Дианы.
И вот это еще один крест, который взвален на согбенную спину Карла. Сын Дианы молод, энергичен, популярен, женат на красивой женщине, которая еще ни разу не дала повода усомниться в своей верности и, не скрываясь, подражает Диане в поведении и общественной деятельности. И это еще одна тень, которая грозно витает над троном.
Вообще-то, отрекаться от трона в Британии не принято. Короля Эдуарда VIII, который отрекся от престола, предпочтя любимую женщину (дважды разведенную безродную американку Уоллис Симпсон) власти, в Англии стараются не вспоминать. Монарх должен править до смерти. Вот воевать за трон, устроив гражданскую войну и разорив всю страну — как это было в войне Алой и Белой Роз, — это понятно; а отрекаться — нет.
Королю Карлу III эту неразрешимую проблему придется решать. Отречься — значит, нарушить традицию, но посадить на трон энергичного и популярного сына. Сидеть до смерти — значит, быть верным традиции, но вызывать недовольство граждан, которые наверняка будут уверены, что Уильям лучше справился бы с королевскими обязанностями, чем старик Карл. Куда ни кинь — всюду клин. Сгорбишься тут…
Глаза боятся, а руки делают, — гласит русская поговорка. Ничего другого не остается королю Карлу III. Забыть, не вспоминать, не бояться, а делать. Хоть что-то. Может быть, разогнать тайный совет и набрать новый; может, уволить Трасс и назначить новые выборы; а может, отречься от престола. Ну хоть что-то. Карл не очень-то похож на символ монархии, каким была его мать. Да и не до символов сейчас, нужны действия.
Когда-то у них была семья втроем, но власть на троих не делится. Королю Карлу придется решать и действовать самому, лично. Боишься? Тогда «закрой глаза и думай об Англии».
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 8
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.