35 лет назад прошел первый рок-фестиваль общенационального масштаба — «Подольск-87». Сегодня его называют главным событием в истории русского рока 35 лет назад прошел первый рок-фестиваль общенационального масштаба — «Подольск-87». Сегодня его называют главным событием в истории русского рока Фото: Константин Преображенский, wikimedia.org, CC BY-SA 4.0

Контр- или субкультура?

— Почему историки рока придают «Подольску-87» так много значения?

— Впервые столько групп, ещё совсем недавно находившихся в списке запрещённых, собрались вместе. И впервые рок-событие собрало такую массовую аудиторию. Десятки тысяч людей (около 40 тысяч человек. — Прим. «АН»), большинство из которых слышали эти группы только из магнитофона, увидели легендарных современников своими глазами. А вспомнить электрички, идущие в Подольск из разных концов страны, полные любителей рок-музыки, которые выглядели совсем иначе, чем обычный советский гражданин… На таких людей вели охоту милиционеры и «любера», а теперь — ничего не могли им противопоставить. Стало ясно: нас много, и никакая сила нам не страшна. Песня Константина Кинчева «Мы вместе!» обрела буквальный смысл. На наших глазах менялся мир.

— Стало общим местом говорить о роли рока в крушении советского режима. «Мы смяли нерушимость краснопёрых», — поёт Кинчев. Осмыслять искусство в категориях общественно-политической борьбы — наследие марксистской мысли? Или же рок волей-неволей действительно сыграл такую роль?

— Думаю, сыграл. Волей-неволей, как вы правильно сказали. Я спорю со многими коллегами: они рассматривают рок как контркультуру, а я — как субкультуру. Контркультура строится на отрицании официальной культуры и, соответственно, на соприкосновении с ней, а субкультура — на полном её игнорировании. Безусловно, в русском роке были и остаются контркультурные образцы, в первую очередь группа «Телевизор» Михаила Борзыкина (вспомните его песни 1980-х: «Твой папа — фашист!», «Дети уходят», «Шествие рыб»), но это скорее исключения.

В целом русский рок не уподоблялся Бодлеру, звавшему парижан на революционные баррикады (парижане, кстати, призыву Бодлера не вняли). Однако рок-культура сформировала поколение, для которого впоследствии оказались невозможны компромиссы. То, что за редчайшим исключением вся страна встала против ГКЧП, — случай уникальный. Следующий путч, произошедший чуть более чем через два года, напротив, расколол страну, и расколол, похоже, навсегда. А в августе 1991-го царило единодушие. Рок впрямую не призывал сопротивляться советской цензуре и попыткам вернуть её, речь о другом: искусство закладывает в нас вечные ценности, которые врастают в сознание, и если общество не соответствует им, то оно должно измениться.

Рок стал тем языком, который помогал осмыслить эпоху. Альбом «Разлука» группы «Наутилус Помпилиус» (песни «Скованные одной цепью», «Взгляд с экрана», «Гудбай, Америка!», «Я хочу быть с тобой») прозвучал как откровение текущего момента. И необязательно должен был присутствовать социальный посыл. Это могло быть что-то медитативное, как у БГ. Или внешне бытовое и непритязательное, как у Майка Науменко. Или романтическое, как у Виктора Цоя. Я не хочу сказать, будто ничего интересного, кроме рока, в тогдашней культуре не было. Конечно, было: фантастика братьев Стругацких, исторические романы Валентина Пикуля, первые переводы «Муми-тролля», песни Вилли Токарева и Александра Новикова — да много чего было. И всё же рок конца 1980-х и начала 1990-х попал в самую точку, попал в тот момент, когда ничто не могло стать вровень с ним в контексте общественных ориентиров.

— В числе прочих вы упомянули Цоя. В этом году исполнилось 60 лет со дня его рождения. В Манеже — главном выставочном учреждении страны — полгода длилась выставка «Виктор Цой. Путь героя». Именно он является олицетворением национальной рок-культуры. Причина тому — ранняя смерть?

— Это существенная причина, но её одной было бы недостаточно. Лидер «Кино» не единственный знаменитый рокер, кто рано умер (примерно тогда же, на рубеже 1980-х и 1990-х, ушли из жизни Александр Башлачёв, Янка Дягилева, Майк). Дело в том, что Цой погиб на пике. Среди популярнейших советских рок-групп, собиравших тогда стадионы, группа «Кино» была самой популярной. Тому отчасти поспособствовали перестроечные художественные фильмы «Асса» и «Игла», где сыграл и спел Цой (за роль в «Игле» журнал «Советский экран» назвал его актёром года). Эти роли добавили ему героического ореола.

Интереснее другое: почему культовость Цоя не спадает после его гибели вот уже четвёртый десяток лет? Высоцкий, бывший в 1970-е самым популярным человеком в СССР и тоже ушедший на пике, вскоре после смерти перешёл в разряд классиков, а Цой продолжает оставаться современным. Каждое новое поколение подростков назначает его себе в кумиры. Полагаю, что помимо музыкальной составляющей важную роль здесь играет поэтическая. Тексты Цоя, с одной стороны, просты, а с другой — к его песням интересно возвращаться. Интересно обнаруживать в них то, чего не обнаружил раньше.

От Моро к Даниле Багрову

— С упомянутых фильмов в нашей стране началось явление, которое вы называете «рок-кино». Приходится ли говорить о сильном влиянии нашего рока на наш кинематограф?

— Не просто о влиянии, а о востребованности рока в кинематографе. И если в «Ассе», или в «Игле», или во «Взломщике» с Константином Кинчевым в главной роли, или в «Зеркале для героя», где показано выступление группы «Наутилус Помпилиус», — если в этих и многих других фильмах рок выступает скорее фоном, то в кинематографе Алексея Балабанова он играет роль действующего лица. У Балабанова рок-композиции напрямую влияют на восприятие фильма и персонажей. Он подбирал саундтрек таким образом, чтобы корректировать личности героев. Наблюдая за Данилой Багровым в фильме «Брат», мы слышим не только то, что говорит сам Данила, но и то, что говорит в его наушниках поэт Илья Кормильцев устами вокалиста Вячеслава Бутусова (причём в фильме это не какая-нибудь безымянная музыка: герой является поклонником, как он говорит, «наутилусов», а Бутусов на концертной сцене играет самого себя). Мироощущение центрального персонажа выводится тем самым на принципиально иной уровень.

— В контексте отечественных кинобоевиков так и не сложился культ «крутых парней» в отличие от Голливуда. Пожалуй, у нас в кинематографе только два культовых «крутых парня» — Моро из «Иглы» в исполнении Виктора Цоя и упомянутый Данила в исполнении Сергея Бодрова. Почему Данила стал более народным героем, чем цоевский Моро?

— Потому что фильм Алексея Балабанова лучше, чем фильм Рашида Нугманова, — уж простите за такой простой ответ (смеётся). К тому же «Брат» стилистически другой, гораздо более жизненный фильм, чем «Игла». Герой Цоя, подражающего в кадре своему кумиру, восточному мастеру боевых искусств Брюсу Ли, — выглядит нездешним, экзотичным. Фильмы с Брюсом Ли хоть и произвели в перестроечном СССР фурор, но воспринимались как экзотика. В отличие, например, от американского кинобоевика «Рэмбо» про ветерана вьетнамской войны. Данила в чём-то такой же, как Рэмбо: тоже вернулся с войны — и тоже она для него не закончилась. «На войне такую музыку не слушают, она ненастоящая», — говорит Данила о так называемой попсе, противопоставляя ей русский рок.

Рок-поэзия — это тоже литература

— А что скажете про литературу? На ней рок тоже сказался?

— Конечно. Читаю какой-нибудь новый роман — и непременно встречаю что-то связанное с роком. Например, с удовольствием прочёл роман Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев» (лауреат премии «Большая книга». — Прим. «АН»). Действие происходит в начале 1980-х, герой — подросток-восьмиклассник из Набережных Челнов. В повествовании активно представлена рок-музыка — и зарубежная, и отечественная. Вплоть до того, что к персонажам случайно попадает список запрещённых в СССР групп. Они вчитываются в названия — и пытаются представить, что за ними стоит.

Или, например, роман Михаила Елизарова «Земля» (лауреат премии «Национальный бестселлер». — Прим. «АН»), где действие происходит в середине 2000-х. Главный герой, начинающий могильщик, заслушивается песнями Егора Летова и рефлексирует своё мировосприятие через их философию. Грубо говоря, прокатывает себя через Летова. Это говорит о большом мастерстве Елизарова, способного тонко осмыслить предшествующий пласт культуры. Точно так же у Льва Наумова (лауреат Царскосельской художественной премии. — Прим. «АН») в романе «Пловец снов» герой осмысляет себя и свои жизненные ситуации через песни БГ.

Или, например, Роман Сенчин (лауреат премии «Большая книга». — Прим. «АН») с его циклом «Петербургские повести». В повести «Аркаша» герои русского рока выступают в качестве персонажей. Описывается исторический факт, относимый к 1979 году, когда «в гости» к рок-группе «Россияне» Георгия Ардановского, впоследствии пропавшего без вести, пришёл исполнитель блатных песен Аркадий Северный и они устроили что-то вроде совместной записи. И здесь же, представьте себе, присутствуют Майк, Цой и Свин (Андрей Панов, группа «Автоматические удовлетворители». — Прим. «АН»). В действительности эти трое никак не могли там присутствовать, но это не главное. Главное то, что в повести, пусть и не слишком подробно, обрисованы их характеры. Не буду раскрывать всех карт, читайте.

А вообще, говоря на тему «рок и литература», важно понимать, что рок, рок-поэзия — это и есть литература. Медленно, но верно мир движется к признанию простого факта: литература необязательно должна бытовать в качестве читаемого с листа (или c экрана) текста. Подтверждение тому — Нобелевская премия по литературе 2016 года, вручённая американскому автору-исполнителю Бобу Дилану.

— Наши рокеры выразили разное отношение к СВО. Если, например, Константин Кинчев занял позицию осторожной поддержки, то Юрий Шевчук — позицию резкого осуждения. Вы, оценивая чьё-то творчество, всегда демонстрировали политическую непредвзятость, способность абстрагироваться от собственной позиции. Как вам это удаётся?

— Творчество, если говорить совсем упрощённо, — оно либо хорошее, либо плохое. Вне зависимости от того, какие заявления делает автор. И даже если неприемлемая для меня политическая позиция проникает в само творчество, предыдущие произведения любимого мною автора от этого никак не меняются, я не отрекусь от того, что «между нами было». А если автор ничего из себя не представляет, то никакое декларирование близкой мне позиции не сделает его для меня интереснее.

«Аргументы недели», 13.09.2022