Очень опасный свидетель: жизнь и смерть «терминатора Сталина» Павла Судоплатова

Судоплатов — порождение революции. Все эти «сталинские соколы», «железные наркомы», люди «ежовых рукавиц» — это все дети самой страшной, разрушительной и кровавой из революций Фото: CC BY 4.0, commons.wikimedia.org

В 12 лет он ушел из дома с Красной армией

«Терминатор Сталина», «палач Сталина», «русский Джеймс Бонд» — такими прозвищами наградили Павла Судоплатова после выхода в свет его мемуаров. Род деятельности товарища Судоплатова был таков, что документов о ней часто вообще не бывает, а те, что все-таки пишутся, прячутся далеко, глубоко и надежно.

Джеймс Бонд — персонаж фантастический, но реальный Судоплатов по масштабу деятельности ему не уступал. От ликвидации главного украинского националиста и террориста Евгения Коновальца до создания мощнейшей разведывательной сети, выкравшей секрет атомной бомбы вместе с дефицитными материалами для ее изготовления, — таков диапазон деятельности генерал-лейтенанта госбезопасности.

И Бонду очень редко грозит то, что считается почти нормальным в нашей стране. После хрущевского переворота в 1953 году «терминатор Сталина» был арестован вместе с ближайшими соратниками Лаврентия Берии. Его бросили в камеру полным сил генерал-лейтенантом с голливудской внешностью, увешанным орденами и медалями, а через 15 лет из тюрьмы вышел инвалид без званий и наград, слепой на один глаз старик с трясущимися руками, опирающийся на палочку после трех инфарктов. Но жизни в старике было еще лет на 30, голова его была ясной, а память — крепкой, и, когда стало можно говорить, он заговорил. Зыбь от рассказанного им расходится по миру до сих пор, потому что происходящее в мире сейчас коренится там, в 1917-м, оно обусловлено вызванной русской революцией могучей исторической волной, которая до сих пор несет нас неведомо куда.

Судоплатов — порождение революции. Все эти «сталинские соколы», «железные наркомы», люди «ежовых рукавиц» — это все дети самой страшной, разрушительной и кровавой из революций. «Борьба шла жестокая, и случалось, что целые деревни оказывались уничтоженными украинскими националистами и бандформированиями: всего в ходе гражданской войны на Украине погибли свыше миллиона человек. Мое поколение вскоре привыкло к жестокостям этой войны, потерям и лишениям. Мы считали все это вполне естественным», — писал в мемуарах Судоплатов.

Ему было 10, когда грянула революция. В 12 лет он ушел из дома с Красной армией, был, как бы сейчас сказали, «сыном полка», воевал, попал в плен к белым, бежал, вернулся в Красную армию, с 14 стал особистом. Сначала телефонистом и шифровальщиком, а потом и оперативником. Участвовать в заговорах, ликвидировать главарей бродящих по Украине банд, дезинформировать и разлагать противника было для него естественным занятием с самого детства. При этом природа соединила в нем, сыне мелитопольского мельника, мощный, быстрый ум, редкостное обаяние и внешность киногероя. С такими данными в эпоху Владимира Ленина и Иосифа Сталина можно было только или быть расстрелянным, или сделать головокружительную карьеру, или то и другое вместе. У Судоплатова получилось второе и чуть было не случилось первое.

В 19 лет он женился на Суламифи Кримкер (которая была на два года старше), еврейке из Гомеля, блондинке с голубыми глазами, ее сами немцы принимали за немку, и она впоследствии стала зваться Эммой Кагановой. Она тоже работала в ГПУ. В 30-х годах, пишет Судоплатов, Эмма «получила назначение в секретно-политический отдел. С 1934 года в ее обязанности входила работа с сетью осведомителей в только что созданном союзе писателей и в среде творческой интеллигенции».

Это была настоящая, неподдельная любовь на всю жизнь. Когда Судоплатова арестовали в 1951 году, Эмма официально сменила фамилию и стала зваться Эммой Судоплатовой.

Коновалец повсюду таскал с собой Судоплатова, ввел в эмигрантские круги

Первым крупным делом Судоплатова была ликвидация Коновальца, лидера украинских националистов, агента абвера и организатора террора против советских и польских государственных и партийных деятелей. Оуновцев ОГПУ терпело довольно долго, хотя Коновалец со своей бандой доставил советской власти массу неприятностей еще в гражданскую. Лишь когда оуновцы убили советского дипломата Андрея Майлова во Львове, председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский приказал заняться украинскими нациками вплотную. Стартовые условия были подходящими: правая рука Коновальца, Николай Лебедь, который являлся его заместителем в гражданскую, был завербован ГПУ, когда Коновалец отправил его на Украину организовывать террористическое подполье. Судоплатов родился в Мелитополе и знал украинский язык, а кроме того, у него был к Коновальцу личный счет: в одном из боев с отрядом последнего в Гражданскую войну погиб старший брат нашего героя, Николай Судоплатов.

Судоплатов отправился к Коновальцу в качестве племянника Лебедя. Забавная деталь: фальшивый литовский паспорт Судоплатова был почему-то выписан на известного деятеля ОУН Николая Сциборского, автора самой тоталитарной конституции в мире, и снабжен его же фотографией! К счастью, литовских пограничников удалось как-то уговорить не обращать внимания на такие мелочи.

Самое замечательное, что ни у кого из оуновцев, и даже самого Коновальца, не возникло никаких подозрений относительно «племянника» Лебедя, хотя, кроме самого Лебедя, никто не мог его рекомендовать. «В июне 1936 года, — рассказывал Судоплатов, — прибыли в Берлин, и там я встретился с Коновальцем, который расспрашивал меня обо всем с большим пристрастием. Наша встреча проходила в квартире, находившейся в здании музея этнографии и предоставленной ему германской разведслужбой. В сентябре меня послали на три месяца в нацистскую школу в Лейпциге. Во время учебы я имел возможность познакомиться с оуновским руководством. Слушателей школы, естественно, интересовала моя личность. Однако никаких проблем с моей легендой не возникало. Мои беседы с Коновальцем становились между тем все серьезнее…»

«Никаких проблем с моей легендой не возникало» — это высший класс разведчика. Явившийся неизвестно откуда незнакомец не вызывает ни малейших сомнений у матерых террористов, которые всех подозревают в предательстве и не стесняются ликвидировать своих же при малейшем подозрении. Вот пример высшего пилотажа от Судоплатова:

«Мы прошли через все кладбище и остановились перед скромным надгробием на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился — я последовал его примеру. Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и завернул в него горсть земли с могилы.

— Что ты делаешь?! — воскликнул Коновалец.

— Эту землю с могилы Петлюры отвезу на Украину, — ответил я, — мы в его память посадим дерево и будем за ним ухаживать.

Коновалец был в восторге. Он обнял меня, поцеловал и горячо похвалил за прекрасную идею. В результате наша дружба и его доверие ко мне еще более укрепились».

Коновалец повсюду таскал с собой Судоплатова, ввел в эмигрантские круги, взял с собой в Париж на три недели в инспекционную поездку.

Именно в Париже случился знаменитый эпизод, ставший украшением сериала «17 мгновений весны». Встреча Штирлица с женой не выдумка. Конечно, в реальности это было менее драматично, чем в кино, но на то оно и кино: «Центр был осведомлен о том, что мы с Коновальцем намеревались провести в Париже три недели, и решил воспользоваться этой возможностью, чтобы организовать мне встречу с моим курьером. Курьер должен был быть мне лично известен, но имя его мне не раскрывали. В первое же свое появление на условленном месте я увидел… собственную жену, одетую по последней моде: она сидела за столиком кафе на улице и медленно попивала черный кофе».

Еще сильнее, чем радость, был испуг. Мало того что в центре рискнули его женой, так еще и место встречи было выбрано неудачно. Он присел к ней за столик с видом ловеласа, намеренного познакомиться с девушкой. Быстро передав ей добытую информацию, велел Эмме немедленно возвращаться и потребовать у руководства, чтобы ее никогда не использовали для связи с ним. Сделав огорченный вид, что соблазнить девушку не получилось, он удалился.

Результаты внедрения Судоплатова в ОУН оказались столь успешны, что он дважды за неделю был удостоен встречи со Сталиным. В итоге Сталин пришел к мысли о необходимости ликвидации Коновальца. «Наша цель, — сказал он Судоплатову, — обезглавить движение украинского фашизма накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть».

История о коробке шоколадных конфет с бомбой ныне широко известна. Менее известно, что убийство Коновальца так и не было никогда раскрыто. До публикации воспоминаний Судоплатова считалось, что это результат внутренней борьбы в ОУН. Что опять-таки демонстрирует высший пилотаж в исполнении Павла Анатольевича.

Ненавидя украинских националистов, будучи личным врагом Коновальца, Судоплатов стал его другом и доверенным лицом, пользовался его полным доверием, а передав ему в ресторане гостиницы «Атланта» в Роттердаме коробку конфет с приведенным в действие взрывным механизмом, сумел сделать так, что Коновалец остался сидеть за столом, пока сам он в ближайшем магазине покупал себе плащ и шляпу. Он услышал взрыв, когда выходил из магазина. Уничтожив свои документы и заменив их на другие, сложным путем, через Париж и Барселону, вернулся в Москву.

Разведчик, шпион, тайный агент, спецслужбист — это всегда обманщик, жулик, актер

Джеймс Бонд? Нет, это не Джеймс Бонд, это вообще другое. Джеймс Бонд не скрывается. «Бонд. Джеймс Бонд», — представляется он по прибытии на задание. Можно еще обвешаться оружием, волочить за собой парашют, как в анекдотах о Штирлице, и носить бейджик с надписью «Агент 007». Вот он я, прибыл, чтобы кое-что тут у вас взорвать и кого-нибудь убить, попробуйте мне помешать. Это кино. Очень хитрое кино: пародия на шпионские боевики, сделанная как образец таких боевиков и притом демонстрирующая идеального английского джентльмена. И самое главное: Джеймс Бонд вовсе не тайный агент, не разведчик, не шпион, это он только так подан в сценарии. На самом деле его образ построен на основе характера армейского офицера. А солдат и разведчик — это противоположности.

Разведчик, шпион, тайный агент, спецслужбист — это всегда обманщик, жулик, актер. Годами делать вид, что дружишь с человеком, которого собираешься убить, причем так, что тот считает тебя самым близким и надежным другом. Всегда, постоянно, ежечасно, ежеминутно выдавать себя за кого-то другого, мыслить как этот другой, вообще забыть родной язык и самого себя. Не иметь друзей и привязанностей. Никогда не говорить правды. Или подозревать в каждом встречном агента контрразведки, или видеть в нем объект для вербовки. Использовать женщин только как инструмент для проникновения к секретам. Стрелять из-за угла в спину и оставлять жертве заряженную бомбу, бесследно исчезая за 10 минут до взрыва…

Армейский офицер — это полная противоположность. Это кшатрия, рыцарь, самурай, паладин. Он открыт, у него очень четкие понятия о чести, выработанные тысячелетиями, он всегда говорит, что думает, ведет себя благородно и достойно — «слуга царю, отец солдатам». Армейский офицер, который всегда врет, всегда кого-то изображает, никогда не говорит правду и стреляет из-за угла в своих друзей, — это нечто невозможное. Или его отправят из армии по назначению, в спецслужбу, или он армию разложит изнутри. В любой армии мира спецслужбистов не любят. Понимают их необходимость — шпионов-то надо ловить, но в свою среду не берут.

Армейский офицер — такой же чужой в спецслужбе. Если уж он туда как-то и почему-то попал, то от него постараются избавиться и отправить по назначению — в армию. Если сам не догадается…

После завершения операции с ОУН Судоплатов взлетел высоко наверх — на короткий срок стал даже начальником иностранного отдела НКВД. Случилось это потому, что все предыдущие начальники были ликвидированы в ходе расправы Сталина с выполнившим свое черное дело Николаем Ежовым и его командой. И по этой же причине Судоплатов чуть было не отправился вслед за ними. Ему устроили партийное собрание, на котором обвинили в связи с врагами народа и предложили исключить из партии.

Тут только до Павла Анатольевича дошло, что система, которой он верно служил, может уничтожить даже самого горячего своего сторонника: «Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Нет, то была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы боялись за свою жизнь, оказавшись под угрозой уничтожения нас нашей же собственной системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой».

Поразительная, конечно, наивность людей, которые упоенно создавали систему массового террора, совершенно не думая о том, что гильотине все равно, кому отрубать голову. На склоне лет Судоплатов признается, что да, наивность была зашкаливающей: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, и каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных. Масштабы этих репрессий ужасают меня… Все политические кампании в условиях диктатуры неизменно приобретают безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершавшихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугоден местному партийному начальству на районном и областном уровнях. Руководители партии и НКВД получили возможность решать даже самые обычные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов… Давая сегодня историческую оценку тому времени, времени массовых репрессий — а они затронули армию, крестьянство и служащих, — я думаю, их можно уподобить расправам, проводившимся в царствование Ивана Грозного и Петра Первого. Недаром Сталина называют Иваном Грозным XX века. Трагично, что наша страна имеет столь жестокие традиции».

Судоплатов получил свое второе важнейшее задание

Судоплатову несказанно повезло: его вытащили из мясорубки в самый последний момент. Осталось провести общее партийное собрание, на котором его исключили бы из партии — дата была уже назначена, — затем арест, «тройка» и расстрел без проволочек. Однако собрание вдруг отложили, а Берия вызвал Судоплатова к себе и повез к Сталину. Именно на этой встрече Судоплатов получил свое второе важнейшее задание — ликвидацию Льва Троцкого. Сталин обосновал поручение тем, что Троцкий разлагает мировое коммунистическое движение и потому накануне войны стал опасен.

Какую роль во Второй мировой войне сыграло мировое коммунистическое движение, известно — никакую. Пролетариат разных стран не только не объединился, а с невиданным ожесточением стал воевать за своих угнетателей. Вскоре Коминтерн пришлось распустить, а о мировой революции забыть. Насколько Сталин доверял Коминтерну, видно из того, что он за 30-е годы перестрелял почти все его руководство. А вот Троцкий действительно был для Сталина опасен: он являлся ближайшим соратником Ленина и знал стратегические планы партии, которые Сталин воплощал в жизнь.  

Может быть, именно исходящая от Троцкого опасность и заставила Сталина помиловать Судоплатова. Только Сталин мог дать санкцию на уничтожение одного из главных начальников советской разведки и диверсионной деятельности, и только он мог эту санкцию отменить. Троцкого уже пытались ликвидировать, но неудачно. А вот Судоплатов уже показал свою эффективность.

Павел Анатольевич попытался увильнуть, поскольку не знал испанского языка, но Сталин не обратил на это возражение ни малейшего внимания. «Это ваша обязанность и партийный долг — находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии, — сказал Сталин. — Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните: вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде».

В качестве «подходящего и надежного человека» Судоплатов вытащил из мясорубки своего старого соратника и друга Наума Эйтингона, за которым НКВД начал охоту, как только тот вернулся с задания из Парижа. Эйтингон знал испанский язык, а опыта тайных операций у него было побольше, чем у Судоплатова. Вдвоем они разработали и осуществили план убийства Троцкого.

История эта давно и хорошо известна, поэтому добавим только несколько штрихов.

Операция с самого начала шла трудно. Во-первых, бежал за границу из-за опасения попадания в сталинско-ежовско-бериевскую мясорубку один из лучших советских разведчиков Лейба Фельдбин, известный под псевдонимом Орлов, которому было известно об охоте на Троцкого. Поэтому для организации покушения пришлось создавать новую шпионско-диверсионную сеть. Во-вторых, террористическая группа Давида Сикейроса, хотя знаменитый художник и дослужился до полковника Республиканской армии в Испании, оказалась неопытной и непригодной для таких серьезных дел. На помощь ей был отправлен еще один известный советский разведчик Иосиф Григулевич, который до того много работал в Испании и Южной Америке, после войны служил послом Коста-Рики в Италии и Югославии, удостоившись при этом 15 аудиенций у папы римского, а вернувшись в СССР, стал доктором историческим наук, членом-корреспондентом Академии наук, автором многих исследований о Ватикане, церкви и Латинской Америке, известным во всем мире. Его классическое исследование «Инквизиция» переведено на многие языки. Но это было потом.

А пока Григулевич сумел подружиться с одним из охранников Троцкого, который впустил группу Сикейроса внутрь огороженной и охраняемой территории. Боевики изрешетили пулями спальню Троцкого, но сам он не пострадал, спрятавшись под кроватью. Шифрованное сообщение о провале добиралось до Москвы так долго, что Сталин и Берия узнали о неудаче из сообщения ТАСС.

Берия был в ярости. Он потребовал во что бы то ни стало довести дело до конца, использовав Рамона Меркадера, изображавшего в окружении Троцкого эксцентричного канадского джентльмена Фрэнка Джексона, который интересуется троцкизмом исключительно как сноб, а не из-за каких-то там идеологических соображений. Благодаря Меркадеру Сталин иногда читал статьи Троцкого еще до того, как они появлялись в прессе. Ни Судоплатов, ни Эйтингон никогда не рискнули бы пожертвовать столь ценным агентом, но Сталин сказал: «Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса, и пошлите телеграмму Эйтингону с выражением нашего полного доверия».

Предполагалось, что Меркадер сумеет незаметно уйти после убийства, но удар ледорубом не стал мгновенно смертельным, и Троцкий успел позвать на помощь. Меркадера схватили, а Троцкий умер только на следующий день. Меркадер оказался железным коммунистом: его личность удалось раскрыть лишь в 1946 году, он отсидел в тюрьме все свои 20 лет, женился на своей тюремщице, приехал с ней в Москву и получил свою Золотую Звезду Героя Советского Союза. Тайно, разумеется.

Ему обеспечили приличные условия жизни, дали работу и жилье, но не сразу и не без труда. Положение его было двойственным: с одной стороны, герой, выполнивший ценой 20-летней отсидки важнейшее задание партии; с другой — коварный убийца, которому руки не подашь. Собственно, в таком же положении были и Судоплатов, и Эйтингон, и Григулевич, хотя последний счастливо избежал пыток и тюрьмы. К тому же Меркадер со всем своим испанским темпераментом принялся требовать немедленно освободить и реабилитировать Судоплатова и Эйтингона. В поисках правды он дошел до самого Суслова, которого это требование привело в бешенство: «Мы решили для себя судьбу этих людей раз и навсегда. Не суйте нос не в свои дела!» Суслов, как и другие тогдашние руководители СССР, был точно таким же участником преступлений режима Сталина, как «эти люди», и само их упоминание было для него что соль на рану. Вот только, в отличие от Судоплатова, он жизнью своей в тайных операциях не рисковал и никогда не раскаивался.

«Если бы пришлось заново прожить 40-е годы, — сказал Меркадер, встретившись много позже с Судоплатовым, уже после его отсидки, — я сделал бы все, что сделал, но только не в сегодняшнем мире. Никому не дано выбирать время, в котором живешь».

Убийство Троцкого было частью подготовки к войне, о чем Сталин сам и говорил

Убийство Троцкого было частью подготовки к войне, о чем Сталин сам и говорил и к чему готовился много лет. Судоплатов был одним из руководителей советской разведки и работал в самой гуще событий. И тем не менее ничего не сказал по существу в своих мемуарах о том, как получилось, что при такой интенсивной подготовке советское руководство проспало войну. В тексте встречается даже чисто журналистская формулировка «по словам Берии…», как будто Судоплатов сам ничего не знает и не понимает и потому ссылается на слова «эксперта».

А ведь советская разведка даже после массовых репрессий, унесших многих ценнейших мастеров шпионского дела, имела таких агентов, как Ольга Чехова, любимая актриса Адольфа Гитлера, общавшаяся с ним самим и всеми высшими руководителями Рейха; не названный Судоплатовым по имени заместитель Эрнста Рема, который, отсидев тюрьме после расстрела своего шефа, служил дипломатом и продолжал поставлять ценную информацию; Арвид Харнак, советник министерства экономики Германии; «кембриджская пятерка» (Ким Филби и компания) и другие. «Разведка НКВД, — пишет Судоплатов, — сообщала об угрозе войны с ноября 1940 года». То есть с того самого момента, когда Гитлер отдал директиву о подготовке плана «Барбаросса». Сам Судоплатов отдал приказ европейским резидентурам перейти в режим военного времени еще 18 апреля 1941 года. Он ничего не пишет о том, что план «Барбаросса» лежал на столе у Сталина, чем любят хвастаться некоторые псевдоисторики, но очевидно, что общая атмосфера приближения войны, которая ощущается в любых воспоминаниях о тех временах, и напряженная деятельность по подготовке к войне по всем направлениям никак не могли способствовать потере бдительности и росту «доверчивости Сталина», который в принципе не верил никому, уничтожая даже самых близких соратников превентивно, еще до того, как они могли его доверие потерять. Англичане подбрасывали дров в костер, повсюду распространяя слухи, что Сталин сам собирается напасть на Гитлера. Ведь операция «Морской лев» по захвату Англии была Гитлером отложена, но не отменена окончательно.

Англичане уже сотни лет играют в одну и ту же игру. Их стратегия всегда состояла в том, чтобы на континенте не появилось державы-гегемона, способной составить им конкуренцию. На протяжении сотни с небольшим лет им трижды удалось провернуть один и тот же финт: сначала руками России уничтожить Наполеона; затем заставить Россию и Германию взаимоуничтожаться в Первой мировой войне, а потом и во Второй. Игра идет на всех уровнях — стратегическом, оперативном и тактическом. Вот пример.

«Весной 1943 года, за несколько недель до начала Курской битвы, наша резидентура в Лондоне получила от кембриджской группы информацию о конкретных целях планировавшегося немецкого наступления под кодовым названием „Операция „Цитадель“, — пишет Судоплатов. — В этом сообщении указывалось число немецких дивизий, которые предполагалось использовать, и подчеркивалось, что операция „Цитадель“ нацелена на Курск, а не на Великие Луки, то есть не к западу, а к юго-западу от Москвы — там мы не ожидали немецкого наступления. Руководителям военной разведки и НКВД стало совершенно ясно, что англичане передают нам дозированную информацию, но в то же время хотят, чтобы мы сорвали немецкое наступление. Из этого мы сделали вывод, что они заинтересованы не столько в нашей победе, сколько в том, чтобы затянуть боевые действия, которые привели бы к истощению сил обеих сторон».

Эта игра с успехом продолжается и сейчас. Но мы отвлеклись.

После войны он совершил свой главный подвиг — организовал кражу атомных секретов

За время войны Судоплатов ничего эксклюзивного не совершил, а если и совершил, то об этом никто не знает. Зато после войны он совершил свой главный подвиг — организовал кражу атомных секретов.

Подготовка к работе над атомным оружием началась в 1941 году, и опять старт дали англичане. 6 сентября 1941 года они запустили проект по созданию урановой бомбы, и на него были выделены огромные средства. Один из «кембриджской пятерки», Дональд Маклин, передал в Москву 60-страничный доклад по проекту.

В то время нельзя было сказать, реально ли вообще создание атомной бомбы или это только теоретическая возможность. Фактически это были работы не по созданию атомного оружия, а по оценке возможности его создания. Советские физики, изучив английский доклад, пришли к выводу, что речь пока идет лишь о теоретической возможности. Однако ситуация изменилась, когда американская разведывательная сеть сообщила, что США выделяют 20% от всех ассигнований на военно-технические разработки на сверхсекретный проект, к которому будут привлечены лучшие физики мира, лауреаты Нобелевских премий, включая Альберта Эйнштейна и Нильса Бора, и что Роберт Оппенгеймер с коллегами уже покидают Калифорнию и отправляются на новое место работы. На тот момент советская разведка еще не знала, что проект был следствием письма Эйнштейна, Лео Сциларда и других выдающихся физиков президенту Франклину Рузвельту, в котором указывалось на страшную опасность, угрожающую всему миру, если Германия (где остались работать Вернер Гейзенберг, Ханс Гейгер, Винфрид Шуман, Отто Ган и другие знаменитости) создаст ядерное оружие.

И снова Павел Анатольевич уклоняется от того, чтобы рассказать все как было, ссылаясь на чужие мемуары, как простой журналист: «Семенову (наш человек в США, выпускник Массачусетского технологического института — прим. ред.) принадлежит, пожалуй, основная роль в создании канала поступления разведывательной информации по атомной бомбе, через который в 1941–1945 годах мы получили, как пишет Терлецкий (физик, профессор МГУ — прим. ред.) в своих воспоминаниях, американские секретные отчеты, а также английские материалы с описанием основных экспериментов по определению параметров ядерных реакций, реакторов, различных типов урановых котлов, диффузионных разделительных установок, дневниковые записи по испытаниям атомной бомбы и тому подобное».

Любопытная деталь: название плана контрнаступления под Сталинградом — операция «Уран» — Сталин дал, потому что уже начал задумываться над созданием атомного оружия. Однако лишь в 1943-м, после диверсии англичан, уничтоживших в Норвегии завод по производству тяжелой воды, Сталин наконец поверил, что работы идут всерьез.

Первым движением советского правительства была попытка пригласить на должность руководителя атомного проекта самого Бора. Эту идею выдвинул академик Петр Капица, друживший с Бором еще с 1920-х. Однако уговорить Бора не удалось.

Но его и не нужно было уговаривать. Физики, работавшие в Манхэттенском проекте, сами шли на контакты с советской разведкой, и вовсе не по материальным соображениям. Кто-то сочувствовал коммунистической идее, кто-то был благодарен СССР за то, что не дал немцам осуществить полный холокост, и все они, по крайней мере большинство, считали недопустимым, чтобы ядерным оружием владела какая-то одна страна — это было бы слишком опасно для мира. У физиков свои представления о том, как должна быть устроена Вселенная.

Считается, что главным «атомным шпионом» был физик Клаус Фукс, член германской коммунистической партии, эмигрировавший в Англию после прихода Гитлера к власти, а оттуда отправленный работать в Манхэттенском проекте. Но это, скорее всего, потому, что надо же было на кого-то все свалить. (Такими же козлами отпущения сделали и супругов Розенбергов, роль которых даже в микроскоп не разглядишь.) В Англии, куда он сбежал из США, его посадили на 14 лет, из которых он отсидел 9, после чего немедленно отбыл в ГДР, где стал академиком Академии наук ГДР. Другим известным «атомным шпионом» был Теодор Холл, вундеркинд, в 14 лет поступивший в Колумбийский университет, в 16 — в Гарвард, а в 19 лет взятый в Манхэттенский проект. Он сам обратился в компартию США и на первой же встрече в 1944 году передал советской разведке чертежи плутониевой бомбы «Толстяк». Холл был из тех, кто считал, что одна ядерная держава в мире — это недопустимо. Хотя его и вычислили, он отделался легким испугом — был уволен, уехал в Англию, где благополучно и жил до самой смерти, совершив в науке немало полезного.

Но это все только рябь на поверхности. Суть событий была намного глубже. Сам руководитель работ Оппенгеймер имел тесные связи с компартией США, а его жена вообще была членом партии. Итальянский физик Бруно Понтекорво — впоследствии эмигрировавший, а точнее, сбежавший в СССР, — когда на него вышла советская разведка, с радостью согласился сотрудничать, да еще привлек к этому делу лауреата Нобелевской премии Энрико Ферми, который работал тогда в Чикаго. Не чужд был сотрудничества с СССР и венгр Сцилард. «Мне кажется, — осторожно намекает Судоплатов, — что между Бором, Ферми, Оппенгеймером и Сцилардом была неформальная договоренность делиться секретными разработками по атомному оружию с кругом ученых-антифашистов левых убеждений».

Весьма возможно, что и Эйнштейн тоже приложил руку к созданию советской атомной бомбы. Но тут история несколько сложнее. Известный русский скульптор Сергей Коненков в 1923 году был по предложению Анатолия Луначарского отпущен в Нью-Йорк, «для пропаганды советского искусства», разумеется. Поездка планировалась на три месяца, но в итоге затянулась на 22 года. Домой Коненков вернулся в 1945 году на пароходе, зафрахтованном для него по личному указанию Сталина, со всеми своими работами и получил мастерскую на улице Горького. Дело свое Коненков сделал — стал знаменитым художником и на Западе. Был хорошо знаком с Эйнштейном. Принстонский университет заказал ему бюст Эйнштейна, который стал одним из известнейших изображений великого физика.

Но еще важнее, что с Эйнштейном была знакома жена Коненкова — настолько близко, что дальше и некуда. Маргариту никак нельзя назвать красавицей, зато харизмы и женской притягательности было в ней хоть отбавляй. Родившаяся в обедневшей дворянской семье, она была прекрасно воспитана и образована, свободно владела английским и немецким. Перед ее чарами не устояли в свое время ни Федор Шаляпин, ни Сергей Рахманинов, ни Александр Блок. Куда уж там Эйнштейну. К тому же она была настолько умна, что Эйнштейн считал ее единственной женщиной, интеллектуально равной ему, и приглашал на посиделки, на которые собирались знаменитые физики, включая нобелевских лауреатов. Попросту говоря, главных участников Манхэттенского проекта она знала лично. И совсем не исключено, что жертвой ее искусства пал не только Эйнштейн. А ее близкой подругой была жена президента США Элеонора Рузвельт.

Судоплатов называет Маргариту «нашим проверенным агентом», а насколько этот агент был ценным, говорит тот факт, что дела Коненковых в Америке до сих пор не рассекречены.

А еще говорят, что английская разведка самая крутая в мире…

Кто такой Эйч Эйч? Второй человек в США после президента Рузвельта

Когда из Америки были получены первые секретные материалы, Берия поручил Судоплатову познакомить с ними советских физиков, не раскрывая источников. А получилось из этого вот что: «Кикоин, прочитав доклад о первой ядерной цепной реакции, был необычайно возбужден и, хотя я не сказал ему, кто осуществил ее, немедленно отреагировал: „Это работа Ферми. Он единственный в мире ученый, способный сотворить такое чудо“. Я вынужден был показать им некоторые материалы в оригинале на английском языке. Чтобы не раскрывать конкретные источники информации, я закрыл ладонью ту часть документа, где стояли подписи и перечислялись источники. Ученые взволнованно сказали: „Послушайте, Павел Анатольевич, вы слишком наивны. Мы знаем, кто в мире физики на что способен. Вы дайте нам ваши материалы, а мы скажем, кто их авторы“. Иоффе тут же по другим материалам назвал автора — Фриша. Я немедленно доложил об этом Берии и получил разрешение раскрывать Иоффе, Курчатову, Кикоину и Алиханову источники информации». Получилось, в общем, что советские и «манхэттенские» физики работали рука об руку.

Масштаб этой совместной работы из воспоминаний Судоплатова не проглядывает. А он был просто невероятен. Фактически в создании советской атомной бомбы участвовали не только физики Манхэттенского проекта, но и высшее руководство США.

Вот история из дневников майора Джордана. Джордж Джордан был человеком, у которого, как бы мы сейчас сказали, была «последняя рука» в цепочке поставок по ленд-лизу. Без его подписи ничто не могло быть отправлено в Советский Союз. И вот однажды его советский визави полковник Александр Котиков приглашает его в ресторан. Они вообще дружили; Котиков лично ходатайствовал перед американским командованием о присвоении тогда еще капитану Джордану звания майора, которое и было немедленно капитану дано; при этом Котиков самолично прицепил новые звездочки на погоны своего друга. Тоже очень показательный эпизод…

Тем не менее майор был человеком осторожным и недоверчивым, поэтому он поручил своему помощнику проследить вместо него за погрузкой и немедленно ему позвонить, если произойдет что-то подозрительное. Некоторое время компания мирно сидела в ресторане и выпивала за товарища Сталина, мистера Рузвельта, героя Покрышкина и так далее, но тут Джордана позвали к телефону. Не возвращаясь к компании Котикова, он немедленно помчался в аэропорт и обнаружил, что в самолет загружают 50 опечатанных кожаных чемоданов, которые не фигурируют ни в каких списках. С помощью часового Джордан отогнал от чемоданов советских грузчиков-чекистов и вскрыл 18 из них. Все они были набиты, во-первых, таблицами с химическими формулами, названиями химических элементов, из которых Джордану бросилось в глаза малознакомое ему название «уран», и прочими научными данными. Во-вторых, там пребывала американская дипломатическая почта. Все эти документы имели статус высшей секретности. В-третьих, там были отдельные документы с формулами, расчетами, таблицами с пометками «от такого-то», «от такого-то», «от такого-то». Все эти фамилии принадлежали высокопоставленным американским чиновникам. И там еще было несколько сопроводительных документов с подписью «H.H.» — «Эйч Эйч».

Кто такой Эйч Эйч? Это Гарри Гопкинс, а правильнее, Харри Хопкинс, второй человек в США после президента Рузвельта, его ближайший друг и правая рука. Он работал с Рузвельтом еще с 1932-го, когда тот был губернатором Нью-Йорка. Когда Рузвельт стал президентом, Гопкинс руководил крупнейшими в истории США программами по борьбе с бедностью и созданием рабочих мест, благодаря которым и удалось преодолеть Великую депрессию. С 1938 по 1940 год занимал пост министра торговли, который покинул по состоянию здоровья. Однако он остался другом и советником Рузвельта, который поселил его у себя в Белом доме. Гопкинс неоднократно посещал Москву, где вел переговоры со Сталиным от лица Рузвельта.

И такие партии «кожаных чемоданов» отправлялись в Москву в среднем раз в три недели.

Но если бы только чемоданы! Однажды Котиков потребовал у Джордана пустой хорошо охраняемый склад, в котором должен был храниться уран перед отправкой в Союз. Джордан ответил, что ничего такого в официальных документах нет и потому никакого склада не будет. Тогда Котиков прямо при нем позвонил куда-то и сказал: «Вот твой начальник, поговори с ним». А начальником у майора Джордана был Гопкинс, который и руководил ленд-лизом. Взяв трубку, майор услышал голос Гопкинса, который приказал ему: 1) обеспечить требуемое Котиковым; 2) держать все в секрете и никому не докладывать; 3) выполнять и в дальнейшем все просьбы советской стороны.

И это только один такой случай. Из США потоком шли в СССР компоненты атомного оружия, которые в Союзе не могли быть тогда сделаны по причине технологической отсталости. Не только готовые конструкции и загадочные приборы, но и дорогие труднодоступные химические элементы, например кадмий и торий. Начальник Манхэттенского проекта генерал Лесли Гровс жаловался, что у него забирали то, в чем он сам крайне нуждался.

Майор Джордан, как честный военный, пытался бороться. После истории с чемоданами он написал куда следует. Никакого ответа и никакой реакции. Он написал второй раз — то же самое. В третий, в четвертый… Лишь после полного «игнора» пятой жалобы он понял, что проблема коренится так высоко, что не то что простому майору, а даже и генералу до нее не добраться.

Когда в 1949 году Советский Союз успешно взорвал свою атомную бомбу, неугомонный Джордан снова пожаловался — на этот раз в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности сенатора Джозефа Маккарти. Туда же пригласили и генерала Гровса. На вопрос, кто же отдавал приказы переправлять по ленд-лизу документацию и материалы для создания атомной бомбы, не Гарри ли Гопкинс (который умер в 1946-м), Гровс ответил, что с Гопкинсом он вообще не знаком, а приказы отдавал «человек, который стоял выше Гопкинса». Имя этого человека он назвать отказался…

Понятно, что в такой атмосфере воровать секреты вообще не было никакой нужды. Да и не было уже никаких секретов. Действительно, работали рука об руку. Судоплатову оставалось только наладить поставки внутри ленд-лиза и обеспечить необходимую секретность. Поэтому относиться к его рассказам о том, с каким трудом добывались атомные технологии, следует с осторожностью. Вообще похоже на то, что деятельность советской разведки и физиков типа Фукса и Холла была, скорее всего, прикрытием реальной работы, которую совершенно открыто вел полковник Котиков рука об руку с Гопкинсом и со своим недоверчивым другом майором Джорданом. А вот как раз Котиков у Судоплатова в мемуарах отсутствует начисто… Возможно также, что данные разведки использовались для проверки материалов, поступающих через Котикова, и наоборот. Но рассказать об этом уже давно некому.

Ликвидация Шухевича

Как бы там ни было, добыча атомных секретов и создание советского ядерного оружия — вершина деятельности Судоплатова. Дальше можно было только вниз. Конечно, операция по передаче власти в Чехословакии от законного президента Эдварда Бенеша к Клементу Готвальду на фоне атомного проекта — мелочь, но выполнена она была с присущим Судоплатову изяществом и эффективностью.

«В 1948 году Молотов вызвал меня в свой кремлевский кабинет и приказал ехать в Прагу и, организовав тайную встречу с Бенешем, предложить ему с достоинством покинуть свой пост, передав власть Готвальду, лидеру компартии Чехословакии. Наша бригада специального назначения — 400 человек, переодетых в штатское, — уже была в Праге. Эту группу скрытно переправили для поддержки и защиты Готвальда. Зубов и я провели в Праге целую неделю, и за это время Зубову, который перед войной встречался с Бенешем в присутствии нашего посла Александровского, удалось, использовав все свое умение и прошлые связи, на 15 минут встретиться с Бенешем в его резиденции, расположенной в самом центре Праги. Смысл нашего послания он довел до президента, сказав, что в стране произойдут кардинальные перемены независимо от того, сохранится нынешнее руководство или нет, но, по его мнению, Бенеш был единственным, кто мог бы обеспечить плавную и бескровную передачу власти. В соответствии с инструкциями Зубов сказал Бенешу, что не ожидает от него ответа, а всего-навсего передает ему неофициальное послание. Через месяц Бенеш мирно уступил бразды правления Готвальду», — пишет наш герой.

К ликвидации бандеровского подполья Судоплатов тоже приложил руку. На сцене опять появляется Лебедь, «племянником» которого был некогда Судоплатов. Главной целью являлся руководитель бандеровского подполья Роман Шухевич — он настолько хорошо умел конспирироваться, что, пока его искали в лесах под Львовом, он пребывал в кардиологическом санатории около Одессы, а вернувшись во Львов, встречался с местными националистическими деятелями культуры и не побоялся послать венок от своего имени на могилу одного из своих соратников.

Судоплатов рассказывает: «Шухевич между тем совершил еще одну роковую ошибку. Когда в доме, где он жил с одной из своих телохранительниц, Дарьей Гусяк, появился милиционер для обычной проверки документов, нервы его сдали. Шухевич застрелил милиционера, и все трое — он сам, Дарья и ее мать — бежали. Наша группа по захвату Шухевича расположилась в доме, где жила мать Дарьи. Довольно скоро там появилась молодая симпатичная студентка-медичка из Львова, племянница Дарьи. Она приехала повидаться с родными и выступить, как она сказала, по поручению институтского комитета комсомола с беседами о вреде национализма. Во время нашего дружеского разговора (я представился новым заместителем председателя райисполкома), отвечая на мой осторожный вопрос, где находится сейчас ее тетя, девушка ответила, что она живет в общежитии ее института и время от времени наведывается в Лесную академию, куда собирается вскоре поступать.

Группа наружного наблюдения быстро установила, в какую „академию“ ходит Дарья: она совершала регулярные поездки в деревню под Львовом, где часами оставалась в кооперативной лавке. Это заставило нас предположить, что там в это время бывает Шухевич. К несчастью, молодые офицеры, проводившие слежку в марте 1950 года, были малоопытными и для прикрытия пытались за ней ухаживать. Когда лейтенант Ревенко протянул Дарье руку и сказал по-украински, что хотел бы поближе познакомиться с такой очаровательной женщиной, она почувствовала ловушку и, недолго думая, в упор застрелила его.

Через полчаса старший группы, мой ближайший помощник, был уже там, он немедленно приказал распустить на базаре слух, что женщина убила лейтенанта и застрелилась на любовной почве. Дарья была надежно изолирована, а я, генерал Дроздов и 20 оперативников окружили сельпо, чтобы блокировать возможные пути бегства Шухевича. Дроздов потребовал от Шухевича сложить оружие — в этом случае ему гарантировали жизнь. В ответ прозвучала автоматная очередь. Шухевич, пытаясь прорвать кольцо окружения, бросил из укрытия две ручные гранаты. Завязалась перестрелка, в результате которой Шухевич был убит. После смерти Шухевича движение сопротивления в Западной Украине пошло на убыль и вскоре затихло».

Куда там англичанину Джеймсу до нашего Павла

Между тем Судоплатову все меньше нравилась его работа: «Мы с женой были полны надежд, что, возможно, придет конец моей службе в органах безопасности, которые возглавлялись абсолютно некомпетентными людьми, совершавшими преступления как по причине некомпетентности, так и из карьеристских побуждений. В первые дни марта 1953 года мне сказали, что мою кандидатуру рассматривают на замещение вакансии заместителя председателя недавно сформированной иностранной комиссии ЦК КПСС по „нелегальным“ связям с иностранными коммунистическими партиями. Фактически речь шла о моем назначении руководителем специальной разведывательной службы при ЦК партии».

После смерти Сталина — Судоплатов категорически отказывается считать смерть вождя-диктатора убийством — он «понял, что началась другая эпоха». «Секретарь Берии позвонил мне в 6 вечера и сообщил, что новый Хозяин покинул кабинет и приказал не ждать его возвращения. С этого момента я мог уходить с работы ежедневно в 6 вечера, в отличие от тех лет, когда приходилось работать до двух или трех утра, пока Сталин сидел за рабочим столом в Кремле или у себя на даче», — пишет Судоплатов.

Берия начал собственную большую чистку, выпуская одних и сажая других. Был освобожден старый друг Судоплатова Эйтингон, а за освобождением его жены Сони из лагеря следил сам Судоплатов. Но эпоха Берии была недолгой, как и пребывание Эйтингона и многих других, выпущенных Берией, на свободе. Теперь Никита Хрущев, Вячеслав Молотов и Георгий Маленков занялись теми, кого они считали соратниками Берии и кого очень боялись, потому что такие люди, как Эйтингон, Судоплатов, Яков Серебрянский, слишком много знали о них самих.

«Эйтингон, Елизавета и Василий Зарубины, Серебрянский, Афанасьев, Василевский и Семенов были отстранены от работы. Эйтингона и Серебрянского позже арестовали, а других уволили, хотя самому старшему из них было чуть больше 50, — пишет Судоплатов. — Семенов, известный своими героическими действиями в добывании атомных секретов для нашей страны, был изгнан из органов без пенсии. Через полгода после моего ареста из разведки уволили Зою Рыбкину. Ее послали служить в системе ГУЛАГ на севере. В отставку она вышла в 1955 году, получив пенсию МВД, а не КГБ. 21 августа 1953 года меня арестовали. Это была пятница… Руденко грубым тоном объявил мне, что я арестован как активный участник заговора Берии, целью которого был захват власти, что я доверенное лицо и сообщник Берии в тайных сделках с иностранными державами против интересов советского государства, что я организовал ряд террористических актов против личных врагов Берии и планировал теракты против руководителей советского государства».

Судоплатов отлично понимал, неважно, что он там ответит и что было на самом деле, — его в любом случае уберут как нежелательного свидетеля: «Я решил действовать в духе советов, которые давал мой предшественник и наставник Шпигельглас своим нелегалам, пойманным с поличным и не имевшим возможности отрицать свою вину: постепенно надо перестать отвечать на вопросы, постепенно перестать есть, без объявления голодовки каждый день выбрасывать часть еды в парашу. Гарантировано, что через две-три недели вы впадете в прострацию, затем полный отказ от пищи. Пройдет еще какое-то время, прежде чем появится тюремный врач и поставит диагноз — истощение; потом госпитализация и насильное кормление. Я знал, что Шлигельгласа сломали в Лефортовской тюрьме. Он выдержал эту игру только два месяца».

Судоплатов продержался больше года. Ему дважды делали спинномозговую пункцию. Никто не может выдержать такой боли ни в каком состоянии. При этом ему повредили позвоночник, он стал инвалидом. Но об освобождении и речи не шло. Он был слишком опасен. К нему даже стали пускать жену, надеясь, что он не выдержит и выйдет из ступора, тогда можно будет довести дело до конца. Но Павел Анатольевич держался.

Он начал выводить себя из этого состояния, лишь когда обстановка в стране сильно изменилась после XX съезда. Следствие возобновили, и «обвинительное заключение представляло меня закоренелым злодеем, с 1938 года находившимся в сговоре с врагами народа и выступавшим против партии и правительства. Для доказательства использовались обвинения против сотрудников разведки, которые в начале войны были освобождены из тюрем по моему настоянию, и мои связи с „врагами народа“ — Шпигельгласом, Серебрянским, Мали и другими, хотя все они, кроме Серебрянского, были к тому времени уже реабилитированы посмертно. С точки зрения закона обвинения эти потеряли юридическую силу, но никого данное обстоятельство не волновало».

Судоплатова «судили» в закрытом заседании без участия прокурора и адвоката. Приговор, естественно, был написан заранее. 15 лет. Пять из них он уже отсидел.

Он вышел на свободу 21 августа 1968 года, в день вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию. Уцелевшие в мясорубке друзья окружили его заботой и нашли работу переводчика, которая дала ему возможность зарабатывать, а потом и право на пенсию — 130 рублей, по тем временам хорошие деньги.

…Ни Леонид Брежнев, ни Николай Андропов, ни Константин Черненко, ни даже Михаил Горбачев так и не рискнули его реабилитировать. Ведь это означало бы, что преступные приказы отдавало советское руководство, а преемственность власти от Сталина до Горбачева была очевидной. Лишь после распада СССР последний главный военный прокурор ушедшего в небытие государства реабилитировал Судоплатова и Эйтингона.

«Русский Джеймс Бонд» знаменит не только своими мемуарами, которым не нужно и невозможно доверять полностью, как и любым мемуарам спецслужбистов. Но и тем, что нашел в себе силы публично покаяться за то, что служил преступному режиму, совершившему страшные преступления. Все-таки в Павле Анатольевиче было много от армейского офицера с его ясными понятиями о чести, преданности, службе Отечеству. Как и в Джеймсе Бонде, с которым его любят сравнивать.

Но куда там англичанину Джеймсу до нашего Павла…