«Главное – чтобы мы потеряли минимум людей»: Михаил Тимошенко о том, буксует ли Российская армия

Михаил Тимошенко — один из ведущих военных экспертов для народа Фото: соцсети

Военный эксперт для народа

Михаил Тимошенко — один из ведущих военных экспертов для народа. На протяжении многих лет, являясь соведущим передачи «Военное Ревю» на радио «Комсомольская правда», он отвечает на вопросы радиослушателей и разъясняет им азы военной науки. За долгие годы передача приобрела не только народный, но и подчеркнуто специализированный характер. Основные гости, которые звонят с вопросами или дельными советами, — отставные военные. Выслушивая их мнения и отвечая на вопросы, Тимошенко уверенно держится в русле логического мышления, не впадая в крайности «всепропальщичества» и «шапкозакидательства».

Его ответы всегда корректны по форме и ценны по содержанию. Понимая суть военной науки, эксперт как будто предвидит временные неудачи и смотрит со сдержанным оптимизмом даже тогда, когда, казалось бы, «разбитые полки бежали вскачь и гибло знамя нашей чести». Опыт сирийской кампании показал, что временные отступления, оставленные территории при правильной постановке военных действий обязательно вернутся.

Рассудительность, хладнокровие и научный подход — вот что является основной взглядов Тимошенко. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказывает о том, как будет развиваться специальная военная операция на Украине, почему все идет «так медленно» и зачем киевский режим объявил мобилизацию, которую не сможет провести.

«К людям из Чечни в силу самых разных обстоятельств у нас было предвзятое отношение. И вот это отношение вдруг опрокинулось, оказалось, что чеченцы дерзко и отчаянно сражаются за Россию» Фото: © Виктор Антонюк, РИА «Новости»

«СВО продвигается медленнее, чем хотели бы наши граждане»

— Михаил Владимирович, уже прошло почти пять месяцев с начала специальной военной операции (СВО). Скажите, какова ваша оценка?

— Полагаю, что СВО продвигается медленнее, чем хотели бы наши граждане, но вполне успешно. Как-никак, а наша армия постепенно продвигается вперед.

— Что, на ваш взгляд, было наиболее успешным в этой операции?

— Наиболее успешно мы заняли Херсон, быстро сработали. На второе место я бы поставил северодонецко-лисичанскую операцию. Тоже был сложный район, который наши войска сумели занять.

— Есть мнение, что якобы мы проигрываем информационную войну. Это утверждение, на ваш взгляд, верное?

— Отчасти верное утверждение, конечно. Все зависит от того, на кого направлена диаграмма информационной войны. Если мы имеем в виду западные страны, не Беларусь или Россию, то мы должны понимать, что практически все информационные коммуникации западных стран принадлежат крупным компаниями, корпорациям, которыми владеют западные банки, которые и управляют западными средствами массовой информации. Однако даже RT им представлялась настолько серьезной угрозой, что наш зарубежный филиал старались выкорчевать любыми способами. Где-то это было сделано успешно, где-то — не очень, но факт остается фактом: мы ничего не можем поделать с тем валом пропаганды, которую рассеивают в так называемом свободном мире американские, английские, немецкие, частично французские и итальянские СМИ. Их слишком много, потому в этом отношении мы проигрываем и, замечу, проигрываем еще и потому, что говорим правду.

— Почему это обстоятельство не в нашу пользу?

— Потому что правда не бывает одноцветной, всегда найдутся некие вещи, которые будут не в нашу пользу. И тот, кто говорит правду, выглядит в глазах той стороны, стороннего наблюдателя оправдывающимся.

— Есть еще мнение, что настоящая информационная война — это не споры в интернете, а некие неожиданные действия, которые взрывают информационное пространство, например высадка десантников в Гостомеле…

— Может, это тоже верное мнение. На мой вкус это воспринимается как некая сенсация: «Ух, взяли Гостомель!» А вот надо ли было его брать — это отдельная песня, и говорить об этом нужно после окончания нашей СВО. Однако возникает вопрос: почему мы там вообще высаживались, зачем это было сделано и какие задачи решались? Не было ли это ошибкой? Может, стоило на другом участке использовать эти силы?

— Скажем, кадыровский спецназ…

— А он тут при чем? «Ахмат» заменил целиком группировку наших войск?

— Разумеется, нет, но если смотреть новости в телеграм-каналах, то «Ахмат» представлен значительно лучше, чем все остальные рода войск.

— Что тут можно сказать: Рамзан Ахматович — большой молодец, сумел наладить информационное обеспечение своих войск. Тут, мне кажется, есть другой любопытный момент: к людям из Чечни в силу самых разных обстоятельств у нас было предвзятое отношение. Я не говорю, что они плохие, но отношение было именно таким. И вот это отношение вдруг опрокинулось, оказалось, что чеченцы дерзко и отчаянно сражаются за Россию, стоят в одном ряду с другими нашими согражданами. А ведь сколько было разговоров, что мы подмяли под себя Чечню, что поработили вольный народ, а на практике ничего этого нет, вот что важно.

«Я полагаю, что им нужна хоть какая-то, пусть самая незначительная, но «перемога» Фото: © Petro Poroshenko / via Globallookpress.com / www.globallookpress.com

«Всех, кого могли забрать, уже забрали и сейчас доскребают последних»

— Официальные украинские власти утверждают, что в армию Украины уже набрали почти миллион человек. Как вы думаете, это правда?

— Полагаю, что это вранье. Существует норматив мобилизационного напряжения — это примерно 10–12 процентов от численности населения страны. Не подскажете, сколько сейчас на Украине население?

— Согласно их статистике, официально проживают до начала СВО около 40 миллионов человек. Злые языки говорят, что реально не больше 30 миллионов…

— Сейчас там не более 20 миллионов. Вопрос: кто остался? А это женщины, дети, старики. Притом это не статистически подтвержденный состав населения, а примерные оценки. Структурно это еще и пожилые люди обоих полов, которые не смогли вовремя удрать. И кого из этих людей набирать? Вроде бы должно получиться 2,5 миллиона, но не сходится. И, чтобы как-то закрыть эту дыру, они начинают хватать всех, кого могут, снимают людей с медицинской отсрочки по призыву, снимают запреты по призыву…

— Но нам же регулярно показывают, как военкомы отлавливают граждан на пляжах, в клубах!

— Это значит, что уже приперло, что уже буквально вилы у горла держат. Если вас, простите за резкость, хватают прямо на унитазе, не дают надеть трусы и ведут «Родину защищать», это значит, что всех, кого могли забрать, уже забрали и сейчас доскребают последних.

— Зачем это нужно? Неужели в современной войне слабомотивированная, необученная солдатская масса может играть хоть сколько-нибудь существенную роль?

— Об этом нужно спрашивать не меня, а Владимира Александровича Зеленского. Это не я, а он проводит столь «блестящую» мобилизацию. Я полагаю, что им нужна хоть какая-то, пусть самая незначительная, но «перемога». Сейчас говорят, что украинские войска уже под Херсоном, — ну так покажите! Не могут. Сколько раз наступали, но почему не наступили до конца? Почему все три наступления закончились огневыми мешками, из которых приходилось выбираться с большими потерями? Пробовали действовать под Гуляйполем, но получили по мозгам и быстро откатились на прежние позиции. При этом они ведут обстрелы, заметьте, по «своим» городам. Например, обстреляли Новую Каховку, попали в склад аммиачной селитры, из-за чего много пострадавших. Большинство домов разнесло ударной волной, погибшие тоже из-за нее. Ведь никто не задается вопросом: а что же такое аммиачная селитра, что она из себя представляет? А ведь если она хорошо слежалась, то это точь-в-точь будет как хорошая промышленная взрывчатка. Собственно, она и является одним из компонентов взрывчатки. Надо сказать, что 40 процентов всей производимой аммиачной селитры уходит в качестве материалов для взрывчатых веществ. Дайте мне склад удобрений — и я разнесу весь ваш колхоз.

— Я слышал информацию, что Украина также готова начать освобождать заключенных в обмен на участие в боевых действиях.

— Уже освобождает.

— Но вряд ли бывшие заключенные хотят воевать.

— А им деваться больше некуда, выбора нет. Либо они будут брать даже таких людей, либо воевать некому. Это, впрочем, лишний раз подтверждает, что никакого миллиона Зеленский и его команда собрать не смогли.

«Можно взять и Подол, и Киев. Но если так небрежно, быстро брать, то сколько людей потеряем?» Фото: © Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«У нас стоит задача — сохранить головы наших солдат»

— Но если ВСУ вынуждены выгребать последних солдат, брать зэков, как вы выразились, снимать с туалета, лишь бы пополнить «стройные ряды», то почему наше наступление идет не так быстро, как хотелось?

— Кому хотелось бы? Радиослушателям, телезрителям и уважаемым читателям? Да, им бы очень хотелось, чтобы уже к утру все закончилось, чтобы так бахнуть-жахнуть, чтобы все налысо. Разнести Киев ракетно-бомбовым ударом, подорвать Авдеевку ядерным оружием, даже пускай, что Донецк рядом. Это людей не сильно волнует. А вы понимаете, сколько за каждым штурмом стоит наших бойцов? Вот что нужно объяснять людям! Мы артиллерийским огнем прощупываем их оборону. Все время прощупываем, если противник укрепился (неважно где — на холме или в овраге, в зеленке или в поле), мы туда не пойдем, мы все завалим огнеприпасами — снарядами да минами. И только после того, как противник замолчит, перестанет огрызаться, мы туда пойдем. У нас стоит задача — сохранить головы наших солдат.

Можно взять и Подол, и Киев. Но если так небрежно, быстро брать, то сколько людей потеряем? Зачем нам это, если мы можем спокойно, аккуратно попятить противника, чтобы он терял мотивацию к сражению, чтобы сдавался или был уничтожен. А самое главное — чтобы мы потеряли минимум людей. Например, в Донбассе огромный укрепленный район — от Лисичанска до Славянска сплошная агломерация. Публиковались цифры, что там находятся около 70 тысяч солдат ВСУ. Скажите, вам доводилось бывать на Украине в этих местах?

— Нет, на Украине был, в Донбассе — нет.

— То-то и оно! Это, повторюсь, сплошная агломерация, город, переходящий в город, один промышленный район. Это и является ответом на вопрос. Там идет перманентный городской бой, который изредка переходит в незначительные поля или лесистую местность. При этом противник использует дома и живых людей как щиты, а мы не можем полноценно наступать и вынуждены, обязаны сберегать живых людей, которые никакого отношения к Вооруженным силам Украины не имеют. Попробуйте отведите их, когда украинские военные стреляют им в спину, если они покидают свои дома.

— Если мы так тяжело сражаемся за этот район, то что же будет дальше? Как нам тот же Харьков освобождать?

— Скажу честно, что делать с Харьковом — не знаю. В случае если мы сумеем прорваться, а мы, скорее всего, сумеем выйти на линию Славянск – Краматорск – Дружковка – Константиновка, то после этого вполне сможем заняться построением кольца окружения вокруг Харькова. Вопрос в другом: сколько там народа живет — 1,5 миллиона?

— Если есть метро, то как минимум больше миллиона человек — так по советским нормам застройки было.

— Метро — понятно. Вопрос в живых людях: что нам с городом делать? Допустим, осадили его, даже блокировать сумели. На это тоже нужно огромное количество войск. А дальше что? Держать город в осаде, пока там все друг друга не съедят? Или нужно отключить, воду, свет и газ? Не могу сказать, не представляю, как это устроить.

— Насколько в таком случае вероятна мобилизация уже в российскую армию?

— Не думаю, что в ней есть потребность. По моим сведениям, у нас и так добровольцев мама не горюй — крайне много.

«Основа их вооружения — это то, что осталось от армии Советского Союза»

— Были слухи, что американские реактивные системы HIMARS получили дальнобойные снаряды, способные бить до 300 километров. Насколько это может быть правдой?

— В городе-герое Одессе было огромное количество анекдотов по поводу того, как следует относиться к слухам. Скажу вот что: когда появятся факты, что такие снаряды появились, тогда можно будет обсудить. Пока это все ни о чем, лишь слухи.

— Какова роль поставок Украине военной техники и боеприпасов от стран НАТО? Есть версия, что если бы этого не случилось, то украинская армия потеряла бы возможность сопротивляться еще в мае. Насколько это похоже на правду?

— Вполне вероятно, что так могло быть. Половина авиации, что мы разнесли на земле, — переданное поляками, чехами, венграми, болгарами военное имущество. Это те самолеты, которые находились у них на вооружении со времен Варшавского договора. Абсолютно аналогичная ситуация произошла и с артиллерийским вооружением. Но были и другие особенности, скажем, в Соледаре в соляных шахтах располагались стратегические склады хранения мобилизационного запаса трех военных округов. Это было неизвестно только какому-нибудь блогеру, который там что-то мелет на YouTube. Любой эксперт, который занимается проблематикой украинского конфликта, должен знать наизусть об Украине и ее Вооруженных силах, о том, чем они вообще вооружены. Основа их вооружения — это то, что осталось от армии Советского Союза. В первую очередь от Киевского военного округа, но там были и Прикарпатский и Одесский военные округа, а также центральная и южная группа войск. Запасов оружия было примерно на 5 миллионов штыков. И вдруг начали писать «стало известно». Да вашу в плешь! Это уже 157 лет известно!

— С другой стороны, до государственного переворота в 2014 году Украина входила в десятку поставщиков мирового вооружения, активно распродавая советские запасы.

— Могу процитировать персонажа замечательного советского фильма «Покровские ворота»: «Natürlich, Маргарита Павловна!» Распродавала-то, конечно, Украина все, что могла, но те, кто покупал, прекрасно понимали, что берут не новое, а со склада и не у производителя, а у агента, так скажем, которому это все случайно досталось. Потому все это там и не обслуживалось, кое-как старались отобрать получше. Одно дело, если ты в Судан, страны Центральной Африки продаешь, то там почти все равно что. Но украинцы пробовали продавать не только туда, но и более-менее цивилизованным странам.

— Слышал историю, когда от украинских броневиков отказался Ирак с формулировкой «сквозное проржавение брони».

— Не только Ирак отказывался, но поломка, вы правы, знаковая. Технику нужно обслуживать, проверять, тут ничего не поделаешь. Это только кажется, что танк можно помазком покрасить, и он готов к работе. На самом деле содержание техники в приемлемом состоянии — это не менее ответственная процедура, чем ее сборка.

«С военной точки зрения обе стороны испробуют свою технику, тактику, которую отрабатывают на учениях» Фото: © Maximilian Clarke / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«У меня сложилось впечатление, что мы критический урон наносить даже не собирались»

— В каких местах нас ждут наиболее тяжелые бои в ближайшее время?

— Если рассматривать Авдеевку и Соледар как укрепрайон, то сначала наиболее тяжелые бои будут здесь. Дальше мы выходим к Славянско-Краматорской агломерации, и тут возникает достаточно тяжелая проблема. Половину Краматорска занимается промзона, и она значительно «веселее», чем «Азот» в Северодонецке. Там нахлебаемся еще больше, а дальше, по-моему, ничего не видно пока что. Дело в том, что делать укрепленные районы про запас Украина не могла, да и не пыталась. Там даже мыслей таких не возникало, а сделать укрепрайон сейчас в качестве полевой фортификации практически невозможно. Для этого нужны люди, техника, горючее, материалы — всего это сейчас у Украины катастрофически не хватает.

— Некоторое время назад Россия начала наносить удары по узловым станциям железнодорожного сообщения на Украине. Как вы полагаете, критический урон был достигнут в этом вопросе или еще нет?

— У меня сложилось впечатление, что мы критический урон наносить даже не собирались. Если посмотреть глубже, то наша политика раскручивается между некими ограничениями. С одной стороны, можно, например, подбить все мосты через Днепр. Это непросто, мост — цель сложная, но вполне возможно. Я вас уверяю, тогда перевозки сразу сократятся, а то и вовсе прервутся. Но тут же встает неудобный вопрос: как будут снабжаться города левобережной Украины? Если та часть страны останется без железнодорожного сообщения, то откуда они будут брать продовольствие? Куда и на чем смогут уехать люди в случае, если военные действия подойдут к их городам? А если мы сами подойдем к Днепру, нам, наверное, лучше, чтобы эти мосты сохранились? Наверное, да. Спрашивается, если бы я ставил задачу своим оперативным офицерам: посчитайте, дорогие товарищи, за какое время мы сможем восстановить такое-то количество мостов, сколько сил мы потратим, сколько потребуется железнодорожных бригад. Военные действия — дело счетное.

— Россия после развала СССР достаточно много вела военных действий: две кровавые чеченские войны и «олимпийская» война в Грузии, другие военные конфликты. Как вы считаете, на что похожа СВО?

— Ни на что она не похожа! Немножко на Сирию смахивает в том смысле, что там достаточно равнинная местность, как на Украине и у нас на юге. Но в Сирии мы практически не брали большие города, разве что вышибли бандитов из Алеппо и Восточного Бейрута, но на том все и окончили. Специальная военная операция в этом смысле новая для нас реальность, и мы должны ее пройти.

— Есть мнение, что сегодняшние события — это столкновение непосредственно с блоком НАТО, который использует Украину как прокси, не наступая в открытую. Насколько это верно?

— То, что Украину используют как прокси, верно. Но если быть циником, то этот конфликт отчасти выгоден и для нас, и для НАТО в том числе. С военной точки зрения обе стороны испробуют свою технику, тактику, которую отрабатывают на учениях. Не было бы конфликта, никто бы до конца и не узнал, как и что в реальности действует. Это бесценный опыт, который и нам, и натовцам сильно пригодится. Украинцев жалко, конечно, но тут уж ничего не поделаешь.

— Последний вопрос: как вы считаете, как долго продлится СВО?

— Это зависит от руководства страны. Если оно пойдет на переговоры, к которым нас подталкивают сейчас страны – участницы НАТО, то раньше. Если нет, если мы пойдем до западной границы Украины, понимая, что в случае заморозки конфликта мы оставляем правобережную часть страны полякам и нам придется еще и с ними разбираться спустя какое-то время, то конец еще нескоро.