Эльмир Низамов: «Новый музыкальный театр в Казани необходим – это будет огромный рывок в культуре!»

«Кара пулат» — это заказ Минтимера Шариповича»

— Эльмир Жавдетович, в мае на сцене Тинчуринского театра вновь покажут вашу оперу «Кара пулат» / «Черная палата», премьера которой состоялась в 2015 году. Почему в свое время театр перестал показывать эту оперу, почему вернулся к ней сегодня? (Ильшат)

— Начну с того, как опера «Кара пулат» появилась на этой сцене. На самом деле опера — это не профиль Тинчуринского театра, потому 90 процентов задействованных сил были приглашенными, и под это выделялся определенный бюджет. Выделенных денег хватило на 8 показов, и в 9-й раз мы спектакль показали в Малом театре в Москве.

— Почему поставить вашу оперу решил драматический театр, а не театр имени Джалиля?

— Оперному я предлагал, но он не взялся за это.

— Кто выделил средства на постановку в Тинчуринском?

— Фонд «Возрождение». Это был заказ Минтимера Шариповича Шаймиева.

— А на показ оперы в мае 2022-го вновь выделили деньги?

— Да, это связано с 1100-летием принятия ислама Волжской Булгарией. Опера очень хорошо вписывается в культурную программу к этой дате. Это было сделано с моей подачи — я предложил президенту РТ, а Рустам Нургалиевич Минниханов идею поддержал.

— Эти пять показов в мае будут разовой акцией или ваша опера окажется в постоянном репертуаре театра имени Тинчурина?

— Мы это планируем, этого хочет вся постановочная команда и директор театра. Но вновь встает вопрос финансирования. Мы же дополнительно приглашаем и музыкантов, и солистов, и хор. А это всё деньги.

«Начну с того, как опера «Кара пулат» появилась на этой сцене. На самом деле опера — это не профиль Тинчуринского театра, потому 90 процентов задействованных сил были приглашенными, и под это выделялся определенный бюджет» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Почему уже больше года в ТАГТОиБ имени Джалиля не показывают ваш мюзикл «Алтын Казан»? Его сняли с репертуара?

— Последний раз его показали 26 апреля прошлого года. Напомню, премьера мюзикла состоялась в рамках фестиваля «Yзгәреш җиле», в постановке были использованы исполнители и музыканты фестиваля, приглашенные солисты и танцоры, поэтому показывать его вне фестиваля сложно.

Как татары в звериных шкурах доставали со дна «Алтын Казан»

— Что будет дальше с «Алтын Казан»? У нас, к сожалению, нет музыкального театра. (Ирина Антонова)

— Мы регулярно общаемся на тему, как найти форму экономичной эксплуатации этого спектакля. Надеюсь, в будущем сезоне мы данный спектакль повторим в оперном театре. Этот мюзикл живет и будет жить в оперном театре, просто вопрос, насколько часто его смогут показывать, насколько часто смогут приглашать музыкантов и танцоров.

— Есть понимание, как сделать экономичнее?

— Ели взять за основу мировой опыт, то в мюзиклах редко задействуют большой оркестр, обычно это бенд из 5–7 человек, тем самым минимизируют расходы. Возможно, мы тоже пойдем таким путем, и часть музыки будет плейбэк (заранее записанные партии инструментов — прим. ред.). Может, и танцоры будут не приглашенными, а нашими.

— Какие условия должны быть соблюдены, чтобы оперный театр вновь поставил в афишу «Алтын Казан»: какой-то повод, дополнительные ресурсы?

— Первое — дополнительные финансовые ресурсы, второе — найти форму, чтобы спектакль был окупаемым хотя бы в ноль. Директор театра [Рауфаль Мухаметзянов] как-то говорил мне: чтобы данный спектакль окупался, билет должен стоить 5–6 тысяч рублей. Но это дорого для Казани.

— Но такие спектакли не могут быть окупаемыми, это же аксиома! Это про имидж, а не про зарабатывание денег, которые тот же оперный театр получает от государства… Как вы считаете, а сам композитор должен продвигать свои произведения?

— Я только этим и занимаюсь! Я даже не знаю, кто сегодня может себе позволить от этого дистанцироваться. Наверное, есть авторы, которые пишут в стол, не заботясь о том, исполняют их музыку или нет. Но музыкальное сочинение — это не только ноты, но и хорошее исполнение, слушатель. Я всегда говорю, что акт музыки состоится только тогда, когда будет триединство: автор, исполнитель и слушатель. Без этого музыки нет. Потому я всегда стараюсь продвигать и свою музыку, и нашу национальную.

— А как вы это делаете?

— Мы живем в такое благодатное время интернета: я активен в социальных сетях, информирую своих подписчиков обо всех премьерах. Я не отказываюсь от интервью, вот к вам пришел. Это большая часть работы, она отнимает время и силы, но для меня это важно. Произведение — это как твой ребенок. Ты же не просто его родил и отпустил куда-то. Нет, ты его должен в школу отдать, одеть-обуть.

— Какие премьеры вашей музыки нас ожидают в ближайшее время, в каких городах? (Жанна Юрьевна)

— Недавно в театре имени Тинчурина была премьера спектакля «Мадина». С Ильгизом Зайниевым мы готовим музыкальную комедию в Альметьевском драматическом театре, премьера состоится в мае.  

«Мы все время с оркестром на связи, в этом сезоне состоялся мой творческий вечер. Это была моя мечта, я осмелился предложить такую идею Александру Сладковскому, и он поддержал ее» Фото: ГАСО РТ

«Если бы Сайдашев жил сегодня, еще большой вопрос, какую музыку он бы писал»

 — Как развивается ваше сотрудничество с ГАСО РТ, чем порадуете любителей музыки? (Диляра Ш.)

— Мы все время с оркестром на связи, в этом сезоне состоялся мой творческий вечер. Это была моя мечта, я осмелился предложить такую идею Александру Сладковскому, и он поддержал ее. В феврале оркестр ездил в Дубай и там исполнил мое произведение. Александр Витальевич открыт к общению и ждет от меня новых предложений.

«Для меня Эльмир Низамов – это современный Салих Сайдашев»

— Стравинский говорил, что дирижер должен «читать» музыку, а не интерпретировать. Вы согласны с ним?

— Я вообще считаю, что музыку рождает исполнитель. Конечно, ноты, партитуру, музыкальную идею создает композитор, но рождает музыку исполнитель. Одно и то же сочинение разные дирижеры могут исполнить по-разному: у одного зал встанет в восторге, а у другого зал встанет и уйдет… Рахманинов три года не писал музыку после провального исполнения его Первой симфонии, психотерапевт вытаскивал его из депрессии! А сегодня слушаешь эту симфонию — и звучит великий Рахманинов… Что там такого было, что могло провалиться? Но мы не знаем, как она звучала тогда, может, дирижер настолько не справился с ней.

Когда я приношу музыку, конечно, предполагаю, как это будет исполнено. Но порой дирижер так расставит акценты, что даже ты сам не предполагал. А бывает наоборот, что мне не хватает темпа, энергетики, характера. И бывает, что музыкант убеждает тебя в своей правоте.

В консерватории я факультативно обучался игре на органе, чтобы писать музыку для него. Принес преподавателю Ладе Лабзиной, сыграл свое произведение. А она сказала мне, что я ничего не понимаю в своей музыке! И когда она ее заиграла, я подумал: ничего себе, как я написал! И в этот момент ко мне пришло осознание, что такое дар и талант исполнителя.

Конечно, композитор — первоначало: если в музыке ничего не заложено, то ничего и не получится. Но то, что там заложено, даже сам композитор не всегда может осознавать. А талантливый исполнитель так преподнесет, что это начнет звучать совсем на другом уровне. Потому я такой благодарный композитор, стараюсь, чтобы у исполнителя был воздух. Я никогда не говорю, что исполнять только так и никак иначе. А если он сделает лучше, чем я предполагаю? Все может быть.

— Считаете ли вы себя в музыке последователем или продолжателем творческих идей кого-либо из классиков — как татарских, так и отечественных или зарубежных? (Рамиль Гайнуллин)

— С пустого места ничего не берется, мы всегда впитываем то, что было до нас. Это у всех композиторов так. Наверное, я последователь, но прямо сказать, что последователь традиций определенного композитора, пишу в его стиле, такого нет. Может быть, музыковеды должны это определять. Конечно, есть композиторы, которые мне близки по духу, произведения которых меня трогают, отзываются во мне, я их слушаю.

— Какие это композиторы?

—  Из великих классиков это Чайковский, Стравинский, Прокофьев, Рахманинов. Благодаря Рахманинову я окончил фортепианное отделение музыкального училища. Я настолько был поражен его музыкой, что хотел сыграть все его этюды-картины. Все не сыграл, но 10 сыграл. Я пришел к педагогу и сказал: «Я хочу это играть». На что мне ответили: «Если хочешь это играть, надо заниматься по пять часов в день». И я занимался по пять часов в день! Поэтому, конечно, Рахманинов на меня повлиял. В нашей музыкальной школе был очень сильный хор, с тех пор я полюбил пение и много пишу для вокала и хора. Помню, мы пели 6 хоров Рахманинова и Stabat mater итальянского композитора XVIII века Перголези. С тех пор я полюбил барочную музыку.

— А из татарских композиторов кто вам близок?

— У каждого татарского композитора есть что-то свое. Салиха Сайдашева я очень уважаю и восхищаюсь его смелостью. Сайдашева мы воспринимаем как оплот, как идеал татарской музыки. А он в татарскую музыку привнес то, что ей вообще несвойственно: вальс, марш. Сегодня для нас это само собой разумеющееся, а тогда он взял и это соединил, и получилось очень органично. Для нас это сегодня эталон татарской музыки. Вот такой смелостью я восхищаюсь. 

Рустем Яхин расширил понятие татарского мелоса. Его музыка звучит сегодня почти как народная. Там такие гармонии, такая фактура! Не зря его называют татарским Рахманиновым. Очень люблю Алмаза Монасыпова. Считаю, что это недооцененный композитор, который, к сожалению, мало звучит. Ну и, конечно, Назиб Жиганов. В тот период у них был опыт только татарской народной музыки и музыки классиков, по сути. А Жиганов уже пишет национальные симфонии! Еще несколько десятилетий назад даже какие-то небольшие оркестровые сочинения можно было по пальцам сосчитать, а тут симфония одна за одной, опера одна за одной. Это был очень сильный рывок, феноменальный поворот в музыке! Потому все эти композиторы для меня большой пример.

— В прежние годы вас частенько обвиняли в многочисленных заимствованиях. Но ведь нот всего 7. Сколько вариаций существует, чтобы музыка не повторилась?

— В начале 2000-х я посещал семинары в Доме творчества композиторов в Рузе, которые проводил Виктор Екимовский. Однажды там в библиотеке я наткнулся на брошюрку с интервью с Чайковским, которое он дал за два-три года до смерти. И там был такой вопрос: «В наше время все чаще и чаще говорят, что вся музыка уже написана. Как вы считаете, не исчерпалась ли музыка?» Сам вопрос меня ошарашил: конец XIX века, еще «Щелкунчик» не написан, еще нет Рахманинова, нет джаза и рока, а люди уже задавались этим вопросом! Чайковский ответил, что все это неисчерпаемо и до конца еще далеко. Конечно, у меня внутри тоже такие вопросы возникали, но когда я увидел это интервью, то понял, что все хорошо, все в порядке.  

Сергей Прокофьев, будучи еще и шахматистом, математически высчитал миллиарды комбинаций нот. Но музыка — это не только комбинация нот, это еще ритм, гармония. Даже смена темпа влияет на восприятие музыки. Чуть-чуть один нюанс — и это уже другая композиция. Огромное количество нюансов работает на богатство и разнообразие музыки.

Если заимствования и есть, то это стили. Я сам пользуюсь стилями прошлых веков, например, «Кончерто-гроссо» я сознательно написал в традициях композиторов прошлого и тем самым приношу им дань. Даже микроцитаты делаю, как бы играю с их стилем. Но я эти пазлы собираю по-своему.

— В одном из интервью вы сказали, что в Татарстане вас упрекают в отсутствии национальных мотивов в музыке, а за его пределами, наоборот, говорят, что в каждом произведении их слышат. А вы как считаете, национальное есть в вашей музыке? Она появляется осознанно или неосознанно?

— Современная музыка всегда находится в движении. Это не застывшая традиция, на то она и современная музыка. Национальная музыка у татар в XIX веке, наверное, была своя, но мы ее даже приблизительно не можем представить, потому что записи не дошли. В начале XX века татарская музыка была одной, в середине — другой, в конце века — совсем иной, взять хотя бы татарские песни 90-х годов — там во многих из них нет пентатоники. Но послушаешь их и скажешь, что все это татарская музыка. Хотя где Сайдашев и где «Мин яратам сине, Татарстан»… Это все татарская традиция, но она гибкая, она живая.

А в академической музыке тем более композиторы всегда ищут что-то новое. Никто не нацелен воспроизводить то, что уже было. Композитор всегда находится под какими-то влияниями, которые с течением времени накапливаются, и в музыке композиторов начала века и конца разница чувствуется. Потому что у нас и слуховой опыт больше. Если бы Сайдашев жил сегодня, еще большой вопрос, какую музыку он бы писал.

Порой читаю про себя: «да какой он Сайдашев»… Я им и не являюсь. Не надо сравнивать композиторов. Мы живем в разных эпохах, и накопленные музыкальные впечатления у нас разные. Все мы дети своего времени.  

«Если бы мы не были чувствительными, мы не смогли бы творить. Сегодня, когда я слушаю классическую музыку, я как-то острее ее воспринимаю, хотя с детства ее знаю» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Шум развлекательной музыки сегодня приутих, мы начали больше нуждаться в серьезной музыке»

— Как происходящее сегодня в мире отражается на вас лично и на вашем творчестве? Какая музыка рождается в такое тревожное время? (Зуфар)

— Факт, что творческие люди очень чувствительные. Если бы мы не были чувствительными, мы не смогли бы творить. Сегодня, когда я слушаю классическую музыку, я как-то острее ее воспринимаю, хотя с детства ее знаю. Когда вокруг такая тревожная обстановка, музыка еще сильнее в меня проникает. Академическая музыка, которая поднимает глобальные темы и бьет вглубь души человека, сегодня звучит, мне кажется, еще ярче. Я пишу музыку с 11 лет, а сегодня каждый взятый звук на фортепиано стал еще как-то ценнее, весомее. Мне кажется, шум развлекательной музыки сегодня приутих, мы начали больше нуждаться в серьезной музыке.

— Какое-то произведение, отражающее сегодняшнюю ситуацию, вы напишите?

— Время покажет. Думаю, что появится у многих, срезонирует. Я считаю, музыка — это отпечаток эпохи. Мы же о прошлых эпохах сегодня судим по музыке, литературе и живописи. Время покажет, каким голосом эти события отзовутся. Мне кажется, этот голос будет сильным. Произведение может не посвящаться данной теме прямым образом. Это даже может быть какая-то детская пьеса, в которой будет запечатлен дух времени. Мне кажется, что сегодня нужна музыка, которая не сгущает краски, а, наоборот, дарит надежду.

— Пишете ли вы музыку для детей? (Дания)

— Для детей пишу. Буквально месяц с небольшим назад состоялась презентация моего фортепианного цикла, написанного специально для детей. Вдохновленный Чайковским, я написал цикл «Времена года». Я и песни пишу, создал музыку к нескольким детским спектаклям.

— Где вы презентуете свою музыку для детей? В музыкальные школы ходите?

— В музыкальные школы хожу, но, может быть, не так часто, как следовало бы. По просьбе преподавателей высылаю ноты. Мои песни исполняют, на конкурсах с ними выступают. Это счастье! Значит, мы дошли до цели.

— Хотелось бы, чтобы вы и ваши молодые друзья-артисты чаще выступали в школах, в вузах, в колледжах с целью пропаганды татарского искусства, татарского языка. Играете ли вы еще на гитаре? (Рузиля Мусагитовна)

— Кстати, вопрос о гитаре мне задают часто. Надо уже научиться! Я играю только на фортепиано.

— А на органе так и не научились?

— Я не могу сказать, что всерьез на нем играю. Пока учился, играл. Вообще играть на музыкальном инструменте — это все равно что говорить на иностранном языке. Если нет ежедневной практики, навык теряется. А фортепиано у меня всегда под рукой, я часто играю, выступаю. Конечно, как композитор я знаю возможности многих инструментов, постоянно их изучаю. Но вот так взять и сыграть на гитаре, к сожалению, не могу. Хотя, наверное, я с удовольствием этим занялся бы.

— А на трубе вы хотели бы научиться играть?

— Труба — мой любимый инструмент.

— Если любимый, то, может быть, есть желание научиться извлекать звуки?

— Вот только если извлекать звуки… Мне недавно подарили дудук. Извлечь из него звук я могу, сыграть — нет.   

— А возвращаясь к пропаганде татарского искусства и языка через встречи со студентами, школьниками…

— Считаю, это очень правильный вопрос. Передам своим коллегам — композиторам и исполнителям. Я знаю, что многие такую работу ведут, но ее никогда не бывает много.

— Может, такая работа должна вестись централизовано — через союз композиторов или министерство культуры?

— Это да. Один-то раз мы можем сходить и сами, а вот чтобы системно, надо организовывать. 

— У союза писателей РТ есть такая практика, они возят иногда писателей по городам и районам.

— Такая практика в союзе композиторов была, я сам лично ездил в Нурлат и был в нескольких музыкальных школах Казани. Мы с коллегами играли свои пьесы, рассказывали о себе. Такая работа активно велась до пандемии.

«У меня не только цвет, но и ощущения какие-то есть: вот эта тональность мягкая, а эта — жесткая. Например, тональности, связанные с фа, у меня имеют зеленые оттенки. Но, конечно, в первую очередь важен звук»Фото: Сергей Елагин

«Я приземленный человек, для меня очень важно, чтобы все было конкретно»

— Существует понятие «цветной слух». Уверена, вы им обладаете. Что первично в вашем случае — цвет или музыка? (Элина)

— У меня не только цвет, но и ощущения какие-то есть: вот эта тональность мягкая, а эта — жесткая. Например, тональности, связанные с фа, у меня имеют зеленые оттенки. Но, конечно, в первую очередь важен звук. Музыка — это первооснова. Для меня даже неважно, как сочинение называется, самое главное — как это звучит.

Часто у обывателей возникает вопрос: «О чем это произведение? Что вы хотели этим сказать?» Конечно, бывает произведение о чем-то. Какой-то образ есть, и он помогает пониманию, продвижению музыки в обществе. Но я такими категориями не мерю. Для меня музыка самоценна сама по себе. Мне нравится сам ход, который композитор придумал, кульминация, ритм, музыкальная драматургия, общее звучание.

— Что должен понять и получить от музыки непрофессиональный слушатель?

— У каждого свое! Ведь музыка тоже разная. Если слушаем рок-концерт, музыка должна нас раскачать. Джаз — это мастерство исполнителя, мы слушаем, как он импровизирует. Слушать классику, к примеру, симфонию — это как читать роман, это какая-то драматургия, и мы должны следить, как композитор ведет мысль. Неподготовленному слушателю тяжело 40 минут слушать симфонию, особенно если она написана языком XX или XXI века. Если это песня, то важны мелодия и текст. Музыка разная, и слушатель у каждой свой.

Конечно, в идеале, чтобы твою музыку понимали и профессионалы, им было чем там восхититься, и широкая публика. Я к этому стремлюсь. Для меня в этом смысле примером служит Гершвин, его «Порги и Бесс». Эта музыка может звучать и в академическом концерте, и на премии «Грэмми». Такая музыка может везде звучать! В какой-то момент я для себя открыл понятие «большая музыка». Например, какой стиль у «Аллилуйи любви» в финале «Юноны и Авось» Алексея Рыбникова? Здесь есть что-то и из средневековой музыки, и рок, и опера — все так удачно переплетено. Я для себя даже не определяю, что это. Просто я понимаю, что это большая музыка, которая для всех. Мне кажется, задача композитора — писать такую большую музыку. Такая музыка дает слушателю и утешение, и надежду.  

«Я Козерог по знаку зодиака, это знак земли. Мне кажется, я приземленный человек, для меня очень важно, чтобы все было конкретно: чтобы работали конкретно, чтобы разговор был конкретным» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Какая стихия — земля, вода, воздух, огонь — правит вами и вашей музыкой? (Надя)

— Наверное, все стихии, ведь мир создан таким разным. Я Козерог по знаку зодиака, это знак земли. Мне кажется, я приземленный человек, для меня очень важно, чтобы все было конкретно: чтобы работали конкретно, чтобы разговор был конкретным. Хоть у меня и возвышенная профессия, но для меня важно конкретно отдавать отчет, что я делаю, какую музыку пишу — форма, оркестровка, кто будет исполнять.

Я преподаю в консерватории, и студенты приносят мне свои сочинения. Моя задача — во всем этом найти зерно. Говорю: вот здесь у тебя очень интересно написано, а зачем эти страницы «воды» до этого? Отвечает: «Вроде так надо». Но я объясняю, что лучше сразу брать быка за рога. Каждый такт должен быть интересен самому композитору, вот тогда сочинение будет жить. 

— Вы пишете музыку в разных жанрах, но все-таки какое направление вам ближе всего? Где вы ощущаете себя наиболее комфортно? 

— Я работаю в разных жанрах, но если надо выбирать, то я назову область музыкального театра, потому что она сама по себе впитывает очень много всего. Композитор должен уметь работать и с оркестром, и с хором, и с голосом. Там могут понадобиться и какие-то жанровые, прикладные вещи — танцы, песни и драматичный симфонизм. Для меня на сегодня самые близкие жанры — это опера, мюзикл, балет, музыкальная драма. Вот там я чувствую себя как дома.

— То есть музыка плюс сцена?

— Да, музыка плюс сцена. Мне кажется, и для слушателей это оптимальный путь, чтобы дойти до понимания произведения. Порой тяжело воспринимать только одну музыку. В конце XX века даже в академическую музыку проникают элементы театральности. Вроде только музыканты сидят, но они могут встать, уйти, прийти, обыграть это как-то. Все чаще академическая музыка начала прибегать к зрительному ряду, привлекая мультимедиа. А в музыкальном театре это лежит в основе. И это усиливает воздействие музыки.

«Есть несколько одноактных опер, одна из них посвящена Рудольфу Нуриеву и называется «Зеркало». Это монолог Нуриева. Опера была поставлена в Италии, в городе Лукка, где родился и жил Джакомо Пуччини» Фото: Allan warren, wikimedia.org, CC BY-SA 3.0

«Есть несколько одноактных опер, одна из них посвящена Рудольфу Нуриеву»

— Что у вас сегодня есть в портфеле произведений, которые ждут своего часа?

— Есть несколько одноактных опер, одна из них посвящена Рудольфу Нуриеву и называется «Зеркало». Это монолог Нуриева. Опера была поставлена в Италии, в городе Лукка, где родился и жил Джакомо Пуччини. Несколько лет назад я там проходил стажировку, итогом которой было задание написать камерную оперу. Я написал в жанре монооперы, и ее там поставили. Надеюсь, что когда-нибудь она будет поставлена и в Казани, и вообще на российской сцене.

Еще я был участником творческой лаборатории «Кооперация» в Москве. Там мы сделали одноактную оперу, посвященную Александре Коллонтай. Тоже надеюсь, что она когда-нибудь дойдет до сцены. Это не моноопера, а три Коллонтай в разные периоды времени — как женщина, революционерка и воспоминания маленькой девочки. Эти три голоса борются в ней, и она пытается к чему-то одному прийти.  

— Какая реакция была в Москве?

— Состоялось обсуждение, в котором приняли участие эксперты, музыкальные критики, композиторы. Нашу оперу, либретто написал Евгений Казачков, похвалили. Всего там было 8 камерных опер, и эксперты изумились, что почти во всех операх, кроме нашей, нет линии любви. Вроде оперы писали молодые люди, а любви нет…    

— А любовь — это какая музыка?

— Музыка — это есть любовь. Я по-другому сказать не могу. Это любовь к музыке, инструменту, к исполнителю, к слушателю. Это выражение тех чувств, которые трудно высказать словами. Когда ты влюблен, то кажется, что вся музыка про тебя. Музыка играет на тех же самых струнах, на которых резонирует любовь, причем музыка разных стилей. 

— Как считаете, что дает музыка человеку, почему ее полезно слушать?

— Во-первых, музыка — это большая работа души. Трудно объяснить словами, что происходит с человеком в этот момент. Музыка, особенно академическая, — это интеллектуальная конструкция и большая интеллектуальная работа композитора, исполнителя и слушателя. Это и чувственное начало, и расширение кругозора. Перед вами сидят около 100 музыкантов и слаженно работают, делают одно дело, и у каждого есть своя роль, есть лидер. Каждый, делая хорошо свое дело, хорошо делает общее дело. Это маленький прототип завода. Здесь много скрытых и открытых смыслов. Чтобы приобщиться к музыке, начните ходить на живой концерт. Для начала можно выбрать известные сочинения. Надо открыть себя этому, это большая работа. Мне кажется, человек становится богаче. Особенно это касается детей. Впечатления, заложенные с детства, очень сильно развивают человека. Это все равно что знать много языков, это все обогащает. Сколько языков ты знаешь — столько раз ты человек. То же самое с музыкой: она взращивает личность. Конечно, и без музыки человек может прожить, наверное, но это просто заведомо себя лишить огромного пласта человеческой культуры.  

«Музыка — это есть любовь. Я по-другому сказать не могу. Это любовь к музыке, инструменту, к исполнителю, к слушателю. Это выражение тех чувств, которые трудно высказать словами» Фото: «БИЗНЕС Online»

«На афишах композитора пишут мелкими буквами»

— Композитор Владимир Мартынов как-то сказал, что время композиторов прошло. Вы с ним согласны?

— Владимира Ивановича я очень уважаю, общался с ним, показывал свои произведения. С его высказыванием я согласен, его просто надо правильно понять. Он имеет в виду конец времени композитора не в смысле как ремесла человека, который создает музыкальное произведение, а как демиурга и творческой единицы, как это было раньше. В прежние времена композитор являлся ключевой фигурой в музыкальном процессе: нет композитора — нет музыки. Сегодня такого нет. На афишах композитора пишут либо мелкими буквами, либо не пишут вообще. Меня, конечно, это огорчает, мягко говоря.

Сегодня афиша оформляется так, чтобы публика пришла, а для публики не всегда важно, кто все это написал. Публику привлекают «звездой» — исполнителем, дирижером. Сегодня они ключевые фигуры. Все поменялось с того момента, как появился микрофон: кто ближе к микрофону, тот и главный. А чтобы быть ближе к микрофону, вообще не надо знать ноты. Спел хорошо — ты уже на афише, а кто написал музыку — это уже никого не волнует.

— У вас нет ощущения, что в Татарстане есть проблемы с официальным признанием достижений молодых деятелей искусства, поколения 30-летних, в виде званий и премий?

— Бывает по-разному. К примеру, мне полтора года назад присвоили звание «Заслуженный деятель искусств РТ», причем по инициативе министерства культуры РТ. Конечно, творческому человеку часто не хватает внимания. Хочется, чтобы были полные залы, финансирование твоих проектов, произведения сразу ставили. Наверное, такое ощущение будет всегда. А нам в ответ: вы еще молодые, у вас все еще впереди… Хотя мне грех жаловаться. Получается делать не все, что хочется, но многое.

— Госзаказ композиторам дают?

— Бывает, конечно. Например, минкульт заказывает песни к определенным мероприятиям. Есть и закупки: когда произведение начинают исполнять неоднократно, композитор имеет право подать в минкульт заявку на закупку. Раз в год такая возможность есть. Но это только для членов союза композиторов РТ. В советское время такие закупки делали два-три раза в год, и на это можно было жить. Отчисления композиторам делают и театры после исполнения спектаклей с их музыкой.

— Читал, что у вас была идея написать вокальный цикл на стихи испанских поэтов. Насколько вы продвинулись к воплощению этой идеи? (Ильгизар Зарипов)

— Очень приятно, что мне напомнили мою же идею. Идей вообще много, некоторые из них получается осуществить, некоторые стоят на паузе, а о некоторых я даже забываю. Честно говоря, об этой идее я забыл. Спасибо, что напомнили. Я люблю испанский язык, у меня даже есть романс на стихи Антонио Мачадо. Может быть, еще напишу.

— Планировали ли вы написание мюзикла по мотивам произведений татарских авторов? Если да, то на каком языке либретто? На какой сцене в Казани возможна была бы постановка? (Людмила)

— Трудно планировать абстрактно, нужно сюжет найти, что тоже нелегко. Может быть, что-то лежит на поверхности, а мы пока не видим. Надо подумать. А так я с удовольствием.

«Почти все, что я пишу, Эльмира Калимуллина хочет исполнить»

— Почему вы с со своим добрым приятелем и соратником, режиссером Ильгизом Зайниевым, до сих пор не поставили оперу?

— Нам самим странно, почему мы до сих пор этого не сделали. Мы с ним об этом говорим, я ему подбрасываю идеи. Ильгиз — очень музыкальный человек. Эту музыкальность я чувствую по тому, как он использует мою музыку в спектаклях. Бывают случаи, когда у режиссера музыка как-то теряется, а Ильгиз все так уместно преподносит, грамотно выстраивает. У нас с ним опера есть в планах, и даже сюжет, идея есть. Просто надо дозреть и сделать. В принципе, в Театре кукол это тоже можно поставить.

— Как сложился ваш тесный творческий тандем с Эльмирой Калимуллиной?

— Мы учились вместе в Казанской консерватории, Эльмира — курсом младше меня. Когда оперная студия консерватории начала ставить мою дипломную работу,  тот самый мюзикл «Алтын Казан», в 2010 году, я сдружился со многими студентами — с вокалистами, музыкантами, хоровиками. Все мы молодые — Рузиль Гатин, Айдар Сулейманов, Гульнора Рахимова [Гатина], Эльмира Калимуллина — ставим мюзикл. И все мы сдружились чисто по-человечески, сложилась такая «компашка». Я предлагал им свои песни, и они записывали. Эльмира взялась за это как-то особенно серьезно.

А после «Голоса» ее узнали все, и она поняла, что ей нужен свой репертуар. Мы вместе начали много работать. Почти все, что я пишу, она хочет исполнить. Сегодня такая стадия, что, даже не услышав еще музыку, она говорит, что ей это нужно… Она в любое время дня и ночи готова работать. Я знаю, что это тот человек, с которым можно и в огонь, и в воду, и в медные трубы. Тандем — это очень большое музыкальное и чисто человеческое доверие.

«Почти все, что я пишу, она хочет исполнить. Сегодня такая стадия, что, даже не услышав еще музыку, она говорит, что ей это нужно…»Фото: «БИЗНЕС Online»

— А вы предполагали в студенческие годы, как сложится карьера у вашей «компашки» из консерватории?

— Все в консерватории знали, что это очень яркий курс. Сегодняшняя вокальная молодая плеяда — это, по сути, три курса — мой (Филюс Кагиров), на один год младше моего (Гатин, Гатина, Калимуллина, Исламов) и еще один курс младше них (Эльза Исламова, Айдар Сулейманов, Илюса Хузина). Эти три курса были такими звездными. И когда мы с ними в студенческие годы работали, я уже знал, что это крутые исполнители. Как у них сложится судьба, я, конечно, не знал. Но я внутренне желал, чтобы у них все сложилось хорошо. Я очень рад за их успехи. Думаю, мы друг друга обогащали и обогащаем до сих пор.

— Многие благодарны вам за то, что вы практически вернули на сцену замечательного артиста и музыканта Мубая. У вас еще будут совместные концерты?

— Когда я его впервые услышал на каком-то фестивале, Мубай меня потряс. Всегда, когда я вижу талантливого человека, возникает мысль: надо что-то с ним совместное сделать. С кем-то получается сделать, с кем-то нет. В случае с Мубаем я очень благодарен Диме Ильину, у которого возникла идея нас соединить.

«Я бы пошла, если б могла!»: татарский концерт, за который не стыдно

Мы с Ильдаром познакомились и сразу срезонировали. Мы с ним абсолютно разные люди, но, когда он начинает петь мои песни, происходит какая-то магия. Он очень тонко чувствующий человек, порой даже слезы проступают на его глазах во время пения! Я даже не знаю, кто еще настолько тонок в моем окружении. Он вчитывается в слова, детально разбирает все. А ведь он никогда не учился музыке и даже немного переживает — спрашивает, как лучше спеть. А я говорю — спой по-своему, тебя именно за это любят. В прошлом году наш концерт на открытой площадке собрал столько народу! Может быть, еще повторим. И у меня есть планы записать с ним альбом. Такой музыкант обязательно должен остаться в записях.   

«Когда я его впервые услышал на каком-то фестивале, Мубай меня потряс. Всегда, когда я вижу талантливого человека, возникает мысль: надо что-то с ним совместное сделать» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Очень важно, чтобы преподаватель был действующим композитором»

— Много ли у вас действительно талантливых учеников — будущих композиторов? (Роберт Нуруллин)

— Предсказать, как сложится судьба композитора, очень сложно. Миллионы факторов могут повлиять! Одно дело — способности, другое дело — характер, третье — везение оказаться в нужное время в нужном месте. А талантливые люди всегда есть, просто у всех путь складывается по-разному.

— Вы сказали, что ваши студенты приносят вам свои произведения и вы им как преподаватель что-то советуете. А не получится так, что все они станут копиями композитора Низамова?

— Вообще обучение творческим профессиям — это такая очень тонкая грань. Самое главное при этом — сохранить индивидуальность композитора. Я вам привел пример, когда студент принес свой материал, а я ему, выделив интересное место, посоветовал убрать «воду». Это же его материал, я его не исправляю, а только помогаю оформить его мысль. Но сама идея — это его идея. Все пишут по-разному, и ни в коем разе нельзя навязывать свое. Бывает, что студент написал начало, а как дальше, не знает, и я ему показываю варианты, путь развития темы.

Но ноты нотами, мы этому учим, однако еще очень важен пример того, что они видят, какой творческой жизнью живет композитор — концерты, исполнение. Думаю, это сильно вдохновляет. Очень важно, чтобы преподаватель был действующим композитором.

— Трудно ли было решиться возглавить кафедру композиции в родной консерватории? Зачем вам это? Насколько вы в себе видите черты администратора?

— В общественном пространстве меня больше знают как композитора, но все это время я еще преподаю в консерватории. В 2006 году я поступил в Казанскую консерваторию в класс профессора Анатолия Борисовича Луппова. В 2011-м я ее окончил и поступил в аспирантуру. И в этом же году был принят на работу в консерваторию, начал вести общие предметы — чтение партитуры, инструментоведение. А через полтора года мне дали студентку, Лейсан Абдуллину, с которой у нас разница в возрасте всего года три-четыре. Она окончила консерваторию с отличием, у нее была очень яркая дипломная работа. И с тех пор мой класс начал расти. В прошлом году исполнилось 10 лет, как я преподаю в консерватории.

Когда я учился, кафедра была совмещенной — теории музыки и композиции. И по инициативе и. о. ректора Вадима Робертовича Дулат-Алеева кафедры разделили, чтобы композиторы и теоретики более продуктивно работали каждый в своем направлении. У нас на тот момент на кафедре были три человека, и ректор предложил заведование кафедрой мне. Конечно, у меня внутри возникали сомнения — бумаги, отчеты, совещания… Но ректор сказал, что мне с этим помогут, и я согласился.

— Как создавалась программа первого концерта симфонической музыки студентов кафедры композиции Казанской консерватории, который состоялся 12 мая? Что значит для вас этот концерт? Каких своих студентов вы выделили ли бы особо? (Дмитрий Воеводин)

— Когда я начал заведование кафедрой, предложил ректору возобновить традицию концертов времен Жиганова, когда студенческий оркестр исполнял музыку выпускников-композиторов. Ректор охотно такую идею поддержал. В этом году окончат консерваторию четыре композитора, и они показывают свои сочинения. Это идея концерта. 

«Ноты нотами, мы этому учим, но еще очень важен пример того, что они видят, какой творческой жизнью живет композитор — концерты, исполнение. Думаю, это сильно вдохновляет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Конечно, универсальный зал нам нужен»

— Давно обсуждается вопрос, нужен ли нам музыкальный театр и в каком виде. У нас есть талантливые исполнители, которым просто негде выступать. Вы что думаете по этому поводу? Может быть, отдать под музыкальный театр нынешнее здание театра имени Камала, когда он переедет в новое?

— Считаю, новый музыкальный театр в Казани необходим, и эту необходимость с каждым годом я чувствую все сильнее. Может, это будет не только музыкальный театр, а сценическая и концертная площадка высокого класса. У нас сегодня есть залы, которые «заточены» только под академическую музыку, и показывать там мюзикл не комильфо. А в драмтеатрах с акустикой проблемы. Конечно, универсальный зал нам нужен. Это же не просто сцена, это будет огромный рывок в культуре: сколько произведений будет создано, сколько творческих кадров можно привлечь! Это огромный стимул для нашей национальной культуры!

— Надо прописать техзадание и прийти с ним к президенту РТ. И лучше вас для этой роли человека найти сложно.

— Честно говоря, я чувствую на себе эту ответственность. Я, как могу, двигаю данный вопрос.

— А здание театра Камала подходит для этого или нет?

— И да, и нет. Надо консультироваться со специалистами по зданиям для музыкальных театров. Если драматический театр не умещается на этих площадях, то музыкальный подавно не уместится. У музыкального должны быть хореографический, оркестровый и хоровой залы. Минимум три большие аудитории, которые всегда в доступе для больших коллективов. А также большая и малая сцены. Может, мудрые инженеры смогут адаптировать это здание, я не знаю. По локации данное здание, конечно, лучше, чем за городом. И когда здание легендарного театра остается театром — это логично. Но технических вопросов очень много. И еще момент — иногда переделать дороже, чем построить с нуля.

— Что с вашей идеей создания студии звукозаписи для произведений современных композиторов? Почему в музыкальных школах Татарстана почти не исполняются произведения татарстанских композиторов? (Файзи)

— Это вопрос туда же — для этого нужна площадка. Студий в Казани много, причем неплохих. Но здесь речь идет о большой студии, которая адаптирована для записи большого симфонического оркестра. Это 150 человек оркестра и 80 человек хора. Насколько мне известно, на сегодняшний день во всей стране одна-единственная такая студия — на «Мосфильме». Запись, сделанная там, отвечает всем мировым стандартам. Задача — найти такое помещение, которое будет отвечать по габаритам и акустике.

— Зал имени Ильгама Шакирова на «Казань Экспо» не подходит для всех вышеназванных задач?

— Этот вариант рассматривался, но совмещение работы студии и концертной площадки сложно осуществить, да и шум взлетающих самолетов никто не отменял. Может быть, в музыкальном театре зал для репетиций оркестра мог бы выполнять функции и для звукозаписи. Такое совмещение было бы экономичнее.   

«Современная музыка в принципе звучит нечасто по объективной причине: оркестры заинтересованы, чтобы билеты продавались и были полные залы»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Убивает не критика, а равнодушие»

— Насколько региональных композиторов ждут в Москве и есть ли возможность там пробиться?

— В прошлом году впервые провели всероссийский конкурс молодых композиторов «Партитура» по 7 номинациям. В номинации «Балетная музыка» победила моя студентка Анастасия Костюкова. В этом году в данном конкурсе в финал прошли три выпускника нашей консерватории: Лена Шипова, Мердан Бяшимов, Миляуша Хайруллина, все звучали на гала-концерте, и двое из них стали победителями. В Татарстане много талантливых людей, и это уже закономерность.   

— Хорошо, они победили на конкурсе, а дальше?

— Дальше сложно, и это у всех и всегда. Даже у московских композиторов. Можно по пальцам одной руки пересчитать имена современных молодых композиторов, музыка которых звучала на сцене крупных московских музыкальных театров за последние 20–30 лет. Не секрет, что в творческой среде есть понятие тандемов, когда люди дружат, доверяют друг другу. И когда команда работает над каким-нибудь спектаклем, они приглашают своего композитора. А не того, кто победил в конкурсе. Кто-то называет это блатом, а я думаю, что это нормально, когда приглашают проверенного человека, который не подведет. Хотя я, конечно, хочу, чтобы приглашали не только своих, но и новые имена. Меня пригласили для участия в лаборатории «Кооперация», потому что нужны были молодые композиторы, но уже имеющие опыт работы с оперой. Нас, конечно, знают и видят, но все зависит от руководителя. К примеру, мой концерт в «Зарядье» состоялся по инициативе союза композиторов России. Конечно, региональным композиторам сложнее пробиться в Москве.

«Вы услышите негу и яростную страсть»: как татары покоряли московское «Зарядье»

— Но и местные оркестры не очень жалуют молодых композиторов?

— А какие оркестры на каждом концерте исполняют современную музыку? Современная музыка в принципе звучит нечасто по объективной причине: оркестры заинтересованы, чтобы билеты продавались и были полные залы. А иногда на гастролях организаторы им заказывают: хотим от вас Чайковского или Рахманинова. Некоторые оркестры при этом умудряются исполнить и что-то современное региональных композиторов.

Нашим оркестрам я, наоборот, благодарен, они исполняют мою музыку. Например, Государственный академический симфонический оркестр РТ, оркестр «Новая музыка», камерный оркестр La Primavera, молодые оркестры Камаловского и Тинчуринского театров. Мне грех жаловаться. Конечно, хотелось бы, чтобы исполняли еще больше. Но тогда и мне надо писать еще больше. К нашим оркестрам вообще претензий нет.

— Если бы вы стали министром культуры, то какие первые шаги предприняли бы на этом посту? (Рамиль Гайнуллин)

— Министр культуры тоже не все может сразу решить. Но если бы мне как министру дали полный карт-бланш, то я открыл бы тот самый музыкальный театр — с большой студией звукозаписи, со всеми нужными пространствами, с такой репертуарной политикой, чтобы звучала и национальная классика, и мировая, а современная музыка — во главе угла. Чтобы каждый год была бы хоть одна премьера нового произведения. Музыкальный театр должен быть очень разнообразным: это и балет, и эксперименты, и классика прошлых лет, постановки на татарском и на русском языках и, возможно, на языке оригинала. Это должна быть такая институция, где все кипит. В этом плане мне очень нравится театр кукол «Экият». И музыкальный театр я вижу по этой модели — чтобы там было все. 

Вот я создал бы такой театр, а потом с должности министра ушел и работал бы в этом театре и занимался только творчеством.  

— «БИЗНЕС Online» вы читаете?

— Конечно! Очень правильно, что вы часто пишете о культуре. 19 апреля был концерт студентов консерватории в театре «Моң», а наутро у вас уже вышел большой обстоятельный обзор. И люди узнали, что состоялось такое событие. Информированность — это самое главное. А «БИЗНЕС Online» — одна из читаемых газет. Пусть даже нас порой критикуют, но убивает не критика, а равнодушие.  

— Эльмир Жавдетович, спасибо за интересный разговор. Успехов вам во всех начинаниях!