«Украинцев надо излечить от русофобии, национализма, как однажды наши прадеды исцелили отличную страну Германию от бесноватого фюрера и его идей, которыми они были заражены», — рассуждает блогер и ополченец Владлен Татарский. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказывает о том, как встречают российские войска на освобожденных территориях, зачем нужно захватить Украину, почему победой будет считаться только российский триколор на украинско-польской границе, а на ринг информационной войны наша страна даже не вышла.
У Максима Фомина, известного больше как Владлен Татарский, более 270 тыс. подписчиков в телеграм-канале. Он каждый день рассказывает о том, что происходит на фронтах Донбасса
Владлен не Вавилен: будни ополчения Донбасса глазами Татарского
Блогер, военкор, ополченец, писатель, боец батальона «Восток» — так представляют в СМИ Максима Фомина, известного больше как Владлен Татарский (псевдоним позаимствовал у героя Виктора Пелевина, правда, того звали Вавилен). В телеграм-канале с более чем 270 тыс. подписчиков он каждый день рассказывает о том, что происходит на фронтах Донбасса. Видеовыпуски «Вечернего Владлена» широко разлетаются по патриотическим пабликам.
У Татарского интересная судьба. Он рассказывает, что родился и всю жизнь прожил в Макеевке, в Донбассе. Занимался бизнесом, а потом сел за ограбление банка. Но случился 2014-й, и в этой неразберихе сбежал из тюрьмы, вступил в ряды ополчения. Этому он даже посвятил свою книгу «Бег», которую написал и издал, живя последние два года в Москве. А недавно вышла еще одна книга Татарского — сборник рассказов «Медитация». Как говорит сам автор, в ней он раскрылся как писатель.
Из российской столицы Татарский вновь вернулся в Донбасс, когда, как говорит, «запахло жареным». Сейчас он боец батальона «Восток», своими глазами видел разрушенный Мариуполь. Как простой солдат, который видит боевые действия с близкого расстояния, он не стесняется выражений и порой весьма резок в оценках.
«Сейчас человеку, как раньше, нельзя взять рюкзак и приехать в Донецк — не пропустят»
«Мы все эти годы ждали возможности отомстить за нашу кровь»
— Владлен, какие сейчас настроения у ополчения? Нет ли ощущения, что спецоперация затянулась? Сначала, кажется, многие думали, что это все ненадолго.
— Да, действительно, было мнение, что это ненадолго, и есть ощущение, что спецоперация затянулась и вообще будет большая война с применением ядерного оружия. Все это есть. Но дух ополчения бодр. Мы все эти годы ждали возможности отомстить за нашу кровь, унижения Минскими соглашениями, безнаказанные обстрелы нашей территории. Мы готовы мстить, воевать.
— Какая конечная цель? Что будет той точкой, когда вы поймете, что добились того, чего хотели?
— Полное уничтожение украинского государства. В том виде, в котором оно существует сейчас, — это «анти-Россия». Чтобы это государство существовало в другом виде, украинцев надо излечить от русофобии, национализма, как однажды наши прадеды исцелили отличную страну Германию от бесноватого фюрера и его идей, которыми они были заражены.
— Но это длилось четыре года.
— Да, длилось четыре года. А мы в Донбассе воюем уже 8 лет.
— А вам не обидно, что все эти годы спецоперация не начиналась?
— Обидно. Но что поделать? Были геополитические моменты. Но сейчас она началась. Так зачем теперь об этом думать?
— Много ли прибыло добровольцев из России, помимо профессиональной армии?
— Объясню. Нельзя сейчас пересечь границу из-за «коронавирусных» ограничений. Поэтому никакие добровольцы никуда не прибывают.
— Как же? Есть много сообщений о том, что добровольцев собирают и отправляют.
— Есть конторы, которые собирают добровольцев, но это не то, что было в 2014 году, когда люди сами ехали, куда хотели, и вступали в понравившийся отряд. Сейчас же полулегальные лавочки набирают мотивированных солдат для самых решительных и смелых операций. Сегодня человеку, как раньше, нельзя взять рюкзак и приехать в Донецк — не пропустят. Потому есть наемники, но это те же самые наши ополченцы, которые воевали в 2014 году. Есть такие отряды, но это тоже не для всех. Нельзя сказать, что это закрытый клуб, но не для массового набора.
— Вы говорите, что едут наемники. Получается, люди едут воевать за деньги, а не за идею?
— Нет, это бред из советских методичек 1960-х годов. Все военнослужащие получают деньги, в том числе контрактники. Просто для этих людей не придумали другого хорошего слова, кроме как «наемник». Давайте назовем их как угодно. Это люди с особыми условиями контракта, на их плечи будут возлагаться самые опасные штурмовые действия. Сказать, что они идут за деньги? Не факт, что эти деньги они получат. Поэтому они идут не за деньги, а потому, что они воины, это их внутреннее состояние. Мой друг погиб, он был как раз в одном из таких отрядов. Он был воин, шел не за деньгами, он их и не получил, так как погиб.
— А вам не страшно? Вы же тоже можете погибнуть.
— Любой человек может погибнуть. Но мне иногда страшно с Дмитрием Стешиным (журналист, корреспондент «Комсомольской правды» — прим. ред.) ездить на его машине. Это гораздо страшнее.
«Надо сделать, чтобы мы с вами жили в безопасности»
«Украина как государство в нынешнем виде должна быть уничтожена, как однажды третий рейх»
— Когда мы говорили о целях, вы сказали, что цель — уничтожить Украину как государство. Как вы тогда видите будущее Украины? Будет ли что-то еще называться Украиной? Или страна разделится на части?
— Не знаю, как она будет называться. Я не прогнозирую будущее, просто говорю, что надо сделать, чтобы мы с вами жили в безопасности. Чтобы было так, Украина как государство в нынешнем виде должна быть уничтожена, как однажды третий рейх.
— Германия же разделилась потом на две части.
— Думаю, Украину тоже ждет какой-то раздел. Украина после 1991 года потеряла Донецк, Луганск и Крым. Напомню, что ДНР и ЛНР признаны Россией и рядом других непризнанных или частично признанных государств. Значит, Украина уже потеряла какие-то территории, которые ей в 1991-м юридически принадлежали.
— Надеетесь ли вы на положительный исход переговоров Украины и России?
— Положительный исход — это безоговорочная капитуляция и принятие всех условий, которые ставил наш президент в начале спецоперации.
— Судя по заявлениям Владимира Зеленского, не похоже, что они согласятся.
— Конечно, потому что пока Украине не нанесено решительного военного поражения, после которого она бы дрогнула. После Иловайска и Дебальцево Украина была готова подписывать что угодно. Поэтому сейчас нужно тяжелое военное поражение, после которого украинцы скажут: «Мы не в силах терпеть этот ужас, давайте подписывать уже что-нибудь».
— Вам не кажется, что Зеленский — несамостоятельная фигура, с другой стороны его только подначивают продолжать сопротивление?
— Да, я согласен, что он несамостоятельная фигура, британцы готовы воевать с Россией до последнего украинца. Но все равно большие единоразовые потери могут ко многому привести, охладить пыл, сломать и деморализовать. Это будет эффективно. Тогда уже качественно выполнять заказы из Лондона не получится.
«Так как мы двигались в рамках спецоперации в надежде, что есть какие-то мифические нацики, а Украина живет под их гнетом, то напоролись на такие неприятности»
«Не ожидал, что у нас решат, вместо того чтобы завоевать Украину, просто в нее зайти»
— Российские войска наносят точечные удары по инфраструктуре ВСУ. Может, тогда следовало идти фронтами, как в Великую Отечественную войну?
— В Донецке и Луганске так и идут. Просто у России не хватает сил надавить по всем участкам. Из-под Киева войска вывели, из Чернигова, Сум. Наши войска не смогли там продвигаться из-за невозможности обеспечить логистические поставки из-за упорного сопротивления противника.
— Вы ожидали, что противник будет так истово сопротивляться?
— Нет, я не ожидал. Но также и не ожидал, что у нас решат, вместо того чтобы завоевать Украину, просто в нее зайти. Для начала надо было совершать беспощадные удары и бомбардировки. Если бы мы в первый день похоронили в казармах Украины 10 тысяч украинских солдат, то они были бы на переговорах сговорчивее, это бы деморализовало сильнее. А так как мы двигались в рамках спецоперации в надежде, что есть какие-то мифические нацики, а Украина живет под их гнетом, то напоролись на такие неприятности.
— Говорят, что первый этап спецоперации закончился, начался второй. В чем был итог первого этапа и какая цель у второго?
— Это нужно спрашивать у того, кто это говорит.
— Как встречают Вооруженные силы РФ и ополченцев на освобожденных территориях? Что говорят простые люди?
— Наши люди Донбасса ждали и всегда считали, что это произойдет. В Херсонской и Запорожской областях население, скажем так, не прямо восторженно встречает, но лояльно. Хотя есть и те, кто чем-то недоволен. В других областях сопротивление было поожесточеннее. Все зависит от региона.
— Я знаю, что из Донецкой области, которая еще считалась Украиной, люди уезжали. Например, были эвакуационные поезда из Краматорска.
— Люди бегут от войны. Понятно, что не всем хочется сидеть под обстрелами, хочется переждать, пересидеть. Да, многие уезжали. Но есть те, кто нас ждет, не уезжает. Нельзя сказать, что бо́льшая часть Краматорска или Славянска покинула город. Вот и делайте выводы.
— Недавно заместитель командующего войсками Центрального военного округа (ЦВО) генерал-майор Рустам Миннекаев заявил, что дальше пойдут на Одессу, Николаев, а потом вообще в Приднестровье. Это соотносится с тем, что у вас сейчас там происходит?
— Не знаю, может, есть такие планы. Возможно, Донбасская операция — это отводняк для Одесской. Это нормально, что заявлены разные цели.
«Если вы следите за новостями, то знаете, что в Мариуполе сдались почти 1,5 тысячи человек»
«Пока ни одного сотрудника частной военной компании не задержали и не арестовали, хотя они есть»
— Есть ли сейчас охота на пророссийские силы?
— На освобожденных территориях бывает. Я слышал про Херсон, в Донбассе такого нет.
— Ведет ли Украина партизанскую войну?
— Да, были батальоны территориальной обороны, которые делали засады на наши колонны, нападали. Но в Донбассе такого тоже нет.
— Видели ли вы украинских пленных? Что они говорят?
— К сожалению, вживую я их не наблюдал и не общался с ними. Видели только мертвых. Нашему батальону «Восток» (батальон внутренних войск ДНР) не попались. Не было ситуаций, чтобы мы брали пленных. Но если вы следите за новостями, то знаете, что в Мариуполе сдались почти 1,5 тысячи человек. Поэтому, наверное, охотно. 1,5 тысячи — рекордная сумма по пленным единоразово.
— Что потом делают с пленными?
— В ДНР полно лагерей, бывших исправительных учреждений, которые пустуют. Вот пленные там находятся.
— Что насчет «Азовстали»? Долго они там будут сидеть?
— Не знаю, долго ли будут сидеть.
Вид на завод «Азовсталь» в портовом городе Мариуполе
— Верно ли решение не штурмовать «Азовсталь»?
— Наверное, да, потому что хотят сохранить жизни тем гражданским, которые там остались.
— Они там есть?
— По моей информации, там есть члены семей изменников родины, «азовцев». Они все там засели.
— Как долго они могут продержаться? Мариуполь брали месяц.
— Это нормальные темпы. Видимо, пока у них есть вода, будут там сидеть, а потом выйдут как миленькие.
— Правда ли, что нам также много наемников и их пленение будет считаться удачным уловом?
— Это мы узнаем, когда будет улов.
— Значит, иностранных наемников вы тоже не встречали?
— Лично я не встречал, но слышал о них.
— Может, знает кто-то из ваших знакомых, кому они попадались?
— Известно, что взяли в плен гражданина Великобритании. Но опять же, что вы подразумеваете под наемниками? Человек захотел романтики, приехал и заключил контракт. Наемник он или нет? Пока ни одного сотрудника частной военной компании не задержали и не арестовали, хотя они есть, это я знаю точно.
— Как в Донецке дела? Часто обстреливают?
— Каждый день.
— Много осталось гражданских в городе?
— Очень много. Те, кто остался, уже никуда не бегут.
— Нет возможности уехать, например, в Россию?
— Есть. Я не знаю, многие ли уезжают. Из моих знакомых никто не уехал, все тут.
— В каком состоянии сейчас Мариуполь?
— Грозный образца 2003 года. Город очень разрушен, куча незахороненных людей, неразорвавшихся боеприпасов. Нет ни воды, ни света, ни газа.
— Как же потом это восстанавливать?
— Грозный же восстановили. Почему не восстановить Мариуполь?
«По моему мнению, нужно проводить мобилизацию, образовывать новые части и воевать»
«Завоевать территорию Украины. Других разрывов с Западом не будет»
— Захар Прилепин в интервью нашему изданию сказал, что если в Киеве не станут сдаваться, то будет так же, как в Мариуполе. Согласны?
— Естественно.
— Какой стратегии надо дальше придерживаться? Так же потихоньку продвигаться?
— По моему мнению, нужно проводить мобилизацию, образовывать новые части и воевать. А уж конкретные планы пусть составляют генералы, которые учились в академиях, чтобы заниматься разработкой подобных планов.
— Одной из целей спецоперации была объявлена денацификация. Вам не кажется, что это про работу с головами и умами?
— Я одним из первых сказал, что это больше духовная работа. Поэтому все лидеры в России должны четко сформулировать новые смыслы, которые мы должны вместо нацистского бреда вложить в украинцев.
— Много ли нацистов на Украине?
— Я не знаю, что люди подразумевают под словом «нацист».
— А вы что?
— Например, у «азовцев» эстетика третьего рейха, они очень любят Гитлера. Таких, как «Азов», на Украине немного. Но это ничего не меняет, потому что те, кого много, не собираются свергать власть нацистов, а идут у них на поводу. Соответственно, они тоже преступники, с них надо спрашивать.
— Где тогда должен разместиться российский флаг, чтобы Украина считалась завоеванной?
— На украинско-польской границе.
«У нас недостаток в связи, беспилотниках. А так, танки, пушки, БМП — хватает. Автоматы Калашникова и пулеметы везде одинаковые. Авиация нас поддерживает»
«Сейчас ополчение не действует автономно от Российской армии»
— Расскажите о чеченских подразделениях в Донбассе.
— Это такие же подразделения, как все в Российской армии, которые выполняют боевую задачу.
— Как оцениваете боевую подготовку ВСУ?
— На уровне, который позволяет им решать задачи в этом конфликте. Есть подразделения, как «Азов», которые очень хорошо подготовлены.
— Вам в ополчении хватает вооружения? Были сообщения, что нет то раций, то беспилотников.
— Во время войны не хватает всего. Что-то можно потерять. Сейчас, конечно, всего хватает. Но у нас проблемы те же, что у Российской армии. У нас недостаток в связи, беспилотниках. А так, танки, пушки, БМП — хватает. Автоматы Калашникова и пулеметы везде одинаковые. Авиация нас поддерживает. Ополчение сейчас же не воюет отдельно, оно включено в структуру Российской армии. Разница сегодня небольшая, всем командует Российская армия. Если ополчение должно выполнять какую-то боевую задачу, то туда также могут приехать танкисты из Российской армии. Сейчас ополчение не действует автономно от Российской армии. Например, штурмуем «Азовсталь», а рядом с нами морпехи, у них современные БТР-82А. Хватает нам этого вооружения? В штате у нас его нет, но рядом на поле боя есть. Поэтому сейчас такой вопрос неактуален. Если бы спросили об этом в 2017–2018 годах, до спецоперации, то можно было бы говорить о различиях.
— Много ли техники и боеприпасов удается захватить у противника? Вы этим потом пользуетесь?
— Да, пользуемся. Бывает, что противник отступает и бросает технику.
«В отличие от 2014 года, никакой информационной войны Россия не ведет»
— На ваш взгляд, информационную войну мы выигрываем или проигрываем?
— Мы даже на ринг не вышли. У нас нет даже равносильных ситуаций, чтобы тягаться. Зачастую информационная война ведется партизанами-одиночками. Информационной войной заведуют люди, выжившие из ума, окончившие когда-то львовское училище на политруков. Их предел — стенгазета, они мыслят так. Время у них идет, как в стенгазете: собирается материал, долго пишется, потом редактор смотрит, идут исправления и согласования, а потом только куда-то выкладывается. Сейчас время идет быстро. Человек снял короткий ролик, написал свое мнение в телеграм-канале, и все об этом уже знают. А эти люди не знают жизнь и мир, в котором живут. Им не хватает практического опыта, понимания современной информационной войны, они не знают ее приемов.
Поэтому, в отличие от 2014 года, никакой информационной войны Россия не ведет. Она проиграна. Идут только идиотские передачи, на которые выделяется гигантский бюджет, пилятся огромные бабки. Из 2014 года мы вспоминаем вежливых людей, зеленых человечков, песни. А сейчас не видим ничего. Самый большой креатив — Z и V. Пытаются бабушку с флагом продвигать. Если бы она не появилась, не знаю, что бы они делали. Каких-то символов и образов нет. Этим людям неинтересно, они не вовлечены в идейные движухи, просто выполняют работу, не представляя, что происходит, где Украина, где Россия, где линия фронта, кто куда наступает. У России нет аналогов «Инстаграма» и YouTube. Если бы не «Телеграм», все бы пропало.
— Почему тогда у Украины это получается гораздо лучше, чем у нас?
— За них ее ведет британская специальная рота психологической войны. Они сделали три центра психологической войны по Украине, которые занимаются инфоборьбой. Уже после 2015 года они создали иллюзию, что украинская армия сильная, всегда побеждает. Там реально люди, находясь даже в тяжелой ситуации, верят, что побеждают. Например, придурки в Мариуполе верят, что будет деблокада. Это очевидный бред.
У России есть ресурсы и таланты все это сделать, но, к сожалению, этим серьезно не занимаются. Может, просто пилят деньги.
— Но ведь вы один из бойцов информационной войны?
— Нет, я не боец информационной войны, потому что выполняю боевые задачи на линии фронта. Информационная война для меня теперь вторична. Если раньше я в свой телеграм-канал писал тексты, какие-то идеи, то теперь моя голова забита тем, чтобы мы в конкретном цеху побольше убили «азовцев». Я не думаю о чем-то другом. Лично мне сложно думать о боевых действиях и параллельно размышлять о высоких материях.
«Мой отец — русский патриот, обычный шахтер. Он воспитывал меня в патриотическом духе, поэтому я уже в детстве делал мелкие диссидентские выходки на уроках украинского языка»
«В 2014 году я сбежал из тюрьмы, чтобы вступить в ополчение»
— Когда вы уехали в Донбасс? И почему на это решились?
— Я родился и вырос в Донбассе, всю жизнь прожил там. Только последние два года жил в Москве. В Донбассе я занимался бизнесом, потом меня посадили за ограбление банка. Но в 2014 году я сбежал из тюрьмы, чтобы вступить в ополчение.
— Как вам удалось сбежать из тюрьмы?
— В 2014 году такое было возможно. Нас было 18 человек. Это я подробно описал в своей книге «Бег». В общем, я сбежал из тюрьмы, вступил в ополчение. Потом меня снова посадили, так как юридических оснований для нашего освобождения не было. Меня вернули на зону. Но потом Александр Захарченко меня помиловал, я отслужил контракт. Но в 2019-м уволился и занялся блогерской деятельностью, поехал работать в Москву. Когда в ноябре 2021 года появилась информация, что в Донбассе запахло жареным, я уже тогда знал, что начнутся военные действия. Правда, думали, что в январе. А 2 февраля я приехал в Донбасс, уже зная, чем я тут буду заниматься. Сейчас мы с другом-добровольцем летаем на коптерах, делаем расчет для БПЛА.
— Вы из идеологических соображений пошли в ополчение?
— Безусловно, я с детства был политически ангажирован. Мой отец — русский патриот, обычный шахтер. Он воспитывал меня в патриотическом духе, поэтому я уже в детстве делал мелкие диссидентские выходки на уроках украинского языка. Я все время пытался их срывать, спорил с учителями, доказывая, что это нам не нужно. В общем, я был идеологически ангажирован, но не имелось возможностей проявиться этим качествам. А 2014 год как раз дал такую возможность.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 50
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.