Большой и сложный этап — позади: 3 февраля окончился прием предложений от финалистов открытого международного конкурса на архитектурную концепцию театра имени Галиаскара Камала Большой и сложный этап позади: 3 февраля окончился прием предложений от финалистов открытого международного конкурса на архитектурную концепцию театра им. Камала Фото: предоставлено фондом «Институт развития городов РТ»

«Попытка реконструировать нынешнее здание театра им. Камала встретила очень много препятствий»

Большой и сложный этап позади: 3 февраля окончился прием предложений от финалистов открытого международного конкурса на архитектурную концепцию театра им. Камала. Но самое сложное, конечно же, начнется при строительстве самого здания. Мы понимаем, что это крайне важный и крупный объект — он требует очень серьезных финансовых вложений. В Казани много исторических зданий театров — оперный, Качаловский, Тинчуринский, ТЮЗ. И только наше здание на улице Татарстан, 1 — первый драматический театр, который был построен именно с нуля, и возводили его в течение 10 лет. И вот теперь, в XXI веке, в Казани появится новый театр, возведенный с учетом современных требований.

Предпринималась попытка реконструировать нынешнее здание театра им. Камала, но она встретила довольно много препятствий. Это здание было построено изначально как-то очень консервативно, к нему практически ничего невозможно пристроить. Рустам Нургалиевич (Минниханов, президент РТ прим. ред.) рассматривал разные варианты: и выйти в сторону площади ближе к Булаку, и в сторону нашей стоянки расшириться, но все это упиралось в правила, которые нарушать просто нельзя. Это охранная зона Кремля, просмотровая зона озера Кабан. Тогда президент принял историческое решение: надо строить с нуля новое здание. И я думаю, татарский театр с такой богатой историей достоин этого.

«Торговались стоя»: как Минниханов купил галерею «Эбиволь» и выбрал землю театру им. Камала

Это колоссальная по своей сложности задача для архитекторов. Мало того что нужно учитывать внешний вид здания, какие-то технические требования. Есть еще и внутреннее содержание, наполнение — вот тут им вдвойне сложнее. Потому что многие конкурсанты никогда не занимались театром: в конце концов, не так много их строится. А там есть свои законы, которые нужно учитывать при планировке. Допустим, необходимы какие-то карманы, куда складываются декорации, и они должны быть расположены близко к сцене. Помещение, где актеры переодеваются, тоже нужно разместить недалеко от сцены. Логистика должна быть продумана идеально.

Поэтому сформировано функциональное задание, которое отвечает нашим требованиям и желаниям: добавить что-то, поменять. И получить, в конце концов, то, чего мы были лишены в историческом здании. Плюс, естественно, есть и наши фантазии, даже какие-то мечты, которые мы предложили конкурсантам и очень бы хотели видеть в новом здании театра. То есть очень много вопросов, пунктов невероятное количество!

Например, мы с художником придумали круглый зал с видом на озеро. Такой купол, из которого летом открывается вид на звездное небо. И поначалу для всех архитекторов это было как-то непонятно, все спрашивали меня: «А вот у вас круглый зал… это вообще что?» Они не могли понять. Я говорю: «Ну это мечта!» Они сперва как-то посмеялись, потом пошли бесконечные вопросы о этом круглом зале, а затем, когда мы стали рассматривать проекты детальнее, наиболее интересные решения конкурсантов оказались связаны именно с этим круглым залом.

Это колоссальная по своей сложности задача для архитекторов. Мало того что нужно учитывать внешний вид здания, какие-то технические требования Это колоссальная по своей сложности задача для архитекторов. Мало того что нужно учитывать внешний вид здания, какие-то технические требования Фото: предоставлено фондом «Институт развития городов РТ»

О парадоксальных идеях: здание-юрта, здание-мечеть и концепция открытости

С самого начала работы над проектами команды проявляли невероятный интерес к общению с нами. Я такого не ожидал. Архитекторы задавали вопросы — мы отвечали. Они нам что-то показывали — мы еще раз уточняли, еще и еще раз направляли, обращали их внимание на функциональное задание. Кроме того, было совершенно уникальное событие, когда в конце ноября все финалисты конкурса приехали сюда, в Казань. Они изучали территорию, ездили по городу, встречались с учеными-историками, этнографами, смотрели здесь у нас спектакль «Тамашачы тамашасы» — это постановка, созданная специально в рамках открытого международного конкурса на архитектурную концепцию театра им. Камала режиссерами Ксюшей Шачневой и Гюльнарой Фазлиахметовой. Ее можно назвать первым в Татарстане спектаклем в формате театра горожан, прошедшим на сцене гостеатра.

На сегодняшний день у всех команд есть, будем так говорить, и свои минусы, и плюсы. Мне кажется, все идут примерно на равных. Все предложения очень разные, и мы ничего не отметаем. Интересно наблюдать, как по-разному команды справляются с задачей передать национальный дух, изобрести новый визуальный символ татар. Кто-то более успешен в этом, кто-то менее. Были совершенно парадоксальные предложения – например, сделать здание, похожее на юрту, или здание по типу мечети с минаретом. Мы пытаемся направить конкурсантов в другом направлении, ведь Татарстан очень разнообразный. Театр — это все-таки светское учреждение.

Архитектура — это искусство. И ее задача — найти синтез современного с традиционным. Для меня очень важно, чтобы на этом контрасте и возникло наше новое здание.

Один из основных пунктов в концепции нового Камаловского — это открытость. Например, очень многие архитекторы предлагают чуть ли не променад по внутреннему зданию театра, чтобы можно было легко попадать туда с улицы во время прогулки. Еще планируется много площадок для встреч, каких-то мастер-классов от наших актеров. И, конечно, появится в нашем новом театре пространство для разных перформативных форм, разных высказываний.

Вообще, одно из желаний, которое я хотел осуществить еще и в нынешнем здании, — чтобы театр начинал работать хотя бы в 12 часов дня. Он должен быть открытым. Я хочу, чтобы к нам можно было спокойно зайти, и не обязательно только чтобы посмотреть спектакль, а просто побыть здесь. Но это рождает еще одну задачу для архитекторов: как сделать так, чтобы театр был открытым, но одновременно с этим сохранилась бы некая тайна? Нужно постараться это объединить в новом здании.

Архитектура — это искусство. И ее задача — найти синтез современного с традиционным. Для меня очень важно, чтобы на этом контрасте и возникло наше новое здание Архитектура — это искусство. И ее задача — найти синтез современного с традиционным. Для меня очень важно, чтобы на этом контрасте и возникло наше новое здание Фото: предоставлено фондом «Институт развития городов РТ»

О пользе тесноты для труппы: «Зритель — пожалуйста, он может гулять, ходить туда-сюда. А мы — нет»

Кроме меня есть несколько представителей от театра, которые участвуют в процессе. Например, в состав жюри мы включили Искандера Хайруллина — актера театра им. Камала, в экспертном совете у нас актер Радик Бариев, главный художник театра Сергей Скоморохов, заведующий художественно-постановочной частью Ильназ Хайбуллин, директор театра Ильфир Якупов. Нас немало, нас достаточно. Нет смысла до бесконечности расширять круг: думаю, что чем больше народу, тем больше мнений, но тогда будет трудно сформировать одну идею. В данном случае демократия не пойдет на пользу.

И потом, еще на этапе формирования функционального задания были опрошены все работники театра — от уборщицы до директора. Все их пожелания учтены, нам даже в какой-то момент показалось, что их слишком много. Мы даже в шутку начали говорить, что они в новом театре жить хотят, а не работать.

Если возникнет какой-то спорный момент в ходе определения победителей, я думаю, что мнение театра будет одним из приоритетных. Во всяком случае, пока все идет так. Ведь нам в этом новом здании работать и творить.

У меня есть только одно-единственное опасение. Дело в том, что в той тесноте, в которой мы сейчас находимся, мы все живем очень плотно. Конечно, жалуемся, что у нас тесно здесь, гримерки маленькие, но зато мы притираемся, спинами трогаем друг друга, локтями. И у меня есть опасения, что переход в другое здание и бо́льшие пространства могут привести к тому, что мы просто потеряем связь друг с другом. Это когда живут люди в маленьких квартирах, вдруг переезжают в четырехкомнатную и начинают искать друг друга и говорить: «А ты где-е-е?» Утрирую, конечно, но они теряются, и уходит какая-то тактильность, немаловажная для сегодняшнего времени.  

Поэтому в проектах конкурсантов я обращаю внимание на то, чтобы нас не рассыпали по огромному такому пространству. Зритель — пожалуйста, он может гулять, ходить туда-сюда. А мы — нет. Когда все разобщены, сложно создать что-то коллективное. Но театр, он же на том и построен, что мы собираемся в каком-то едином пространстве и начинаем общаться.

Многие спрашивают, а что будет со старым зданием театра Камала. Я не думаю, что это будет наше решение. Это будет очень сложным вопросом, потому что это здание освоить не так-то просто, как кажется Многие спрашивают, что станет со старым зданием театра им. Камала. Я не думаю, что это будет наше решение. Это будет очень сложным вопросом, потому что данное здание освоить не так-то просто, как кажется Фото: kzn.ru

О судьбе нынешнего здания: кому его «завещать»?

Многие спрашивают, что станет со старым зданием театра им. Камала. Я не думаю, что это будет наше решение. Это будет очень сложным вопросом, потому что данное здание освоить не так-то просто, как кажется. Есть зал на 843 места, есть малый зал на 162 места, и чтобы их насытить, наполнить, нужно вложить очень много труда.

Помню, когда открылся кукольный театр, там лет пять были аншлаги. Все ходили и смотрели внутренность здания. И такая же история наблюдалась в театре им. Камала в 1986 году, когда открывалось нынешнее здание. Несколько сезонов подряд люди просто шли в театр, чтобы побывать в новом здании, потому что сюда было трудно даже попасть.

А вот уедем мы отсюда, и это будет пустой дом. Я думаю, будет очень сложно сразу его насытить. Возможно, к этому надо готовиться как-то заранее, чтобы переход был плавным. Потому что я уверен, что здание тоже держится за счет энергии людей, которые в нем обитают. Дома очень быстро умирают без людей — ну мы знаем, как это бывает, когда жители выезжают оттуда. Они разрушаются не только физически, но и метафизически — была здесь наша душа. Конечно, мы унесем ее с собой, не оставим же здесь? И пока у этого места формируется новая душа, будет, возможно, тяжеловато.

Домовой-бичура здесь тоже есть, мы и его с собой возьмем!

Татарский театр все-таки во многом отличается от других театров тем, что публика принимает очень активное участие и в жизни, и даже в репертуарной политике Татарский театр все-таки во многом отличается от других театров тем, что публика принимает очень активное участие и в жизни, и даже в репертуарной политике Фото: предоставлено фондом «Институт развития городов РТ»

«Мы всегда обращаем внимание на то, что думает наш зритель»

В соцсетях часто можно увидеть комментарии к той или иной новости о переезде театра, что это будет конец театра им. Камала, частицы культурной души нации. Скажу так: человеку вообще свойственно бояться перемен, это в его природе. Потому такая реакция людей естественна. Они привыкли ходить в этот театр, они любят это здание. Но я совершенно спокойно смотрю на такие комментарии и не считаю нужным кого-то переубеждать. Вопрос же вообще не в здании! Мы часто оптимистично говорим: «Даже если мы переедем в Дербышки, зритель — если он наш зритель — поедет смотреть спектакль и туда». Так что все эти комментарии типа: «Мне было так близко, а теперь станет неудобно…»  — это просто удивительно для меня.

И потом, многие из тех, кто критикует решение о предстоящем переезде, на самом деле вообще в театре не были. Я в этом уверен. Потому что они вспоминают какие-то спектакли, о которых уже никто и не помнит сейчас. Они говорят: «Вот было время, мы ходили», а сейчас уже не ходят. Если человек действительно любит татарский театр, он должен только радоваться новости о переезде. Ведь мы же делали экскурсии (у нас есть спектакль-бродилка по театру), и люди видели рабочее пространство театра, так называемую кухню, и даже сопереживать начинали: «Как вы тут умещаетесь? Да как у вас все тут происходит?»

Все равно кто-то станет критиковать, так будет всегда. Так и должно быть, мне кажется. Надо к этому относиться терпимо. С другой стороны, ведь это же замечательно, что люди небезразличны, им небезразлично, каким будет их театр.

Татарский театр все-таки во многом отличается от других театров тем, что публика принимает очень активное участие и в жизни, и даже в репертуарной политике. Мы всегда обращаем внимание на то, что думает наш зритель. Я, например, не приверженец такого мнения: «Без разницы, что думает зритель. Мы работаем — они приходят к нам в гости, если не хотят, пусть не приходят». Такого у нас нет, потому что, я многократно это повторяю, театр им. Камала — единственный национальный театр, который возник не по разнарядке сверху, не как идеологический орган, а из народа. И мы всегда находимся в диалоге со зрителями. Но стараемся держать ухо востро и предлагать что-то новое. Потому что публика на сегодняшний день разделена: есть консервативные, есть либеральные, есть и более прогрессивные зрители. Есть приверженцы старого репертуара и такого же представления о театре. Надо уметь лавировать между ними, иначе мы останемся без работы, актеры — без зарплат.

Но театральное искусство в Татарстане и в России сейчас стремительно развивается, в театр приходит много молодежи, идет некая в хорошем смысле слова возня — такая хорошая возня. И я думаю, все мы, кто работает в театре, понимаем, что должны перейти на новый уровень, переформатироваться. Ведь все случается тогда, когда на это накопилось достаточное количество энергии. И мне кажется, если возникла такая потребность — переехать, — значит, здесь в воздухе уже витает эта энергия трансформаций.

Многое из того, что происходит сейчас в театральной жизни Казани, вышло из нашего театра и распространилось дальше, а сами мы еще сидим вот в этом замкнутом пространстве. Потому мне кажется, что и мы тоже должны немножко распахнуться, открыться. Я же говорю, этот переезд — не про здание. Мы должны будем поменяться где-то в мозгах.

Я считаю, что и президент не просто так сказал: «Давайте построим суперсовременный татарский театр». Значит, и он предполагает, что татарский театр будет уже в каком-то другом виде, он тоже хочет видеть нас в другом качестве. Эти движения чувствуются.