Нелли Акчурина: «С одной стороны, я первая в роду художница, а с другой — наследница богатого опыта множества поколений»Фото: Андрей Титов

«Меня довольно давно интересует тема корней»

— Нелли, в казанской галерее современного искусства «БИЗОN» недавно открылась групповая  выставка «М7 и новые кочевники», где представлены в том числе ваши необычные работы в технике коллажа и батика, и вы показали свой перформанс «Все через корни». Расскажите, пожалуйста, о сути проекта.

— Меня довольно давно интересует тема корней. Первая одноименная работа у меня родилась еще в 2011 году. Тогда это был огромный текстильный арт-объект, сотканный на станке с применением ручной техники. Эту работу я готовила на конкурс, хотя интересоваться темой корней начала намного раньше. Я даже занималась генеалогическим древом своей семьи. Мне кажется, очень важно знать свои корни. Эту любовь мне еще мама привила. Она тоже занимается историей нашей семьи. Плюс, конечно, в творчестве я не раз возвращалась к теме этнографии и национальной идентичности.

— А как родилась идея именно этого перформанса?

— Это было в июле. Я сидела со своей подругой, певицей Зилией Бахтиевой, и просто предложила сделать ей совместный перформанс. А идея родилась моментально. Мы никого не звали, никак не афишировали. Просто собрались у меня дома и сделали такой камерный проект, который транслировался в прямом эфире. Я наносила на бумагу черные линии, напоминающие то ли корни, то ли дороги, а Зиля пела. Тогда, правда, он не назывался «Все через корни». Я назвала его «Дороги». Но потом дня три ходила и обдумывала название, а оно никак не ложилось. Тогда и пришла мысль поменять на «Все через корни».

Волчица, спасшая тюркский народ, и цифровой метамодерн: в «БИЗОNe» открылась «выставка двадцати трех»

— Хотя прежнее название тоже вполне созвучно выставке «М7 и новые кочевники».

— Да, я тоже об этом подумала. Тем более это схожие символы: корни, дороги. Их можно по-разному трактовать, исходя из мировоззрения отдельного человека.

Нелли Рустемовна Акчурина

Родилась 16 августа 1987 года в Уфе.

Окончила Уфимское училище искусств по специальности «дизайн» (2002–2006) и кафедру художественного текстиля Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. Штиглица (2014).

Стипендиат министерства культуры РФ, член ОМХИ при объединении профессиональных художников на территории Республики Башкортостан, член международной ассоциации изобразительных искусств ЮНЕСКО, а также член союза художников России.

Живет и работает в Уфе. 

Постоянная участница, а также лауреат и призер многочисленных республиканских, региональных, всероссийских и международных выставок, проектов и фестивалей в таких городах, как Санкт-Петербург, Уфа, Москва, Петрозаводск. 

Произведения Акчуриной находятся в собраниях Башкирского государственного художественного музея им. Нестерова (Уфа), Чувашском государственном художественном музее (Чебоксары), Елабужском государственном историко–архитектурном и художественном музее-заповеднике (Елабуга), Музее фресок Дионисия (село Ферапонтово Вологодской области), а также в частных коллекциях России и за рубежом (Тайланд, Германия, Израиль, Франция, США). 

— Как вы считаете, важно ли человеку знать свои корни, предков, национальности?

— После перформанса мы как раз обсуждали все вместе эту тему. Зиля сказала, что знает родословную своей семьи до 11-го колена. Мы тогда очень удивились. Хотя, например, многие башкиры очень хорошо знают свои корни и даже наизусть помнят имена предков. Мне кажется безусловно важным знать, откуда ты происходишь, кем были твои дальние родственники. Это ведь очень интересно. Все же проецируется на современную жизнь. Я верю в то, что прошлое предков, их род занятий влияют на наше настоящее. Ничто не приходит просто так.

Но в то же время я против разделения людей по национальному признаку. В конечном счете мы все едины и происходим из одного рода и племени. Просто со временем оно сильно размножилось, расселилось по миру, заговорило на разных языках.

«Я наносила на бумагу черные линии, напоминающие толи  корни, толи дороги. Тогда, правда, он не назывался «Все через корни». Я назвала его «Дороги» «Я наносила на бумагу черные линии, напоминающие то ли  корни, то ли дороги. Тогда, правда, он не назывался «Все через корни». Я назвала его «Дороги» Фото: Андрей Титов

— А насколько глубоко вам удалось копнуть в корни собственной семьи?

— Нам достаточно хорошо удалось отследить ветку Ачкуриных-Максютовых. Максютовых — до XVII века, а Акчуриных — до где-то XIV века. Мы знаем, что они пришли из Пензенской области. Это бывшая Тамбовская губерния. Они переселились в XVIII веке в Башкирию, в Чекмагушевский район, а потом — в Уфу. Кто знает, вероятно, кто-то и в Татарии осел.

— Такими знаниями мало кто похвастаться может. Были ли среди них те, кто в какой-то степени занимался искусством?

— Художников точно нет. Но я знаю, что один мой дедушка занимался татарской кожаной мозаикой, делал сапоги. А так декоративно-прикладным искусством раньше занимались все женщины. Так что, с одной стороны, я первая в роду художница, а с другой — наследница богатого опыта множества поколений.

«В августе я познакомилась с Ленаром Ахметовым, который курирует этот проект, на этнофутуристическом симпозиуме. Мне очень понравилось то, как он работает с материалом.  Он потрясающе преобразует старинные предметы в нечто новое» «В августе я познакомилась с Ленаром Ахметовым, который курирует данный проект, на этнофутуристическом симпозиуме. Мне очень понравилось то, как он работает с материалом.  Он потрясающе преобразует старинные предметы в нечто новое» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Одна женщина подошла ко мне сразу после перформанса и призналась, что расплакалась»

— А как вы находите саму выставку в галерее?

— В августе я познакомилась с Ленаром Ахметовым, который курирует данный проект, на этнофутуристическом симпозиуме. Мне очень понравилось то, как он работает с материалом.  Он потрясающе преобразует старинные предметы в нечто новое. Дает им вторую жизнь. На выставке он представил свой огромный арт-объект «Тангыра», который стал частью нашего перформанса, как некое древо земли, соединяющее прошлое и настоящее.

«М7 и новые кочевники»: в «БИЗОNе» открылась выставка о том, куда и откуда мы едем

Но это только одна заслуга Ленара. Вторая — кураторская, безусловно. Может, зрителю все кажется простым — позвал художников, взял работы, развесил. Но все гораздо сложнее. Перед куратором стоит задача рассказать историю десятком разных художественных языков так, чтобы она звучала одним голосом. И, мне кажется, Ленар прекрасно с этим справился. Ему надо было показать срез современного искусства нескольких республик. И мне приятно, что в числе художников из Башкортостана представлена я как молодой автор.

— Кому принадлежала идея представить на выставке именно перформанс «Все через корни»?

— Если честно, сейчас уже трудно вспомнить. Думаю, сначала Ленар рассказал руководству галереи о том, что я занимаюсь перформансами. А потом уже галерея предложила мне на выбор разные варианты. Обычно я показываю перформансы только один раз. Но здесь мы решили взять прообраз «Все через корни» и немного его видоизменить.

«На выставке Ленар представил свой огромный арт-объект «Тангыра», который стал частью нашего перформанса, как некое древо земли, соединяющее прошлое и настоящее» «На выставке Ленар представил свой огромный арт-объект «Тангыра», который стал частью нашего перформанса как некое древо земли, соединяющее прошлое и настоящее» Фото: «БИЗНЕС Online»

 — А что было по-другому?

— Во-первых, помещение. Залы «Бизона» кажутся огромными в сравнении с моей мастерской. Во-вторых, мы работали не вдвоем с Зилией, а втроем с музыкантом Djonatan Lindaive (Айдар Закиров). В-третьих, у меня было гигантское полотно, на котором я иначе рисовала. Если раньше это были хаотичные линии, то во время перформанса в галерее я рисовала именно корневую систему. По ходу действия я прихожу к самоидентификации… и начинаю петь. Сначала это делает только Зилия, а я просто рисую. Но в конце я тоже пою и таким образом наполняюсь силой своих предков.

— В первый раз вы показывали перформанс для виртуальных зрителей, а в галерее были настоящие. Как они реагировали?

— Одна женщина подошла ко мне сразу после перформанса и призналась, что расплакалась. Она рассказала, что почувствовала себя снова в детстве, в доме у бабушки. И это был не единственный случай. Многие почему-то плакали. Зилия пела на башкирском и на татарском, и те, кто знал язык (необязательно оба — если татарский знаешь, башкирский тоже поймешь), в полной мере прочувствовал силу нашей задумки.

Там есть очень сильные слова. Зилия иногда их просто речитативом произносила: «Девочка, девушка, женщина, ты рождена для счастья», «Будь сильной, старайся». Мне самой плакать хотелось. Линии, которые я рисовала, — это и корни, и дорога, и просто жизненный путь каждого из нас. Иногда ты стоишь на одном месте, оглядываешься назад, но спустя время все равно идешь вперед. И в этом тебе помогает сила множества поколений, частью которых ты являешься. Мне хотелось еще раз поговорить о важности почитания родителей, бабушек и дедушек. Мы часто забываем об этом в повседневной рутине, но это очень важно.

«Одна женщина подошла ко мне сразу после перформанса и призналась, что расплакалась. Она рассказала, что почувствовала себя снова в детстве, в доме у бабушки. И это был не единственный случай» «Одна женщина подошла ко мне сразу после перформанса и призналась, что расплакалась. Она рассказала, что почувствовала себя снова в детстве, в доме у бабушки. И это был не единственный случай» Фото: Андрей Титов

«Когда я училась в Петербурге, то чувствовала нехватку этой национальной общности»

— Вам не кажется, что сейчас следование традициям стало каким-то архаизмом для многих?

— Не могу говорить за всех, но для меня это важно. Если честно, я сама до конца не понимаю, кто я по национальности. С одной стороны, рождена татаркой. Но с другой — выросла в Башкортостане, закончила школу там, впитала эту культуру и вдохновляюсь ей. В свое время, когда училась в «Мухе» (Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия им. Штиглица с 1953 по 1994 год именовалась Ленинградским высшим художественно-промышленным училищем им. Мухиной, поэтому ее часто называют Мухинским училищем или просто «Мухой» — прим. ред.), то часто делала работы на основе башкирской этнографии. Даже диплом делала на основе башкирской культуры. А корни-то татарские… Поэтому я не могу до сих пор понять, кто я.

— Но для вас важно установить для себя, к какой именно национальности вы относитесь?

— Важно. Пока считаю себя башкирской татаркой. Пусть это будет такая другая смежная национальность.

— Не кажется ли вам, что глобализация уничтожает понятия традиций, скреп, национальной и семейной преемственности?

— Живя в Уфе, я не чувствую этого. Меня окружают люди, которые чтут традиции, поддерживают ремесла своих предков. Кто-то ткет, кто-то выживает, шьет. Многие занимаются этно. Хотя когда я училась в Петербурге, то чувствовала нехватку этой национальной общности. Мне казалось, что я растворяюсь в общей массе обезличивания. Может быть, поэтому я и увлеклась этнографией. Всегда буду благодарна заведующей своей кафедры, которая первой подметила эту тягу. Она сказала, что в моей культуре находится главная творческая сила и неисчерпаемый источник вдохновения.

«Мне хотелось получить хорошее художественное образование» «Мне хотелось получить хорошее художественное образование» Фото: Андрей Титов

— А почему вы тогда уехали в Санкт-Петербург, а не остались учиться в Уфе?

— Мне хотелось получить хорошее художественное образование. На тот момент мне казалось, что на родине не смогу этого сделать. Но сейчас думаю, что могла и не уезжать. Образование — это такой тонкий момент. Может, оно и не нужно в классической форме. Его вполне заменит самообразование. Конечно, я не жалею, что отучилась «Мухе» и 8 лет прожила в Питере. Это был колоссальный опыт. Сейчас, наверное, у меня немного изменилось мировоззрение и теперь кажется, что классическая система образования не так важна.

— Можно заниматься современным искусством, когда ты не знаешь теоретической или практической базы, которую дают художественные вузы?

— Да, абсолютно точно. Гораздо сложнее, когда ты все знаешь. Потом придется заново возвращаться к состоянию белого листа, чтобы снова ничего не знать и быть готовым учиться.

— Вам легче заниматься искусством в Башкортостане?

— Каждый раз, возвращаясь из поездок по разным городам и странам, я убеждаюсь, что мне хорошо именно в Уфе. Она питает меня. Здесь дом, родина, корни.  Но так бывает совсем не у всех. Многие не чувствуют этой связи, и им абсолютно все равно, где жить. Я попробовала так: жила в Петербурге 8 лет, в Вологодской области два года. Но там я совершенно не чувствовала себя своей.

— Насколько продуктивно вообще развивается современное искусство в Башкортостане?

— Мне кажется, очень интересно. А еще в там строится музей современного искусства. Возможно что уже к 2024 году его построят. А в свое время, где-то в 90-е, произошел расцвет современного искусства Башкортостана, тогда появилось творческое объединение «Чингисхан». На выставке как раз участвуют Расих Ахметвалиев и Василь Ханнанов, Ринат Харисов. Но и сейчас, мне кажется, у нас довольно активно работают художники в жанре современного искусства. И этому способствует две галереи: «Мирас» и X-Max. Я сотрудничаю с «Мирас», где часто участвую  в выставках, а также делаю перформансы.

«Если говорят что-то негативное, это все равно хорошо. Ты ведь вызвал эмоции у зрителя» «Если говорят что-то негативное, это все равно хорошо. Ты ведь вызвал эмоции у зрителя» Фото: Андрей Титов

«Если говорят что-то негативное, это все равно хорошо»

— Есть мнение, что национальное искусство очень замкнуто и централизованно, дескать, условный европеец не поймет то, что пытается донести художник из той же Уфы или Казани. Вы согласны с этим?

— Смотря как это преподнести. Например, у Расиха Ахметвалиева часто встречается образ кочевника, некоего мужчины на коне. Конечно, этот герой восходит к корням художника, но он понятен любому жителю земли. Возможно, национальная фигуративная живопись сейчас будет не так актуальной в Европе.

— Кто из мировых художников повлиял на ваше видение?

— На самом деле, в разные годы у меня были разные кумиры. Когда я училась в училище, мне нравились Константин Коровин, Николай Рерих, Марк Шагал, Михаил Врубель, Архип Куинджи, В «Мухе» мне импонировали Казимир Малевич, Нико Пиросмани, Василий Кандинский, Михаил Ларионов, Гончарова, Анри Матисс, Хундертвассер. А сейчас мне нравятся Марина Абрамович, Ольга Субботина и Павлюкевич, Татьяна Ахметгалиева, Алиса Горшенина, Устина Яковлева.

— Как вы реагируете, когда современное искусство не понимают и остро на него реагируют, называют ерундой?

— Раньше остро реагировала. Сейчас стараюсь более спокойно относиться. Но, если говорят что-то негативное, это все равно хорошо. Ты ведь вызвал эмоции у зрителя. Он не остался равнодушным, не прошел мимо. Значит, художник сделал что-то интересное. А если общей массе нравится, значит, ты сделал что-то популярненькое. Популярненькое не есть искусство. Мне самой сначала что-то может не нравиться, а потом, наоборот, начинает импонировать. Часто зависит от настроения, определенного опыта жизни, насмотренности. Такое происходит и с музыкой, с кино.

«Популярненькое не есть искусство» «Популярненькое не есть искусство» Фото: Андрей Титов

— А что для вас современное искусство?

— Это когда ты честно делаешь что-то по-настоящему для тебя необходимое.

— При этом важно, чтобы тебя поняли, или художнику достаточно искреннего порыва, чтобы сотворить предмет искусства?

— Интересный вопрос. Конечно, здесь не может быть однозначного ответа. Важен баланс. Конечно, мы творим для людей. Без зрителя не будет искусства. Но и художник не обязан работать на публику. Он должен говорить о том, что его сильно и искренне волнует.