«Совершенно неясно, насколько эти меры будут жесткими и как долго они продлятся. Понятно, что любой бизнес как-то прокрутится несколько недель, но если такого рода меры продержатся более одного месяца, то, скорее всего, на месте этого бизнеса мы увидим табличку «Закрыто» или «Сдается» Фото: © Максим Богодвид, РИА «Новости»

«Оборот малых предприятий за 2020 год снизился на 3,1 триллиона рублей»

— Александр Юльевич, сейчас в ряде регионов вводят QR-коды для предприятий МСБ, бизнес которых предполагает взаимодействие с людьми. Этим летом в Москве было не столь жестко, ограничения коснулись в основном общепита, тем не менее бизнес жаловался на понесенные потери. Их сумма подсчитывалась?

— Таких данных, конечно, нет, потому что никакая статистика, никакая социология не позволит отделить потери от локдауна от потерь, связанных, например, с разрывом цепочек поставок. Или от потерь, связанных с тем, что население, мягко говоря, не становится богаче, а цены растут. По статистике, оборот малых предприятий (без микропредприятий) за 2020 год снизился на 3,1 триллиона рублей. О чем можно говорить с большей или меньшей уверенностью, так это о том, что малый и средний бизнес в России в 2021-м отскочил от дна. Отскочил, и в нынешнем году наблюдается некоторый рост оборотов и по данным статистики, и по данным различных опросов.

— Как бы то ни было, я смотрел карту регионов, которые уже ввели ограничения, и практически вся европейская часть страны уже выделена соответствующим цветом. Насколько велики могут быть здесь потери МСБ (в любом выражении)?

— Сейчас трудно сказать. Во-первых, совершенно неясно, насколько эти окажутся будут жесткими и как долго они продлятся. Во-вторых, непонятно, каким пакетом помощи это будет подкреплено. Потому гадать сейчас — дело неблагодарное. Я назвал те факторы, от которых может зависеть глубина спада. Это степень жесткости и продолжительность. Понятно, что любой бизнес как-то прокрутится несколько недель, но если такого рода меры продержатся более одного месяца, то, скорее всего, когда они будут отменены, на месте этого бизнеса мы увидим табличку «Закрыто» или «Сдается». И второе, как я сказал, — это те формы поддержки, которые может применить руководство региона по поддержке предпринимателей в период действия таких мер.

— Увы, пока мы не слышим про какие-то реальные шаги в этом направлении. Что бы вы посоветовали властям регионов, того же Татарстана?

— Первое, что я бы сказал, — это то, что надо поддерживать малый бизнес через крупный. Как? Например, поддержать крупных арендодателей, предоставив им все возможные льготы и преференции. Но с условием, что они не будут требовать повышения арендной платы со стороны тех представителей малого бизнеса, которые у них арендуют производственные, торговые, офисные площади. И дадут им длительную отсрочку по оплате.

Второе — поддержать тот крупный и средний бизнес, который вокруг себя выстроил систему субподрядчиков из числа малого бизнеса. Как поддержать? Заказами, наверное. Подключением к каким-то государственным проектам республиканского уровня. Мне кажется, региональным властям нужно искать пути, которые являются сравнительно легкими с точки зрения администрирования и контроля распределения ресурсов. Искать тот крупный бизнес, от которого зависит малый, и этому крупному бизнесу на определенных условиях помогать. Условия я уже назвал. Тот малый бизнес, который на вас работает, который у вас размещается, который с вами сотрудничает, который предлагает вам какие-то сервисы, он не должен закрыться. Если вы это обеспечите, мы вас поддержим.

— А что делать самим предпринимателям?

— Прежде всего, конечно, попытаться каким-то образом сохранить персонал, потому что для малого бизнеса все-таки основным активом являются те люди, которые в нем работают. Как? Заняв их теми видами деятельности, которые не подпадают под ограничения.

Я думаю, что за время пандемии все предприниматели разделились уже на три группы. Первая — это те, кто смотрит на пандемию как на окно возможностей и пытается использовать те неожиданные изменения, которые на рынках происходят, чтобы выйти с каким-то новым продуктом или услугой. Таких меньшинство.

Вторая группа — это те, кто научился приспосабливаться, открывать какие-то другие виды деятельности, смежные или не совсем смежные, договариваться с партнерами об отсрочках и так далее.

И третья — это те, кто плывет по течению. Им придется очень тяжело. Им, скорее всего, придется закрываться. А первая и вторая группы поскрипят мозгами и, я думаю, найдут какие-то выходы.

Пандемия показала, что нужно уходить на те рынки, которые не просели. Более-менее устойчивые рынки сегодня — это рынок, обеспеченный государством (госзаказ или региональный заказ, муниципальный заказ), и рынок, обеспеченный спросом со стороны крупного бизнеса. Те, кто может предлагать товары и услуги, востребованные этой категорией клиентов, они будут более защищены, чем те, кто работает с населением. Это первое.

Второе: понятно, что сейчас на подъеме все, что связано с производством и дистрибуцией тех товаров, которые, может быть, не являются товарами фармы, но так или иначе обслуживают медицину и медицинских работников. Это бахилы, халаты, тапочки, перчатки и так далее. Я не уверен, что «все это будет носиться», но абсолютно уверен, что «все это следует шить». Ну и, конечно, все, что связано с удаленными продажами и сервисами по дистанционной работе. 

«Не могу сказать, насколько они [власти] компенсировали потери. Я могу сказать о другом — какая доля субъектов малого предпринимательства оказалась этими мерами затронута» Фото: © Григорий Сысоев, РИА «Новости»

«Здравоохранение в регионах просто начнет захлебываться без жестких мер»

 — Несмотря на то, что в Москве QR-коды продержались всего три недели, мэр Сергей Собянин заявлял, что это помогло сдержать коронавирус, хотя специалисты встретили такие заявления со скепсисом. С вашей точки зрения, принимаемые сейчас меры действенны? Ведь сейчас уже заговорили и о возможности новых локдаунов.

— Одни и те же меры, которые предпринимаются в разных условиях, нужно оценивать по-разному. Строго говоря, весной 2020 года еще мало что можно было сделать, чтобы предотвратить коллапс системы здравоохранения. Вакцины, полностью прошедшие все стадии испытаний и регистрации, были? Нет. Имелись какие-то протоколы лечения коронавируса? Нет. Поэтому на тот момент такие меры при всей их жесткости и для домохозяйств, и для малого предпринимательства, очевидно, следует признать необходимыми. Теперь же мы живем уже полтора года в условиях новой реальности. Уже более полугода, как существуют вакцины. Но доля привитых в России постыдно низкая. Она сопоставима с теми странами, которые мы привыкли полупренебрежительно называть развивающимися. У которых нет своих вакцин. Я думаю, что в нынешней ситуации государство должно начать действовать по-другому. Не закрывать на локдаун бизнес и население, а вводить меры принудительной вакцинации. Пока это действует только в отношении работников общественного питания, торговли, здравоохранения и образования. Очевидно, надо расширять спектр лиц, профессия которых должна входить в данный перечень.

Теперь посмотрите, как население относится к опасности заражения? Что у нас происходит в общественном транспорте — например в Москве и Петербурге? По моим прикидкам, до половины пассажиров в общественном транспорте маску даже не надевают, а если и надевают, то делают это в большей степени для вида, просто обозначая ее присутствие на лице, но не факт ее использования по назначению. И о чем мы тогда говорим? Каких результатов мы ожидаем? Конечно, будет всплеск заболеваемости. И если не действовать разными мерами, и принуждением, и убеждением, мы не побудим людей прийти на прививочные пункты, а значит, ситуация в лучшую сторону не изменится — ни для бизнеса, ни для граждан. Если брать регионы, то там картина гораздо менее благополучная, при этом понятно, что ресурсы здравоохранения несопоставимы с московскими. Здравоохранение там просто начнет захлебываться без жестких мер.

Как может сказаться новый локдаун? Примерно ясно. В первую очередь он, конечно, негативно скажется на малых и средних предприятиях в тех видах деятельности, которые просто не могут осуществляться без физического контакта с клиентом и потребителем. Это общественное питание, в значительной степени торговля непродовольственными товарами, за исключением торговли продуктами питания, а также заведения, связанные с организацией массового досуга.

— А сколько предприятий МСБ закрылось во время прошлого локдауна и ограничительных мер? 

— По той статистике, которую я знаю, численность субъектов малого предпринимательства в начале 2021 года по сравнению с 2020-м сократилась незначительно, примерно на 4 процента. А число занятых в секторе даже чуть-чуть возросло. Видимо, как снижение страховых взносов, так и получение субсидии на выплату заработной платы побудило многих владельцев не сокращать занятых. На середину 2021 года в России было более 5,6 миллиона субъектов малого и среднего предпринимательства, включая 2,25 миллиона юридических лиц и 3,36 миллиона индивидуальных предпринимателей. Но здесь надо иметь в виду то, что с января 2021 года отменена единая система налога на вмененный доход. Эта система старая, к ней было много претензий со стороны государства. В частности, претензии заключались в том, что те субъекты малого предпринимательства, которые данной системой пользовались, оказывались в плане объема уплачиваемых налогов в привилегированном положении по сравнению с теми, кто находился на общей системе. И, возможно, это все было справедливо, но момент для отмены с учетом тех потрясений, которые сектор переживал в 2020 году, наверное, выбран не очень удачно. Следовало затормозить отмену ЕНВД. А в итоге субъекты малого предпринимательства стали дробиться и менять правовой статус. Кто-то переходил в статус индивидуалов или в статус самозанятых. Меньшинство перешло на общую систему налогообложения. Я для чего об этом говорю? Для того чтобы понимать, что в системе статистического учета могло наблюдаться увеличение числа малых предпринимателей, которое по существу является просто результатом дробления до этого существовавших предприятий.    

— При этом в период прошлого обострения ситуации власти приняли меры поддержки малого и среднего бизнеса. Насколько они компенсировали потери МСБ?

— Я не могу сказать, насколько они компенсировали потери. Я могу сказать о другом — какая доля субъектов малого предпринимательства оказалась этими мерами затронута. Мы на протяжении десятилетий говорили и писали о том, что государственная политика, направленная на поддержку малого бизнеса, фактически реального влияния на ситуацию в секторе не оказывает. В силу того, что разными мерами поддержки были охвачены от 1 до 1,5 процента субъектов малого предпринимательства. Что произошло в 2020 году? У меня есть данные специального опроса ФОМ, который прошел летом 2021-го и в ходе которого задавались вопросы о том, обращались ли малые предприниматели за различными мерами поддержки и в какой мере эти меры оказались для их бизнеса полезными. Выясняется, что в 2020 году разными мерами поддержки, которые вводили федеральные и региональные власти, было охвачено от 1 до 25–30 процентов субъектов малого предпринимательства. Понятно, что самыми востребованными мерами оказались субсидии на выплату заработной платы, отсрочка по выплате арендной платы, отсрочка по выплате кредитов. Понятно, что ситуацию в целом никакие меры поддержки изменить не смогут. Наивно было бы ожидать, что меры государственной поддержки могут ситуацию изменить на противоположную, но, безусловно, эти меры затронули достаточно широкий круг субъектов малого предпринимательства, и многие из тех, кто ими воспользовались, сказали, что они стали для их бизнесов полезными. 

— Вы говорите, что лишь от 1 до 25–30 процентов малых предпринимателей обратились за мерами поддержки. А почему большинство не воспользовалось этой возможностью?

— По разным причинам. Во-первых, когда правительство вводило эти меры поддержки, к ним сразу был ограничен доступ тем, что они вводились для субъектов малого предпринимательства, которые занимаются определенными видами деятельности. Очень многие малые предприниматели не смогли воспользоваться этой поддержкой просто потому, что их виды деятельности не попали в данный перечень. Об этом спорили тогда. Но что сделано, то сделано. Это первая причина.

Во-вторых, некоторые не обращались потому, что не верили, что смогут получить какую-то поддержку. Нужно понимать, что между российским малым бизнесом и российским государством отношения сложились не вчера. Они имеют свою историю. И история этих отношений привела к тому, что значительная часть субъектов малого предпринимательства российскому государству попросту не доверяет. Она не верит в возможность получения какой-то поддержки от властей, ни на федеральном, ни на региональном уровне.

Ну и, наконец, в-третьих, было меньшинство тех, которые не обращались за поддержкой, потому что не возникало в этом нужды. Нужно сказать, что в некоторых видах деятельности малого бизнеса воздействие пандемии оказалось гораздо более слабым, а в каких-то предприниматели вообще говорили, что пандемия открыла для них окно возможностей.

— Видимо, это разного рода «удаленные» сервисы?

— Да, это все, что связано с разработкой и внедрением разного рода приложений для дистанционной торговли, для дистанционных коммуникаций, дистанционного образования, все бизнесы, которые разрабатывают и внедряют какой-то софт, и, как это ни покажется странным, значительная часть малого строительного бизнеса.

«Может быть, «регуляторная гильотина» со временем приведет к какому-то изменению ситуации, а просто призывы, обращения к совести — это не работает» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«Вынужден быть «хорошо информированным оптимистом»

— Кремль и правительство и на сей раз отстранились от проблемы, введение ограничений вновь отдано на откуп регионам. При этом решения субъектов РФ никак не синхронизированы, кто в лес — кто по дрова: в одном регионе вводят QR-коды для фитнеса, в соседнем только ограничивают заполняемость зала и так далее. Между тем на местах звучат голоса тех, кто призывает к «стандартизации» со стороны федерального центра, ведь необоснованное давление на предпринимателей крайне негативно влияет на состояние МСБ в регионах. Буквально на днях, например, об этом заявил председатель калужского регионального отделения Партии Роста Дмитрий Рахе. Вы с этим согласны?

— Здесь вопрос надо делить надвое, поскольку объединены разные вещи. Первое: кто может и должен принимать решения относительно введения каких-то ограничительных мер? Я абсолютно убежден, что это могут делать только регионы, потому что лишь они располагают всей полнотой картины. Другое дело, что если, условно говоря, между соседними регионами хозяйственные связи очень тесны и вице-губернаторы, отвечающие за экономику, это хорошо знают, что мешает им выйти на прямую связь, договориться о скоординированности ограничительных мер? Чтобы не было так, что, допустим, наши областные центры находятся в 150 километрах друг от друга и между ними значительны хозяйственные связи, но вы вводите такие-то меры, а мы их вообще не применяем. Давайте подумаем, как нам действовать сообща и лучше, чтобы наш и ваш малый бизнес не пострадал. Никакой Кремль это не сделает при такой огромной территории и таком множестве субъектов. Это надо понимать. Сошлюсь на пример больших стран с развитой федеративной структурой. В США это было так, в Федеративной Республике Германия это было так, там земли принимали решения, когда и какие меры вводить в зависимости от уровня заболеваемости. А федеральное правительство организовало только площадку для регулярных встреч и координации.

Теперь другая вещь, которая связана с политическим контекстом происходящего, когда нам говорят, что вовсю идет третья волна ковида, а с другой стороны, в каком-то дворце устраиваются съезды или приемы какой-то партии с 2–3 тысячами участников. Так вот, это совершенно другая вещь. Здесь нужны показательные решения. И начинать, наверное, федеральной власти нужно с себя. Между этим вопросом и вопросом, кому решать, как вести себя в том или ином регионе в ситуации пандемии, я связи не вижу.          

— Кстати, западная пресса пишет, что ковидные ограничения поссорили правительства ряда европейских стран со своими гражданами и представителями МСБ. Они, в частности, привели к разорению тысяч предприятий туристической и гастрономической сферы, что консолидировало протестные настроения в первую очередь вокруг предпринимателей. Как следствие, число ковидных диссидентов растет и исчисляется уже несколькими миллионами человек. У нас в результате не будет так же?

— Я скажу: и да, и нет. Просто эта ссора примет другие формы. В тех политических условиях, в которых мы существуем, едва ли мы увидим открытые протесты и массовые демонстрации. Мы увидим протест в иных формах. В каких именно, сложно сказать, но люди, долго живущие в этой стране, помнят, что в конце 70-х – начале 80-х годов прошлого века массовых протестов в Советском Союзе не происходило, однако всем примерно было ясно, кто и как относился к идеологии, которая господствовала в стране, и группе старцев, которая эту идеологию собой олицетворяла.

Теперь о том, что происходило и происходит на Западе. Да, там малый бизнес в значительной степени стал точкой кристаллизации. Но надо понимать, что его там, во-первых, значительно больше (в процентах к взрослому населению) и, во-вторых, что этот малый бизнес там находился накануне пандемии в довольно неплохом состоянии. Этот бизнес устойчиво рос до начала 2020 года. И тут пришла пандемия, а вслед за ней начались всевозможные ограничения и локдауны. В России ситуация была немножко другой. Малый бизнес в России, по данным бизнес-демографии, статистики субъектов малого предпринимательства, примерно с 2016 года находился в ситуации постепенного сокращения, когда число закрываемых бизнесов устойчиво превышало количество вновь открываемых. Вот в этом разница между тем, что происходило с малым бизнесом на Западе, и тем, что происходило с ним в России. При том что масштабы поддержки в Соединенных Штатах, в Великобритании, Германии были значительно бо́льшими, чем масштабы поддержки малого бизнеса в России. Но там, повторяю, этот сектор значительно больше, чем у нас — и по числу предприятий на тысячу жителей, и по доле в ВВП.      

— Отдельный вопрос в связи с новой волной ограничений — суммы, которые отдает государству МСБ. Общественный омбудсмен малого предпринимательства, бизнесмен Анастасия Татулова выделила наиболее болезненные налоговые проблемы. По ее словам, НДФЛ для предпринимателя сейчас реально составляет 43 процента от зарплаты, с 2017 по 2019 год сумма штрафов выросла в 3 раза, при этом в «ковидном» 2020-м, например, пошлина за регистрацию дополнительного соглашения в Росреестр повысилась в 22 раза. Это было сказано публично на Петербургском экономическом форуме, то есть власть это услышала и знает. Как вы считаете, параллельно с новыми ограничениями будет что-то пересматриваться в лучшую сторону — в плане налогов, неналоговых платежей и так далее?

— Хотел бы быть оптимистом, но вынужден быть «хорошо информированным оптимистом». Дело ведь не в том, что кто-то чего-то не знает или не видит. Дело в том, что есть определенная группа интересов, которая не готова согласиться с ограничением различного рода администрирующих функций. Ведь мы прекрасно знаем, как в России во многих сферах решаются вопросы по итогам той или иной инспекции, той или иной проверки бизнеса. Значительная часть чиновников в России идет на государственную службу совсем не для того, чтобы создавать благоприятные условия для процветания страны и населения, а просто рассматривая это как очень безопасный, безрисковый, рентабельный бизнес. Вы ничего лично не вкладываете, при этом получаете заработную плату и еще — благодаря тем инструментам влияния, которые вы получаете исходя из своей должности, — обретаете доступ к некоторым источникам дополнительного дохода. Поэтому здесь боюсь, что, сколько бы Татулова и другие об этом ни говорили, дело не в том, что кто-то чего-то не знает. Вспомните, сколько раз президент говорил о том, что надо снизить налоговое бремя на бизнес, особенно на малый. Что надо перестать мучить его постоянными проверками и так далее. Что происходит в итоге? Почти ничего. Что, перестали кошмарить? Ничего подобного. Как кошмарили, так и продолжают. 

— А сейчас это вообще сродни вредительству.

— Да, ограничения растут, но у людей есть сформировавшиеся стандарты потребления. Они привыкли получать некий доход от осуществления своей контролирующей деятельности сверх основной заработной платы. Посмотрим, может быть, «регуляторная гильотина» со временем приведет к какому-то изменению ситуации, а просто призывы, обращения к совести — это не работает.