Александр Кынев: «Результаты выборов не отражают общественные настроения, а входят с ними в диссонанс»

Александр Кынев: «В 2016 году кандидаты от ЕР проиграли в трех округах, а в этот раз — в 19» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В любом случае лучше, когда в Госдуме пять партий, а не четыре»

— По итогам подсчета голосов «Единая Россия» набрала по спискам 49,82 процента голосов, также ее кандидаты победили в 198 одномандатных округах. По одномандатным округам в 2016 году «Единая Россия» также получила подавляющее большинство голосов. Вообще можно ли выделить какие-то отличия в результатах выборов 2016 и 2021 годов?

— Разница существенная. В 2016 году «Единая Россия» выиграла 203 округа из 225. Из оставшихся 22 округов в 19 от «Единой России» просто не оказалось кандидатов. То есть суммарно было всего три округа, где кандидаты от ЕР имелись, но проиграли. Сейчас из 225 округов кандидаты от ЕР выиграли в 198, причем часть — с очень небольшим перевесом. Остается 27 округов. Из них кандидатов от ЕР не было только в 8. Соответственно, округов, где ее кандидаты были, но проиграли, 19.

— Какой из этого следует вывод?

— Понятно, доля выигранных «Единой Россией» округов все равно колоссальна, но в 2016 году кандидаты от ЕР проиграли в трех округах, а в этот раз — в 19.

— Как правило, во всем мире смешанная избирательная система считается своеобразным лифтом для малых партий. Почему в России противоположная картина и большинство округов все равно достается крупнейшей партии?

— Потому что Россия имеет очень неровную электоральную географию. Есть так называемые аномальные регионы, в которых всегда гипервысокая явка и гипервысокие результаты за доминирующую партию или ее кандидатов. Грубо говоря, это регионы, где помимо массового голосования существуют еще и массовые фальсификации. На такие регионы приходится примерно 28 процентов избирателей от общего списка. В 2016-м эти субъекты дали половину всех голосов, поданных за «Единую Россию», в этом году, думаю, больше.

Еще до утверждения официальных протоколов свои расчеты представил специалист по электоральной статистике Сергей Шпилькин. Он посчитал по своей методике, что в этом году вклад «аномальных» регионов составил 50 процентов, в 2016-м данный показатель составлял 43 процента, а в 2011-м — 45 процентов от всех голосов, поданных за «Единую Россию». Шпилькин называет это деликатным термином «аномальные голоса».

— А от чего зависит превращение субъекта в зону аномальной активности, в электоральный «султанат»? Что их всех объединяет?

— Это долгая история, уходящая корнями в политическую культуру. Кроме того, это вопрос авторитарности политического регионального режима. А он связан с долгим доминированием какой-то харизматической фигуры в регионе. Это накладывается на состав населения и политическую культуру. Тот же Северный Кавказ — как правило, регионы аграрные, регионы с гипертрофированной ролью старших и так далее. Это исторические и корпоративные факторы. Среди «электоральных султанатов» много субъектов, где доминирует корпоративная иерархия — например, Ямал, где действуют нефтегазовые компании с очень жесткой корпоративной дисциплиной.

— И все же по итогам выборов в Думе оказалось 8 партий…

— По партийным спискам оказалось пять, потому что засчитать проход одного одномандатника в парламент за успех всей партии было бы не совсем правильно. Так что по большому счету можно говорить, что прошло пять партий. Но все равно это большая разница по сравнению с тем, что наблюдалось раньше, потому что у нас с 1999 года в парламенте никогда не было столько партий. Начиная с 2003 года в Госдуме находилось четыре партии, и это количество не менялось.

— О чем говорит расширение ее состава?

— При пропорциональной системе большое количество фракций — это норма. В парламенте Бразилии, например, сейчас 30 фракций, это никого не смущает. В России расширению партийного состава парламента мешает, во-первых, то, что часть партий не может получить регистрацию. Во-вторых, превращение так называемых «аномальных» регионов в политическую норму, чего не было в 1990-е годы, делает попадание в парламент для партий очень тяжелой задачей. Потому что вы можете быть сколько угодно успешны за пределами этой «аномальной зоны», но она в итоге вас «убьет» в политическом смысле. Те же «Новые люди», если бы не «аномальные» регионы, получили бы не 5,3 процента, а существенно больше.

Однако в любом случае лучше, когда в Госдуме пять партий, а не четыре. Потому что это означает, что новые партии могут рассчитывать и на госфинансирование, и на льготы при регистрации кандидатов на всех низовых выборах, кроме губернаторских.

И это резко расширяет в целом возможности для политического участия альтернативных партий в выборах на последующие пять лет. До сих пор в регионах было представлено всего четыре партии. На выборах региональных парламентов по итогам регистрации кандидатов в мажоритарных округах на долю думской четверки партий со льготами приходилось 77 процентов всех зарегистрированных кандидатов. Потому что требования к сбору подписей для регистрации практически невыполнимы. Те же «Новые люди» потеряли на выборах региональных парламентов более 70 процентов кандидатов в этом году, потому что они просто не смогли зарегистрироваться.

Добавлю, что у нас впервые с 2003 года в парламенте будут представлены партии, которые правее, чем партия власти. Под термином «правые» я подразумеваю демократическое значение.

— В рыночно-либеральном смысле?

— Да, как это принято называть в цивилизованных странах.

«Что касается Партии Роста, то она провела в этом году лучшую кампанию по содержанию. Лидеры списка — Ирина Миронова, Елена Ульянова и Ксения Безуглова — стали, на мой взгляд, настоящим открытием кампании» Фото: © Евгений Одиноков, РИА «Новости»

«Размеры страны — это в своем роде подарок для власти, а для демократического развития — некоторое проклятие»

— По одному кандидату прошло от «Родины», «Гражданской платформы» и Партии Роста. Что можно о них сказать — зачем эти проекты вообще поддерживаются на плаву?

— С разными целями. «Гражданская платформа» — это скорее техническая партия, которая существует «про запас». Это наследница, ошметок партии Михаила Прохорова. «Родина» — это тоже некий резервуар для ультрарадикальных политиков. В некоторых регионах она имеет большое значение, как, например, в Тамбовской области. «Родина» играет роль региональной партии.

Малые партии могут в целом выживать в сложившейся системе, только если они востребованы в ряде субъектов как партии регионального уровня.

Что касается Партии Роста, то она провела в этом году лучшую кампанию по содержанию. Лидеры списка — Ирина Миронова, Елена Ульянова и Ксения Безуглова — стали, на мой взгляд, настоящим открытием кампании. Блестящие ролики, очень хорошие выступления на дебатах, прекрасная программа — за многие годы первая нормальная либеральная программа.

Но при этом, к большому сожалению, кампания Партии Роста не вышла за пределы интернета, в офлайн. Потому она оказалась ориентирована на некое электоральное гетто, а не на широкие слои. Во-вторых, партия очень поздно начала свою кампанию, ей не хватило размаха. Какой бы хорошей ни была кампания, если она продолжается немногим дольше месяца, этого мало. Потому всерьез на высокие результаты Партии Роста было трудно рассчитывать. Но хотя бы было за кого болеть во время этой гонки — с той точки зрения, что есть кто-то, кто выражает твои взгляды.

«Новые люди», чтобы пройти по спискам, провели почти годичную кампанию. Партия активно участвовала в региональных и местных выборах, размещала рекламу на всевозможных носителях, ее представители участвовали в политических ток-шоу. Также партия была активна в интернете и привлекала к своей кампании различных селебрити — таких как Ксения Собчак, Елена Летучая, Сергей Жигунов и так далее.

— В преддверии выборов многие аналитики отмечали низкие рейтинги «Единой России»…

— Они и были, и остались низкими. Результаты выборов не отражают общественные настроения, а входят с ними в диссонанс.

— Звучала версия, что власть постарается слишком сильно не завышать результаты для «Единой России», чтобы не спровоцировать взрыв возмущения со стороны населения.

— Как вы видим, их все равно завысили. Мы наблюдаем сейчас колоссальное завышение результатов для «Единой России» — наверное, самое большое за историю выборов. Если бы Навальный вернулся в Россию не в январе, а сейчас, а также еще не состоялось бы резкое ужесточение законодательства, теперь был бы протестный взрыв. Мы наблюдали бы бушующую страну.

— То есть те итоги, которые озвучил ЦИК, не коррелируют с реальными настроениями общества?

— Абсолютно. В политологии есть такой термин — «сфабрикованное большинство». Он уместен применительно к системе, в которой количество полученных мандатов не соответствует реальной общественной поддержке.

— Это справедливо только в отношении «Единой России» или аналогичным образом «тянули» еще какие-то партии — тех же «Новых людей», например?

— В такой системе есть только один бенефициар, поэтому все остальные партии получают меньше мандатов. И в нашей ситуации остальные партии, кроме ЕР, тоже получили бы больше в равных условиях.

— Хотелось бы обсудить явку. В этом году, по данным ЦИКа, она составила 51,68 процента, в 2016-м этот показатель был равен 47,88 процента.

— Это номинальный рост, в первую очередь за счет электронного голосования.

— В преддверии выборов многие говорили, что власть хочет «засушить» явку, чтобы, грубо говоря, на выборы шли преимущественно бюджетники. Вы согласны с этим? И что получилось в итоге — почему явка оказалась даже выше, чем пять лет назад?

— Так и было, власть старалась «засушить» явку. Дифференциация по явке такая же, как и в 2016 году, а изменения в первую очередь связаны с электронным голосованием. Явку «сушат» для того, чтобы в протестных регионах протестный избиратель на участки не ходил. Соответственно, доля административно голосующих избирателей в этой ситуации повышается. Когда вы сидите на диване, доля тех, кто пришел по приказу руководства, повышается.

— Возможен ли в теории в России аналогичный белорусскому сценарий, когда явка на выборах оказалась взрывной — все граждане пришли  голосовать?

— Нет, в России такой сценарий невозможен. Как невозможен и армянский, например. Когда вы оцениваете влияние шторма на корабль, то учитываете размеры корабля. Размер страны и количество избирателей в ней имеют значение. В России политическая трансформация проходит очень медленно, и даже, напротив, отмечается авторитаризация из-за ее колоссальных размеров. Это то, что делает электоральную смену власти чудовищно сложной историей. Потому что иметь действующую оппозицию в масштабах такой страны, где треть регионов — «электоральные султанаты», очень сложно. Размеры страны — это в своем роде подарок для власти, а для демократического развития — некоторое проклятие.

«Размеры страны — это в своем роде подарок для власти, а для демократического развития — некоторое проклятие» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Если у вас дом сгрызли черви, но он еще не рухнул, имейте в виду, что все это может произойти в любой момент»

— Возвращаясь к теме электронного голосования, которое вы упомянули. В Москве все оппозиционные кандидаты проиграли по одномандатным округам провластным именно из-за него…

— По одномандатным округам — да, так и произошло. При этом очень хорошо видно, что реальный разрыв между голосованием на участках и электронным был значим только для кандидатов «Умного голосования». По остальным мы большой разницы не видим. Но удивительным образом оказалось, что именно тем кандидатам, которых выбрало «Умное голосование», по электронному голосованию досталось намного меньше голосов, чем по итогам офлайн-голосования. Например, в тех округах, где кандидаты от «Яблока» не получили поддержку «Умного голосования», разница для них оказалась небольшой. А в тех двух округах, где кандидаты «Яблока» получили поддержку УГ, почему-то электронное голосование стало для них провальным.

— Есть версии, почему так произошло?

— Грубо говоря, это выглядит так, будто при подсчете у кандидатов «Умного голосования» просто отняли часть голосов и отдали кандидатам от власти.

— Не спровоцирует ли это рост протестных настроений в столице — стратегически важном в политическом плане регионе?

— Если у вас дом сгрызли черви, но он еще не рухнул, имейте в виду, что все это может произойти в любой момент — просто пока не подул ветер такой силы, чтобы он упал. Так что то, что случилось с выборами — это мина замедленного действия, это сыграет свою роль. Всему придет свое время.

Те люди, которые этим занимаются, — безответственные, их не волнует будущее. Им важно здесь и сейчас выдавать как можно больше. Но таким образом они создают колоссальные проблемы для будущего, создают очень опасные тренды.

И митинги 2011 года тоже случились не вдруг. Протестные настроения долго накапливались.

— Казалось бы, сиюминутное мышление скорее должно быть присуще элите в условиях ее частой сменяемости…

— Кто вам такое сказал? Сиюминутное мышление характерно в принципе для временщиков. Чиновник думает только о себе, его не волнует будущее страны. Ему важно, чтобы конкретно здесь и сейчас его не уволили, чтобы прошли «нужные» люди, чтобы ему дали премию за хорошие цифры.

— То есть то, о чем вы говорите, — это не стратегия, а тактика?

— Это история о том, что внутри самой системы нет силы и лиц, заинтересованных в ее стратегическом будущем. Эти люди работают сами на себя, за свои личные карьеры.

— Если вернуться к теме электронного голосования, то мог ли реализоваться следующий сценарий: поскольку оппозиция активно критиковала ДЭГ, ее сторонники его проигнорировали, в итоге оно аккумулировало всех провластных избирателей? По аналогии с тем, как в прошлом году получилось с почтовым голосованием в США, которое Трамп активно критиковал и которое в итоге сработало против него.

— Нет. И я уже объяснил почему: в таком случае у всех оппозиционных кандидатов была бы похожая картина по итогам — заметный перевес офлайн-голосов над итогами электронного голосования. Но почему-то перевес отмечается не у всех оппозиционных кандидатов, а только у тех, кого поддержало «Умное голосование».

— То есть получилось, что на практике «Умное голосование» стало скорее негативным фактором для оппозиционных кандидатов?

— Если власть была готова заниматься махинациями, то те кандидаты, которые шли вторыми, в любом случае оказались бы лишены победы.

«Москва — крупнейший регион, где сконцентрирован весь политический актив, здесь происходит гипертрофия внимания. Вне крупных городов внимание к «Умному голосованию» и его влияние ничтожны, его даже почти невозможно измерить» Фото: © Евгений Одиноков, РИА «Новости»

— При этом шумиха вокруг «Умного голосования» была большой, его всячески блокировали…

— Как мы видим, эффект от него оказался очень небольшим, только в Москве. По тем округам, где кандидаты «Умного голосования» победили, говорить о том, что они победили благодаря ему, было бы большим преувеличением, это не так. Москва — крупнейший регион, где сконцентрирован весь политический актив, здесь происходит гипертрофия внимания. Вне крупных городов внимание к «Умному голосованию» и его влияние ничтожны, его даже почти невозможно измерить. Я говорю о ситуациях, когда его кандидаты заняли третье, четвертое место или даже ниже. То есть если и был вклад «Умного голосования», то насколько же низкие результаты получили бы эти кандидаты без него? И как они тогда вообще стали кандидатами «Умного голосования»? Здесь ничего не стыкуется. И даже в случаях, когда кандидаты «Умного голосования» победили, — а кто сказал, что это произошло благодаря ему? Если мы посмотрим на округа за пределами Москвы, то увидим, что там реализовались свои, совершенно обоснованные сценарии.

— Интересно, как бы ситуация развивалась, если бы власти не блокировали ресурсы «Умного голосования»?

— Власть сделала ему рекламу такими действиями. На самом деле сторонники Навального — а именно они в первую очередь обращают внимание на «Умное голосование» — это все-таки не самая широкая прослойка населения. Например, на выборах в Мосгордуму в 2019 году явка была очень низкой — всего 21 процент. И на фоне такой явки доля участников «Умного голосования», действительно, оказалась очень высокой. Но с ростом явки их доля в общем объеме электората снижается. И вряд ли стоит ориентироваться на количество скачиваний приложения, потому что совершенно не обязательно, что его скачивают только сторонники «Умного голосования» и Навального.

Мне в этом контексте сразу вспоминаются президентские выборы 2018 года, когда кто-то всерьез анализировал перспективы Ксении Собчак исходя из числа ее подписчиков в «Инстаграме». Здесь нет никакой логической связи — известность совершенно не обязательно должна конвертироваться в голоса.

— Идея консолидированного протестного голосования придумана не Навальным…

— Она придумана жизнью. И в России, и в других странах не раз происходило, когда общество выбирало самого сильного оппонента властям и голосовало за него. Например, когда в 2018 году выбрали в Хабаровском крае Фургала или Коновалова в Хакасии — никакого «Умного голосования» не было. Оно появилось позже, сайт «Умного голосования» создан в ноябре 2018 года.

— Можно ли отнести к таким случаям и голосование за Павла Грудинина в 2018 году, когда он собрал на президентских выборах много голосов?

— Давайте не валить все в одну кучу, Грудинин не победил. А мы говорим все же о победителях.

— Многие оппозиционные кандидаты критиковали инициативу Навального. Почему они сами не организовали какой-то координационный штаб?

— В России вообще нет традиции формирования коалиций. Может, потом она появится, но пока нет. И общество тоже не готово такие структуры поддерживать.

— Но в теории такая структура могла бы помочь оппозиции?

— Когда-нибудь, в какой-то другой жизни — может быть.

— Во время выборов тема так называемых фейков не сходила с экранов федеральных каналов. Часто проговаривалось, что сообщения о нарушениях на выборах — это некая дезинформация.

— Представители избирательных комиссий говорят об этом, сколько я себя помню. На протяжении последних лет 15 данная тема звучит всегда во время выборов. Принцип тут такой: «А вы попробуйте докажите», — если нижестоящая комиссия заявляет, что никакого нарушения не выявлено.

В этот раз тоже все было как обычно. Я только обратил внимание, что в последние несколько лет власть сама пытается для дискредитации независимых наблюдателей придумывать фейки, записывать какие-то постановочные ролики. И такие попытки дискредитации носят довольно агрессивный характер. Раньше такой агрессии в контрпропаганде против независимых наблюдателей все же не было.

При этом случаев, когда независимые наблюдатели действительно заявляли о каких-то нарушениях, которые оказались бы фейками, не было.

— Как бы вы оценили динамику прозрачности выборов на протяжении последних лет?

— Резко негативно. Например, очень сильно ухудшилась даже работа самого сайта ЦИКа. В прошлом году на сайте появилась «капча» — даже для того, чтобы просто узнать фамилии кандидатов. Раньше, например, вы могли получить списки кандидатов в сводном виде, в файле Word, где указывались не только ФИО, но и места работы и тому подобное. Сейчас стало нормой предоставление только ФИО и года рождения. Делается все, чтобы информации о кандидатах было как можно меньше, а добывать ее становилось все сложнее. Это только один пример, а в целом ухудшилась ситуация и видеонаблюдением на участках, и многое другое.

«Медийный шум на какой-то период привлек людей, но, когда они стали смотреть, кто такой этот Прилепин, он оказался слишком токсичным персонажем. У него чересчур экстремальные взгляды для обывателя» Фото: «БИЗНЕС Online»

«История про зависимость партий — это история про страх. Но вовсе не история о том, что они часть власти»

— Давайте пройдемся по тем партиям, которые прошли в Думу. Например, «Справедливая Россия» перед выборами претерпела большую трансформацию, в нее вошла партия Захара Прилепина.

— Да, СР объединилась с двумя партиями ультрапатриотической ориентации. Но, как мы видим, эффект от этого оказался минимальным. В прошлом году СР балансировала на уровне прохождения, в итоге она все-таки прошла, но без блеска. По спискам у «Справедливой России» в 2016 году было 16 мест, сейчас 19 — разница крайне незначительная.

— То есть фигура Захара Прилепина ничего в этом плане не прибавила?

— Медийный шум на какой-то период привлек людей, но, когда они стали смотреть, кто такой этот Прилепин, он оказался слишком токсичным персонажем. У него чересчур экстремальные взгляды для обывателя. Люди не любят экстремалов, крайности. Потому что история про Донбасс и поддержку каких-то военных действий — это для обывателя такие вещи, от которых лучше держаться подальше.

— И не помог даже общественный консенсус Русской весны?

— Никакой массовой поддержки Русской весны среди избирателей никогда не было.

— Давайте теперь поговорим о партии «Новые люди». Говорят, что это якобы проект Кремля, реализуемый братьями Ковальчуками. Как вы думаете, похожи такие разговоры на правду?

— Про Ковальчуков понятия не имею, никаких Ковальчуков в списке партии не было. Лидер списка — Алексей Нечаев, владелец компании Faberlic, а также бывший мэр Якутска Сардана Авксеньтьева.

Партия прошла по спискам в первую очередь за счет массовой медийной кампании, которую они вели с размахом. Плюс партия опиралась на реальный общественный запрос на обновление политической системы. Люди устали от одних и тех же игроков, одних и тех же партий, довольно многие люди хотят голосовать за здоровую либеральную оппозицию. Ту, которая выдвигает такие идеи, как защита собственности, честный суд, нормальные налоги и так далее.

Кроме того, «Новые люди» стали пятыми и по количеству кандидатов, выдвинутых в региональные парламенты. Готовность участвовать в региональных и местных выборах тоже очень важный индикатор, потому что у нас почти половина партий, которые вели кампанию, не были представлены в регионах. Да и кампанию не вели нигде, кроме интернета.

— То есть это прозрачная история о том, как бизнесмен…

— Это история о том, что если вы хотите добиваться успеха, то, во-первых, должны работать в регионах, а не только в Москве и не только в интернете, но и в жизни. И вам нужно максимально активно участвовать в региональных выборах. Каждый кандидат, который выдвигается на тех или иных выборах, — это целая цепочка людей, которые с ним связаны.

— Если Захар Прилепин ничего не прибавил «Справедливой России», то какую роль для «Новых людей» сыграла Сардана Авксеньтьева?

— На мой взгляд, существенную. Потому что она была самым ярким кандидатом в списке «Новых людей». Из выступлений Алексея Нечаева даже ярких цитат нельзя выбрать, настолько они обтекаемые и неконкретные.

— А зачем Нечаеву понадобилась большая политика, на ваш взгляд?

— Я уверен в одном — у него есть амбиции.

— Просто многие партии не могут получить даже регистрацию минюста, а тут такой успех…

— Кто-нибудь разве спорил с тем, что партия зарегистрирована с санкции власти? Это понятно, но нельзя ставить знак равенства между получением такой санкции и полным отсутствием субъектности. Это не одно и то же, хотя у нас масса людей не понимает полутонов, делит мир на черное и белое — либо оппозиция, которая кричит «долой», либо отдел президентской администрации. Но это неправда, между двумя этими крайностями есть огромное количество оттенков. Конечно, партия «Новые люди» создана с соизволения власти, это очевидно. Однако бессмысленно считать, что у них нет своей воли и амбиций.

— «Яблоко» тоже позиционирует себя как либеральную партию, но оно совсем сдало позиции. Почему?

— Это история про партию сектантского типа, которая давным-давно не хочет ничего добиваться и очень удобна власти, будучи политически импотентной. Именно по этой причине она до сих пор жива и занимает свое место — потому что она очень удобна.

«Возрождение «Яблока» возможно, но при реальном перезапуске, а не фиктивном. Когда там не будет никакого Явлинского, когда появятся самостоятельные, независимые лидеры, а не марионетки» Фото: «БИЗНЕС Online»

— В преддверии выборов Insider опубликовал расследование о покупке Явлинским особняка на Рублевке за 55 миллионов.

— Я не буду комментировать такие расследования.

— Есть ли у «Яблока» шансы на возрождение?

— Возрождение «Яблока» возможно, но при реальном перезапуске, а не фиктивном. Когда там не будет никакого Явлинского, когда появятся самостоятельные, независимые лидеры, а не марионетки.

— Шансов на это немного?

— Шансы всегда есть — в теории.

— КПРФ на протяжении многих лет тоже производила впечатление достаточно системной, спокойной партии…

— У нас все партии зависят от власти, все. Но зависимость и тождество — это не одно и то же. Если у вас собака сидит на цепи и в наморднике, это не значит, что если вы уберете цепь и намордник, то эта собака будет вести себя точно так же. И если кто-то вас боится, это не значит, что, когда он перестанет вас бояться, он не изменит поведение. История про зависимость партий — это история про страх. Но вовсе не история о том, что они часть власти.

КПРФ — единственная партия в стране, которая с политологической точки зрения может считаться нормальной. С развитой сетью, с наличием какой-то внутренней демократии, пусть и не совершенной. Потому что все остальные партии, по сути, вождистские.

— Складывается впечатление, что на протяжении последнего года ее довольно серьезно атаковали в СМИ.

— Так и есть, ее атаковали, потому что это единственная нормальная партия и главный претендент на протестные голоса. Поскольку люди стратегически обычно голосуют за самую сильную альтернативу.

Посмотрите даже на состав новой фракции КПРФ, насколько он обновился — скажем, если вы сегодня в регионе имеете амбиции, хотите участвовать в политике и ищете партию, от которой пойти, то, скорее всего, вы пойдете от КПРФ.

— При этом руководство КПРФ явно старалось смягчить ситуацию, прибегало к весьма примирительной риторике — почему?

— У них нет другого выбора, перед руководством КПРФ стояла задача уменьшить административные издержки для партии. Поэтому руководство выступает как прокладка между гораздо более оппозиционным низовым и средним составом партии и властью. У каждого своя роль и функция.

— Коммунисты анонсировали митинги за пересмотр итогов голосования, митинги им не согласовали. Как вы думаете, способна ли КПРФ аккумулировать сейчас серьезную протестную активность?

— Думаю, что сейчас нет массовой готовности к участию. С одной стороны, люди устали и находятся в депрессии, а с другой — сильно запуганы. Особенно страх увеличится после жестких акций, предпринятых летом властями против сторонников Навального.

— Если недовольство станет расти, но не найдет никакой «канализации», то к чему это может в итоге привести?

— Любой негативный тренд действует, только когда есть сочетание нескольких негативных трендов в другой сфере. У системы всегда есть запас прочности. Но если в какой-то точке совпадет сразу несколько негативных факторов, то эффект может оказаться катастрофичным. Однако этого может и не произойти.