«Мы, асфальтные люди, давно растеряли энергию»: в парке имени Горького устроят «Дуболго Пичай»

Сойжин Жамбалова: «Благодаря нашей артистке, которая обучается сейчас в консерватории, Софии Озджан, и ее преподавательнице Лилии Сарваровой мы разучили народные песни. Это здорово помогает в работе над спектаклем» Фото: minkultrb.ru

«Получился спектакль о связи человека и природы, космоса, земли»

— Сойжин, у вас уже был успешный опыт работы в Казани, спектакль «Сказки Хикмета» в Татарском ТЮЗе им. Кариева обласкан критиками и фестивалями. А нынешнее приглашение наверняка связано с тем, что экс-директор Кариевского театра Гузель Сагитова стала заместителем главы исполкома столицы РТ. Расскажите о проекте «О чем поют деревья».

— Да, проект организован мэрией Казани. Это будет спектакль под открытым небом. 2021-й в Татарстане был объявлен Годом родных языков. Мне предложили поучаствовать в проекте, который связан со сказками народов Поволжья: марийцами, мордвой, удмуртами и чувашами. Мне очень понравилась эта идея. Я сама работаю в национальном театре и давно интересуюсь сказками, легендами, обрядами, ритуалами. Собственно, уже несколько моих работ было связано именно с этой темой.

Второй интересный момент в проекте — пространство. Это театр под открытым небом, уличный театр. Спектакль состоится на поле в парке имени Горького. Так что, по сути, само пространство диктует нам направление и тональность.

— Так и о чем же будут «петь деревья»?

— Мы много работали с материалом, читали сказки, легенды, изучали языческие обряды, фольклор, слушали народные песни. Выбрали четыре сказки от каждого из перечисленных народов, песни и несколько обрядов. Думаю, у нас получился спектакль о связи человека и природы, космоса, земли. Изначально перед нами ставилась задача делать не концертное представление под открытым небом, а именно полноценный драматический спектакль по сказкам, песням, легендам. Но в итоге получилось обширное театральное исследование. Пытаемся переосмыслить эти истории, культурное наследство народов с точки зрения театра.

— Для участия в проекте вы запустили актерский кастинг. Каковы его результаты?

— Да, у нас не было определенной труппы, поэтому мы искали артистов именно таким образом. В результате отобрали 15 человек из разных городов и театров. Есть несколько студентов из ГИТИСа, которые приехали специально из Москвы. Преимущественно это, конечно, молодые ребята. Также со мной приехала моя творческая команда из Москвы: хореограф Мария Сиукаева и художник Ольга Богатищева.

— В видеозаявке вы просили прислать отрывок из любой сказки народов Поволжья. Почему это было важно на стадии отбора?

— Большая сложность нашего кастинга состояла в том, что у меня не имелось возможности отбирать актеров в несколько этапов. Не было шанса услышать, увидеть их вживую. У меня существовала единственная возможность знакомства с ними по видео. Важно было увидеть актера, услышать, как он читает, проанализировать то, как он выстраивает мысль. Конечно, по видео очень сложно до конца понять что-либо про артиста, его талант, профессионализм, музыкальность и прочее. Среди ребят, кстати, не только драматические актеры, но есть и студенты, и выпускники Казанской консерватории. Благодаря нашей артистке, которая обучается сейчас в консерватории, Софии Озджан, и ее преподавательнице Лилии Сарваровой мы разучили народные песни. Это здорово помогает в работе над спектаклем.

Спектакль «Сказки Хикмета» в Татарском ТЮЗе им. Кариева Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Науруз»

«То, что работает в театре, перестает работать, когда ты оголен улицей»

— А что за сказки легли в основу спектакля и объединены ли они какой-то общей тематикой?

— Мы взяли четыре сказки: удмуртскую «Белая береза», чувашскую «Юман-батыр», мордовскую «Дуболго Пичай» и марийскую «Волшебный меч». В этом как раз таки и заключается глобальная и основная сложность — как объединить все истории. Конечно, помогает придуманное нами пространство. У нас будет длинная зеркальная река, разделяющая поле поперек на две части. А по обе стороны от нее — четыре зеркальных дома, символизирующих четыре народа, их быт.

Сами истории объединяет еще и фантазия на тему обрядов жителей. Мы попробовали переосмыслить их ритуалы, тексты, песни и выявили общую мысль. Все народы объединяет прочная связь с землей и природой. Нам показалась очень важным то, что именно природа рождает человека. Мы, асфальтные люди, давно растеряли эту энергию. А сейчас, в ходе репетиций, снова буквально возвращаемся к забытому ощущению единения. Для нас это новый и увлекательный опыт.

— Уличный театр, которым вы, по сути, занялись, имеет свои недостатки, например эфемерность. Что будет с проектом после нескольких премьерных дней?

— Это отличный вопрос, потому что мы сами не знаем, чем все закончится и что с нами будет после выпуска. Для меня это первый опыт уличного формата. Мне и боязно, и интересно одновременно. Более того, почти для всей команды такой опыт в новинку. На протяжении процесса мы все время спотыкаемся о разные сложности, связанные именно с пространством, и пытаемся их преодолеть. Конечно, формат уличного театра предполагает широкие художественные мазки. Это все же театр представления. Одно дело — театральная коробка, и совсем другое — улица. Отсюда возникает немало технических сложностей со звуком, светом, оборудованием, да и способом взаимодействия со зрителем. Поэтому буквально каждый день мы делаем для себя профессиональные открытия, учимся, удивляемся.

— А что именно стало для вас самым сложным в жанре уличного театра?

— В рамках большого пространства невозможно выстроить какую-то камерность, интимность, которую предполагает театральная коробка. Мы априори этого лишаемся, как только выходим на поле. Соответственно, значительно меняется способ существования артиста. Ему требуется время, чтобы понять, как жить в новых условиях. И нам, как постановочной группе, оно тоже необходимо, чтобы найти верные приемы. Собственно, одна из первых сложностей была в этом. То, что работает в театре, перестает работать, когда ты оголен улицей. А второй не менее важный момент — техническая часть. Нужно все организовать так, чтобы зрители нас и видели, и слышали.

— Нельзя еще исключать дождь, сильный ветер. Тут что угодно может вклиниться.

— Вот и получается — мы и природа. В этом тоже есть определенный смысл.

«Национальный театр — это театр энергий»

— Вы уже упоминали ребят из ГИТИСа, который сами оканчивали. Почему после столичного вуза вернулись в Бурятию заниматься национальным театром?

— Мне очень важно было вернуться на родину. Безусловно, большинство студентов, обучающихся в Москве, не собираются никуда возвращаться. И, когда ты учишься в ГИТИСе, кажется, что вся театральная движуха сосредоточена именно в столице. Но, когда я окончила институт, в нашем театре в Бурятии началась новая жизнь, и мне было очень интересно, что там станет происходить. Не хотелось находиться далеко от этих процессов. И театр, к счастью, дал мне возможность быть в профессии, стать частью нового, настоящего буквально с первых дней возвращения на родину.

— Как жить национальному театру в современном театральном пространстве?

— Если честно, я сама часто задаю себе этот вопрос и пока прихожу к выводу, что не знаю ответов. Просто интуитивно варюсь в данном процессе, ищу точки опоры конкретно для себя. Быть в контексте современного театра, не только российского, но и мирового, — это умение находить правильный театральный язык для конкретного культурного пространства.

Национальный театр — это, безусловно, театр энергий. Скажем, русский театр может быть исключительно вербальным. Там главное — слово. Из него возникают смыслы. А у нас все базируется на энергии. Национальный театр может быть абсолютно невербальным, и зритель все прекрасно поймет.

— Значит ли это, что у него свое обособленное будущее или возможен синтез с современными веяниями?

— Мне кажется, национальный театр может все. Но нам довольно сложно найти правильный материал. Не любая пьеса из мировой и русской драматургии могла бы идти на сцене тоже же бурятского театра.

— То есть чеховских «Трех сестер» там сложно представить?

— Не хочется быть категоричной в этом вопросе и заранее говорить, что мы не сможем сыграть Чехова. Театр пробует брать разный материал, искать новые формы. Важно, что национальная подоплека диктует свои правила игры. И она может что-то не принять, отторгнуть тот или иной материал. Поэтому мы всегда будто ходим по своеобразному канату и не знаем, сорвемся ли с него в следующий раз.

— А какие тематические запросы у бурятского зрителя?

— Разные. Я абсолютно понимаю тех, кто любит ходить на национальные мелодрамы, комедии. Словом, туда, где можно отдохнуть и особо не думать. Но наш театр ведет активную деятельность по развитию и просвещению. И мы работаем над тем, чтобы у каждого спектакля был свой зритель. Безусловно, не всегда удается, но мы все осознаем и находимся в процессе работы над этим.

«Бурятские артисты энергетически очень сильные. Пожалуй, я не встречала еще ни одну труппу с такой личностной, национальной, актерской энергетикой. Мне кажется, это самая главная черта» Фото: © Александр Поляков, РИА «Новости»

«Национальный герой не станет себя мучить гамлетовским «быть или не быть»

— Иногда кажется, что зрители гораздо охотнее воспринимают истории про нечто общее, национальное, объединяющее. Если проблема — то на весь народ, если счастье — тоже. Такое ощущение, что личная история уходит на второй план.

— У всех нас, я имею в виду всех людей, на самом деле очень много похожего. Вот мы сейчас занимаемся сказками народов Поволжья и убеждаемся в этом. Мировоззрение, культурный контекст носят одни и те же черты. В работе, например, мы шли от частного к общему, но по ходу постановки уже сами перестали выделять — где марийское, где мордовское, где удмуртское и так далее. Я же, как человек, принадлежащий бурятской культуре, соединяю это со своим мировоззрением и тоже нахожу связь.

В самом начале знакомства с национальной культурой оказывается, что ее всегда сопровождает эпическое начало. Оно заложено в сказках, обрядах, в самих людях. Наверное, поэтому в них так мало личного и так много глобального. Как мы знаем, эпический герой рождается, уже зная, что идет на смерть. Так и национальный герой не станет себя мучить гамлетовским «быть или не быть».

— Поработав с разными актерами, театрами, труппами, можете выделить качество, которое отличает именно бурятских артистов от других национальных коллективов?

— Бурятские артисты энергетически очень сильные. Пожалуй, я не встречала еще ни одну труппу с такой личностной, национальной, актерской энергетикой. Мне кажется, это самая главная черта.

— Однажды в интервью вы упомянули про феномен «закрытого азиатского темперамента». Что это такое в контексте искусства?

— Это невозможность открытой актерской эмоции. Сила азиатского темперамента в том, что артист может не издавать ни одного звука, не плакать, не смеяться, но переживать что-то глубокое так, что зритель безошибочно считывает эти вибрации. Чем больше эмоция, тем сильнее он внешне закрывается. И это производит куда более мощное воздействие, чем открытый крик, рыдание или стон. Есть такое ощущение, что азиатские артисты считают слабостью показывать, проявлять открыто свои эмоции. Но, мне кажется, именно из-за этого возникает ощущение силы.

— И вам самой гораздо больше нравится работать с энергиями, нежели со словами?

— Да, это так. Хотя я все-таки считаю себя эмоциональным человеком, но при этом осознаю, что понятие «закрытого темперамента» имеет отношение и ко мне.