Альберт Нурминский: «Я стараюсь придерживаться тех же вещей, что и в детстве. Но это касается глобальных вещей» Альберт Нурминский: «Я стараюсь придерживаться тех же вещей, что и в детстве. Но это касается глобальных вещей» Фото: Сергей Елагин

«У нас постоянно были какие-то стычки с пацанами в поселке»

— Альберт, ты ведь родился в поселке Норма Балтасинского района Татарстана. Расскажи об этом времени — учеба, улицы, детство.

— Да, я родился в Норме. По-татарски это будет Нурма. Отсюда и мой псевдоним — Нурминский. Там я провел все детство, а после 11-го класса поехал в Казань, в большой город. Кстати, расстояние от Нурмы до Казани — 105 километров. Поэтому в моем творчестве частенько встречается это число. Но это я забегаю вперед. После 11 классов я поступил в Казанский автотранспортный техникум. Проучился там три года. Но после первого дня забрали в армию.

— К этому мы еще вернемся. Расскажи пока про жизнь «на районе». Уверена, она дала тебе не только псевдоним.

— Да, конечно. Сейчас это даже и селом не считается. Скорее поселок городского типа, где все друг друга знают. Там, конечно, много чего было. Мы с пацанами и дрались, и убегали от полиции, и хулиганили, и влюблялись, и катались на скутерах, машинах. Все мое беззаботное детство прошло там. Это сейчас есть телефоны, компьютеры, интернет. Раньше ничего такого не было, поэтому мы все время проводили на улице. Иногда встречались с хорошими парнями, иногда — с плохими. Дружили, ругались. У нас постоянно были какие-то стычки с пацанами на районе: то интересы свои отстаивали, то за девушек бились. Главное — нельзя было давать себя в обиду.

 — Те принципы, которые ты воспитал в себе за это время, и сейчас для тебя рабочие?

— Конечно! Они, так сказать, впитаны с молоком матери. Я стараюсь придерживаться тех же вещей, что и в детстве. Но это касается глобальных вещей. Конечно, я уже не бегаю по улицам, не дерусь. Продолжаю общаться с ребятами, которые остались в селе. К родителям приезжаю. И в эти моменты мы обсуждаем каких-то общих знакомых, какие сейчас движухи там. Ребята рассказывают, с кем «воткнулись».


— Воткнулись?

— Ну да, сцепились с кем-то.

— А родители остались в Нурме?

— Да. Правда, у меня осталась только мама. Я к ней стараюсь приезжать в конце каждой недели. Там у меня еще братья, родственники, племянники, сестренки. Сам давно уже живу в Казани. Думаю над тем, чтобы перебраться в Москву совсем. Поэтому получается, что постоянного места жительства сейчас нет. Все время в разъездах. Особенно во время тура. Прошлый мы как раз начинали с Казани, а в этот раз стартуем с Москвы. У меня поменялись организаторы, поэтому все будет немного иначе. Да и вообще, пора уже двигаться. В столице много разных проектов, предложений, движух разных. Даже с интервью частенько бывают случаи, когда звонят и предлагают записать лично. А я в этот момент в Казани. Вот даже с тобой у нас так вышло, и пришлось по телефону. Или зовут на какой-то концерт, презентацию чего-то. Я тоже загораюсь, а в конце: «Ты же в Москве?» А я все еще в Казани. Получается ерунда какая-то.

— Возвращаясь еще ненадолго к биографии, скажи, твое поступление в автотранспортный техникум связано с тем, что у отца был автосервис?

— Нет, на самом деле история была в другом. Мы оканчивали 11-й класс, и друг у меня спросил, куда я планирую потом. А я был таким немного безразличным человеком по жизни. Туда? Ну окей. А, в другое место? Ну ладно, пошли туда. В то время я очень легко ко всему относился. Он мне рассказал про тот техникум. Мы же были районными пацанами. То есть никакими не отличниками. Скорее хулиганы-троечники. В те годы я не очень-то рассчитывал даже на высшее образование. Может, совсем в глубине души. Поэтому, когда друг мне предложил пойти с ним в тот техникум, я спокойно сказал: «Погнали». И на такой волне мы поступили.

«Сейчас в армии интереснее. Вооружённые силы России стали более технологичными. Это чувствуется и по оснащению воинских  частей» «Сейчас в армии интереснее. Вооруженные силы России стали более технологичными. Это чувствуется и по оснащению воинских  частей» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Если до армии я был таким пацаном, который думал, что знает жизнь, то в армии стал мужиком, который потерял отца и как-то заматерел, что ли»

— А как оказался в армии?

— Моя мама работает врачом в местной городской больнице. И вот мне исполняется 18 лет. Мама говорит, что скоро начинается весенний призыв и домой придет повестка. Но меня это вообще не волновало. Я никогда не косил от армии. В один день просто пошел гулять, и 7 июня мне сказали, что набирают новобранцев. Я сначала не поверил, что этот день настал. До меня дошло, только когда сидел в поезде. Так я год отслужил в Архангельской области. Через год вернулся. Красавчик, че (смеется).

— Вообще не было мыслей косить от армии? Потерянный год, без друзей.

— Вообще. Ни малейших сомнений. Надо, значит, надо. С меня не убудет.

— Сейчас много говорят про то, что армия ничего не дает. Особенно в сравнении с советскими временами. А как было на твоем примере?

— Думаю, раньше все было сложнее. Техника старая, условия жестче, дедовщина та же. Старые тренажерные залы. А сейчас в армии интереснее. Вооруженные силы России стали более технологичными. Это чувствуется и по оснащению воинских частей. Лично мне армия дала много уроков. Вроде я был уже пацаном, который мог за себя постоять. Но там я попал в слаженную систему, к которой пришлось приспосабливаться. Встаешь в 6 утра, ешь, что положат, следуешь уставу. Это в корне переворачивает твое представление о мире. Если до армии я был таким пацаном, который думал, что знает жизнь, то в армии стал мужиком, который потерял отца и как-то заматерел, что ли.

Первое время было сложно привыкнуть — вдали от всех, нет дома, друзей. Но только в таких лишениях закаляется дух и характер. Ты реально иначе смотришь на вещи. Начинаешь ценить то, что раньше тебе казалось само собой разумеющимся. Была у тебя свобода. И ты думал, что она навсегда. А тут сажают в рамки, заставляют жить по уставу, и ты понимаешь цену этой гражданской свободы. Вообще, за армейский год многое начинаешь ценить. Например, настоящих друзей, родителей. Да и время вообще. Мне кажется, это очень важные вещи для пацана.

Если на свободе я был таким окрыленным, мне было все дозволено, то в армии тебя быстро опускают на землю. Ты понимаешь, что за каждое действие будут последствия. За что-то может влететь, будут проблемы. Надо быть более гибким, не ругаться со всеми подряд, думать, дружить. Армия учит ответственности.

— А дедовщина была?

— В мою службу как таковой не было. Пытались в начале старослужащие как-то докопаться до новеньких, но мы не привыкли себя давать в обиду. Я же пришел с улиц, поэтому меня все это не пугало. До армии я много дрался и получал по роже. Так что старослужащим не удалось нас прессануть. Да и когда я уже был таким, то относился к новобранцам нормально. Просто объяснял на берегу, что вот мы только познакомились и ему еще тут быть год. Так что делай сразу все нормально, не зазнавайся, не пререкайся, и все будет хорошо. Я не любил и не люблю никого унижать. Раз положено — надо сделать.


«У меня даже есть официальная зарплата 13 тысяч рублей»

— В 2005-м ты потерял отца и, получается, унаследовал его автосервис. Тебе было всего 11 лет на тот момент. Как пацану, который, по сути, не знает жизни, справиться с бизнесом?

— У меня есть старший брат. И, по сути, сервисом занимается он. Хотя я там официально числюсь на работе. Фактически я в конце недели только заезжаю туда, смотрю, как идут дела, даю задания, чтобы не расслаблялись, проверяю, все ли хорошо. Или если чего-то не хватает, то могу съездить в город за деталями. Привезти туда. Короче, слежу за контролем и качеством.

Думаю, когда все случилось, мы не сразу поняли, что на нас свалилось. А сейчас я думаю, был готов, что на нас ляжет отцовский бизнес. Мне кажется, из всей семьи только мне был интересен автосервис. Имею в виду, его развитие именно как дела. У меня было два старших брата. Изначально нас трое было. Но один брат у меня тоже погиб… Когда не стало отца в 2005-м, то дело перешло к старшему. Потом погиб старший брат, и сервис перешел к среднему. Но все это время они относились к этому более халатно. А я не пью, не курю, у меня нет вредных привычек. Поэтому даже сейчас продолжаю следить за бизнесом. Конечно, по сравнению с теми временами многое изменилось. Дела пошли в гору, да и брат стал относиться к этому более серьезно.

— Это приносит реальную выручку или такое дело чести — продолжать бизнес отца?

— Ну как. Сейчас, конечно, что-то приносит. У меня даже есть официальная зарплата 13 тысяч рублей. Моя семья живет на деньги от сервиса. Я, конечно, и от себя помогаю. Но и бизнес работает автономно. Бывает, мне звонит бухгалтер: «Альберт, заберите уже свою зарплату». А я реально забываю. Забираю потом и отдаю маме. 

— Твой дебютный альбом называется «Пацаны с улиц выбиваются в люди». Это, по сути, правдивая история, получается?

— Да, абсолютно. Я еще на руке сделал себе такую татуировку, потому что эта фраза меня очень мотивирует. Пацан выбился из поселка и чего-то достиг в этой жизни. Я вообще заряжаюсь от таких историй — чувак выбирается из днища в люди. Причем я не считаю, что мой путь на этом закончен. Да, у меня были суровые условия, через которые я уже прошел, но точно много еще впереди. Я продолжаю путь.

— А ты чувствуешь, что в Казани, в Татарстане вообще уже виднеется потолок твоего музыкального развития?

— Изначально я начинал свое творчество именно с родного татарского языка. И у меня вроде это неплохо получалось, если судить по реакции народа. Тогда я выступал с сольными концертами на татарском и думал уже записать что-то на русском. Но дело в том, что сам я вообще не слушаю русский рэп. Вообще. Я вырос на западной музыке.

— Ни «Касту», ни Басту, ни «Каспийский груз»?

— Никого. Причем это не принципиальная позиция. Просто меня вдохновляли другие — Eminem, 50 Cent. И до сегодняшнего дня я никого из русских исполнителей не знал, хотя сам читаю рэп. Мама у меня русская, поэтому с ней я всегда на русском говорил. А в поселке уже на татарском. Но, несмотря на все это, мне очень хотелось написать на русском. Там получился трек «Мент на меня газует», бюджет которого 500 рублей. И он так сильно выстрелил! Я вообще не ожидал. Мне кажется, до сих пор именно эта песня ассоциируется у людей с Нурминским.

Я записал ее в 2017-м, а в 2018 году она выстрелила. Ну и, собственно, я понял, что приблизился к своему потолку развития тут. Если брать в расчет всю Россию, то татарского народа в ней не так много. Можно, конечно, ездить по городам и селам. И за это время я уже побывал во многих. А дальше что? Ну в Башкортостане могу выступать. После «Мента» я записал еще пару песен, стал попадать в чарты. Можно сказать, что я увидел, куда надо стремиться. Но и это не потолок. Я очень хочу записать песенку на английском языке. Специально для этого занимаюсь английским, учу язык. Я даже недавно летал в Штаты, в Лос-Анджелес. Это же моя мечта. У меня есть небольшой опыт в таких перескакиваниях — я с татарского рэпа перешел на русский и поднялся там. Исходя из этой логики, у меня есть шанс.

«Мне кажется, эта культура привлекает людей. Даже судя по уличным разговорам, я вижу, что пацанская сила потихоньку угасает» «Мне кажется, эта культура привлекает людей. Даже судя по уличным разговорам, я вижу, что пацанская сила потихоньку угасает» Фото: © Europa Press/Keystone Press Agency/globallookpress.com

«Прекрасно понимаю, что однажды у меня будут дети. И я точно буду против, чтобы они брали примеры с тиктокеров»

— Ты же хорошо говоришь на татарском. Чувствуешь проблему языка в республике?

— Да, здесь это очень чувствуется. Люди болезненно реагируют. Если ты что-то скажешь против татарского языка, все — ты не свой. Чужак. Отчасти поэтому я продолжаю писать на татарском языке. У меня ребята спрашивают: «Альберт, а когда ты еще какой-нибудь трек запишешь? Так классно было. Нам понравилось». Я понимаю, что мне нельзя терять эту аудиторию.

— Пацанский рэп — это такая вечно популярная вещь или особенность нулевых: блатная романтика, атмосфера «Бригады» и так далее?

— Знаешь, мне хотелось бы, чтобы его популярность не заканчивалась. Но, глядя на современные тренды, я так уже не думаю.

— Что ты имеешь в виду?

— Да тот же TikTok. Крашеные, ряженые пацаны, которые непонятно во что одеты. Мне кажется, эта культура привлекает людей. Даже судя по уличным разговорам, я вижу, что вся эта пацанская сила потихоньку угасает. Просто раньше за некоторые вещи на улицах могли конкретно спросить. А сейчас все сходит с рук. Те же малолетки себе бьют татуировки, связанные с тюремной романтикой, воровскими понятиями, и вообще не понимают, что все это значит. И к ним уже нет вопросов. А раньше повезло бы, если бы целым ушел. Может, это только я так вижу. Но мне бы не хотелось, чтобы прежние нравы ослабевали.

Прекрасно понимаю, что однажды у меня будут дети. И я точно буду против, чтобы они брали примеры с тиктокеров. Крашеные волосы, непонятные прически, накрашенные ногти, странная одежда. Я хочу, чтобы у меня был порядочный пацан, который уважительно относится к своим родителям, будет помогать им в старости, не станет через слово вставлять матерные слова. Я не понимаю, когда малолетки говорят: «Да я твою маму…» Что это такое? Святые же вещи.

— Слушай, странно получается. Рэп же всегда ассоциируется с алкоголем, наркотиками, матом. А ты говоришь, что сам не куришь, не пьешь. Да и про понятия священные задвигаешь. Это твои изначально настройки или ты успел уже все попробовать?

— Началось с того, что я вообще не пил. Даже не начинал. Я не пою и не пишу песни про траву, потому что сам не употребляю. Как я могу говорить о том, чего сам не знаю? Поэтому, наоборот, призываю молодежь, чтобы они вели здоровый образ жизни.

— Чувствуешь ответственность за поколение, которое слушает твои треки, растет на них?

— Вот когда ты задаешь мне этот вопрос, тогда задумываюсь. А так я просто пишу треки, не думаю, как это повлияет. Скажем так, я не пишу песни специально под людей.

— Ты вообще чувствуешь себя русским или татарским рэпером?

— Если честно, то я не задумывался об этом. Раз пою на русском, то русский, наверное. Хотя в Татарстане меня называют тоже своим. Это приятно, конечно. Я побывал и на татарской эстраде, и на русской. Трудно так делить на самом деле. Да и надо ли? Недавно меня приглашали на татарские церемонии. А я спрашивал: «Разве это нормально? Я же не пою особо на татарском больше». И это состояние меня немного ломает. Живу на два города, пою на двух языках.

— Какие-то творческие связи с Казанью сохраняешь? Например, с независимым лейблом Yummy Music Ильяса Гафарова?

— В свое время мы общались. Точнее, я просто работал у него на студии. Мы заочно немного знакомы. Я со многими продолжаю общаться в Татарстане.

— И еще. Татарстан обычно считался местом, откуда выходят классические музыканты (оперные певцы и прочее), а рок и рэп — совсем редко. В отличие от соседнего Башкортостана, где есть и Шевчук, и Земфира, и Lumen. Но за последние годы появились ты, «Аигел». Как-то меняется Татарстан?

— Я не задумывался на этот счет. Республика в любом случае развивается. Больше подтягивают молодежь. Думаю, дальше будет больше.

— А вообще национальная культура оказала на тебя влияние?

— На меня точно нет. А вот Запад — другое дело. Мне не только нравится их музыка, но и вообще подход к творчеству, менталитет. Вот недавно умер американский рэпер DMX. И я наблюдал в соцсетях его похороны. На меня это произвело такое впечатление! Представляешь, пока шла процессия, люди танцевали, веселились. Гроб везли по улице, его сопровождали байкеры. У нас такое невозможно представить. Да, это ужасно грустно. Но своими танцами и криками люди выражали ему последнюю благодарность за его легендарные треки.

«Рэпер, артист, бизнесмен, боксер. Ты можешь стать кем угодно. Мог всю жизнь драться на улицах, а теперь дерешься за миллионы в UFC. И это тоже вдохновляет» «Рэпер, артист, бизнесмен, боксер. Ты можешь стать кем угодно. Мог всю жизнь драться на улицах, а теперь дерешься за миллионы в UFC. И это тоже вдохновляет» Фото: Сергей Елагин

«Америка — моя мечта. Это то, к чему я стремлюсь»

— Ты ездил в Америку как турист?

— Да, просто посмотреть. Это была моя мечта с детства. Я безумно хотел пройтись по той земле, где ходили мои кумиры. Я был на месте, где застрелили Тупака Шакура. В 1996 году это произошло, и спустя 25 лет я стою на этом самом месте. Невероятные ощущения! Ведь я до сих пор его слушаю. Это до мурашек пробирает. Мой кумир стоял именно на этом месте, ходил по этому казино, дышал этим воздухом! Они уже на шаг ближе ко мне. Это безумно вдохновляет.

— Все твои ожидания от Америки совпали с реальностью?

— Конечно! Я тогда сказал, что они даже переоправдали их. Это совершенно другой мир.

— Я правильно понимаю, что в идеале тебе хочется не просто записать трек на английском, но и поработать с западным лейблом?

— Абсолютно. Я даже не могу адекватно на это ответить, потому что Америка — моя мечта. Это то, к чему я стремлюсь.

— Давай тогда вернемся к земным делам. Ты работал с Black Star. Как это было?

— Да на самом деле я просто записался на одной из их студий. В свое время там записывался Тимати, Егор Крид. Но мы не работали вместе. Люди сами раздули, что я якобы тайный проект Black Star. Но это абсолютно не так. Никаких отношений у меня с ними нет.

— Ты в соло работаешь или под каким-то лейблом?

— Сам.

— Можешь представить, что тебя купит какой-то музыкальный гигант?

— Если он будет западным, то да. А из российских… не уверен. Мне это было бы интересно в плане продвижения. Тот же Gazgolder. Но это не то, о чем я мечтаю. Понимаю, что все должно происходить постепенно, шаг за шагом. Но российские лейблы не моя конечная цель.

— А что за коллаба с Fight Nights, проводящими соревнования по смешанным единоборствам?

— Все вышло случайно. Я познакомился с чуваками из Fight Nights. Они сказали, что занимаются организацией боев и слушают мои треки. Ну и предложили мне записать что-то в своем стиле.

— Бои же сейчас очень хайповая тема.

— Вот именно. Я так и прикинул. Тем более они предоставили мне площадку для выступления на своих турнирах. Для меня это тоже дополнительный рывок. Поэтому я сразу согласился, записал трек. Fight Nights сняли клип, все проспонсировали. Я должен был выступить с премьерой у них на турнире. Но его, к сожалению, отменили. Так что все еще впереди.

— А ты сам боями интересуешься? Может, занимаешься?

— Да не особо. Сейчас иногда хожу в зал, в тренажерку. Тренер немного натаскивает меня в плане бокса. Просто в детстве я мечтал об этом. А потом как-то времени не было заниматься.

— Бокс и смешанные единоборства просто тоже идеально вписываются в твою пацанскую канву.

— Да, я об этом и говорю. Моя песня «Пацаны с улиц выбиваются в люди» отчасти и про это. Рэпер, артист, бизнесмен, боксер. Ты можешь стать кем угодно. Мог всю жизнь драться на улицах, а теперь дерешься за миллионы в UFC. И это тоже вдохновляет. Порой сижу, просто слушаю, о чем говорят вокруг меня, и записываю за ними. Кто-то говорит мне: «Как ты можешь петь о понятиях? Ты же не сидел». Мне не надо сидеть в тюрьме, чтобы понимать элементарные вещи. Я не пишу о тюремной романтике. Я пишу про жизнь простых пацанов.