Евгений Муравьев: «Было непросто пять лет жить в съемной комнате, но потихоньку песни, которым я давал жизнь, стали помогать жить мне» Евгений Муравьев: «Было непросто пять лет жить в съемной комнате, но потихоньку песни, которым я давал жизнь, стали помогать жить мне» Фото предоставлено Евгением Муравьевым

«Я очень ему благодарен и всем, кого встретил потом на своем пути»

— Евгений, вы человек, о котором можно сказать: self-made man. Про таких людей еще говорят: «Человек уникальной судьбы». В 36 лет так круто изменить свою жизнь и обрести новую профессию, начать писать стихи к песням. Как вообще вам такое пришло в голову? И что или кто помогли реализоваться в новой профессии?

— Мне кажется, тут работает принцип волчка: ты не упадешь, пока ты крутишься. Стоит только остановиться, почувствовать скуку — и ты пропал. Поэтому на каком-то этапе у меня возник интерес к песням, и я рискнул. Повторюсь, мне везет на хороших людей. Тут даже не конкретная помощь важна, а элементарные объяснялки, что, как и где. Я до сих пор помню, как со мной, никому неизвестным автором, Александр Цекало из кабаре-дуэт «Академия», для которого я написал один-единственный текст, сидел часа два в предновогоднем кафе и терпеливо рассказывал об этом городе, объяснял, что скидок Москва не делает никому, тут либо ты, либо тебя. Что в каждом тексте я должен начинать с нуля, а прошлый свой успех должен забыть. Каждый раз нужно доказывать все заново.

А потом он потянул меня на презентацию одной начинающей группы, чтобы я мог познакомиться с ее продюсерами, тоже казанцами. Казалось бы, ну зачем это ему, кто я для него? И тем не менее. И я очень ему благодарен и всем, кого встретил потом на своем пути.  В первый свой московский год я оббежал почти всю столицу. Интернета в те времена не было, номеров телефонов ни композиторов, ни исполнителей я не знал, поэтому приходилось быть все время на ногах. Ну и работал помногу, брался за любой текст. И как-то оно само потом подтянулось… Было непросто пять лет жить в съемной комнате, но потихоньку песни, которым я давал жизнь, стали помогать жить мне.


—  Помимо множества песен и мюзиклов, вы написали слова к гимну Санкт-Петербурга. Каково это для уроженца Казани — написать гимн Петербурга к 300-летию славного города, которое широко отмечалось всей страной. У Казани тоже был свой юбилей — 1000-летие. Но гимн вы написали Северной столице. Что вас связывает с этим городом?

— Во-первых, никто мне не предлагал написать мне гимн к 1000-летию Казани, в Республике Татарстан достаточно своих авторов. А собственная инициатива в данном случае, как показывает опыт, бесполезна. Во-вторых, отсюда вытекает: текст гимна к 300-летию Санкт-Петербурга нас с Ларисой Фоминой (тоже уроженкой Казани, кстати) попросил написать композитор Александр Добронравов (автор музыки к песне «Как упоительны в России вечера»). Был конкурс песен, посвященных юбилею города, наша оказалась замеченной. В итоге ее записали звезды российской эстрады. С Питером меня не связывает почти ничего, и я об этом жалею, так как этот город мне очень нравится. Я редко там бываю, но, когда я там, растворяюсь в этом городе целиком. И теперь понимаю, почему он очень похож по стилю на города Италии, ибо многим обязан именно итальянским архитекторам. Размах, простор и полет этого города потрясает.


— Одна из самых известных ваших песен — «Ленинград-Петербург». Я очень часто слышал ее, направляясь с Ленинградского вокзала Москвы на Московский в Петербурге. Поэтому, должно быть, она для меня стала будто вашей визитной карточкой. А вы какую песню считаете главной? Или любимой? Можете назвать несколько и пояснить, почему они вам дороги?

— У меня нет любимых песен, мне все нравятся. Но это совсем не значит, что я совсем не критичен к тому, что пишу. Нет, и критичен, и ироничен.  Просто те тексты, что стали песнями, прожиты мною абсолютно честно и также абсолютно честно написаны. Это могут быть и «Широка река» Кадышевой, и «С днем рождения!» Аллегровой и та тысяча песен, что числится сейчас в моем каталоге РАО. Песни разные по настроению, но написанные от души.

«Первым, с кем я начал сотрудничество, был Игорь Крутой, к которому я пришел просто с улицы, когда принес свои первые тексты. Я старался тогда показать свои тексты как можно большему количеству исполнителей» «Первым, с кем я начал сотрудничество, был Игорь Крутой, к которому я пришел просто с улицы, когда принес свои первые тексты. Я старался тогда показать свои тексты как можно большему количеству исполнителей» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Первые мои песни спели в 1996 году Ирина Аллегрова и Лайма Вайкуле в дуэте с Игорем Крутым»

— С кем из композиторов или звезд вам удалось сотрудничать лично? Читателям всегда интересно узнать что-то новое и необычное про звезд, за которыми они следят по экранам телевидения и светским хроникам.

— Первым, с кем я начал сотрудничество, был Игорь Крутой, к которому я пришел просто с улицы, когда принес свои первые тексты. Я старался тогда показать свои тексты как можно большему количеству исполнителей. Будучи проездом в Москве, оставил эти же тексты для закрепления попытки в офисе Аркадия Укупника. Для себя определил: не возникнет никакой реакции — значит, так тому и быть, поэт-песенник из меня никудышный и головой о стену биться не стану. И вдруг спустя три месяца мне позвонил Игорь Крутой и предложил приехать для заключения договора на мои стихи. Он выбрал 12 текстов из тех, что я показал. При встрече Игорь сказал, что мои тексты к нему пришли из разных мест, то есть звезды мои тексты тоже прочли и что-то в них увидели. А еще через неделю позвонил Аркадий Укупник, который тоже выбрал кое-что из моих первых опусов. Когда я рассказываю эту историю, мне часто не верят: не бывает так, чтобы прийти с улицы, запросто показать стихи и попасть в авторы песен Пугачевой. Возможно, так звезды сошлись, вероятно, что-то еще, но тем не менее с этого для меня все и началось. Первые песни мои спели в 1996-м Ирина Аллегрова и Лайма Вайкуле в дуэте с Игорем Крутым.

А вообще я мало общался и общаюсь со звездами, больше все-таки я работаю с композиторами. Среди них Ким Брейтбург, Александр Костюк, Аркадий Укупник, Алексей Гарнизов, Александр Морозов и многие другие. Мне очень повезло с соавторами. С исполнителями же, с которыми я общаюсь, у меня очень хорошие отношения. Например, когда я только-только переехал в Москву в 1998 году и был совсем начинающим автором, я впервые встретился с Владимиром Винокуром и предложил ему несколько своих песен. Он обещал перезвонить через два дня. Но через два дня звонка не было. Честно говоря, я не очень-то и рассчитывал на ответ. Он связался со мной через три дня, и первая его фраза была: «Привет! Извини, я вчера не перезвонил…» То есть человек меня совсем не знал, но счел нужным извиниться. Вы скажете — ну и что? Это же нормально для порядочного человека. А я отвечу — это вы других представителей шоу бизнеса не встречали! Песен моих тогда Владимир Натанович не взял, но предложил показывать время от времени новый материал. И спустя какое-то время мы записали одну песню, потом — еще одну, а затем — еще несколько. И до сих пор иногда записываем. И всегда он пунктуален, обязателен и уважителен. Или же удивил Иосиф Кобзон, когда я подошел к нему познакомиться за кулисами «Песни года». Он тогда спел нашу с Алексеем Гарнизовым песню «На окраине души». Я представился, а Иосиф Давыдович сказал: «А я вас знаю, слежу за вашим творчеством!» Ух, как было приятно!

«В последнее время стало больше звонков от театров»

— Для меня, как человека театрального, гораздо интереснее песенного жанра ваша работа в мюзиклах. Думаю, эта работа сложнее и многограннее. Если переводить на уровень композиторов, это все-равно что написать сюиту и оперу. Несравнимые по затратам вещи. Можно ли то же самое сказать и про работу сочинителя текстов для мюзиклов?

— Разумеется, мюзиклы писать сложнее, но и интереснее. Тут ты, как демиург, строишь свой мир, и только от тебя зависит, каким он будет. На каком-то этапе песни мне стало писать не очень интересно, ибо форматы радиостанций загоняли в узкие рамки, да и тематика того, что начало появляться в эфире, сократилась до «любит — не любит», «хочу тебя — не хочу тебя». К тому же мюзиклы живут дольше. Сколько песня крутится в эфире? Месяц-другой? Потом на конвейере появляется новый хит, который через месяц сменяется следующим. А мюзикл, если он любим зрителями, может идти очень долго. К примеру, в соседнем с Казанью Нижнем Новгороде в театре «Комедi» уже 10-й год идет наш мюзикл с Кимом Брейтбургом «Леонардо». Это была моя первая работа в данном жанре. А мюзикл «Кот в сапогах», который мы написали с Егором Шашиным, поставлен в 26 театрах России и зарубежья и во многих до сих пор играется. Сейчас мои спектакли идут более чем в 60 городах страны, начиная с Калининграда, Москвы и Петербурга и заканчивая Петропавловском-Камчатским.

Вообще, надо отметить, исторически мюзикл зарождался как шоу, феерический бурлеск, а мне очень нравится развлекательный жанр. Хотя, к слову сказать, в России некоторые театры пытаются переформатировать мюзикл в нечто назидательно-страдательно-воспитательное, как почти вся русская классика, назначив самих себя на роль этаких мессий, владеющих истинным знанием того, что нужно народу. Кто им это сказал, будто они должны кого-то куда-то вести, что кому-то на что-то они должны открыть глаза — неизвестно. Но они в это свято верят и выжигают вокруг себя всех инакомыслящих.

В книге Кима и Валерии Брейтбургов «Мюзикл: искусство и коммерция» есть ссылка на исследования американских ученых на тему влияния общественных институтов на воспитание личности. Так вот, 90 процентов влияния — это основы, заложенные в семье, на театр же приходится от 1 до 3 процентов.  Думаю, эти цифры удивят некоторых театральных деятелей, взваливших на себя роль формирователя личности отдельно взятого человека. Удивят, но не поменяют, к сожалению. У меня есть мюзиклы, написанные по мотивам произведений Тургенева, Бальзака, Лермонтова, но мне ближе все-таки комедии и мелодрамы. В Казань я тоже предлагал свой материал, но как-то не сложилось. Я не в обиде, каждому — свое (возможно, в ближайшее время в Молодежном театре на Булаке будет поставлен наш мюзикл «Здравствуйте, я ваша тетя!» — прим. ред.).

— А написание текстов песен для фильмов? Или отдельных спектаклей? Есть ли особенности в исполнении этих заказов?

— Заказные песни, как ни странно, для меня писать проще. Есть задача, есть способы ее решения, есть история или сценарий фильма. А значит, есть отправная точка. Как правило, первая строка всегда самая трудная. Всяческие тендеры я не люблю и сразу признаю поражение. Мое мнение таково — или мне доверяют, или нет. Я пишу быстро, из-за чего некоторые исполнители и композиторы могут относиться поначалу с легким недоумением, мол, не выложился до конца. Но уже проверено: за час ли я напишу текст, за три ли дня, результат будет тем же. В итоге, если начинаются переделки исходного варианта, мы возвращаемся туда же, откуда ушли, и они соглашаются с моей правотой. Или не соглашаются. Например, текст «Петербург-Ленинград», прежде чем он попал на стол Киму Брейтбургу, я предлагал нескольким композиторам, но они не увидели в тексте того, что увидел он.

В последнее время стало больше звонков от театров с предложениями на написание инсценировок. Недавно я закончил «Двенадцать стульев» для одного российского театра. А начинались мои заказные работы с версии русского текста либретто «Баядеры» для Московского театра оперетты. Для меня нет принципиальной разницы, заказная это работа или я пишу либретто на свой страх и риск, а потом кому-то предлагаю. Вопрос только в сроках и степени сложности.

«Я тоже написал письмо в «Комсомольскую правду»

— Прежде чем достичь высот в творчестве, вы сменили несколько профессий. Начинали вы как летчик. Говорят, бывших летчиков не бывает? Снится ли вам небо? Не жалеете, что ваша судьба развела вас с малой авиацией как основной профессией?

— Наверное, я везучий человек. Посмотреть со стороны — все сбылось. Хотел стать летчиком — стал, захотел преподавать в школе — начал, решил писать тексты песен и мюзиклы — пишу. Но, конечно, первая любовь — это небо и авиация.

Я окончил Сасовское летное училище в Рязанской области. Получил красный диплом, выпустился младшим лейтенантом. Офицер запаса. Мы в училище, хотя и готовились для гражданской авиации, слушали лекции по военке, жили в казарме, ходили строем. После училища я начал работать в Казанском летном отряде вторым пилотом самолета Ан-2. Хорошо помню и своего первого командира самолета Рината Глухова, и командира звена Магомеда Закаржаева (ныне — владелец и гендиректор Казанского авиапредприятия — прим. ред.). Эти воспоминания останутся со мной уже навсегда. В Казани, уже работая, поступил в КНИТУ-КАИ на вечернее отделение и получил диплом радиоинженера

— В свое время вы покинули Казань. Понимаю, что в конце 80-х – начале 90-х Казань была из-за криминальной обстановки не самым лучшим местом для жизни, впрочем, как и Россия в целом. Многим известен такой феномен, как казанские группировки. Оказали ли они влияние на ваше решение? Или были другие весомые причины?

— Я уехал из Казани, когда вся эта история с группировками уже закончилась, поэтому они совсем ни при чем. Я побывал внутри этой обстановки. То еще было времечко… 

Вообще же надо сказать, что перестройка сильно изменила жизнь вокруг.  Что-то нужно было менять и мне. Сложилась ситуация, когда надо было принимать решение, оставаться в столице РТ или попробовать себя на ином поприще. И я выбрал неизвестность. Но впоследствии, разумеется, песни и о небе, и о летчиках были написаны. Например, «Небо», которую спела Стелла Джанни на музыку Олега Ивахненко, или «Самолетик», исполненный Валерием Курасом на музыку Александра Морозова

— Однако, как бы там ни было, в лихие 1990-е вы переезжаете из Казани в Эстонию, где устраиваетесь работать простым учителем в школе.

— Да, был такой факт в моей биографии — школа в Эстонии конца эпохи перестройки, в маленьком городке Кунда на берегу Балтийского моря. Тогда в газете «Комсомольская правда» проходила акция «Хочу работать в школе». Заявки желающих потрудиться в сфере образования приходили из всех концов СССР. Отдельные письма публиковали с специальной рубрике. Я тоже написал письмо в «Комсомольскую правду». И неожиданно его напечатали. Мне поступило более сотни предложений от школ из разных концов Советского Союза. Я выбрал Кунду, где и проработал 7 счастливых лет. Это была моя вторая мечта в жизни.

— Почему выбрали Эстонию?

— По меркам СССР Эстония считалась немного Западом. Мне сразу предложили жилье. В Казани у меня тогда не было своей квартиры. Ну и хотелось мир посмотреть. Люди в Эстонии иные, более «холодные» и сдержанные, уклад жизни иной. Пока я там жил, немного выучил эстонский. Все-таки язык страны, в которой живешь, надо знать хотя бы на минимальном уровне. Когда позже я стал бывать в Швейцарии и Италии, выучил на начальном уровне немецкий и итальянский. И для общего развития полезно, и для жизни в стране.

— Вы говорите, что стать учителем была ваша вторая мечта с детства. Но мы знаем, какой это тяжелый труд и большой опыт, о котором интересно узнать. Сейчас идут большие споры по школьной программе и методиках преподавания литературы. Изменили бы вы что-нибудь в школьной программе? Может, какие-нибудь книги или авторов следует убрать, а другие — добавить? Спрашиваю у вас об этом как у человека, прочитавшего в детстве много классики.

— Мне кажется, каждому времени — свои книги, очень уж это индивидуально. В школе я ненавидел русскую классику, хотя перечитал всю. Тема страдания как очищения мне категорически не близка, особенно после биографий Некрасова и Достоевского. Зато в летном училище, добравшись до английской и французской классики, я читал ее запоем. Поэтому давать рекомендации, что и как читать, не рискну. Ведь и на комиксах вырастают вполне приличные люди. Понятно, что многие сейчас встрепенутся и бросятся в дискуссию, но давайте не будем обострять.

«Италия — да, моя любовь с первого вдоха. Первый же город, Флоренция, пленил меня и покорил окончательно и бесповоротно. Эти ощущения, когда ты идешь по улочке, которая помнит шаги Данте и Леонардо, эти дома, в которые они входили, этот воздух, этот язык, и человек, курящий в форточку одного из таких домов, — это непередаваемо» «Италия — да, моя любовь с первого вдоха. Первый же город, Флоренция, пленил меня и покорил окончательно и бесповоротно. Эти ощущения, когда ты идешь по улочке, которая помнит шаги Данте и Леонардо, эти дома, в которые они входили, этот воздух, этот язык, человек, курящий в форточку одного из таких домов, — это непередаваемо» Фото: © Steffen Trumpf / dpa / www.globallookpress.com

«Италия — да, моя любовь с первого вдоха»

— Вам довелось пожить в разных странах: Эстония, Италия, Россия. Можете сравнить свою жизнь в разных странах и городах? Мне тоже довелось попутешествовать и пожить в разных странах, и я люблю сравнивать. А вам приходилось ли сравнивать страны и цивилизации?

— Я как-то не сравниваю города и страны. Вы же знаете этот анекдот, что не надо путать туризм с эмиграцией? Стараюсь адаптироваться к месту, где обретаюсь на каком-то этапе. Не везде мне комфортно, но роптать нет смысла, как говорится, со свои уставом в чужой монастырь… Тогда я просто ищу другое место. Это только издалека кажется, будто стоит пересечь границу — и попадаешь в рай.

В Швейцарии же мне какой-то период времени довелось пожить в Берне. Страна делится на кантоны, которые во многом независимы друг от друга и от центральных властей. У них свои налоги, свои законы и свои языки. В Берне — немецкий, а в кантоне Тичино, например, говорят на итальянском.

Жизнь в Швейцарии достаточно дорогая, а законы очень строгие. Например, за превышение скорости в 100 километров в час на 3 километра в час — штраф 100 франков. Поэтому, можно сказать, неукоснительное соблюдение законов в швейцарском менталитете заложено с детства. В Швейцарии — одни из самых высоких налогов в Европе, порядка 40 процентов. Много внимания развитию спорта: велосипед, бег, здоровье. Я жил недалеко от «Янг Бойз Стадион» и видел, как швейцарцы любят футбол. После 7–8 часов вечера жизнь замирает. Люди скромные, хотя живут зажиточно. Но роскоши и показухи нет. Живут экономно. Считают деньги. Можешь идти по улице рядом с миллиардером и ничего не знать, даже не догадываться. Москва — это Лас-Вегас по сравнению с Берном по роскоши и сиянию огней.

— В одном из интервью вы сказали о своей любви к Италии. С вами случился синдром Стендаля, когда вы попали в эту страну впервые? Как и почему возникла эта любовь? И если бы вам на выбор предложили провести остаток дней в любой стране, какую бы вы выбрали — Италию или Россию?

— Италия — да, моя любовь с первого вдоха. Первый же город, Флоренция, пленил меня и покорил окончательно и бесповоротно. Эти ощущения, когда ты идешь по улочке, которая помнит шаги Данте и Леонардо, эти дома, в которые они входили, этот воздух, этот язык, человек, курящий в форточку одного из таких домов, — это непередаваемо. И для этого итальянца тот же Петрарка — это не часть великой культуры и истории, а зачастую — просто сосед по дому. Итальянцы настолько вписаны в свою страну, в свою природу, историю и столь естественны в этом единении, что хочется остаться сразу и навсегда. К тому же таких открытых и радушных людей я мало встречал. А кухня? А стиль и элегантность? Я могу долго об этом говорить и разрываюсь между страной, где рожден, и страной, куда меня тянет неодолимо. Но небольшая квартирка на озере Комо у меня все-таки уже есть, и на итальянском уже смогу и заказать обед, и не заблудиться.