Алексей Варламов: «В Литературном институте традиционно очень сильная кафедра художественного перевода. Если абстрагироваться от идеологии, то вообще школа художественного перевода в Советском Союзе была лучшей в мире» Алексей Варламов: «В литературном институте традиционно очень сильная кафедра художественного перевода. Если абстрагироваться от идеологии, то вообще школа художественного перевода в Советском Союзе была лучшей в мире» Фото: Алексей Белкин

«Мы плохо понимаем, что происходит в республиках»

— Алексей Николаевич, в 2016 году наша газета писала, что у вас, в Литинституте, начнут готовить переводчиков художественного слова с татарского языка. Должны были набрать группу от 5 до 10 человек. А через пять лет, после выпуска, сделать это еще раз. Как раз прошло пять лет, но дальше о данной работе ничего не слышно. Выпустили ли вы переводчиков с татарского?

— Мы действительно пытались набрать такую группу. Но, к сожалению, тогда у нас не очень получилось. Если я не ошибаюсь, то в итоге из Татарстана к нам приехал учиться только один студент по направлению «художественный перевод». Но в этом году мы решили возобновить татарский проект. Обратились за помощью к советнику президента России Владимиру Ильичу Толстому, и он написал письмо президенту РТ Рустаму Минниханову с просьбой оказать содействие литературному институту в этом важном государственном деле. Мы очень надеемся, что республика подберет молодых людей, которых мы станем учить.

Они должны быть мотивированы, хорошо владеть татарским языком, сдать ЕГЭ по русскому языку и литературе на достаточное количество баллов. Я очень рассчитываю, что в 2021 году у нас начнет работать полноценная татарская группа. 

— А почему не получилось набрать полноценную группу в первый раз?

— Сложно сказать. Но может быть, потому, что мы тогда только начали этим вопросом заниматься и не имели достаточно опыта. Не представляли себе всех нюансов. Не всегда родители хотят в Москву отпускать своих детей. Потому что в основном поступают не студенты, а студентки. Иногда из традиционных семей, для которых такой переезд — чужой город, общежитие, нет рядом папы и мамы — становится серьезной преградой. И мне хотелось бы развеять все сомнения на данный счет. У нас очень дружелюбный институт. Конечно, реставрация немного мешает привычной жизни, но она скоро закончится. Да и, вообще, мне кажется, великое счастье и удача — приехать в Москву, учиться в литературном институте и заниматься таким интересным и важным делом, как художественный перевод и пропаганда родной литературы и культуры, своего языка. Это важная государственная задача, которой мы готовы помогать всеми средствами.

В литературном институте традиционно очень сильная кафедра художественного перевода. Если абстрагироваться от идеологии, то вообще школа художественного перевода в Советском Союзе была лучшей в мире. В то время в Литинституте существовала кафедра художественного перевода языков народов СССР. Каждый год набиралось две группы. Например, латышская и азербайджанская или молдавская и туркменская. Это была разумная политика советского государства. А в конце 90-х годов по известным причинам все рухнуло. И несколько лет назад появилась идея восстановить традицию и начать с языков Российской Федерации. Дальше думаем расширяться, чтобы у нас присутствовали языки и стран СНГ. 

Мы часто приглашаем преподавать своих бывших учеников. У нас были татарские и башкирские группы в конце 80-х и начале 90-х. Потом уже все сошло на нет, и остались только европейские языки: английский, французский, испанский, немецкий, итальянский. А так некоторые выпускники остаются у нас преподавать. Думаю, это очень хорошая история. И сегодня в литературном институте успешно учатся студенты в башкирской, бурятской, удмуртской и якутской группах. И пусть с новым заходом будет лучший результат и с группой татарской. У нас есть и преподаватель на примете. Поэт и переводчик, наша замечательная выпускница Алия Каримова. 

— Вообще переводы на русский местной литературы — это едва ли не главная сегодня проблема в национальных республиках. Если в советские времена каждый этнос в составе Советского Союза имел право хотя бы на одного своего героя — Муса Джалиль, Расул Гамзатов, Мустай Карим, то теперь широкая аудитория совсем не знает писателей, пишущих на татарском или, например, чувашском. На ваш взгляд, эта проблема в принципе решаема?

— Понимаете, и Муса Джалиль, и Расул Гамзатов, и Мустай Карим появились не потому, что имелась какая-то государственная установка дать по одному писателю из национальных республик, а просто потому, что были такие талантливые авторы. И конечно, очень важно, что они стали известны всей стране и всему миру благодаря русскому языку. Проблема в том, что сейчас мы многого не знаем о происходящем в литературах национальных республик. У меня, мягко говоря, неоднозначное отношение к советскому прошлому. Особенно если вспомнить все связанное с цензурой и насаждением идеологических принципов. Но чем дольше я живу, тем больше осознаю, что само по себе понятие единой многонациональной литературы не лишено смысла. Сейчас у нас такой нет.

Мы плохо понимаем, что происходит в республиках. Может быть, там есть свой Карим или Джалиль. И художественный перевод — это ведь очень ценная, тонкая профессия. Даже не ремесло, а искусство, которому нужно учиться долгие годы. Поэтому я надеюсь, что ребята, которых мы подготовим, откроют национальных писателей российскому читателю. 

Несколько лет назад Литинститут открыл проект «Дом национальных литератур». Он связан не только с преподаванием художественного перевода, но и с изданием книг национальных авторов. Я думаю, если у нас завяжутся хорошие отношения с Татарстаном, речь будет идти не только о группе студентов, но и о татарских писателях. Сейчас у нас закончится реставрация, и появится больше возможностей для взаимодействия. Мы были бы очень рады, если кто-нибудь из татарских писателей захотел бы представить у нас свою книгу или провести встречу, творческий вечер. Институт всячески открыт такому общению. У нас есть хороший опыт взаимодействия с писателями из Якутии, Бурятии, готовим к выходу книгу на удмуртском языке. Поэтому я надеюсь, что в союзе писателей РТ найдутся люди, которые выйдут с нами на связь. Есть многое, что стоило бы обсудить. 

Литература — это ведь не только книги, но еще и писательские встречи, общение, разговоры. Да, сегодня роль писателя отличается от той, что была в советское время. Но именно литература есть то искусство, которое больше всего оперирует смыслами. У писателей свой взгляд на мир, процессы, происходящие с человеком. И в многонациональной России это особенно важно. 

— Закрывая вопрос о студентах, кто станет оплачивать их обучение и какова его стоимость?

— Они будут учиться на бюджетных местах. Это для нас некоммерческий проект. Мы не преследуем никаких финансовых целей. Если Республика Татарстан сочтет возможным, допустим, оплачивать студентам проезд или платить дополнительную стипендию, мы будем только рады. А так они станут жить в общежитии, как и любые иногородние студенты, получат прекрасное литературное образование. 

— Известен ли вам кто-то из татарских писателей советской эпохи или современности?

— Когда я учился в университете, у нас был обзорный курс литературы народов СССР, и там говорили, конечно, и о татарской литературе. Хади Такташ, Габдулла Тукай, Шариф Камал, Галимджан Ибрагимов — вот несколько запомнившихся мне имен. Что касается современных татарских писателей, пишущих на родном языке, то их я знаю плохо. Лучше знаком с творчеством тех, кто пишет по-русски. Это Гузель Яхина, Шамиль Идиатуллин, Ильдар Абузяров, Фарит Нагимов, который у нас, кстати, преподает и пользуется большой популярностью у студентов. Еще я с удовольствием и интересом прочитал в вашей газете интервью с Рустемом Галиуллиным, где он поддержал идею создания татарской группы в Литинституте. 

Рустем Галиуллин: «Нужны узнаваемые личности, а таких среди татарских писателей все меньше»

Кстати, помимо художественного перевода, ребята из Татарстана у нас учатся на семинарах прозы, поэзии и драматургии. Например, у меня была замечательная студентка Альбина Гумерова. Она несколько лет проработала в журнале «Идель». Альбина — русскоязычный автор, но пишет с очень мощным татарским компонентом. У нее вышло уже две книги в Москве. 

Я был в Казани несколько раз. И всегда город производил на меня сильное впечатление. Мы ездили по Татарстану с проектом «„Большая книга“ в русской провинции» вместе с Яхиной, которую я очень ценю. А кроме того, у литературного института есть замечательный проект совместно с итальянскими коллегами — премия «Радуга» для молодых прозаиков и переводчиков художественной литературы. Она вручается по очереди в одном из городов Италии и России. В этом году церемония награждения пройдет как раз в Казани.

«Булгаков твердо решил, что детей у него не будет из-за его зависимости от морфия. Причем со второй женой была такая же история: она тоже сделала аборт. Он просто, как врач, боялся» (на фото дом в Киеве, в котором в 1906—1921 гг. жил Булгаков) «Булгаков твердо решил, что детей у него не будет из-за его зависимости от морфия. Причем со второй женой случилась такая же история: она тоже сделала аборт. Он просто как врач боялся» (на фото дом в Киеве, в котором в 1906–1921 годах жил Булгаков) Фото: Posterrr, wikimedia.org, CC BY-SA 3.0

«Булгаков твердо решил, что детей у него не будет из-за его зависимости от морфия»

— Давайте перейдем от национального масштаба к мировому. Тем более что повод для этого более чем значительный. 15 мая исполнилось 130 лет со дня рождения Михаила Булгакова. За эти годы фигура писателя обросла множеством мифов и мистических небылиц. Какую самую большую глупость вы о нем слышали?

— Честно говоря, мне кажется, что мифы вокруг Булгакова — это тоже миф. Хотя глупостей и небылиц, конечно, хватает. Из того, что я читал, самыми противными являются версии, что он якобы делал аборты своей первой жене. Чушь собачья! Вообще надо сказать, что Михаил Афанасьевич человеком был, конечно, непростым. И по отношению к первой жене вел себя не вполне справедливо, хотя она для него сделала очень многое. Когда Татьяна Николаевна в 1917 году забеременела, он ей сказал, что она может оставить ребенка, но дал понять, что за здоровье новорожденного не ручается. 

— Это разве не странно? Он же сам вырос в многодетной семье. (у Булгаковых было 7 детей — прим. ред.)

— Булгаков не единственный случай. В то время вообще произошел грандиозный слом российской жизни. И многодетные семьи конца XIX – начала XX века стремительно сокращались. Так было во всем мире. Но в его конкретном случае Михаил Афанасьевич твердо решил, что детей у него не будет из-за его зависимости от морфия. Причем со второй женой случилась такая же история: она тоже сделала аборт. Он просто как врач боялся.

 — Что дети родятся физически неполноценными?

— Именно так. На самом деле это была огромная трагедия его жизни. Ведь детей он очень любил. Вокруг этого тоже есть определенная мифология. Как и то, что его личности приписывают демонические черты в прямом смысле слова. Мол, он являлся таким сатанистом и чернокнижником, писал дьявольские книги. На данный счет есть даже одна теория. Булгаков не должен был выжить после употребления морфия. Он слишком долго и много его принимал. Я разговаривал с врачами. И они сказали, что когда человек в течение года часто — а Булгаков очень много принимал наркотика и гонял бедную Тасю по аптекам — употребляет морфий, то его личность полностью разрушается. И то, что он спасся, действительно чудо. Так вот есть версия, что взамен освобождения от наркотика он сделался оккультным, сатанинским писателем. Но это, по-моему, плоская, нелепая оценка.

Конечно, Булгаков писатель неоднозначный, но назвать его сатанинским я бы никогда не решился. Более того, «Белая гвардия», пьеса «Дни Турбиных» и «Записки юного врача» — это христианские книги, которые несут православные ценности. Про «Мастера и Маргариту» можно много и долго спорить. Но, опять же, это не сатанинская книга.

— Возвращаясь к морфию, в вашей книге я читала, что в борьбе с зависимостью участвовал не только сам Булгаков и его жена Тася, но и отчим писателя Иван Павлович Воскресенский.

— Да. Есть свидетельство, что Воскресенский, который женился на матери Булгакова после смерти ее мужа и к которому писатель относился довольно отрицательно по понятным психологическим причинам, помог ему справиться с наркоманией. Зависимость Булгакова от морфия во многом носила психологический характер. Ему было очень нелегко в Смоленской губернии. Настолько он был одинок и выброшен из привычного круга жизни, что морфий стал утешением. У него фактически не было стимула жить. Серые будни, неприятные скучные люди, а Булгаков по характеру был очень общительный человек. Тася же… Она являлась гениальной женщиной в смысле заботы, ласки, сострадания. Но Татьяна Николаевна выходила замуж за врача. И женой врача была идеальной. А когда стало понятно, что из Булгакова вырастает гениальный писатель, то она в каком-то смысле перестала ему соответствовать. Им попросту не о чем было говорить.

И вот в 1918 году он возвращается в Киев, в свой дом на Андреевском спуске, где очаг, семья, которую он очень любил. Конечно, у него пробуждается интерес к жизни. И революция, которую он проклинал, по сути его спасла. Потому что если бы он продолжал работать земским врачом, то неизвестно, сколько бы протянул. Плюс Булгаков страшно не хотел ложиться в больницу.

— Боялся, что его залечат?

— Боялся атмосферы. Даже третьей своей жене, Елене Сергеевне, он, врач, говорил: «Только не отдавай меня в больницу. Я не хочу умирать там». И вот он оказался в родном доме, где рассказал Ивану Павловичу о своей беде. И тот стал колоть ему дистиллированную воду вместо морфия. Я разговаривал с одним врачом, и он мне сказал, что так не вылечиваются. Слишком легко. Скорее всего, это был наркотик, но слабее. Но главное — в данный момент у Булгакова появилось желание преодолеть зависимость. У него был мотив. 

— В книге вы утверждаете, что для него большое значение имело понятие судьбы, а не мистики.

— Да. В его письмах все время это встречается. Он действительно, увствовал, что в его жизни есть рок, у него практически нет свободы выбора в ключевых моментах жизни. Условно, будто им управляла судьба. Есть люди, которые живут, как хотят. Например, его современник Алексей Толстой. Он писал, что хотел. Ездил куда и когда хотел. Или Михаил Пришвин, спасавшийся от советской жизни на охоте и очень этим обстоятельством довольный. А когда задумываешься над биографией Булгакова, понимаешь, что он прожил как будто не свою жизнь, а ту, которая ему была дана и которая определенно ему не нравилась. И уходил он из жизни недовольный своей судьбой. Зато она, судьба, думаю, оказалась им очень и очень довольна…

Булгаков чувствовал себя самым гонимым, самым преследуемым, несчастным писателем в Советском Союзе. С объективной точки зрения это, конечно, не так. Вспомним погибших Мандельштама, Клычкова, Клюева или же Ахматову, Цветаеву, Платонова. У них была гораздо более тяжелая жизнь. Но Булгаков считал себя самым затравленным писателем в СССР. И своим врагом он видел не Сталина, к которому скорее относился положительно, не критиков, которых терпеть не мог, а свою судьбу. И это являлось враждой, в которой судьба оказалась сильнее. 

«Булгаков был очень умный, адекватный, трезвый человек и все про себя знал. И если опять же говорить о личной жизни, то его вторая жена, Любовь Евгеньевна Белозерская, была как раз очень светской» (Булгаков и Любовь крайние справа) «Булгаков являлся очень умным, адекватным, трезвым человеком и все про себя знал. И если, опять же, говорить о личной жизни, то его вторая жена, Любовь Евгеньевна Белозерская, была как раз очень светской» (Булгаков и Любовь крайние справа) Фото: wikimedia.org, Общественное достояние

«Ему посмертная слава взамен прижизненной не была нужна. Он все хотел получить здесь и сейчас»

— Михаил Афанасьевич воспитывался в очень религиозной семье, но сам читал Ницше, Дарвина, ушел в медицину. Думаете, позже он вернулся к вере?

— Мне кажется, от веры как таковой он не уходил. Булгаков совершенно точно не был атеистом, нигилистом и богоборцем. Он покончил скорее с обрядовой стороной. Еще задолго до революции перестал ходить в церковь. И во многом это объяснялось конфликтом с матерью. Они оба являлись очень сильными людьми и не могли вместе ужиться. Протест против материнской православной системы ценностей стал не столько мировоззренческим, сколько психологическим. Если она была бы атеисткой, может, он, наоборот, в веру бы ударился. 

И потом, Булгаков не начал бы писать роман «Мастер и Маргарита», если бы потерял интерес к религии. Здесь я как раз спорю с замечательной исследовательницей Мариэттой Чудаковой, которая утверждает, что у Булгакова был невынимаемый фундамент веры. Мне кажется, что он его потерял. И вместо него оказалась пустота. А «Мастер и Маргарита» — попытка пустоту заполнить и создать новый фундамент. 

Булгаков ведь был очень прагматичным человеком. В отличие от той же Анны Ахматовой, которую при советской власти тоже особо не печатали. Но она всегда знала, что рано или поздно все встанет на свои места, и это ее укрепляло. Есть люди, которым данное осознание помогает жить. Булгаков же таким не являлся. Ему посмертная слава взамен прижизненной не была нужна. Он все хотел получить здесь и сейчас. Вся его жизнь — попытка достучаться до современного ему читателя, зрителя, слушателя. И тут вдруг — «Мастер и Маргарита». Для кого он пишет роман? Зачем? С практической точки зрения какой в подобном сочинении смысл?! И мне кажется, здесь тот случай, когда не человек выбирает тему, а тема человека. И в этом Булгаков!

— А автобиографической линии в романе изначально не было?

— Она очень условно автобиографичная. Мастер скорее антипод Булгакова. У него нет никаких страстей, нет честолюбия. Такой художник в чистом виде. Дистиллят. Невозможно представить, что он будет писать письмо Сталину с просьбой отпустить его за границу, что пойдет на прием в американское посольство, что станет собирать все отрицательные рецензии, как делал Булгаков. Мастер выше всего этого, он затворник, а для Михаила Афанасьевича стремление хоть к какой-то светскости было повседневной заботой и жизнью в 1930-е годы. И поэтому скромный обитатель чудесного подвала в Арбатском переулке отнюдь не автобиографическая фигура. А вот Мольер как раз наоборот. Тут он про себя писал, вкладывал в образ французского драматурга свой характер, свои слабости, страсти, тщеславие, запутанные отношения с женщинами, сложные отношения с актерами. Это его авторская исповедь. 

— А Булгаков признавал в себе конфликтность и невыносимость характера?

— Конечно. Он был очень умным, адекватным, трезвым человек и все про себя знал. И если, опять же, говорить о личной жизни, то его вторая жена, Любовь Евгеньевна Белозерская, являлась как раз очень светской. Крайне интересная, весьма ему любопытная, безусловно эротичная. С Тасей они познакомились почти детьми — он только закончил гимназию. И действительно, складывалось ощущение, что Булгаков не очень ее любил. Или в какой-то момент разлюбил.

А вот Любовь Евгеньевна пробудила в нем столько чувственности. Это видно по дневнику писателя. Она была ему парой. Такая же расчетливая, ослепительная, одаренная. Но она выходила замуж за успешного драматурга. Которого, да, ругали и клевали, но три его пьесы шли в Москве с бешеным успехом. Он получал достаточно денег, и ему казалось, что так будет всегда. А когда в 1929 году все это в одночасье рухнуло, у Булгакова началась жуткая депрессия. После морфия у него вообще нервная система оказалась расшатанной. И с ним надо было нянчиться, утешать его, сочувствовать. А Белозерская хотела иметь сильного, успешного мужа. Булгаков таким психологически уже не являлся. Начались ссоры, и вот третья жена, Елена Сергеевна, соединила достоинства первых двух. Она была заботливой и самоотверженной, как Тася, и в то же время светской, умной, красивой, обаятельной, как Любовь Евгеньевна. 

«Мастер» произвел ошеломительный эффект. Это подогревалось еще и тем, что его невозможно было нигде купить, достать, прочитать. Но в какой-то момент появились люди, которые сказали: «Что вы там вообще нашли? Это бульварный роман» «Мастер» произвел ошеломительный эффект. Это подогревалось еще и тем, что его невозможно было нигде купить, достать, прочитать. Но в какой-то момент появились люди, которые сказали: «Что вы там вообще нашли? Это бульварный роман» Фото: wikimedia.org, добросовестное использование

«В каком-то смысле «Мастер и Маргарита» — роман с искуснейшим макияжем»

— Несколько лет назад группу русских писателей попросили назвать самый переоцененный русский роман XX века. И они отметили «Мастера и Маргариту». Как думаете почему?

— Действительно, этот роман пользовался огромной популярностью в Советском Союзе, а потом и во всем мире. В 1967 году, когда его напечатали, он стал литературной сенсацией, которую мы даже не можем сейчас до конца оценить и понять. «Мастер» произвел ошеломительный эффект. Все подогревалось еще и тем, что его невозможно было нигде купить, достать, прочитать. Но в какой-то момент появились люди, которые сказали: «Что вы там вообще нашли? Это бульварный роман. Ничего особенного в нем нет. И плюс много недостатков». И подобное, кстати, правда. Если его внимательно с карандашом читать, то можно найти много ляпов. Это не такое совершенное произведение, как «Белая гвардия» или «Театральный роман».

— Например? 

— Довольно неряшливый эпилог романа. Когда он описывает, как все ловят котов. Сон Никанора Ивановича про то, как сдают валюту. Или, например, разговор Мастера и Маргариты в подвале уже после его излечения, когда он уговаривает ее вернуться к мужу, она его укоряет в жестокости, и тот отвечает: «Довольно! Ты меня пристыдила. Я никогда больше не допущу малодушия и не вернусь к этому вопросу». Просто какой-то раскаявшийся комсомолец, а не автор романа о Пилате. 

Но дело в том, что подобное ничего не меняет. Достоинства романа настолько велики, что они легко перекрывают его недостатки. И не только стилистические. Образ Мастера какой-то выхолощенный, бесполый. Это никакой не художник, не писатель, а абстракция. Как и Иешуа. Насколько мощнее и ярче Воланд. В романе, если задуматься, слишком много допущений. Но другое дело, что Булгаков так владел словами, так умел морочить голову, что обычный читатель не обращает на это внимание, и он прав.

В каком-то смысле «Мастер и Маргарита» — роман с искуснейшим макияжем, на который мы смотрим мужскими глазами и простосердечно восхищаемся. А есть люди, которые смотрят на него, как женщина на женщину. Видят недостатки, несуразности, секреты, приемы. Но прав тот, кто смотрит на женщину мужскими глазами. Прав обычный читатель, который смеется, сострадает, плачет, переживает и не обращает внимания на огрехи. 

— Почему Булгаков сжег роман?

— Насколько я понимаю, такого, чтобы Михаил Афанасьевич сжег весь свой роман, не было. Вот Мастер — тот действительно сжег. И потом выяснилось, что рукописи не горят. Булгаков уничтожил одну из редакций «Мастера и Маргариты», которую позже восстановил. Из истории создания романа мы знаем, что в 1938 году автор в целом завершил свою работу. Рукопись перепечатывала на машинке сестра его жены, Ольга Сергеевна Бокшанская, которая с большим неодобрением отнеслась к крамольному в ее глазах опусу. Булгаков писал жене, Елене Сергеевне, что машинистка улыбнулась один-единственный раз, перепечатывая роман. 

Хотя в романе не было ничего антисоветского. Да, сатирически изображает Москву. Ну и что? И тем не менее он настолько несоветский, что Бокшанская понимала — «Мастер и Маргарита» не принесет автору никакой пользы. Но, слава богу, и вреда не принес. Написал и написал. Однако вся посмертная слава, которая на данное сочинение обрушилась 30 лет спустя, была в каком-то смысле оскорбительна для писателя. Что ему с этой славы? Что он на нее купит? Он хотел получить все здесь и сейчас. 

— А если бы роман опубликовали при жизни?

— Он хотя бы получил за него деньги. Хотя его совершенно точно не могли опубликовать в 30-е годы. В конце 20-х могли бы… Но разбомбили бы, конечно, и неизвестно, чем бы все кончилось.

— Да и Булгакову не привыкать быть под бомбежкой. 

— Он очень болезненно все это переживал. Есть писатели, которые на критику плюют. Или делают вид, что плюют. Кстати, Алексей Толстой был таким. Он прожил жизнь именно так, как хотел. И думаю, секрет заключается как раз в том, что он являлся неуязвимым человеком. И если его ругали, он говорил: Je m’en fiche («Мне плевать» с французского). Булгаков же был очень нервным, мнительным, болезненным человеком. Будто с него кожу содрали. Каждое критическое высказывание в свой адрес он переживал крайне тяжело и физически страдал, когда его ругали.

— Исходя из жизни Булгакова, можно ли назвать профессию писателя одной из самых сложных для человеческой души?

— Сразу напрашивается вопрос — а профессия режиссера, слесаря, учителя проще? Я так скажу. Профессия писателя может быть очень опасной для человека. Она может его разрушить, съесть годы его жизни. И это как раз случай Булгакова. Он подобное хорошо чувствовал сам, но не мог из литературы уйти. Был взят ею в плен. С одной стороны, он, действительно, являлся очень одаренным писателем, у которого вообще отсутствовали творческие кризисы. У него в принципе нет плохо написанных вещей. Не все его пьесы в равной степени состоялись на сцене. Например, «Блаженство», «Адам и Ева», «Батум» оказались не так успешны, как «Бег», «Дни Турбиных» или «Кабала святош». Но все равно они очень хорошо написаны. Талант ему никогда не изменял.

Но, с другой стороны, в одном из писем Булгаков неслучайно написал, что его главные враги — его же герои. Потому что Михаил Афанасьевич хотел прожить совсем другую жизнь. Он мечтал уехать за границу и понимал, что именно профессия не позволяет ему этого сделать. Я читал много мемуарной литературы о Булгакове. И один из самых сильных моментов описала актриса Фаина Раневская, пересказывая свой разговор с третьей женой писателя. Булгаков, рассказывала Елена Сергеевна, не раз просыпался в ночи, плакал и спрашивал: «Леночка, почему меня не печатают? Ведь я такой талантливый». 

Он страдал от того, что его литературное дарование сразу определило его в вечность. А ему хотелось, особенно после недолгого успеха «Дней Турбиных», признания в современности. Булгаков прожил довольно короткую и крайне неудачную, с его точки зрения, жизнь. Бывают счастливые писательские судьбы. Трудные, полные горя и радости, но все же счастливые, в которых не хочется ничего изменить. Булгаков же хотел прожить свою жизнь по-другому. И эта неудовлетворенность стала своеобразной расплатой за гениальность.