Одного из самых известных современных татарских артистов, Филюса Кагирова, часто называют наследником Ильгама Шакирова на национальной эстраде. Сам певец не любит подобных сравнений, но уверен, что наследие Шакирова необходимо сохранять, исполняя со сцены татарскую классику. В интервью «БИЗНЕС Online» Кагиров рассказал о том, как режим самоизоляции перенес его европейский тур, что изменилось на эстраде после критики от Рустама Минниханова и почему наш герой не любит давать много концертов.
Филюс Кагиров: «Аллага шокер, мы успели в начале марта дать концерт в Москве и в Казани два дополнительных концерта»
«ПИШУТ: «ВИДНО, ЧТО ТЫ ДЕРЕВЕНСКИЙ ПАРЕНЬ, КОСИШЬ ТРАВУ И Т. Д.»
— Филюс, какие ваши планы нарушила пандемия коронавируса?
— Аллага шокер, мы успели в начале марта дать концерт в Москве и в Казани два дополнительных выступления. В конце месяца должны были проехаться по районам республики, по городам, но, к сожалению, все отменилось. Изначально все перенеслось на май, а сейчас — уже на сентябрь. Это наши стандартные ежегодные выступления.
И очень было обидно, когда отменился европейский тур. В начале апреля мы должны были полететь в Европу — Германию, Австрию, Чехию, — где было запланировано четыре концерта: во Франкфурте, Берлине, Праге и Вене. Все уже было готово и с нашей стороны, со стороны министерства культуры Татарстана, и с той стороны, диаспоры нас очень поддержали. Были готовы визы, арендованы залы, собраны вещи фактически и т. д. Мы ждали поездки со дня на день. К сожалению, не получилось.
— Европейский тур теперь совсем отменен?
— Нет-нет, речь идет именно о том, что он перенесется. Конкретную дату мы не выбрали, пока это сделать сложно. Нужно, чтобы все устаканилось. Затем уже возобновятся переговоры, и будут определяться наиболее удобные даты. Как я уже сказал, у нас есть свои традиционные осенние выступления по Башкортостану, Татарстану, по России, и их тоже нужно провести.
Хотя у меня в целом получается немного концертов в год. Мы берем зачастую самые основные точки, то есть большие города России, чтобы наши музыканты успели и свою официальную работу выполнять (они работники бюджетной сферы, преподают в школах, училищах, в консерватории), и со мной ездить.
— У вас действительно немного выступлений, по сравнению, например, с концертами Ришата Тухватуллина или Элвина Грея, которые уезжают в длительные гастрольные туры.
— Одна из причин — это как раз занятость моих музыкантов на других работах. Другая заключается в том, что я намеренно не хочу давать 200–300 концертов в год. Неинтересно это для меня. Я люблю находить что-то новое, новые занятия для себя. Потому 7–8 концертов мне дают возможность заниматься еще и другими делами. Не могу делать одно и то же постоянно, устаю от этого. Ну и мой вокал в какой-то степени не позволяет давать большое количество концертов.
— А какие личные планы пришлось отменить из-за вируса?
— В июле мы должны были на две недели съездить в США, отдохнуть. У моего баяниста Рустема Рахматуллина была давняя мечта — поездить по Штатам, побывать в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско. И мы ее осуществили в прошлом году, когда у нас случились гастроли по Америке и Канаде. В этот раз мы хотели свозить туда жен. Арендовать автомобиль, покататься, посмотреть Гранд-Каньон. Билеты купили еще в январе, если не в декабре. Но, видимо, все это тоже отменится.
«Рейс Казань — Москва уже отменили, а когда отменятся остальные, то деньги вернутся, думаю. Пока сами точно ничего не знаем»
— Много на поездку пришлось потратить?
— А мы купили только перелет туда и обратно. Рейс Казань — Москва уже отменили, а когда отменятся остальные, то деньги вернутся, думаю. Пока сами точно ничего не знаем.
Мы сейчас отдыхаем на родине, в Башкортостане, хотя почти два месяца были в Казани. Точнее, в 30 километрах от города, где у нас есть свой участок. Полноценный дом мы еще не построили, но есть дачный домик, баня. вполне хватает, чтобы устраивать барбекю, так скажем. Как только объявили самоизоляцию, мы сразу уехали туда. А уже оттуда в Башкортостан, где погостили у моих родителей и заехали к родителям жены, в Октябрьский, село Буздяк.
Но по возвращении в Казань, приблизительно через неделю, мы уже приступим к работе. Накопилось много песен, которые в течение этих лет нам отправляли, а из-за занятости их не было возможности вдумчиво прослушать, потому они скапливались в папках. Сейчас с моими музыкантами потихоньку все разгребаем, работаем над новой программой. А в конце сентября, Алла бирса, можно будет ее представлять.
— Вы, кстати, в период этой самоизоляции совсем неактивны в соцсетях, хотя ваши коллеги-артисты, наоборот, делают упор на них: устраивают флешмобы, прямые эфиры.
— Три-четыре дня назад выкладывал что-то: как на природе попел у родителей, поснимал деревню, в которой родился, как мы косили там сено. Вот это выложил. И вроде что-то комментируют, интересуются. Пишут: «Видно, что ты деревенский парень, косишь траву и т. д.».
Знаете, я не так сильно люблю интернет. Конечно, это необходимая сейчас вещь, и для артиста социальные сети — важная площадка для работы. В «Инстаграме» ты можешь постоянно держать связь со зрителями. Я все это понимаю. Но я так люблю свободу и не люблю обязывать себя постоянным выкладыванием фотографий, постов. Мне не нравится, когда это превращается в обязанность. Так было всегда. Когда мы ездили куда-то отдыхать или по работе, все люди фотографировали, а я лишь наблюдал. Люблю своими глазами смотреть на что-то интересное, а не через объектив телефона.
«В «Инстаграме» ты можешь постоянно держать связь со зрителями. Я все это понимаю. Но я так люблю свободу, и не люблю обязывать себя постоянным выкладыванием фотографий, постов»
«ВО ВРЕМЕНА ХАЙДАРА БИГИЧЕВА, АЛЬФИИ АВЗАЛОВОЙ БЫЛО НАСТОЯЩЕЕ ИСКУССТВО»
— Когда умер Ильгам Шакиров, много было разговоров о том, кто же может заменить главного татарского певца всех времен. И обычно, когда перечисляют какие-то имена, в первую очередь называют ваше.
— Да, мне об этом тоже говорили. Каждый раз говорят, после каждого концерта. Но это те зрители, которые ценили нашего гения Ильгама Шакирова, любили его творчество. Я считаю, что заменить Ильгама-абыя никому не удастся. Никогда. Да, говорят, незаменимых людей не бывает. Может быть, в других отраслях это так, но в культуре, в искусстве есть незаменимые люди. И Шакиров один из таких. И я пою его песни, так как думаю, что это нужно делать.
Вообще, не люблю сравнивать кого-то с кем-то. У нас ведь был еще выдающийся певец Хайдар Бигичев. И иногда у меня спрашивают: «Кто лучше?» Но зачем сравнивать? Это разные величины. Даже на нынешней эстраде не надо никого ни с кем сравнивать. У всех свои зрители, у всех свой репертуар, свой голос, свое видение музыки. Мы все разные.
Да и сейчас реальность другая. Во времена Хайдара Бигичева, Альфии Авзаловой было настоящее искусство. Была и поэзия в словах, в мелодиях присутствовало нечто душевное, что останется на века в сердцах у народа. Нынешние песни не знаю, останутся ли…
— Есть у вас хотя бы одна такая, как считаете?
— Да, я порой задумываюсь: есть ли у меня в репертуаре такие песни, которые останутся в истории? Не знаю. Не уверен.
— С чем это связано?
— Видимо, настолько произошла смена стилистики, настолько мы оторвались от своих национальных корней, от своего начала, что все это сейчас не так востребовано. А раньше без этого было невозможно.
«Просто мне позвонили, сказали, что есть вот такая-то партия в новой татарской опере «Сююмбике», будет два состава, и в одном из них хотят видеть меня»
«Ты должен сыграть симпатичного мерзавца. И все у тебя получается, НО только мерзавец — неТ»
— Расскажите о ваших профессиональных отношениях с театром имени Джалиля. Вы там на контракте или просто договариваетесь с руководством о датах, когда идут показы оперы «Сююмбике»?
— Они меня звали на работу, чтобы устроить в штат, но я все же остановился на том, чтобы работать по приглашению. То есть я приглашенный солист. А официально трудоустроен в Казанской консерватории, где преподаю академический вокал уже пять лет.
— В интервью «БИЗНЕС Online» в 2016 году вы рассказывали, что казанская опера уже предлагала сотрудничество, но тогда все как-то не складывалось. Почему на этот раз дошли до положительного результата?
— Каких-то сложных схем не было. Просто мне позвонили, сказали, что есть вот такая-то партия в новой татарской опере «Сююмбике», будет два состава и в одном из них хотят видеть меня. Ответил, что надо услышать, что за партия. Пришел, посмотрел… Этот спектакль ведь наша история. Я согласился. Мне понравилась самая идея, либретто, музыка.
Понравилась и партия, она оказалась мне по силам. Хотя изначально, насколько я знаю, она писалась на другие голоса, кажется, для тенора-альтино. Но, видимо, директору, да и остальным, это не понравилось и партии переписывали уже на другие голоса. Правда, когда я пришел пробовать себя, мне показалось (я потом это озвучил), что партия как будто написана не для тенора, а для баритона, причем для хорошего баритона. А так как и у меня, и у Ильгама Валиева, который пел во втором составе Шаха Али, высокий голос, то пришлось партию переделывать уже под нас.
— Ваш герой в «Сююмбике» — Шах Али — отрицательный персонаж. Не было ли сложностей в создании образа? Все-таки вы, как тенор, в оперной студии Казанской консерватории наверняка привыкли петь героев Альфреда в Травиате, Ленского. Да и чаще тенор — это положительный герой в классической опере.
— Да, Шах Али — роль никак не положительная. (Смеется.) А я действительно раньше никогда не играл отрицательных персонажей, и мне было очень любопытно эту роль на себя примерить, интересно было играть. Хотя, конечно, были сомнения, смогу ли я сыграть такого человека. Кстати, когда работал над ролью, мне сказали забавную фразу: «Ты должен сыграть симпатичного мерзавца. И все у тебя получается, но только мерзавец — нет. Глаза тебя выдают».
Вообще, это была и физически непростая роль. Вы видели спектакль? Декорации там подразумевали не ровную сцену, а под наклоном. Ноги из-за этого уставали конкретно, ведь нужно было не просто стоять и петь, нужно было передвигаться, совершать определенные телодвижения, выкрутасы, ползать. Это сложно. Но я люблю эту роль и с удовольствием жду следующего показа спектакля.
Плюс это мой первый оперный опыт, уже с профессиональными исполнителями, актерами, что было необычно. Но, повторю, мне понравилось. Я даже жене говорил: «Оказывается, театр тем и хорош, что ты идешь туда налегке, не берешь с собой ни сумки, ни костюмы, ни инструменты. Просто пришел, отпел, сыграл, переоделся в свое и ушел». А когда ты эстрадный певец, кучу вещей с собой приходится брать.
«Стараюсь участвовать в разных масштабных мероприятиях, на правительственных приемах. Понимаете, мне постоянно хочется заниматься чем-то разным, изучать что-то новое, работать над чем-то новым»
«Наверное, в 2016 году я хотел совсем вычеркнуть оперу из своей жизни. Не получилось»
— Значит, у вас по поводу оперных планов взгляды изменились? Раньше вы говорили, что у вас никак не получается совмещать эстраду и оперные спектакли.
— Наверное, в 2016 году я хотел совсем вычеркнуть оперу из своей жизни. Не получилось. Не могу от нее отказаться.
Я пересматривал интервью с Муслимом Магомаевым, он ведь тоже и в опере пел сначала, и был потом эстрадным певцом. И он говорил примерно то же самое. Видимо, в начале пути, первые пять-шесть лет, он мог совмещать эстраду и оперу. А потом уже, может быть, стало так много концертов, что он чисто физически не успевал работать в оперном театре. А я, наверное, потому и успеваю, что концертов не так много делаю. Стараюсь участвовать в разных масштабных мероприятиях, на правительственных приемах. Понимаете, мне постоянно хочется заниматься чем-то разным, изучать что-то новое, работать над чем-то новым. От монотонности, однотипности устаю. И то, как сейчас все развивается, мне очень нравится.
— Тогда логичный вопрос — будет ли продолжение, ждать ли новых работ в оперном театре? Может, ведутся уже какие-то переговоры?
— Да. Рауфаль Сабирович (Мухаметзянов — директор театра им. Джалиля — прим. ред.) говорил, что теперь мне надо какую-то классическую партию спеть. Очень хочу исполнить Ленского. Это такие планы на будущую перспективу. Время покажет. А сейчас, кажется, на декабрь, готовят спектакль «Алтын Казан» на музыку Эльмира Низамова, чтобы показать его в оперном театре. Для меня это еще один шаг вперед.
— То есть вы уже серьезно так примеряете на себя оперную карьеру…
— Да, пожалуй. Как уже сказал, мне сейчас очень нравится то, как развивается моя карьера, хочу, чтобы так и продолжалось. И я не боюсь, что эстрады может стать меньше в будущем. Хотя не берусь делать прогнозы. Пусть все идет так, как идет.
«татарские артисты стали приглашать профессиональных музыкантов»
— Когда Рустам Минниханов произнес знаменитую речь, где обрушился на татарскую эстраду, вы на себя тогда примеряли эту критику?
— Каждый раз об этом думаю. Да не только я. Есть много певцов, которые стараются сохранить в какой-то мере наше национальное музыкальное достояние. Я сейчас в качестве предложения высказал бы идею, чтобы артисты (а сейчас на татарской эстраде есть очень разные исполнители) все-таки на своих концертах пели хотя бы пару народных песен или ретро-композиции. Чтобы эти песни не забывались, чтобы их услышало и молодое поколение. Например, у артистов, которые дают много концертов, очевидно, намного больше зрителей, чем у меня. Вот если бы они пропагандировали своей музыкой, своим творчеством наше народное, татарское…
Понимаю, кто-то может сказать, что у него не получается петь такие песни. А ты попробуй! В татарском песенном жанре столько замечательных произведений, которые подошли бы совершенно разным артистам. Для татарской культуры это важно. Мы часто говорим, что язык пропадает, мон пропадает. Так вот, все мы — артисты, певцы — должны заботиться о том, чтобы этого не случилось. А если кому-то действительно не подходит, ну или он так думает, пусть обратится ко мне, найду ему подходящую песню. Я готов. Никаких проблем.
«Это подано в таком современном в стиле, в стиле именно Элвина Грея, но он сохраняет мелодию. Так скажем, каких-то отклонений от канонов я не вижу. И как он по-новому оформляет композицию — это его дело»
— Опять же Элвин Грей поет старые татарские и башкирские песни, но в более современной обработке.
— Слышал, да. Ничего, кстати, там оскорбительного нет. Понятно, что это подано в таком современном в стиле, в стиле именно Элвина Грея, но он сохраняет мелодию. Так скажем, каких-то отклонений от канонов не вижу. И как он по-новому оформляет композицию — это его дело. Осуждать я не буду. Наоборот, скажу, что он молодец!
— После той речи Рустама Нургалиевича изменилась татарская эстрада? Кто-то считает, что за эти годы она действительно стала профессиональнее, больше живого звука, артисты стали чаще ездить на гастроли с профессиональными музыкантами.
— И правда, живых концертов стало больше. С уважением отношусь к тем, кто поет вживую, старается, выкладывается. Это действительно рост. Я даже заметил, что вот эти «соляночные» концерты стараются больше делать живыми. Это все плюс, это все поддержка нашей эстрады. Еще отметил бы то, что татарские артисты стали приглашать профессиональных музыкантов для того, чтобы отыграть реальный живой концерт. Раньше их приглашали скорее в качестве таких музыкантов-атрибутов.
«С уважением отношусь к тем, кто поет вживую, старается, выкладывается. Это действительно рост»
«когда меня раньше спрашивали, каКИМ вижу будущее татарской эстрады, я как-то пессимистично отвечал»
— В повышении качества эстрады может помочь татарский музыкальный театр, о необходимости появления которого уже не первый год ведутся разговоры?
— Думаю, в скором времени это случится, и у нас появится свой татарский музыкальный театр. Я слышал, что уже были какие-то фундаментальные разговоры на высшем уровне об этом. Алла бирса. Сейчас не надо кого-то ругать, обвинять, почему он не появился раньше. Возможно, не пришло еще тогда время и т. д. Как я понимаю, постепенно-постепенно, шаг за шагом это случится.
— Как вы думаете, каким должен быть татарский музыкальный театр?
— Это должно быть что-то помпезное, грандиозное. (Смеется.) Там должна быть не одна сцена, а хотя бы два-три зала. Большой, средний, малый. Для разных зрителей. И, конечно же, там должна работать и молодежь, которая может делать какие-то музыкальные спектакли, проекты.
Сейчас, кстати, появилось много талантливых молодых композиторов. Если в 2016 году я говорил, что из молодых профессионалов вижу только Эльмира Низамова, спустя четыре года могу сказать, что их стало куда больше. Например, я принимал участие в проекте «Безнен жыр». В рамках проекта проходила лаборатория, где молодые композиторы, молодые поэты и исполнители пробовали свои силы. Так вот, там я увидел столько талантливых ребят! Уверен, что в будущем они, если дать возможность, смогут изменить татарскую эстраду, вывести ее на профессионально новый, более высокий уровень. Причем это касается не только эстрады. Среди татароязычной молодежи появилась музыканты, работающие в разных направлениях, и каждый ищет что-то свое.
Молодые ребята действительно должны себя попробовать в разных направлениях, пока не найдут то, что понравится и им, и народу. Они обязательно должны стать частью музыкального театра, чтобы создавать вместе с ними что-то такое. Во-первых, это поможет не уйти им от мон, от татарского звучания. Во-вторых, конечно же, это должно быть современно. Мы все-таки должны двигаться вперед.
Когда меня раньше спрашивали, каким вижу будущее татарской эстрады, я как-то пессимистично отвечал, что не знаю. А сейчас только с оптимизмом смотрю в будущее, потому что увидел много талантливых ребят.
«Я СМОТРЕЛ И ПОНИМАЛ, ЧТО ВОТ ТАК НАДО ЗА СВОЮ НАЦИЮ ДЕРЖАТЬСЯ!»
— Расскажите о ваших гастролях в Штатах В 2019 году. Насколько вы увидели там интерес местных татар к родной музыке?
— О, они очень благодарные зрители. Вообще, за рубежом (не только в Штатах, я выступал во многих странах), когда начинаешь петь какую-нибудь протяжную народную песню, всё… Люди плачут, не успокаиваются. Потому что вспоминают родителей, историю того, как сложилась их судьба, судьба их дедов, прадедов. И ты смотришь на это, поешь и тоже плачешь.
Знаете, больше всего впечатлило то, на каком уровне местные татары смогли сохранить родной язык. А ведь некоторые вообще никогда не были в России, не были в Татарстане, в Башкортостане. Их родители, прадеды давно покинули нашу страну, но смогли сохранить и передать свой, наш язык. Некоторые из тех, кого я встречал, наверное, даже лучше меня разговаривают на татарском литературном языке. Это просто удивительно! Я спрашивал: «Как так получилось? Как вы, ни разу не побывав в Татарстане, вы не росли в деревне, а выросли в Америке, в Нью-Йорке, можете разговаривать так хорошо?» Они отвечали, что когда были маленькими, родители им говорили, что дома можно разговаривать только по-татарски. На улице можно было общаться на английском, но дома — нет.
У них чистый татарский язык, хотя, конечно, проскальзывает американский акцент. Или они так же, как мы, или, например, как я, разговаривая на татарском, иногда вставляют русские слова, потому что не знают, как они переводятся. Ну бывает такое. Так вот, иностранцы, говоря на татарском языке, могут добавить слово на английском, например, если это финны, то финское слово. Но такое бывает редко. В основном они все прекрасно знают язык.
Что еще удивило: вот казалось бы, Америка, ну откуда тут чак-чак, беляши? Но вся национальная наша еда там есть. И традиции стараются сохранять, проводят Сабантуй, просто делают татарские вечеринки. Это очень радует. Вот это я понимаю, дорожить своей культурой. Я смотрел и понимал, что вот так надо за свою нацию держаться!
«Когда спрашивают, что будет с татарским языком, отвечаю: «Никуда он не денется. Не переживайте». Если кто-то боится, ну… Я не боюсь. Татарский язык никуда не исчезнет»
— А мы здесь, у себя, не можем договориться, учить татарский язык в школах или нет.
— Честно говорят, я об этом даже не беспокоюсь. Когда спрашивают, что будет с татарским языком, отвечаю: «Никуда он не денется. Не переживайте». Если кто-то боится, ну… Я не боюсь. Татарский язык никуда не исчезнет. Я же со своими детьми разговариваю и по-татарски, и по-русски, английскому языку (я сам его знаю) учат их в садике. Хочу, чтобы они знали много языков.
Кстати, менталитет у нас лучше. Мы свободно можем пообщаться с любым человеком на любую тему и чувствуем себя свободнее. Не говорю, что у них плохо. Просто когда, например, мои музыканты говорят: «Эх, вот здесь бы пожить, сюда бы переехать…» — у меня такого ощущения, честно, не было. Мне хочется жить в России, хочется возвращаться домой. Не знаю, с чем это связано, но мне здесь комфортнее.
— А где успели побывать в США? Что увидели?
— На границе США и Канады очень впечатлил Ниагарский водопад, например… Вообще, я довольно много где побывал, я имею в виду в целом. Мне очень понравился Колизей в Италии, видел Эйфелеву башню я в Париже. Но, повторю, меня всегда тянет домой.
«За рубежом татарские концерты проходят не каждый день. До нашего тура там случились лишь отдельные концерты, скажем, Айдар Галимов выступал в Сан-Франциско, еще кто-то»
— Дорого ли обошелся тур в Штатах? Удалось ли на нем заработать или это скорее была такая разведывательно-туристическая вылазка?
— Это была поездка ради идеи. Потому что там, за рубежом, татарские концерты проходят не каждый день. До нашего тура там случились лишь отдельные концерты, скажем, Айдар Галимов выступал в Сан-Франциско, еще кто-то. Но так, чтобы начать с Канады и проехать по Штатам, пусть их было немного, — такого еще не было.
А начали мы с города Торонто, кстати, сами канадцы говорят: «Троно». Затем отправились в Питтсбург (Пенсильвания), далее — в Вашингтон, где выступили в российском посольстве. Было так интересно, нам говорили, мол, ну сколько человек вы тут соберете, 50–60? Да и слушать будут только татары. В итоге, смотрю, в зал спускаются и русские, и представители других национальностей… Собрали в конечном итоге около 100 человек. В посольстве были так удивлены, что посоветовали проехаться по российским полпредствам в других странах. Наверное, это и вдохновило на европейский тур.
Потом был Нью-Йорк, где собралось около 150 человек. Может, кто-то скажет, что это несерьезно, но надо понимать, что это совсем другая страна. А завершилось наше небольшое турне в Майами, где мы чуть-чуть отдохнули после концерта и уже поехали домой.
Мне понравилось выступать за пределами нашей страны, и для меня важны эти концерты, потому что татары живут по всему миру и хочется, чтобы и у них была возможность вживую услышать татарскую музыку. Причем на наши выступления выходили не только татары, но и зрители других национальностей: турки, азербайджанцы, сами американцы, опять же европейцы. Кому интересно было — думаю, все пришли.
Что касается заработка, то такой цели в данном случае не стояло. Главное, чтобы не совсем в убыток себе все получилось. Билеты мы там продавали по 40 долларов, но часть затрат покрыло министерство культуры Татарстана, город помог. Если бы они нам не посодействовали, мы бы точно ушли в минус. Да и сложно было бы с организационной точки зрения. Там все-таки народ не привык к татарским концертам. Людей было сложно собрать, сложно оповестить, что будет концерт, хотя мы и живем в век интернета. Но как-то через знакомых, через моего троюродного брата Ильмира Ахметзянова, который живет Питтсбурге, удалось привлечь народ. Он очень постарался, за что я ему благодарен.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 35
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.