«Кстати, Батей его звали и на Вилюе, эта «партийная кличка» прибыла в Челны вместе с ним, а мы между собой всё больше именовали его Дедом и Дедушкой» «Кстати, Батей его звали и на Вилюе, эта «партийная кличка» прибыла в Челны вместе с ним, а мы между собой всё больше именовали его Дедом и Дедушкой» Фото из архива пресс-центра Камгэсэнергостроя

ПРО ТОГО, КОГО МЫ ВСЕ ЗВАЛИ БАТЕЙ

Продолжу ещё это повествование словами тех, в чьей душе остался неизгладимо запечатлённым портрет нашего Бати. Замечательно сказал о нём в своих воспоминаниях генеральный директор УКСа «Камгэсэнергостроя» Альберт Петров:

«Я заметил, что в воспоминаниях Батенчук у каждого свой. Даже слышал, что его считали конформистом, не умевшим защищать в чём-то провинившихся, но надёжных подчинённых, когда на них обрушивалась критика со стороны руководства или партийных органов, и что он не хотел лишний раз «высовываться» и отстаивать свою точку зрения. А для меня это был великий человек, глыба, и то, как его любили простые рабочие, лучше всяких слов свидетельствует о качествах его души.

Мне приходилось с ним общаться часто и достаточно тесно, ещё когда работал в горкоме, и потом, на стройке, так что могу говорить о нём с полным знанием дела. Да, Евгений Никанорович мог быть строгим, мог морально наподдать провинившемуся, но вместе с тем, отмечу уж тут как технарь — несущей конструкцией его характера была доброта. Прошедший войну, переживший все ужасы концлагеря и потом прессинг НКВД, он сумел сберечь в себе такую всеобъемлющую любовь к людям, к жизни, к своей профессии, что этого запаса хватило бы на десятерых.

Может, он не был лихим бойцом, человеком неуёмной излишней энергии, не размахивал шашкой, не бросался на амбразуры. Но зато он создавал вокруг себя тёплое поле добра, созидания, уверенности в своих силах и возможностях. Сколько людей было согрето этим источником, скольких он поставил на крыло, скольким помог и внушил надежду на то, что всё у него получится! Я уж не говорю о том, какой в его арсенале был опыт строителя — эту сокровищницу трудно с чем-то сопоставить. Батенчук разбирался во всех нюансах строительства. Думаю, не было в нашем деле такого, чего бы он не знал и на решение чего не имел бы как минимум несколько вариантов. А чтобы понять тонкость его натуры, достаточно было послушать, как вдохновенно и трепетно Батя читал стихи. Он знал их великое множество.

В то время, когда я узнал его, он уже во второй раз вживался в ответственную должность полноправного руководителя стройки после осуществлённых для него в министерстве «субардинационных каникул». Своё возвращение на «капитанский мостик» он воспринял как должное, — спокойно и без особого торжества. Как первый руководитель, он постоянно интересовался нашими делами, причём, чувствовалось, что для него важно всё, даже настроение человека. Его каждый день можно было видеть на объектах — нам он казался буквально вездесущим.

Скажу тут и о том, что Евгений Никанорович был очень опытным и грамотным инженером. Причём, он проявлял себя специалистом не только в строительстве — его знания были глубокими и всесторонними в любых сферах, начиная от физики, атомной энергетики вплоть до технологий сварки и других «премудростей» техники. И если уж он был в чём-то уверен, можно было даже не стараться его переубедить. Это было бы бесполезно. Да никто особо и не пытался этого делать. Он удивительно много читал, и при этом обладал уникальной памятью. Я уж не говорю о практических навыках. Повторяю, такой опыт, который он накопил за свою жизнь, можно назвать уникальным. Сейчас людей с подобным багажом можно пересчитать по пальцам.

Возможно, кому-то он казался мягким. Но Батя мог проявить стальную твёрдость, если того требовала ситуация. Просто я так понимаю, что человек, столь много переживший, — один концлагерь чего стоит, да и потом его судьба, мягко говоря, не баловала, — обретает не панцирь, а душевную мягкость. И к людям такие руководители относятся по-доброму, с большим пониманием и сочувствием, нежели те, кто прожил долгое время в комфорте и благополучии. Он никогда никого не оскорбил, был искренним и открытым, терпеть не мог лизоблюдов и не прощал предательства. И ещё, он никогда никому не завидовал. То есть, был «правильным» человеком во всех смыслах этого слова.

Батенчука очень любили рабочие. Он мог прийти в любую бригаду и решить самый сложный вопрос — а таковых на стройке возникало великое множество, и не всегда даже непосредственный начальник был готов без доли страха и сомнения явиться в коллектив, где сложилась острая ситуация, прямо посмотреть людям в глаза. Внимательно выслушает, спокойно поговорит, скажет, что можно сделать немедленно, а что — вопрос времени. И уж если пообещал, слово сдержит непременно. Кстати, Батей его звали и на Вилюе, эта «партийная кличка» прибыла в Челны вместе с ним, а мы между собой всё больше именовали его Дедом и Дедушкой. И тоже с большой буквы, уважительно. Вот что навсегда останется в моей душе и памяти.

О нём написано огромное количество статей и книг, но ещё больше осталось за кадром. Удивительно тёплый и сердечный человек, компанейский, общительный, замечательный рассказчик с искромётным юмором, Батенчук всегда был для тех, кто его окружал, центром притяжения. Но главное не в этом — он многим, лично мне тоже, многое дал для профессионального становления, а, следовательно, для уверенной поступи в жизни. А ведь это, как ни крути, в судьбе главное».

И чем не пример нам всем вот такой незначительный вроде бы эпизод из его наполненных будней. Однажды Евгений Никанорович встречал на стройке какого-то крупного чина из Москвы.

— Почему вы всегда в спецовке? — сделал замечание этот высокий чин. — Вас и не отличить…

— От кого не отличить? — перебил его Евгений Никанорович. — От рабочего человека? Так ведь этим гордиться надо! От рабочих отличаются только бездельники…

И на ближайшей планёрке он настоятельно посоветовал молодым инженерам: «Ходите на работу в спецовках, чтобы быть не рядом с делом, а в деле». В этом конкретном, пусть маленьком факте отразился тот воспринятый Батенчуком демократический стиль руководства, при котором главенствовали забота о рабочем человеке и опора на тесное сотрудничество с ним.

«И ещё один значительный факт. В юности Е. Батенчук сочинял стихи, написал повесть, мечтал стать писателем. Писателем он не стал, но след в литературе оставил прочный» «И ещё один значительный факт. В юности Е. Батенчук сочинял стихи, написал повесть, мечтал стать писателем. Писателем он не стал, но след в литературе оставил прочный»

Батенчук в кино и литературе

И ещё один значительный факт. В юности Е. Батенчук сочинял стихи, написал повесть, мечтал стать писателем. Писателем он не стал, но след в литературе оставил прочный. И это тоже говорит о влиянии его небывало обаятельной личности, покорявшей многих, в том числе и тех, обаять которых было не так просто.

К перекрытию Ангары, например, приехал на стройку Александр Твардовский, посвятивший этому волнующему событию главу «На Ангаре» в своей знаменитой поэме «За далью — даль»:

Тот час рассветный, небывалый,

Тот праздник подлинный труда

Я не забуду никогда…

Приезжал в Иркутск и Павел Нилин, по произведениям которого «Жестокость», «Испытательный срок», «Большая жизнь» сняты кинофильмы. Под глубоким впечатлением от личности Батенчука известный писатель пишет очерк, опубликование которого помогло Евгению Никаноровичу. Он, бывший военнопленный, сразу почувствовал перемену в отношении к себе местных властей. Между Нилиным и героем его очерка возникла большая дружба.

А Константин Симонов в своём вилюйском очерке «Река и люди» первым назвал Батенчука «человеком-легендой».

Батенчук привлёк к себе внимание и другого крупного писателя — знаменитого драматурга Алексея Арбузова. Евгений Никанорович стал прототипом одного из главных действующих лиц пьесы «Иркутская история», постановка которой стало большим событием в общественной и культурной жизни страны. Почти все театры включили её в свои репертуары. В Москве «Иркутскую историю» поставили театры им. Е. Вахтангова и им. В. Маяковского. В Ленинграде она вышла на сцене Большого драматического театра им. М. Горького в режиссуре Г. Товстоногова. В ролях её героев выступали такие актёры, как Татьяна Доронина, Юлия Борисова, Михаил Ульянов, Кирилл Лавров, Юрий Любимов, Павел Луспекаев. Сердюка, прообразом которого был Батенчук, играл Николай Плотников. Эту пьесу с успехом показали за рубежом наши театры. «Иркутскую историю» включили в репертуар театры целого ряда городов Европы, Азии и Америки. Пьесу Арбузова поставили в Лондоне и Страсбурге, в Братиславе и Афинах, в Мадриде и Хельсинки, в Турине, Токио и Рио-де-Жанейро. А в основе её сюжета лежали реальные события и люди, которые работали в середине двадцатого столетия на сооружении Иркутской ГЭС.

Образ пятидесятилетнего ветерана стройки, начальника экипажа шагающего экскаватора Степана Егоровича Сердюка по прозвищу Батя не «списан», конечно, прямо с Евгения Никаноровича Батенчука, но навеян встречей именно с ним. Это своего рода посвящение Батенчуку-Бате, который очаровал Арбузова своей покоряющей личностью, да и внешним видом тоже.

Вот и иркутский писатель Леонид Кокоулин даёт ему лаконичную, но ёмкую и точную характеристику: «Вспоминаю покорение Вилюя. Начальником стройки назначают Е. Н. Батенчука — фронтовика, романтика, фантазёра, изобретателя».

Да, и кинематографисты мимо громадной по значению фигуры Батенчука не прошли. В советском художественном фильме «Дорога» (1975 г.), посвященном строительству Камского автозавода, прообразом руководителя стройки Батина является тоже Е. Н. Батенчук.

«А вот как вспоминает о своём прославленном дедушке старшая его внучка Наталья: «Дед был очень выдержанным: никогда не выяснял отношений и по столу не стучал» «А вот как вспоминает о своём прославленном дедушке старшая его внучка Наталья: «Дед был очень выдержанным: никогда не выяснял отношений и по столу не стучал»

«Единственный раз услышала, как он выругался крепким словцом — когда ему сообщили о пожаре на заводе двигателей»

Не могу обойтись без нескольких хотя бы штрихов, которые могут дать представление о домашнем, скажем так, Батенчуке. Он, несмотря на большие должности, неизменно оставался открытым человеком и был прекрасным собеседником в любой компании: помнил, как говорилось уже, и читал наизусть стихи Маяковского, Багрицкого, Есенина, Пушкина. И, наверняка, не случайно в его семье были три дочери с именами популярных героинь пушкинских произведений — Людмила, Ольга и Татьяна.

Он очень любил розыгрыши. Его старшая дочь Ольга вспоминала, как однажды под Новый год, когда гости собрались, в соседней комнате отец усадил знакомую девушку, работавшую на радио, провёл ей микрофон (ему это ничего не стоило — он ведь умелый техник), и она сообщила в разгар пиршества о награждении Сталиным одного из присутствовавших медалью. С его женой, видимо, от радости, стало плохо. Но, узнав о розыгрыше, она на всех смертельно обиделась и ушла. И лишь спустя время вновь стала появляться на посиделках.

Ещё она же рассказала о том, что отец перевёл как-то деньги на лечение одному тяжелобольному мужчине. Тот работал вместе с Батенчуком на иркутской стройке и передавал информацию о нём в КГБ. «Папа тогда обо всём догадывался, — поясняла она, — но для него было важно, чтобы в этой системе никто ничего не придумывал лишнего и не раздувал того, что было. Позже пришло от этого мужчины письмо, в котором он просил у отца прощения».

А вот как вспоминает о своём прославленном дедушке старшая его внучка Наталья: «Дед был очень выдержанным: никогда не выяснял отношений и по столу не стучал. Сколько его знаю, всего один-единственный раз услышала, как он выругался крепким словцом — это когда по телефону ему сообщили о пожаре на заводе двигателей. Он и рабочих как-то сумел быстро отучить от забористых слов. Говорят, что талантливый человек талантлив во всём. Евгений Никанорович был мастером на все руки и не боялся кухни: мог запросто сварить отменный борщ, сделать винегрет, налепить вареников и пельменей. И все это с шутками-прибаутками вместе с Людмилой Васильевной, нашей бабушкой… Дед был неприхотлив в еде и по утрам предпочитал гречневую кашу. Я его никогда не видела пьяным — всё было в меру. Но „для здоровья“ у него в холодильнике всегда наготове стояла бутылка водки с лимонными корочками, а у бабушки была своя фирменная наливочка…». 

Жизнь человеческая кратковременна. И счастлив тот, о ком с почтением и благодарностью будут вспоминать потомки. Таков был Евгений Никанорович Батенчук. Его давно уже нет с нами, но город Набережные Челны, который он строил, развивается, становится с каждым годом краше, люди работают на современных предприятиях, рожают и воспитывают детей в уютном жилье. Город продолжает расти и хорошеет на глазах.

Вернусь тут опять к рассказу моего друга Валерия Кузьмина. Я говорил уже, что наши мысли во многом совпадали и совпадают: «Полгода назад я опять был в Набережных Челнах, — пишет он, — мы с Юрием Ивановичем проехали по всем улицам и площадям, побывали во всех уголках города. Тогда мне в голову пришла такая не случайная мысль: „А ведь тогда, в далёкие семидесятые годы, мы, первые, кто приехал на строительство КамАЗА, хотели видеть в будущем именно такой город“. Значит, всё у нас получилось. И прежде всего благодаря Евгению Никаноровичу Батенчуку и огромному отряду его коллег и соратников».

Я помню эту встречу с другом Валерой. Потом мы поехали на кладбище, положили цветы на могилу Бати, молча постояли. И подумали о том, что великие люди уходят, а жизнь, которую они оставили нам в наследство, продолжается. Надо быть достойной её…