«Дракон» качаловцев — это практически мюзикл, правда, оригинальная песня всего одна — неуклюжий городской гимн «Дракон» качаловцев — это практически мюзикл, правда, оригинальная песня всего одна — неуклюжий городской гимн

«ДРАКОН» — ЭТО НЕ «БОРИС ГОДУНОВ» И НЕ «ЧАЙКА», ОН ОДНОЗНАЧНЫЙ, КАК БАСНЯ КРЫЛОВА

Вообще, конечно, ситуация парадоксальная: депутат регионального парламента от «Единой России» ставит любимую пьесу либеральной интеллигенции. Правда, спектакль Александра Славутского в политическом отношении получился вполне беззубым. Режиссер даже сказал в одном интервью, что рыцарь Ланцелот, бросающий вызов тирану, — это Владимир Путин. Наверное, пошутил. Интересно, кто же тогда дракон — Соединенные Штаты?

Если вы читали пьесу Евгения Шварца или видели экранизацию Марка Захарова, переходите сразу к следующему абзацу. Если нет — вот очень короткий пересказ. Странствующий рыцарь Ланцелот — дальний родственник того самого — намерен освободить некий безымянный город от дракона. Чудовище веками требует у местных жителей пищи и почестей, каждый год ему положена девушка на растерзание. В городе герою не рады: люди верят, что дракон непобедим, и предпочитают угождать ему, как монарху. Каждый знает его с детства: в человеческом обличье дракон не гнушается обществом своих подданных и по-соседски ходит к ним в гости. Ланцелот не поддается на уговоры и убивает чудовище — но сам, тяжело раненый, скрывается. Предприимчивый бургомистр объявляет себя победителем дракона и, по сути, занимает его место. Никто не против. 

Естественно, это текст о тоталитарных режимах XX века: Шварц писал ее в разгар Второй мировой, в эвакуации. Сталинские цензоры умели читать между строк и запретили «Дракона» после первой же премьеры в 1944 году. Сегодня брать эту пьесу никто не мешает — но лучше бы театрам оставить ее в покое. «Дракон» — это не «Борис Годунов» и не «Чайка», он однозначный, как басня Крылова. Автор так дорожил любимыми мыслями, что заставил персонажей формулировать мораль — мало ли мы сами не поймем. 

Бургомистр и Генрих, его сын — до смешного беспринципные мерзавцы без капли человечности (играют, соответственно, Илья Славутский и Алексей Захаров) Бургомистр и Генрих, его сын — до смешного беспринципные мерзавцы без капли человечности (играют, соответственно, Илья Славутский и Алексей Захаров)

ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ МЮЗИКЛ, ПРАВДА, ОРИГИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ ВСЕГО ОДНА — НЕУКЛЮЖИЙ ГОРОДСКОЙ ГИМН

Мораль, если без лирики, такая: люди не научатся свободной жизни только потому, что их избавили от тирании. Мы в курсе, спасибо. Сейчас этого мало, чтобы поставить умный спектакль. Но ничего другого вы сказать не сможете, если попробуете поработать с этой пьесой. «Дракону» не хватает гибкости, чтобы стать чем-то еще, кроме сказки-антиутопии для старшего школьного возраста. Пару лет назад попытался Константин Богомолов: местами было интересно, местами — непонятно, в целом получился любопытный, но все-таки проходной проект. Во всяком случае, если сравнивать со «Славой», «Тремя сестрами» и другими поздними шедеврами режиссера.

Богомолов бился со стереотипами о пьесе, комбинировал ее с Евангелием и Ницше, с советской киноклассикой и русской популярной музыкой — короче, старался сделать ее сложнее и шире. Славутский пробует взять зрелищем. Модельер Екатерина Борисова в роли художника по костюмам. Монументальная декорация Александра Патракова. Видеозадник с облачками. Полеты на машинах и без. Миниатюрный электрокар бургомистра. Танцующая и поющая массовка. Героические позы героев и злодейский грим у злодеев. «Дракон» качаловцев — это практически мюзикл, правда, оригинальная песня всего одна — неуклюжий городской гимн. А надо было заказать полноценное либретто и два часа музыки, тогда вопросов было бы меньше. Такой жанр. Дорого, красиво, громко, просто, без претензий.

Ланцелот у Павла Лазарева — высокий молодой красавец, который чувствует только праведный гнев и ничего кроме Ланцелот у Павла Лазарева — высокий молодой красавец, который чувствует только праведный гнев и ничего кроме

Для драматического спектакля, вышедшего на исходе 2019 года, все решения слишком очевидные. «Отчего все ваши герои ходят в черном? — Это траур по их жизни, они несчастны». А дракон почему в красном? Потому что императорский цвет. Полупрозрачный павильон из мелких решеток — ну да, тюрьма. Ланцелот у Павла Лазарева — высокий молодой красавец, который чувствует только праведный гнев и ничего кроме. Бургомистр и Генрих, его сын — до смешного беспринципные мерзавцы без капли человечности (играют, соответственно, Илья Славутский и Алексей Захаров). Допустим, персонажи так и написаны — плоскими, но почему бы не добавить им объема? 

Теперь — о драконе. Тирана можно показать каким угодно, это редкий случай, когда пьеса Шварца оставляет место для трактовки. Олег Янковский в фильме Захарова изображал его самовлюбленным негодяем из бондианы; Игорь Верник у Богомолова — невзрачным чинушей с лицом Леонида Брежнева. Дракон Марата Голубева — просто злобный. Красный мундир и такие же красные губы на бледном лице, белоснежный парик и большие очки в духе модельера Карла  Лагерфельда — эффектная, но ничем не заполненная оболочка.

Дракон Марата Голубева — просто злобный. Красный мундир и такие же красные губы на бледном лице, белоснежный парик и большие очки в духе модельера Лагерфельда — эффектная, но ничем не заполненная оболочка Дракон Марата Голубева — просто злобный. Красный мундир и такие же красные губы на бледном лице, белоснежный парик и большие очки в духе модельера Лагерфельда — эффектная, но ничем не заполненная оболочка

РЕЖИССУРА НЕ ВЫТАСКИВАЕТ ПЬЕСУ — НО ЭТО ПОЛБЕДЫ

Режиссура не вытаскивает пьесу — но это полбеды. Беда, что Славутский прочел ее по диагонали, пропустив удачные находки Шварца. Ланцелот в оригинале не носит ни копья, ни меча — по крайней мере, во владениях дракона. Это непрактично, но красиво: рыцарь хочет получить оружие от горожан — или выйти против чудовища с голыми руками и погибнуть им в укор. Штука в том, что герой заранее знает: нельзя подарить свободу тем, кому она не нужна. В спектакле все это похерено только потому, что художница по костюмам нарисовала Ланцелота со шпагой, а режиссер ее не поправил.

Или шпага — так, аксессуар, на дракона с ней не ходят? Тогда пусть актер это сыграет — хотя бы перед битвой, когда мастеровые дарят ему меч: вот это, дескать, парни, другое дело, не то что моя булавка. Мы же не знаем, какая прочность у драконьей чешуи. Может, и нож подойдет, а может, и меч и не годится. Хотя лучше было бы совсем без шпаги: образ безоружного рыцаря слишком хорош, чтобы вот так им жертвовать. Театр ни в коем случае не обязан обслуживать замысел автора, но понимать его все-таки надо. Внимательный режиссер заметит ненужное и отрежет. Небрежный будет спотыкаться о пьесу, как о развязанный шнурок.

«Дракону» не хватает гибкости, чтобы стать чем-то еще, кроме сказки-антиутопии для старшего школьного возраста «Дракону» не хватает гибкости, чтобы стать чем-то еще, кроме сказки-антиутопии для старшего школьного возраста

Иногда Славутский не слышит Шварца, иногда — слышит и спорит. Оптимистический финал он поменял на мрачный: вернувшийся герой не свергает бургомистра, а прислушивается к его совету и покидает город. Даже знаменитую сентенцию Ланцелота — «В каждом из них придется убить дракона» — режиссер передал самозванному правителю: теперь она звучит как отговорка — дескать, я все понимаю, тиран убит, а люди те же, мы над этим работаем, не мешай. Естественно, хитрый политик лжет: стоит рыцарю уйти, на сцене снова запевают гимн в честь бургомистра. Но находка ничего не меняет по сути. Какая разница, останется в герое надежда или нет: качаловский «Дракон» так и так будет нехитрой нравоучительной сказкой в антураже дорогого мюзикла.