Вениамин Григорьев: «Есть два мнения – мое и неправильное»

Вениамин Демьянович Григорьев

«НЕ УЧИТЕ МЕНЯ УПРАВЛЯТЬ. Я УЖЕ СТОЛЬКО ЛЕТ НА ЗАВОДЕ — И ВСЕ ХОРОШО»

«Как-то я присутствовал у него на заводе на совещании, — рассказывает „БИЗНЕС Online“ профессор Светослав Вольфсон, заведующий кафедрой химии и технологии переработки эластомеров КНИТУ-КХТИ, доктор технических наук. — В кабинете директора было много сотрудников, Григорьев выступал очень жестко, досталось всем. После совещания у нас с ним состоялся разговор. Я говорю: „Вениамин Демьянович, обычно ведь как делается? Да, есть такая практика — кнута и пряника. Людей сначала хвалят, а уже потом „накачивают по полной“. А у вас все в одну сторону“. На что он отвечает: „Не учите меня работать, управлять. Я уже столько лет на заводе — и все хорошо“. — „Но ведь все ваши подчиненные боятся вам возразить, с вами спорить“. — „Ну да. Вот вы мне иногда говорите, что дела обстоят так-то и так-то. И здесь не так, и вот здесь плохо… Но почему мне об этом сами-то заводчане не говорят?“ — „Да боятся они!“

Известна следующая формула руководства: есть два мнения — мое и неправильное. Так вот, на КВАРТе это было притчей во языцех, очень по-григорьевски. Все на заводе знали, что есть мнение Вениамина Демьяновича, а все остальное неправильно. Третьего не дано.

На этом история так и закончилась, обе стороны остались при своих мнениях. А произошел этот разговор, когда мы запускали производство „дэтэпов“. Это такой динамический термопластик, который получил потом государственную премию Республики Татарстан (в 2008 году ее получила группа авторов — ученых и производственников — за работу „Разработка и организация производства нового поколения композиционных материалов — динамических термоэластопластов на основе производимых в Республике Татарстан крупнотоннажных полимеров“ — прим. ред.). Это была совместная программа с немцами, они у нас свое оборудование запускали, а рецептура была наша. Длился процесс месяца два, и вот все это время Вениамин Демьянович проводил подобные совещания. А сама эта история началась много раньше, еще в советские времена, когда наш отраслевой министр Лемаев (Николай Васильевич Лемаев (1929–2000) — основатель и первый руководитель производственного объединения „Нижнекамскнефтехим“, министр нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР, затем министр химической и нефтеперерабатывающей промышленности СССР с 1985 по 1990 год — прим. ред.) побывал за границей, на Западе, и увидел там новый очень хороший и перспективный материал. Честно говоря, мы в Союзе его проспали. Поэтому Лемаев срочно собирает у себя в министерстве совещание, на которое от нас поехал Кирпичников (Петр Анатольевич Кирпичников (1913–1997) — ректор Казанского химико-технологического института с 1964 по 1997 год — прим. ред.). Он был не только ректором, но и руководителем центра по разработке эластомеров министерства химической и нефтехимической промышленности страны. Было предложено освоить производство этой продукции у нас. Кирпичников меня вызывает и говорит: „Слава, давай делом займемся“. Мы и предложили Григорьеву организовать новое производство.

А тогда, еще в советские времена, его завод жил очень хорошо. В своей нише они были крупнейшим производством Союза, которое выпускало очень востребованную продукцию. Поэтому на новинку он пока не среагировал…»

НЕМНОГО ИСТОРИИ

«Казанский завод резиновых технических изделий был основан в 1941 году по постановлению Совета народных комиссаров СССР на базе Московского, Ленинградского и Ярославского заводов РТИ, — читаем на официальном сайте предприятия. — Именно тогда было развернуто производство резиновых технических изделий для нужд военного времени. 27 января 1942 года была выпущена первая продукция: губчатые изделия, дюритовые и тормозные рукава, а также резиновые детали для авиации. На заводе работали 46 человек.

В 1947 году правительство СССР издает постановление о строительстве Казанского завода РТИ. С 1946 по 1951 год его объем производства возрос в 3,2 раза, в 1952-м был построен цех радиозондовых оболочек. Впервые в СССР был освоен выпуск латексных изделий — первое и единственное до настоящего времени производство в России и странах СНГ.

Начиная с 1954 года идет интенсивное развитие предприятия, освоение новых производств: напорно-всасывающих и бездорновых рукавов. Именно в этот период определился основной профиль предприятия — производство рукавных изделий.

В связи с развитием республиканского нефтегазодобывающего комплекса возникла необходимость в разработке конструкции рукавов для бурения. В 1964 году впервые в стране было запущено производство буровых рукавов оплеточной конструкции, которые обладали повышенной надежностью. Завод стал единственным поставщиком этой продукции в стране. Буровые рукава казанского производства поставлялись не только в СССР, но и в страны ближнего и дальнего зарубежья: Болгарию, Кубу, Индию, Иран, Ирак и другие. АО „КВАРТ“ до настоящего времени остается единственным производителем буровых рукавов в России и странах СНГ и продолжает постоянно расширять ассортимент и совершенствовать конструкцию рукавов и присоединительной арматуры».

Первостроители Казанского завода РТИ

«ТАК НЕ ДЕЛАЕТСЯ, ДУРАКОВ-ТО НЕТ!»

«По-моему, они производили до 40 процентов этих рукавов в масштабах всей страны, — продолжает Вольфсон. — Много этой продукции шло на экспорт, поэтому они очень хорошо жили. Когда Григорьев услышал про наше предложение, про новый материал, он сразу спросил: „А кому он нужен?“ Ну мы отвечаем: „КАМАЗу, ВАЗу, вообще в автостроении…“ Он и говорит: „Если им нужно, то пускай приобретают оборудование, устанавливают его у меня в цехе, а я тогда и буду для них его делать“. Я отвечаю: „Но так не бывает, дураков-то нет!“ Тогда на этом разговор и завершился.

Когда закончились уже для него (впрочем, как и для всей промышленности страны) хорошие времена и проверенный рынок рухнул, тогда Григорьев сам поехал за границу, в Европу, и увидел, что действительно вот эти самые „дэтэпы“ очень даже востребованы в автомобилестроении, да и много еще где. Вернувшись, Григорьев позвал меня и говорит: „Хорошо, давайте выпускать эти ваши „дэтэпы“. Но все было не так просто: в Союзе подобного оборудования не делали, его надо было покупать у немцев. К этому времени экономического хаоса никто кредит Григорьеву у нас не дал. И вот тогда он пошел на страшный риск. По-моему, он заложил практически все предприятие, все производство. Словом, все поставил на кон. Немцы кредит ему дали, установили оборудование, дело наладилось. Так что роль Григорьева в данном проекте очень большая, если вообще не решающая.

И вот 27 мая 2005 года Вениамин Демьянович неожиданно умирает в Москве, прямо во время операции. Когда он туда поехал, то считал, что ничего страшного не происходит. Рассказывали, что операцию вроде бы ему назначили и делали в пятницу, а на понедельник он отдал распоряжение привезти ему какие-то бумаги по заводским делам. Бумаги не понадобились… На заводе, услышав печальную весть, чуть ли не стихийно собрался траурный митинг — несмотря ни на что, его здесь очень ценили.

Когда проект по освоению производства динамических термоэластопластов подали на заявку на республиканскую государственную премию, то в число его участников включили и покойного Григорьева. Минтимер Шаймиев, будучи тогда президентом, сказал, что это очень правильно. Даже несмотря на то, что Вениамин Демьянович был очень сложным человеком.

Ну да, он был человеком старой формации, то есть настоящим патриотом завода, сильно переживал за все, что на нем творится. Думаю, что благодаря именно ему предприятие и осталось на плаву в непростое время.

Завод строил жилье, у него были свои поликлиника, база отдыха, детские сады, пионерский лагерь. Когда настали сложные времена, многие предприятия стали сбрасывать с баланса все эти непрофильные объекты, Григорьев уперся и держался до конца, как только на него сверху ни давили, ни заставляли избавиться от них.

«ЕСЛИ ГРИГОРЬЕВ СКАЗАЛ ДА, ТО ОНО СТОПРОЦЕНТНОЕ»

Еще в советские времена у нас с ним приключилась и другая история. Как-то мы на „Нижнекамскнефтехиме“ радикально улучшили свойства изопренового каучука и получили фактически новый продукт. Договорились, что КВАРТ его испытает в своих рецептурах. Прислали на данный завод вагон с исходным материалом. Я прихожу туда, хожу по цехам день, второй, третий, спрашиваю: „Как идет новый материал, как перерабатывается?“ На что мне везде отвечают: „Да что-то вот не очень, как-то плохо, ничего не получается. Так что не надо бы его нам“. Думаю: „Что-то здесь не то“. Пошел в отдел снабжения, который занимается поставками, и спрашиваю: „Как дела идут с новым каучуком, цеха его берут?“ А мне отвечают: „Да нет, вот как пришел вагон, так и стоит. Ни одного брикета, ни одного килограмма никто не взял“. Я понял, зачем и почему народ мне лапшу на уши вешает: с чем-то новым, непонятным и непредсказуемым никогда и никто из производственников не хочет связываться.

Зная обстановку и ситуацию на заводе, я направился прямиком к Григорьеву, потому что при всех его недостатках было у него отличное качество: если он сказал да, то оно стопроцентное. Но уж если он сказал нет, то тут хоть убейся! (Правда, когда он ошибался и ошибка становилась очевидной, то парировал следующим образом: „Значит, вы меня плохо убеждали“.)

Направившись к Григорьеву, я попросил пойти со мной Кирпичникова, который был не только ректором, но и заведующим профильной кафедрой, они с Вениамином Демьяновичем были в прекрасных отношениях. Когда мы с Петром Анатольевичем показали, рассчитали всю выгоду нового проекта для предприятия, Григорьев немедленно вызвал к себе главного технолога, хорошую такую женщину, Инессу Михайловну, и спрашивает: „Почему до сих пор не опробовали новый продукт?“ „Работы было много, дел невпроворот, руки не дошли“, — отвечает она.

И он ей ставит задачу и велит доложить о выполнении ровно через два дня. Через два дня все цеха сработали, как надо, у всех все получилось, „забытый“ вагон буквально расхватали. А уже потом, войдя во вкус, все стали просить: „Давайте еще!“ Дело пошло, и они заключили с „Нижнекамскнефтехимом“ долгосрочный договор на поставку нового материала. Все свои рецептуры перевели на него.

«И ТОГДА ЕГО «ГЕРОЙСТВО» ОКАЗАЛОСЬ ВРОДЕ КАК НЕ У ДЕЛ»

В этом был весь Григорьев — когда директору нужно было не просто высказать какое-то свое мнение, а проявить, что называется, политическую волю, добиться выполнения поставленной задачи. Для этого нужно обладать авторитетом определенного масштаба, а ведь он был Героем Соцтруда (указом президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1981 года за выдающиеся производственные успехи в выполнении заданий десятой пятилетки и социалистических обязательств, проявленную трудовую доблесть Григорьеву Вениамину Демьяновичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот» — прим. ред.). Член обкома партии, член президиума республиканского совета профсоюзов, депутат Казанского горсовета он, что называется, ногой открывал начальственные двери, если это было нужно для дела. Но потом, когда вся советская система рухнула, это его „геройство“ оказалось вроде как не у дел.

Тогда — обратите внимание! — он свой КВАРТ сделал не открытым, а закрытым акционерным обществом, ни одной акции постарался не выпустить за территорию предприятия, потому у него сложились довольно натянутые отношения с остальным внешним миром, в том числе и с властями. Видимо, благодаря Вениамину Демьяновичу в непростые времена как-то и удавалось удерживать свое предприятие на плаву. Видимо, поэтому он и прожил всего 73 года, не покинув своего боевого поста.

На заводе у него была своя строительная структура, он возводил жилье, объекты соцкультбыта. Жилье он строил исключительно для своих работников, и ситуация была такая: у кого подходила очередь, тот шел на стройку и достраивал эту свою квартиру. При этом место на заводе за работником сохранялось. Один подъезд они вроде бы делали элитным, и это элитное жилье шло на продажу, остальные подъезды распределялись для своих работников бесплатно. Ни разу я не слышал, чтобы вокруг него ходили какие-нибудь разговоры, мол, начальство ворует, или что-то подобное. Но и жали за эти „строительные проделки“ на Григорьева со всех сторон: не прописывали жильцов, пытались „отжать по закону“ территорию заводской свалки и прочее».

На заводе «КВАРТ»

«МЫ СЛЕДИЛИ ЗА ПРЕДПРИЯТИЯМИ, А ОБКОМ — ЗА НАМИ»

«Притом что Григорьев являлся очень крепким, очень грамотным, знающим руководителем, он был очень упрямым, — рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ известный в республике партийный и советский работник, экс-председатель Казанского горисполкома Рево Идиатуллин. — По крайней мере с точки зрения районных властей я расценивал его именно так. Я тогда работал первым секретарем Приволжского райкома партии, на территории которого и действовал завод резинотехнических изделий (РТИ), позже — объединение „Казаньрезинотехника“. Когда Григорьев с чем-то не соглашался, его очень трудно бывало уговорить, уломать. Скажем, на решение каких-то районных и даже республиканских проблем. Не в смысле денежном, а в плане участия в каких-то общих делах. Например, если речь шла о благоустройстве на территории района или выделении техники во время уборочной кампании.

Вот по этой теме у нас с ним даже произошел конфликт. В советские времена, как вы, наверное, помните, во время уборочной на селе всегда не хватало транспорта. Данной проблемой занимался обком партии. Он и распределял, какой район и какие его предприятия должны были выделить такое-то количество автомобильной техники на село, на оказание помощи в уборке урожая. Потом это распределение спускалась на уровень районов, конкретных предприятий, и за подобным очень внимательно следили. Мы следили за предприятиями, а обком — за нами. В это время на селе ждали машин из города. Они их ждали, в них нуждались и, если транспорт вовремя не поступал, естественно, докладывали в обком. Обком реагировал болезненно, „воспитывал“ нас, то есть райкомы. И мне как первому секретарю Приволжского райкома КПСС за эти недочеты доставались все шишки. Больше и дольше всех задерживал выделение транспорта Григорьев. Мы его предупреждали — и раз, и два, и три… Начали с инструктора райкома, потом за дело взялся руководитель отдела, потом секретарь по промышленности, наконец, очередь дошла до меня. Дело затягивалось, горком, а затем и обком партии начинали нервничать, грозили вынести вопрос на бюро — и куда было деваться?

Хотя и по отношению к большому, грамотному, уважаемому руководителю завода, но мне пришлось тогда поступить с ним резковато. Считаю, что это было оправданно с моей стороны. Кстати, другие директора меня поддержали, потому что понимали ситуацию, всю ее серьезность: что это была не моя прихоть и данный транспорт, в конце концов, я отправлял не к себе на дачу. Но воз с этим транспортным вопросом так и оставался на месте. После долгих устных увещеваний пришлось объявить ему партийное взыскание. Я знал, что Григорьев находится в очень хороших отношениях с первым секретарем Казанского горкома партии Рашидом Мусиным и иногда этим делом не просто пользуется, а даже злоупотребляет. Так что я был вынужден прямо на бюро райкома партии потребовать принести его учетную карточку и написал ему взыскание до того, как Григорьев обратится к Мусину.

Это был шок, конечно. Ну а куда мне было деваться? Непринятие мер, невыполнение решений бюро горкома и обкома партии — такой момент, серьезнее не придумаешь. И это не делало чести ни мне как руководителю, ни самому району.

Все же после данной истории пришлось как-то „притереться“, да и Григорьев стал посговорчивее, начал выполнять наши распоряжения, но продолжал считать, что поступал так исключительно в интересах завода. Во многом, конечно, так оно и было — как у любого директора крупного предприятия, у него тоже имелся миллион внутренних проблем, и он их решал по мере сил.

И не зря старался — Вениамин Демьянович ведь Героя Соцтруда получил. Кстати, на церемонии вручения ему звезды Героя (а вручал председатель президиума Верховного Совета республики Салих Батыев) по протоколу присутствовал и я — как руководитель районной партийной организации.

Что касается возводимого заводского жилья, отчисляемого в необходимых процентах для работников бюджетной сферы, то такое положение существовало, это был закон, ведь учителя, врачи и другие бюджетники тоже должны были где-то жить! Но Григорьев, как, впрочем, и любой другой директор, старался эти свои жилищные „потери“ минимизировать. В данном вопросе все директора, которые строили жилье, шли на какие-то хитрости. Тот же гендиректор КАПО имени Горбунова Виталий Копылов после нашего очередного общения на эту тему как-то заметил: „Вот, Рев Рамазаныч, ехал я тебя обмануть, а не вышло!“ Да, к визитам крупных директоров типа Копылова или Григорьева я готовился особо тщательно: давал задания соответствующим отделам поднять наиболее полную информацию о последних делах предстоящих собеседников — как положительную, так и (главным образом!) отрицательную. В смысле невыполнения каких-то обязательств перед городом. Приходилось аргументировано давить в этом вопросе на людей непростых — генералов производства!

Но в бытность мою председателем Казанского горисполкома проблемы, связанные с Григорьевым и его заводским жильем, до меня как-то не доходили. Видимо, они решались на уровне отдела учета и распределения жилья. А как только я пришел на должность руководителя горисполкома, то сразу поставил начальником этого отдела Героя Социалистического Труда. Был такой Наиль Гилязов, я его вытащил с „Теплоконтроля“, хотя он очень тогда упирался, не хотел с завода уходить. Пришлось и здесь надавить на совесть: „Кто же будет заботиться о горожанах, за порядком следить?“ А Гилязов был кристально честным человеком и в принципе никогда не пошел бы ни на какие сделки, ни на какой подкуп или прочее безобразие. И это было хорошо известно. К тому же это был очень аккуратный, тактичный и вежливый человек. Такой и нужен был на данной службе, когда любой разговор с кем бы то ни было из посетителей, будь то большой начальник или какой-то простой очередник, всегда был неприятным, потому что к нему в отдел шли уже как в последнюю инстанцию те, кто в этом вопросе был уже обречен.

И вот с Гилязовым случилась следующая история. Однажды он без стука, без разрешения и без предупреждения, что было совсем на него не похоже, влетел ко мне в кабинет весь такой встрепанный, красный, глаза квадратные… Оказывается, кто-то, кто очень надеялся на удачный исход своего визита, а может быть, и на провокацию, оставил на столе Гилязова конверт. После ухода посетителя тот глянул внутрь этого конверта и обомлел! Вот с этим он ко мне и прибежал. Действительно, можно было серьезно влипнуть. Я, как мог, его успокоил и посоветовал следующее. У нас в горисполкоме службу несла охрана из работников МВД. Я ему и подсказал через этих сотрудников вызвать представителей их ведомства и, как положено, в присутствии свидетелей составить официальный протокол. Он так и сделал, все разрешилось благополучно, Гилязов успокоился. Так вот могу сказать: никакого беззакония такой человек не мог позволить себе никогда и ни в чей-либо адрес. В том числе и по отношению как к самому Григорьеву, так и к его жилому фонду».

«НА ДИПЛОМАХ ВЫПУСКНИКОВ КХТИ СТОИТ ЕГО ПОДПИСЬ»

«Вениамин Демьянович хотя и был руководителем жестким, подчас суровым, но вместе с тем это человек интеллигентный, знающий, — завершает рассказ о нем Вольфсон. — Не надо забывать, что он был профессором, доктором наук, у нас в институте (КНИТУ-КХТИ — прим. ред.) читал лекции, даже по своей специальности очень долго являлся председателем государственной экзаменационной комиссии. На дипломах многих наших выпускников стоит его подпись.

Вообще, мы с КВАРТом довольно долго, еще с григорьевских времен, плотно работали и работаем. Вениамин Демьянович Григорьев в 1970 году пришел директором на завод РТИ с должности главного инженера Казанского завода синтетического каучука (СК). Но если продукция завода СК была более ориентирована на военные заказы — специальные каучуки, объемы производства которых были относительно невелики, то у завода РТИ был совсем другой масштаб. Казанский завод резинотехнических изделий (позже — объединение „Казаньрезинотехника“, а с 1992 года — Камско-Волжское АО резинотехники „КВАРТ“) был и остается в своей отрасли крупнейшим, лидирующим предприятием сначала Союза, а потом и России. В Советском Союзе практиковались такие вещи, как отраслевые собрания главных инженеров предприятий или их директоров. Они съезжались в одно место, хвалились друг перед другом своими достижениями, откровенно обменивались информацией. И никто ничего не утаивал — тогда так было принято, было в порядке вещей. Сейчас все совсем по-другому: рынок, конкуренция. На совещаниях советских времен, которые неоднократно Григорьев собирал и в Казани, было хорошо заметно: он среди директоров явный лидер, наиболее крупная фигура, вел себя как настоящий хозяин. И это было оправданно, потому что он знал цену и себе, и своему предприятию».