БЫВШИЙ «ГЛАВНЫЙ БАНКРОТЧИК» ТАТАРСТАНА РАССКАЗАЛ, ЧТО СОЗДАНИЕ ЕГО БИЗНЕС-ИМПЕРИИ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СДЕРЖИВАЛА ЧИНОВНИЧЬЯ КАРЬЕРА . ЧАСТЬ 2-Я

«БИЗНЕС Online» публикует сегодня окончание сенсационного интервью экс-главы комитета РТ по делам о несостоятельности миллиардера-рантье Алексея Семина. Он рассказывает про свои 25 тыс. га земли и 300 тыс. кв. метров недвижимости; о жилом комплексе, который он начал строить в центре Казани, объясняет, для чего вкладывается в строительство доходных домов; признается, что поменял свое мышление с девелоперского на лендлордское; а также поясняет, почему из столицы РТ переехал в Москву, а не в Швейцарию или Великобританию, и сообщает подробности о своей коллекции антиквариата…

ВОКРУГ ВСЕ РУШИЛОСЬ, У НАС В РУБЛЯХ ВЫРУЧКА ВЫРОСЛА

- Как получилось, что в 1999 году только отгремел кризис, вся экономика еле дышит, а у Алексея Семина все настолько хорошо, что он идет в чиновники?

– Поскольку все предприятия создавались с чистого листа, у нас почти не было долгов. А какие были – никоим образом не влияли, и мы их погасили в очень короткие сроки. Поэтому чувствовали себя очень уверенно. Вокруг все рушилось, у нас в долларах выручка, может, резко и упала, зато в рублях, наоборот, выросла. У нас была фактически монополия на бизнес-центры с «казанским евроремонтом», как я его называл. То есть современные белые стены, современное ковровое покрытие в офисах. Вызывает улыбку, но тогда это было как центральная система кондиционирования сегодня.

Каждый директор реализовывал собственную инвестиционную программу, утвержденную для данного предприятия, принцип которой был очень прост – вся арендная плата вкладывалась либо в реконструкцию, либо в новое строительство на данной территории. В посткризисных условиях было очень выгодно строить: люди были готовы работать чуть ли не бесплатно, только чтобы получить самый минимум, строительные фирмы брали три четверти бартером.

- Что вы поменяли в системе управления, вернувшись в бизнес в 2005 году?

– У каждого предприятия был директор со своими подходами и видением бизнеса. Мне же нужно было, чтобы управленческие решения принимались не на каждом отдельно взятом предприятии, а централизованно. И инвестиционная программа должна быть однозначно уже не по принципу «сколько заработал, столько вкладываешь» или «80 процентов вкладываешь, 20 процентов – отдаешь». А по принципу, что сегодня из одного всё выкачивается и вкладывается в другой объект. Реализовать подобные новации в условиях действия большого числа предприятий, хоть и с одним собственником, было затруднительно. В 2009 году завершилась упаковка активов в паевые инвестиционные фонды.

- Кстати, будете сейчас как-то модифицировать структуру из-за изменений в налоговом законодательстве?

– Однозначно нет. Изначально было понятно, что нельзя рассматривать ПИФы как внутренний оффшор. Это была дыра в законодательстве, которую неминуемо должны были прикрыть. Меня привлекли два момента. Во-первых, ПИФ дает возможность сделать активы недоступными для рейдерских атак и любых других теневых схем отъема бизнеса. Во-вторых, можно реинвестировать прибыль, не уплачивая с неё налога – более чем достаточно. Но глупо было бы рассчитывать, что ПИФ навсегда избавляет от земельного налога, налога на имущество – основы развития местных органов власти.

ЗЕМЛЯ СОСТАВЛЯЕТ ПОЛОВИНУ СТОИМОСТИ АКТИВОВ ASG

- Сейчас у вас 25 тысяч гектаров земли и 300 тысяч квадратных метров недвижимости.

– Причем 3 тысячи гектаров в Казани. Именно они особенно ценны, остальное – пригородные земли, которые стоят значительно дешевле.

- Землю вы покупали уже после окончания чиновничьей карьеры?

– Да, с конца 2005-го по 2007 год. Кстати, тоже причина, по которой мне надо было завершать государственную службу. Реализовать проект по земле было бы невозможно именно в силу того, что меня бы обвинили во всех смертных грехах. Сейчас земля составляет половину стоимости активов ASG, другая половина приходится на недвижимость.

- И при всем этом вы не любите занимать: что в кризис 1998 года вы вошли без долгов, то же было в кризис 2008-го.

– Ничего плохого не вижу в том, чтобы брать деньги в кредит, но займы должны соотноситься с выручкой. Я считаю, что у меня должна быть возможность погасить все максимум в течение года. В кризис 2008 года мы вошли с долгом в 50 или 100 миллионов, которые мы заплатили в течение месяца, как только встал вопрос о пересмотре ставок.

- Долларов?

– Нет-нет, рублей. Очень несущественная сумма, которая равняется месячной выручке. Потому мы легко, не нарушая всех своих инвестиционных планов, в течение 2–3 месяцев сумели ее погасить. Могли бы 500 миллионов рублей погасить запросто. Больше – уже рискованно, пришлось бы идти на компромиссы с банками.

- Тогда на что вы покупали землю, если не на заемные средства?

– Все наши инвестиционные проекты в недвижимости завершились в 2002–2003 годах. Стали накапливаться средства, которые можно было направлять либо на новое строительство, либо на приобретение земли. Покупали уже на вторичном рынке в 2006 году и в начале 2007-го.

- То есть незадолго до основного роста цен.

– Конечно. Тогда в Казани еще никто даже не задумывался об этом, во всей России разве что на Рублевке землю активно скупали.

- И почему вы решили в тот момент, что нужно покупать именно землю?

– Я не изобретаю ничего нового. Каждый раз анализирую мировые тенденции в сопоставимых по своим характеристикам регионах. В конце 90-х я приобрел объект недвижимости на Кипре, ездил туда отдыхать. Но поскольку сам по себе отдых – скучно, я все время изучал происходившие вокруг события. Как раз перед вступлением в ЕС, грубо говоря, земля там выросла в цене в 10 раз, а объекты недвижимости – только в 3 раза. И тогда я для себя понял, что конечным продуктом является не недвижимость, а земля, потому как ее больше не производят.

Первым этапом в бизнесе для меня была торговля ценными бумагами, вторым – покупка недвижимости. Отсчет третьего этапа начался, когда я понял: нужно покупать не старые заводские корпуса, которые уже к тому времени резко повысились в цене, а строить новое. И для этого все деньги направить в приобретение земли. Сегодня построить несложно. Самые большие проблемы – найти хорошую землю и проложить коммуникации.

В МОСКВЕ ДО СИХ ПОР ТВОРИТСЯ БЕСПРЕДЕЛ, УСТРОЕННЫЙ ЛУЖКОВЫМ

- Вы скупали землю в Татарстане и Казани, а почему не смотрели на Москву и область?

– В свое время мы приложили массу усилий для формирования в Татарстане цивилизованного рынка земли. И уже 10 лет назад он там появился. В Москве же до сих пор творится беспредел, устроенный Лужковым. И еще многие годы нужны, чтобы хоть как-то выправить ситуацию. Те, кто вкладывал деньги в столичную землю тогда, сегодня проходят через комиссию по пересмотру инвестиционных контрактов. А что они там купили, кому заплатили деньги, сегодня никого не волнует. Схожая ситуация, по большому счету, в Подмосковье.

- То есть исключительно из-за юридической чистоты и понятности бизнеса.

– Конечно. Объективно земля в Москве стоила бы намного дороже, если бы она была должным образом оформлена.

- Но тем не менее вы ввязались в проект строительства доходных домов «Рублево-Мякинино».

– Скучно мне стало после переезда в Москву. И потом я рассчитывал, что гораздо быстрее произойдет смена власти в городе и будет положен конец лужковскому беспределу. Мои расчеты только наполовину оправдались, то есть в два раза дольше, чем я ожидал, агония длилась. Крайним сроком для Лужкова я ставил начало 2008 года. Управленческая модель, существовавшая в Москве, должна рухнуть. Опять-таки наивно полагать, что все шло в казну Лужкова. Ему доставался маленький процент от того беспредела, который он творил. Уверен, это был вариант красных директоров.

- Четвертый этап для себя еще не выделяете – доходные дома?

– Можно так сказать. Как тогда крутили у виска пальцем и говорили, кому нужна эта недвижимость или кому нужна эта земля, так и сегодня считают блажью доходные дома. На мой взгляд, это однозначно выгодно и лет через пять принесет хорошие деньги тем, кто сегодня вложится.

- Недавно журнал «Финанс» анализировал этот рынок. Если сейчас выгода невелика, что изменится за 5 лет?

– Для начала нужно ответить на вопрос, почему в 90-х годах позапрошлого века был бум на доходные дома. Москва и Питер только ими и застраивались в этот период. Дело в том, что после отмены крепостного права в города хлынуло огромное количество людей. Как сейчас, деньги концентрировались в двух столицах – Петербурге и Москве. Свободному крестьянину гораздо выгоднее было идти на заработки в крупный город, чем жить себе в деревне. Дети бывших крепостных, то есть второе поколение, шли учиться, становились медиками, стряпчими. Дворяне утратили свою монополию на жизнь и работу в крупных городах. С появлением класса разночинцев связана вся литература и живопись того периода. И у этого нового среднего класса появилась потребность в съемных квартирах. Раньше подобного спроса не было, так как каждый дворянин мог позволить себе хотя бы маленький домик в три окна. Он по-другому не представлял, как еще жить, если не в особняке. Офицерам давались казенные квартиры. То есть массовый спрос на доходные дома появился именно в 1860–1870-х годах. И ответом на него стало массовое строительство в 1880–1890-х.

ЗАКЛАДЫВАЛИСЬ ИМЕНИЯ, ДРАГОЦЕННОСТИ
И ВСЕ ДЕНЬГИ ВКЛАДЫВАЛИСЬ В СТРОИТЕЛЬСТВО

- Пока не вижу аналогии с нынешней ситуацией, если только не сравнивать с крепостным правом институт прописки.

– Сегодня есть огромный спрос на аренду жилья, только не со стороны бывших крепостных крестьян, а молодых семей, которые не хотят жить с родителями. Вы думаете, тогда не хотели купить особняки в Петербурге? Вот и сейчас они понимают, что приобрести квартиру в 22 года, не имея богатых родителей, почти невозможно. Альтернатива одна – аренда. И прежде всего в крупных городах. Вторая отчасти совпадающая тенденция – доходность. В конце XIX века в России, то есть в стране с развитой экономикой, инфляция не превышала 2–3 процентов...

- …что понятно, ведь повсеместно был принят золотой стандарт.

– Именно. А доходность достигала 20 процентов! Хотя, думаю, что оценки тех времен делались без учета стоимости земли, ведь строили помещики на своих участках. Но даже так, 20 процентов годовых – колоссальные деньги. Тогда нормальным считались пять процентов годовых. Поэтому закладывались имения, драгоценности и все деньги вкладывались в строительство хотя бы небольшого доходного дома. Купцы, дворяне, все, у кого были для этого возможности. Доходность должна быть высокой. Только тогда начнётся бум на рынке. Век назад это привело к значительному снижению цен на аренду.

Вот здесь кроется главное отличие текущей ситуации от той. Сегодня доходность низкая, неплохим считается диапазон в 7–12 процентов, но и таких показателей достигает только бизнес-сегмент. Я жду 10–12 процентов за счет того, что мы строили в условиях кризиса и дешево. Как увеличивать доходность? Потенциала роста арендных ставок нет. В Москве они уже очень высоки даже в сравнении с международными уровнями. Зарплаты у нас мировые, а цены на аренду выше. Это ненормально.

Единственный способ сделать доходным экономсегмент – массовое строительство, как было в 90-х годах XIX века. И только государство может и должно продумать политику в этом направлении. Помогать землей, коммуникациями. Может ли оно позволить себе этого не делать? На мой взгляд, нет, не может. У него только три варианта. Два дорогих: раздавать квартиры бесплатно и обеспечивать льготную ипотеку. Третий вариант: предоставлять дотации на строительство доходных домов. Я считаю, что капитал в этот бизнес хлынет при рентабельности в 10–12 процентов. На Западе хорошим показателем считаются 4–5 процентов. Плюс 5 п.п. за страховые риски – выходит 9–10 процентов. Уже под такой процент западные пенсионные фонды с радостью будут давать деньги. И российский капитал начнет возвращаться, поскольку все, кто вывел активы за рубеж, сегодня их размещают на депозите под 2–3 процентов.

- Вас устраивают 10–12 процентов?

– Однозначно.

ЛЮДИ ЭТОГО НЕДОПОНИМАЮТ И НЕ СЧИТАЮТ

- Напомните, во сколько раз в цене выросла земля, которую вы купили в 2005 году? И какими темпами дорожала недвижимость, приобретенная в середине 90-х?

– Вся прелесть в том, что эти дома останутся моими. Я не могу скушать все эти деньги – человек физиологически ограничен в потреблении. Как только удовлетворены потребности, надо думать о потенциальном росте прибыли. И вот он – в виде роста стоимости моих активов – намного больше греет душу, чем сумма от их продажи, которую я получу сегодня, заплачу с нее немереные налоги, а потом еще инфляция отъест. Что за радость? Нельзя забывать, что аренда состоит из двух частей. Доходность только от аренды может быть даже отрицательной. Но за счет роста стоимости недвижимости будет достигаться общий плюс. И продал бы я три года назад только построенные квартиры, с потолка беру цифры, по 4 тысячи долларов за квадратный метр. А сегодня они бы стоили уже 6 тысяч долларов. Люди этого недопонимают и не считают.

- На самом деле многие девелоперы рассуждают так же, только относительно строительства торговых и офисных центров, где доходность от сдачи в аренду выше.

– Согласен. Но вспомните, где в условиях кризиса прежде всего снизились ставки? А вот цены на аренду жилья почти не упали. Кроме того, мы еще с этим не столкнулись, но недолго осталось: скоро начнется массовый снос старых комплексов. Если в квартире люди живут до 100 лет, достаточно сделать реновацию, то торговый комплекс через 20 лет надо сносить. А офисный – через 30 лет. Люди хотят жить по-другому. А относительно квартир человеческая психология иначе работает. Например, англичанин никогда не купит квартиру в 9 из 10 современных зданий, которые вдоль Темзы построены. Потому что они привыкли к маленьким окошкам, буквально бойницам. Мне в Англии очень нравится, но эти маленькие окошечки… Я никак понять не мог, что за дрянь мне тут риелторы показывают, это же все сносить надо. На мой взгляд, доходные дома в России имеют очень хороший потенциал. Но для экономкласса должна быть принята государственная программа. И минрегионразвития вроде бы созрел, но именно сделать еще не понимает как.

- А фонд развития жилищного строительства?

– Пока только на уровне деклараций и с расчетами немножко некорректными. Они считают, что кредиты от ВТБ застройщикам под 10 процентов решат проблему. Я так не думаю. Если кредит дается под 10 процентов, то доходность по арендной плате должна быть не меньше 12 процентов, иначе уйдете в минус. И это самый минимум, ведь сюда надо еще добавить риски, накладные расходы, страхование... Только альтруисты будут работать за 12 процентов. Теперь считаем. Владимир Путин обозначил, что квадратный метр должен стоить 30 тысяч рублей. В двухкомнатной квартире – 60 квадратных метров, перемножаем – выходит 1,8 миллиона рублей. Чтобы обеспечить доходность от аренды в 12 процентов, нам нужно за год получать 216 тысяч рублей. Делим на 12 месяцев – 18 тысяч без учета коммунальных платежей. И это по нереалистичной для застройщика цене, позволяющей только затраты покрыть. Значит, реально будет выходить до 30 тысяч рублей в месяц с учетом коммуналки, уборщицы и минимального ремонта в ходе эксплуатации. Для регионов цена совершено нереальная, даже для Москвы на грани фола. Не сходится. И либо мы должны увеличить вдвое доходы населения, что нереально, либо давать кредиты застройщикам хотя бы под семь процентов. Плюс льготы по коммуникациям, земле… Тогда можем уложиться в 18 тысяч рублей. И если половину заплатит государство в виде дотации за молодую семью, то арендная плата в 9 тысяч для региона – тоже немало, но уже реально. При зарплате в 15 тысяч рублей у женщины и 25 тысяч у мужчины четверть своего дохода семья сможет отдавать.

НАС ЗА ГРАНИЦЕЙ НИКТО НЕ ЖДЕТ

- Почему вы переехали в Москву, а не в Швейцарию или Великобританию?

– Кстати, статистика показывает, что едва ли не первое место по предпочтениям россиян занимает Франция. Хотя считается, что русские едут в Англию, но посмотрите сайты: по той же Британии у нас очень мало предложений.

- И все-таки…

– У меня есть резиденции и в Англии, и во Франции, и на Кипре. Но, во-первых, разница культур, ментальности. Во-вторых, нас там никто не ждет. Чтобы стать успешным, там в любом случае придется приложить усилий намного больше, нежели в России, где ты уже знаешь, как работать. В-третьих, быстро становится скучно из-за размеренности и спокойности жизни. И четвертую причину очень четко сформулировал Путин как человек, который в прошлой жизни имел возможность сравнивать разные места, что значит жить за границей. Год назад в своем интервью он сказал, что сегодня богатые люди – это люди мира. Нельзя сказать, россияне они, японцы или китайцы. Они везде. И такое определение мне очень нравится. Жить везде – лучший вариант. Зная, как происходит на Западе, начинаешь ценить, что есть в России. Устал в России от чего-то – едешь на Запад. Поняв, что там не так все хорошо, с чистой совестью возвращаешься на родину. Моя совесть четко определена арифметическими показателями. Я живу в России минимум 183 дня в году. Я не беру вариант, когда человек тут что-то хапнул, уехал и забыл. Имеющие возможность спокойно приехать и уехать, я считаю, никогда не покинут Россию окончательно. А покинув ее, будут страдать по этому поводу.

ВЫРУЧКА ДЕРЖИТСЯ НА УРОВНЕ 1,2–1,3 МЛРД. РУБЛЕЙ

- В презентации ASG речь шла о выручке за 2010 год почти в 600 миллионов рублей. Не много, с учетом стоимости недвижимости в полмиллиарда долларов…

– Это рента, условно говоря, прибыль до налогообложения. А выручка держится на уровне 1,2–1,3 миллиарда  рублей. Но я согласен с вашим выводом, это действительно маленькая сумма. Дело в том, что не вся недвижимость сейчас сдается в аренду. Ряд объектов с низкой доходностью выставлен на продажу. Недостаток морально устаревшей недвижимости – вкладывать в нее деньги уже нецелесообразно, а без этого за счет аренды можно отбить только затраты.

- И много таких объектов?

– Примерно половина, 120–150 тысяч квадратных метров. Критерии следующие: нет большого земельного участка, не находится в уникальном месте, нуждается по своим техническим характеристикам в ремонте. Из 40 миллионов долларов годовой выручки, скажем, три четверти приходится на лучшую половину объектов. То есть объективно надо ориентироваться на 250 миллионов долларов. Вот и выходит доходность в 12 процентов, которую мы имеем с коммерческой недвижимости. Операционные расходы, связанные с охраной, с коммунальными платежами, составляют примерно до половины этой суммы.

- Сколько вы планируете выручить от распродажи объектов?

– Пять миллиардов рублей. Примерно одну тысячу долларов за квадратный метр с учетом стоимости земли.

- И как планируете распорядиться этими деньгами?

– Есть конкретный проект, по которому уже начато строительство, – многофункциональный жилой комплекс в центре Казани на 110 тыс. кв. метров. Вопрос стоит так: либо дольщиков привлекать, либо самим строить. Несколько торговых центров и гостиниц планируем в очень хороших местах: сейчас к Универсиаде все проходит под зеленым светом, начинаем строить, не имея всего пакета документов. Всего у нас запланировано строительство 200 тысяч квадратных метров, бюджет на уровне 4–4,5 миллиардов. Остаток пойдет в Рублево-Мякинино. 5 миллиардов рублей – вся наша инвестиционная программа. Если мы не продадим объекты недвижимости, то будем привлекать дольщиков.

- С офисными и торговыми центрами разобрались, с доходными домами – тоже. Но почему гостиницы?

– Я уже несколько лет как поменял свое мышление с девелоперского на лендлордское. То есть строю не то, что сегодня более выгодно, а то, что более соответствует данному земельному участку. Может быть, сегодня очень выгодно строить офисы и торговые центры. Но торговый центр в 50 метрах от трассы – не лучшее решение. И девелопер будет искать участок на трассе. Но я-то привязан к земле. Я ищу не участок, а наилучшее использование своего земельного актива. У меня есть проект в самом центре Казани на очень большом и хорошем участке в 2,5 гектара. Казалось бы, можно построить очень хорошие элитные квартиры. Ведь самый центр города, вокруг пятиэтажные здания, то есть у нас уже с шестого этажа панорамный вид открывается. А с 10-го – вид на Волгу. Всего 24 этажа. Шикарно. И все-таки я пришел к выводу, что надо там строить маленькие студии. Район замечательный, но загазованный. Кто будет покупать 200-метровую квартиру через 5 лет в загазованном районе? Думаю, никто. Тем более, Казань – не Москва, буквально рядом можно найти более тихий, спокойный район. А маленькие квартиры, рассчитанные на проживание 1–2 человек с 24-часовым сервисом по разряду 5-звездочного отеля, будут востребованы. Опять-таки, зачем одинокому человеку снимать квартиру в спальном районе с хорошей экологией и тратить время на дорогу, если он приехал работать в деловом центре Казани?

ВЛОЖЕНИЯ ЗА РУБЕЖОМ НЕ ПРЕЛЬЩАЮТ –
И ДОХОДНОСТЬ НИЗКАЯ, И НАЛОГИ БЕЗУМНЫЕ

- За рубежом у вас просто частные дома?

– На Кипре и в Англии моей задачей было изучение рынка методом включенного наблюдения. То есть купить отдельную квартиру или дом, посмотреть, как работает механизм. Сначала строительство, затем сдача в аренду. В журналах, хоть в российских, хоть в западных, такой глубины не достигается. Поговорить с кем-то… Тоже лишено смысла: всей информации никто и никогда тебе не раскроет. А вот если сам попробуешь сдать квартиру… И ничем не рискуешь, ведь это мизерная доля твоего бизнеса. И начинаешь понимать все тенденции очень хорошо. На Кипре изучал работу механизма по сдаче в аренду сезонной недвижимости и вынес очень отрицательные впечатления. В Англии, казалось бы, конкуренция выше, но мне там намного лучше: даже в условиях кризиса все сдано в аренду. Что касается Франции, то местный замок завязан на формирование моей коллекции антиквариата.

- Вся ваша коллекция находится во Франции?

– Две трети в России. Во Франции находится часть коллекции, которая составляет непосредственно интерьер замка, в сейфах там ничего не лежит. Плюс то, что приготовлено для отправки в Россию. Если бы я не был уверен в позитивном развитии России, то еще в начале 2000-х получил бы за свои активы минимум 50 миллионов долларов, – более чем достаточно в бытовом плане – и не играл бы в эту рулетку. Но я считаю, что потенциал развития у России колоссальный. И вероятность реализации именно позитивного сценария на порядки выше, чем негативного. И все-таки я покупаю за рубежом. Все равно необходимо диверсифицировать риски. У меня должна быть гарантия, что не возникнет проблем в бытовом плане. Вложения за рубежом меня совершенно не прельщают – и доходность низкая, и налоги безумные. А эти отчисления с фонда заработной платы… Все мое хорошее настроение от тихой размеренной жизни и приятной обстановки пропадает, как только я начинаю считать, во сколько там обходится самый простой шаг. Делать ту же реставрацию во Франции намного дороже, чем в России. Не потому, что люди получают больше, здесь мы уже сблизились, а из-за всевозможных отчислений. Плюс регламентированный рабочий день, жесткие ограничения по числу рабочих дней и так далее. Мне стольких трудов стоило убедить архитектора встречаться со мной по субботам... И ведь теперь сам говорит, что ему так удобнее.

КОЛЛЕКЦИЯ НАЧАЛАСЬ С НЕСКОЛЬКИХ СЕМЕЙНЫХ РЕЛИКВИЙ

- По какому принципу вы собираете коллекцию?

– В свое время много думал над этим вопросом. Формировать коллекцию я начал еще в 90-х. Естественно, это был русский антиквариат.

- С чего все началось?

– Было несколько семейных реликвий. У нас хранилось огромное фарфоровое блюдо, которое я в детстве несколько раз неудачно пытался разбить. Супница из того же сервиза. В начале 90-х появилась возможность для покупки таких вещей. Потом я стал интересоваться их историей, стал литературу читать, но в то время мало. Но мне всегда в России не нравился серый антикварный рынок. Фактически все сделки полукриминальные, часто обманывают. И экспертам верить нельзя: кто больше заплатит, того они и поддержат. А я человек очень осторожный.

Затем лет 10 назад в Англии за одну поездку посетил множество салонов и приобрел много вещей. Понял, что есть все-таки цивилизованный рынок, когда дают соответствующие гарантии. А когда уже купил и стал обставлять замок, во мне желание коллекционировать полностью проснулось. И дальше уже покупал системно, поскольку были установлены контакты, знал места.

Покупать русский антиквариат на Западе смысла немного. Во-первых, вероятность получить подделку очень высока. Во-вторых, безумные цены, которые совершенно не соответствуют качеству вещей. И выбрал для себя европейских мастеров XVII–XVIII веков. Русские работы этого периода купить вообще невозможно, собственная школа у нас появилась только в XIX веке, если не считать иконопись. А на Западе XVIII век – уже академическая школа. Но у нас работы того времени очень редки. Петр I начал ввозить, следом за ним высшее дворянство... Но в очень небольших количествах: не было тогда ни купцов, ни, тем более, разночинцев, плюс войны, революция… Так что сегодня моя коллекция может на равных конкурировать с музейными собраниями, имеющимися в России. По русским работам XIX века, естественно, конкурировать бесполезно.

Эксперты на Западе серьезные, свои оригиналы легко отличают от подделок. И я, по большому счету, не переплачиваю за имена: покупаю вещи исходя из их качества, предложение огромное, есть из чего выбирать. И ничего этого нет в России. И потому представляет серьезный интерес с точки зрения позиционирования этой коллекции на художественном рынке. Собирать то, что есть у всех, малоинтересно.

ФОНДУ «ВОЗРОЖДЕНИЕ» ПЕРЕДАНО 20 ПРЕДМЕТОВ,
КОТОРЫЕ ВПИСЫВАЛИСЬ В СВИЯЖСК

- По коллекции рассчитываете на те же 10–12 процентов годовых?

– Здесь сложнее. Рассчитывать на определенную доходность можно, если постоянно что-то покупать и продавать, – это уже другое, надо плотно заниматься. Если же говорить о том, что будет через 50–100 лет… Гарантия одна: антиквариата, в любом случае, больше не станет.

- Его, как и землю, больше не производят…

– А как иначе? Кстати, землю производят, вопрос стоимости. Насыпают же острова. А вот подделать антиквариат намного сложнее.

- Вы недавно передали часть коллекции фонду «Возрождение»?

– Незначительную часть. Порядка 20 предметов, которые вписывались в восстанавливаемый Свияжск. Определенным образом подобранные вещи, которые соответствуют романтическому историзму, характерному для второй половины XIX века. При жизни я не планирую передавать в дар свою коллекцию. Как-то в разговоре с Минтимером Шаймиевым заметил: рассчитывать на то, что при жизни коллекционер отдаст коллекцию, по крайней мере, наивно. В основе своей коллекционеры еще жаднее и скупее, чем предприниматели. Еще Екатерина II в письме к Вольтеру, открывая истинную сущность своей страсти, не стесняясь, писала: «Все думают, что я люблю искусство, что я получаю удовольствие от искусства. На самом деле я получаю удовольствие не от искусства, а от жажды обладания искусством. Мне очень стыдно, я говорю об этом только вам. Но в первую очередь мною движет жадность, а не любовь к искусству». На Шаймиева это произвело огромное впечатление, он потом музейщикам только и говорил, что и не надо нам пытаться Семина изменить. Он такой, какой есть, и этим нам ценен.

- Где хранится ваша коллекция?

– Большая часть в Казани. Совсем немного здесь, в Подмосковье, в основном копии.

ИНВЕСТИРОВАНИЕ В ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ - И ИСТОЧНИК СРЕДСТВ В КРИЗИС

- Вы делаете периодическую переоценку?

– В России это почти невозможно. Кроме того, такая оценка будет очень субъективной, разброс очень большой. Как только кризис – все резко снижается. И, напротив, на подъеме все хотят инвестировать, цены резко вырастают. Особенно сильно скачет современное искусство. Вообще переоценка имеет значение только в случае коммерческого использования. А я собираю для души, это инвестиции для души.

Кстати, чем еще хороши частные коллекции. Если они правильно оформлены, структурированы, вписаны, зарегистрированы и так далее, то эти вещи уже на чердаке не погибнут. И это замечательный резервный фонд, который гораздо, на мой взгляд, лучше золота. Коллекция и душу греет, и, вне всякого сомнения, это реальная социальная ответственность бизнеса, а если говорить высокими словами – инвестирование в вечные ценности. И, в то же время, это определенный залоговый резерв, а то и источник средств, если наступает полный кризис в бизнесе.

Наши бизнесмены в массе своей этого недопонимают. На Западе четко: очень трудно найти участника рейтинга миллиардеров без коллекции. Одни собирают автомобили, другие – поезда, третьи – самолеты. А для нас это экзотика. Скорее исключение, чем стандарт. И, на самом деле, зависит от общего уровня культуры. Много говорится, что в современном российском обществе отсутствует элита. То есть кого считать элитой? Богатых? Или чиновников на высоких постах? И то, и другое – смешно. В чем элитарность? В Средние века и более поздний период элитой были дворянство, аристократия. Люди, которые шли и умирали за Родину, действительно защищали. Можно сколько угодно сожалеть об эксплуатации народных масс, но на самом деле это действительно была элита, генофонд нации. Что в аристократии, что в чиновничьей среде традиции передавались из поколения в поколение. Да, служили вороватые воеводы и при Петре I. Но такого уровня коррупции, как сейчас, не было никогда. Потому что была культура господствующего класса.

Загляните в историю: одни правители больше инвестировали в искусство, другие меньше, но покровителями искусств были все без исключения. Даже Николай I Палкин, которого все историки описывают как человека недалекого, ограниченного. Тем не менее, умирая, он приказал пронести себя по залам недавно отреставрированного Зимнего дворца. И, закрывая глаза, сказал: «Какая красота». Даже не самый духовно богатый император ощутил потребность перед смертью еще раз увидеть дело рук своих в плане искусства. Про наших генсеков я не слышал таких историй, чтобы они в последние часы просили их в Эрмитаж отвезти.

НО КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ БОЯТСЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЭКЕТА

- Напоследок расскажите о вашем проекте виртуального музея...

– Идея основана и на жадности человеческой, и на стремлении к прекрасному, и завязана на появление новой культуры формирования частных коллекций. Речи быть не может о том, чтобы бизнесмены свои коллекции передавали музеям в обязательном порядке. В то же время ситуация с закрытыми коллекциями ненормальна. На Западе этот вопрос регламентируется налоговым законодательством. Не хочешь выставлять свою коллекцию – плати налог на имущество. У нас этого пока нет. Не соблюдается даже минимум, предусмотренный законодательством: вещи, имеющие музейное значение, могут быть в установленном порядке зарегистрированы в министерстве культуры на случай краж и грабежей. Но боятся, в том числе, государственного рэкета. И это проблема.

Но и одной только регистрации мало. Вещи должны быть доступными. Английская королева не считает зазорным пускать туристов в свой дворец в Лондоне во время отъезда в Виндзорский замок, и наоборот. У нас же тяжело в голове укладывается, что кто-то в дом придет. Так почему бы не организовать виртуальный музей? Гугловские проекты показали, что вещи в таком случае прекрасно видны, тут же описание и так далее. Появится возможность обеспечить доступ специалистов по согласованному варианту к корпоративным коллекциям. То есть полюбоваться – пожалуйста, на компьютере. А если ты специалист и заранее договорился, созвонился – изучай в реальности.

Еще один фактор. Сегодня в Татарстане созданы все условия для инвесторов. И они к нам идут. Мне, надо сказать, это очень выгодно. Я честно говорю, что мой патриотизм основан не на любви к малой родине, а на том, что большая часть моих активов сосредоточена в Татарстане. Но сейчас я о другом. Может, ввести для всех серьезных инвесторов, то есть уровня участника вашего рейтинга, правило хорошего тона – показать свой культурный проект. Открыть свою коллекцию, например. То есть формирование имиджа идет.

- Есть международные аналоги у вашего проекта?

– Саму идею виртуальности Google всего полгода назад миру показал. Есть возможность виртуальной прогулки по Русскому музею. В дополнение к существующему музею открыты виртуальные коллекции в Лувре. Но с другими идеями виртуально объединить частные коллекции я не знаком.

«Финанс»