Рашид Нежметдинов Рашид Нежметдинов Фото: С.Токарева/Фотохроника ТАСС

«АМЕРИКАНСКАЯ ИДЕЯ ФИКС: ЗАПОЛУЧИТЬ ЛЮБУЮ МЕЛОЧЬ НА ПАМЯТЬ ОТ РУССКИХ»

Долгожданная Победа! Война окончена, поверженная Германия до 1949 года была оккупирована войсками СССР, США, Великобритании и Франции и находилась под управлением военных администраций этих государств. Политические отношения между союзниками были настороженными по вполне понятным причинам: все-таки два мира, две системы. Что касается их личного состава, то здесь все было несколько иначе — от рядового до генерала. Люди, пусть и в военной форме, пусть и прошедшие войну, людьми остаются всегда с их извечным любопытством, тем более основанном на колоссальной взаимной симпатии, уважении и… абсолютном незнании друг друга! «Братались командиры полков, корпусов, дивизий, — пишет о том времени „Московский комсомолец“. — По воспоминаниям наших офицеров, участвовавших в тех праздничных мероприятиях, вызывало удивление, насколько раскованно ведут себя американцы. У них поголовно была идея фикс: заполучить какую-нибудь мелочь на память от русских. Самыми популярными сувенирами были эмблемы и звездочки с погон, пуговицы (порой, в разгар дружеского застолья, их отрывали с мундира даже без ведома хозяина!). Зачастую офицеры менялись наручными часами, портсигарами… Дружеские международные посиделки лишний раз показывали, насколько же мы мало знали тогда друг о друге: „Американский оркестр при встрече исполнил „Интернационал“ и затем государственный гимн США. Наш представитель сказал американцам, что „Интернационал“ не является гимном Советского Союза, на что был дан ответ: „Государственный гимн СССР будет исполнен в штабе дивизии“. Но и в штабе дивизии вторично был исполнен „Интернационал“.

Во время торжественного рандеву в Торгау двух командующих корпусами генералов-союзников — Бакланова и Хюбнера — одна из присутствовавших здесь американских акул пера вдруг решила отправиться вглубь советской зоны оккупации: „Корреспондентка Викения Урвин… побыв немного на встрече, уехала в направлении нашего тыла, но принятыми мерами была задержана и переправлена на западный берег Эльбы…“ Сотрудники органов ГБ установили, что проворная американка, вырвавшись на оперативный простор, успела взять блиц-интервью у санитарки медсанбата и даже сфотографировать ее. Чекисты потом тщательно выяснили у девушки, о чем ее спрашивала зарубежная гостья и какие были даны ответы. Ничего криминального в несанкционированной беседе вроде бы не обнаружилось, но наши борцы со шпионами так и не могли понять, для чего это понадобилось заокеанской журналистке. Невдомек им было, что даже такая пустяковая беседа с простой советской санитаркой была тогда настоящим гвоздем для американских газет.

«ТОСТЫ ЗА ПОБЕДУ СВАЛИЛИ С НОГ ГЕНЕРАЛОВ — И СОВЕТСКИХ, И АМЕРИКАНСКИХ»

Командующий 1-м Украинским фронтом маршал Иван Конев пригласил группу американских генералов во главе с командующим 12-й армейской группировкой американских войск О. Брэдли в расположение своего штаба — на товарищескую встречу. Генерал Брэдли потом записал: „Русские офицеры встретили нас шумно и весело. Русская водка и бесконечные тосты за Победу свалили с ног генералов и офицеров многих штабов — и советских, и американских...“ По окончании праздничного застолья для заокеанских гостей устроили концерт. Гвоздем программы стало выступление хореографической группы, состоявшей из симпатичных молодых женщин. Американцы не скрывали восторга, а Конев нарочито небрежно им пояснил: „Ничего особенного. Это простые девушки, служащие в нашей армии!“ (Хотя на самом деле для участия в концерте были специально привезены артисты одного из лучших хореографических ансамблей.)

Через пару недель группа советских военачальников во главе с Коневым нанесла ответный визит. Генерал Брэдли позаботился, чтобы банкет по-американски был не хуже русского угощения. Не желая уступать в степени гостеприимства, янки приготовили для нашего маршала и музыкальный сюрприз. В организованном ими концерте принял участие некий скрипач-виртуоз, одетый, правда, в солдатскую форму. Когда Конев высказал восхищение его игрой, Брэдли ответил нашему маршалу в его же давешней небрежной манере: „Ничего особенного! Это всего лишь простой солдат“. В действительности союзники ответили нам той же хитростью: под видом простого парня из окопов перед советскими генералами выступил специально привезенный на этот концерт известный на Западе скрипач».

Данный эпизод приведен в нашем рассказе не случайно: и маршал Иван Конев, и военная хитрость с «подставами», чтобы пустить пыль в глаза друзьям-соперникам, еще сыграют в нем заметную роль…

ШАХМАТНЫЙ СОПЕРНИК ЧУЙКОВА В СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЕ

«Вакханалия» взаимного любопытства еще долго не остывала. Летом 1946-го два майора советской военной администрации в Германии (СВАГ) — Исаак Липницкий и Борис Наглис — обратились к только что назначенному заместителем ее начальника генерал-полковнику Василию Чуйкову с просьбой посодействовать проведению шахматного матча с американцами «десять на десять». «Легендарный военачальник, большой любитель древней игры, прежде чем дать добро, осведомился: „Победу гарантируете?“», — пишет известный исследователь истории шахмат Владимир Нейштадт.

Майоры ответили утвердительно и уверенно. Сказали, что сами возглавят команду и сядут за ее первые доски. Оснований сомневаться у Чуйкова не было: по крайней мере одного из них — Наглиса — он отлично знал еще по Сталинграду. Во время битвы тот играл с будущим маршалом во вздрагивавшей от взрывов землянке. Армия Чуйкова отстояла город, и военачальник стал легендой при жизни. Писатель Иван Падерин рассказывал об этом со страниц «Огонька»: «Дело было в блиндаже, наверху грохотал непрерывный бой, ухали взрывы, с потолка время от времени сыпались комочки земли… Генералу по ходу игры что-то докладывали, он лаконично приказывал. Но партия продолжалась». В Берлине Наглис взялся играть с американцами на второй доске.

«Борис Павлович Наглис родился 21 декабря 1911 года в Каунасе, — читаем о нем на сайте российской шахматной федерации. — Но его детские годы прошли в Москве. Юношей он стал кандидатом в мастера, а впоследствии поступил на работу тренером в родной Дом пионеров. Шахматистом он был сильным и в 1937 году отобрался в финал чемпионата Москвы, однако его тренерская карьера не сложилась. Нейштадт вспоминал, что как-то на занятия Наглиса заглянул инспектор из отдела народного образования и, незаметно усевшись в углу комнаты, начал наблюдать за тренировочным процессом. „Ну, посмотрим, посмотрим, что вы там насочиняли. Испанскую, значит, разыграли, или, как говорили раньше, Рюи Лопеца. Рюи Лопец — веселый хлопец!“ — объявлял он юным воспитанникам, переигрывая первые ходы партии. „Так, так, — продолжал он и, водружая коня на е5, пояснял ситуацию. — Встал на поле он, как Наполеон!“ Спустя пару ходов: „Ну а здесь какой лучший ход, Миша? Слон эф-шесть? Ну и фраер же ты, Миша. Шах тебе в розовые губки!“ Через несколько дней Наглиса уволили с формулировкой: „За непедагогичную манеру изложения материала“.

Конец войны Наглис встретил в Берлине среди счастливых победителей, однако вскоре после шахматного матча с американцами веселый и излишне разговорчивый литовец по доносу попал в тюрьму. Он угодил в руки «кровавого карлика» следователя Михаила Рюмина, который перебил Наглису барабанную перепонку, выбивая нужные показания. Борис провел несколько лет в лагерях и на лесоповале, подавая время от времени апелляции на пересмотр дела, но всякий раз получал отказ. Как он сам позже рассказывал, под резолюцией „Отказать“ на его прошении стояла подпись помощника главного военного прокурора Батуринского, который спустя четверть века сменил Наглиса на посту директора Центрального шахматного клуба в Москве.

1950-е круто изменили судьбы следователя и подозреваемого. Наглис вышел на свободу и стал директором ЦШК, а Рюмин после смерти Сталина сам попал на скамью подсудимых. Борис Павлович был в числе дававших показания по делу, и Рюмина приговорили к высшей мере наказания».

«ПОДСТАВИТЬ» НЕЖМЕТДИНОВА ПРИДУМАЛ МАРШАЛ КОНЕВ

Но вернемся в Берлин 1946-го: итак, после беседы с двумя майорами-шахматистами Чуйков дал добро на сражение с американскими союзниками. Для тренировки перед матчем по инициативе командующего был проведен турнир на первенство Берлинского гарнизона. Первый приз — ценное охотничье ружье — получил гвардии майор Наглис, второе место занял младший политрук Рашид Нежметдинов. Вот здесь, при упоминании Нежметдинова, настало время вспомнить и про Конева, и про дружеские «подставы»…

«В некоторых изданиях пишут, что Нежметдинов с боями прошел от Москвы до Берлина. Это не так, — утверждает в публикации на сайте шахматной федерации РТ канадский писатель и шахматист, выходец из Казани и обладатель двойного гражданства, автор книги „История шахмат в Татарии“ Марат Хасанов. — Призванный в армию еще до войны, в конце 1940 года рядовым красноармейцем, Нежметдинов попал в Забайкальский военный округ в Читу. Командовал войсками округа в 1940 году И.С. Конев. Как человек с высшим образованием и коммунист, Нежметдинов был принят на девятимесячные курсы политруков, после окончания которых получил воинское офицерское звание „младший политрук“, равное младшему лейтенанту. Не забывал он и шахматы. Попав с тяжелой болезнью в читинский госпиталь, он прямо из больничной койки давал сеансы одновременной игры вслепую в шахматы и шашки.

В июле 1945 года Нежметдинов прибыл в Берлин. Но только писать о том, что он закончил войну в Берлине, довольно нелепо. Война, как известно, закончилась 9 мая. Получается, что половину мая, июнь и половину июля Нежметдинов с кем-то воевал, а вот прибыл в Берлин и воевать закончил. Конечно, нелепица сделана специально, чтобы создать впечатление участия Нежметдинова в боевых действиях и вполне естественного его нахождения в конце войны в Берлине. А все дело в том, что в столице Германии был организован шахматный матч с американцами. Видимо, по рекомендации хорошо знавшего Нежметдинова Конева, бывшего в это время верховным комиссаром Австрии, для усиления команды первого вызвали из Забайкалья — военные знания не воевавшего младшего политрука вряд ли могли пригодиться в Берлине. Но факт планомерного усиления команды сильным кандидатом в мастера оглашению не подлежал, поэтому официально Нежметдинов и „закончил войну в Берлине“».

Так что советская сборная была укомплектована очень основательно. Журнал «Шахматы в СССР» в 1946 году опубликовал ее состав: «В порядке досок — кандидат в мастера майор Липницкий, кандидат в мастера гвардии майор Наглис, кандидат в мастера мл. лейтенант Нежметдинов, шахматисты первой категории Николаев, лейтенант Спивак, майор Филимонов, лейтенант Богуславский, старший лейтенант Воронов, Соколовский и шахматист второй категории Петропавловский. В американской команде играли лейтенант Неккерман, полковник Стивенс, капитан Саллисон, капитан Винегард, сержант Полковский, лейтенант Банк, рядовые Клейпфельд, Пулитцер, Кончек и Леви». Все шахматисты — не ниже первой категории (разряда).

НАСТАВНИК ФИШЕРА, БОТВИННИКА И КАРПОВА

Как уже было упомянуто, возглавил советскую сборную главный закоперщик межконтинентального турнира Липницкий. Краткую его биографию можно отыскать в справочнике «Советская военная администрация в Германии, 1945–1949»: «В СВАГ прибыл с должности старшего помощника начальника разведотдела 32-го стрелкового корпуса. С 31 октября 1945 года — начальник 5-го отделения (пожарной инспекции) КЭО АХУ (квартирно-эксплуатационного отделения административно-хозяйственного управления) СВАГ». На новом месте службы Липницкий не забывал о шахматах: при центральном клубе СВАГ он организовал шахматный кружок, причем подошел к делу со всей серьезностью. В клубе регулярно проводились турниры, в которых приняли участие сотни шахматистов — сотрудников СВАГ. Созданная при клубе квалификационная комиссия выдавала участникам соревнований справки о выполнении норм для присвоения или подтверждения категорий. Был также организован семинар по изучению шахматной теории, который вели для всех желающих кандидаты в мастера и первокатегорники. Весной 1946 года впервые было проведено первенство СВАГ.

12-й чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов в журнале «Наука и жизнь» впоследствии напишет о Липницком, ставшим блестящим теоретиком игры, автором книги «Вопросы современной шахматной теории»: «Судьбу книги Исаака Оскаровича при всем желании не назовешь счастливой. Она скорее легендарна, а еще загадочна и необъяснима. И все же судьба этой книги сложилась куда счастливее, нежели судьба ее автора… Закончилась Великая Отечественная война. Фронтовик, орденоносец Исаак Липницкий возвращается в мирную жизнь. В 1950 году настает его звездный час: в финале XVIII первенства СССР по шахматам Липницкий делит второе-четвертое места. Впереди лишь Керес, а позади — обыгранные им Смыслов, Петросян, Геллер, Авербах… Липницкому только 27, вся жизнь впереди, его карьера на взлете, он непременно станет одним из сильнейших практиков страны… Но страшная болезнь уже совсем близко. И она готова сделать свой самый сильный ход. Исаак Оскарович умер в 1959-м, прожив всего 36 лет. Он еще раз выйдет в финал первенства СССР, но концентрироваться на игре по-настоящему будет уже не в силах. Отдавая себе полный отчет в происходящем, Липницкий постепенно отходит от практических шахмат. Он преподает — и пишет свою Книгу». Ее с восторгом упоминали в своих трудах такие разные чемпионы мира, как Михаил Ботвинник и Роберт Фишер. Так, американский шахматный деятель Джон Коллинз в книге «Мои семь шахматных вундеркиндов» пишет: «Бобби [Роберт Фишер], вероятно, читал — и даже более чем „читал“, скорее пережевывал и переваривал — больше шахматных книг и журналов, чем кто-либо другой… Язык не был препятствием. С самого начала с помощью Регины (матери) он использовал книги на голландском, английском, немецком, русском, испанском и сербохорватском языках. Одной из первых книг, которую он читал, перечитывал, носил с собой, была „Вопросы современной шахматной теории“ И. Липницкого, содержащая скрупулезный анализ защиты Рагозина».

КАК КАПИТАЛИСТЫ ОБЛАЖАЛИСЬ С ВЫПИВКОЙ

Матч между командами центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации состоялся в Берлине в американской зоне. «Встретили нас приветливо. Правда, со свойственной американцам прямолинейностью они заранее высказали уверенность в своей победе», — вспоминает Наглис.

Он и открыл счет в матче — его партия с полковником Стивенсом продолжалась 13 минут и закончилась в 13 ходов. Много лет спустя победитель высказал подозрение, что на такую высокую доску полковника посадили не столько за шахматные, сколько за боевые заслуги — вся его грудь в орденах, а сам он был старше и выглядел солиднее остальных товарищей по команде. Вторым выиграл Нежметдинов. Он часто говорил потом, что ехал через всю Европу, чтобы сыграть с третьеразрядником. Но эти партии оказались единственными легкими победами советских шахматистов, на остальных досках завязались ожесточенные сражения.

Тем не менее советской команде постепенно удалось склонить чашу весов на свою сторону — и после четырех часов игры американцы один за другим стали подписывать капитуляцию. Дольше всех продолжалась партия на первой доске. Невзирая на упорное сопротивление, майору Липницкому удалось, в конце концов, запутать в осложнениях лейтенанта Неккермана. Содержание этой партии определенно свидетельствует, что Липницкому противостоял хоть и уступавший в классе, но достаточно грамотный соперник.

Сам матч с американцами прошел «в теплой и дружеской обстановке», чему отчасти способствовало несколько забавных инцидентов. Наглис продолжает: «Во время игры шахматистам стали разносить виски и коньяк. Мы с Нежметдиновым (он освободился от игры вторым) выпили по рюмке, но решили не налегать, так как предстоял банкет. А вот и последняя партия закончена. Липницкий подвел общий итог — 10:0!

На банкете руководитель американской команды вынужден был признать полное превосходство наших шахматистов: „Мы знали, что русские хорошо воюют, а теперь знаем, что они так же хорошо играют в шахматы!“

Ну а с банкетом вышла промашка. Закусок было завались, а выпить оказалось нечего.

— Будет когда-нибудь порядок в этой системе? — спрашиваю Нежметдинова.

И вдруг американский полковник, сидевший рядом, говорит с улыбкой на чистейшем русском языке:

— Господин майор, в нашей системе никогда порядка не будет. У нас ведь система капиталистическая! Вот и облажались…

Посмеялись. Пошутили. Американцы переживали свое поражение, хотели взять реванш на следующий год. Но встреча не состоялась…»

«ЗАЧЕМ ОНИ ЭТО СДЕЛАЛИ? Я ЖЕ НЕ ВОЕВАЛ»

В «Шахматах в СССР» (№ 8–9, 1946) об этом матче повествует безымянная заметка «Победа шахматистов Советской армии»: «Недавно в Берлине состоялся матч на 10 досках между командами Центрального клуба Советской военной администрации в Германии и Американской военной администрации. Матч закончился решительной победой советской команды, выигравшей все 10 партий».

Военная судьба Нежметдинова сложилась на удивление счастливо. Он не только не погиб, не был ранен, но и вернулся домой из Берлина, как все фронтовики, с трофеями. Но вещи его мало интересовали. Больше всего он расстроился, что ему не разрешили привезти в Советский Союз шахматные книги на немецком языке, которые собирал по всей разрушенной Германии. Правда, его труд не пропал даром. Как говорил Рашит Гибятович, эти книги Михаил Ботвинник использовал при подготовке к матч-турниру 1948 года на первенство мира.

Нежметдинов никогда не утверждал, что воевал, и всегда говорил правду о своей службе. Как-то жаловался, что его пригласили на турнир ветеранов Великой Отечественной. «Зачем они это сделали? Я же не воевал», — говорил он. Как-то его спросили, есть ли у него награды за войну, на что Рашид Гибятович ответил, что его хотели представить к медали «За победу над Германией», но он отказался.

На самом деле ничего постыдного он не сделал — от службы не уклонялся, не дезертировал, приказы выполнял, пять лет от подъема до отбоя был готов вступить в бой. Если бы приказали, отправился бы в любую точку защищать Родину. Но такого приказа не было, а свою военную миссию — не допустить вступления Японии в войну — Нежметдинов, вместе со всем Забайкальским округом, выполнил, как и приказ одолеть в Берлине американских военных за шахматной доской…