«Молотов. Наше дело правое» — так назвал в 2016 году книгу о своем знаменитом деде Вячеслав Никонов, современный российский политик, доктор исторических наук, писатель, политолог, один из первых знатоков телеклуба «Что? Где? Когда?». Книга наиболее полно рассказывает, в том числе, и о казанском периоде жизни юного Вячеслава Скрябина, тогда еще не ставшего Молотовым Фото: commons.wikimedia.org

«УЧЕНИК, И ПО СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ — УЧИТЕЛЬ»

«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» Этими словами заканчивалась речь, которую произнес по радио председатель Совета народных комиссаров СССР Вячеслав Михайлович Молотов утром 22 июня 1941 года. Из нее страна узнала о начале Великой Отечественной войны. «Молотов. Наше дело правое» — так назвал в 2016 году книгу о своем знаменитом деде Вячеслав Алексеевич Никонов, современный российский политик (председатель комитета по образованию и науке Государственной Думы), доктор исторических наук, писатель, политолог, один из первых знатоков телеклуба «Что? Где? Когда?». Книга, вышедшая в 2016 году, наиболее полно рассказывает в том числе и о казанском периоде жизни юного Вячеслава Скрябина, тогда еще не ставшего Молотовым.

Прежде чем перейти к событиям, приведенным в издании, хочется заранее (не в упрек автору — книжка отлично написана!) дополнить список казанских дел и похождений его героя. Известный казанский историк Булат Султанбеков рассказал корреспонденту «БИЗНЕС Online», что будущего председателя правительства СССР, министра иностранных дел, одного из высших руководителей ВКП (б) и КПСС еще юношей-реалистом пригласили в дом семейства, которое в начале ХХ века входило в интеллектуальную элиту татарского общества Казани. Его главой в тот период был Саид-Гирей Алкин, известный политик царских времен, депутат первой Государственной Думы, создатель первой всероссийской исламской партии «Иттифак аль-муслимин» («Согласие мусульман»), гласный Казанской городской думы. Его сыновья Джигангир, Дауд, Ильяс и Аскар учились в том же Первом реальном училище Казани, что и Вячеслав. «Он не только репетиторствовал у Алкиных, но даже одно время жил прямо у них в доме, как это было заведено тогда в богатых дворянских семьях», — уточнил Султанбеков.

В чем конкретно «подтягивал» Скрябин Ильяса и Джигангира прямо у них на дому — подробности доподлинно не известны. Но известен результат: они продолжили образование в высших учебных заведениях. А Ильяс Алкин впоследствии стал видным политиком, исторической фигурой — командующим военных сил мусульман России, членом Учредительного собрания, одним из руководителей башкирских войск (подробнее на «БИЗНЕС Online»).

Как, когда и откуда юный Вячеслав Скрябин, способный ученик, а одновременно, «по совместительству» и учитель, попал в Казань, в ее Первое реальное — поищем ответы на эти вопросы у Вячеслава Никонова, а также в книге Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» (позднее в дополненном виде она получила название «Молотов: полудержавный властелин»). «У меня к ней крайне двойственное отношение, — откровенничает Никонов. — Когда Чуев писал, будто Молотов был в курсе, что их разговоры записывались, он врал. Дед никогда и никому не разрешал записывать на пленку его рассказы. Записи Чуева делались с помощью незаметно включенного в кармане диктофона. Аутентичность „Бесед“ сомнений не вызывает, я сам присутствовал при большинстве из них. Но это треп. Отсюда — облегченность ответов, предназначенных для не самого подготовленного слушателя. Но я назвал свое отношение к книге Чуева все-таки двойственным. Пусть и негодными средствами, но он сделал доброе дело: сохранил многие сведения, которые уже не найдешь в закоулках собственной памяти, в моих или дедовских записях». Так что приведем кратко и курсивом также и чуевские «карманные интервью» в этой публикации, чтобы услышать «прямую», неадаптированную речь Молотова-человека.

ТРИ ЦЕРКОВНЫХ ПЕВЧИХ ИЗ ПОЛИТБЮРО — СТАЛИН, ВОРОШИЛОВ, МОЛОТОВ

Вячеслав Скрябин родился 9 марта 1890 года в слободе Кукарка Кукарской волости (ныне Советск в Кировской области – прим. ред.) в семье мещанина Михаила Скрябина и барышни купеческого происхождения Анны Небогатиковой. Будучи зажиточными людьми, родители одного из будущих вождей Советского государства могли позволить себе обратить внимание на обучение и воспитание своих многочисленных детей. В семье их было 10 — Михаил, Виктор, Николай, Зинаида, Владимир, Вячеслав, Сергей; еще трое умерли в раннем возрасте. В 1897 году семья переехала в Нолинск (в 1780–1929 годах город, центр Нолинского уезда Вятской губернии; сегодня — административный центр Нолинского района Кировской области, расположен в 137 км от Кирова – прим. ред.). Четверых младших сыновей для начала отправили в городское училище. Там к Вече (так в семье Скрябиных называли Вячеслава – прим. ред.) пришли достижения в учебе. Сохранился похвальный лист за отличное поведение и успехи, выданный 4 июня 1899 года ученику первого класса первого отделения Нолинского трехклассного городского училища Вячеславу Скрябину.

«Вряд ли климат в семье Скрябиных можно было назвать идиллическим, — читаем в книге «Молотов. Наше дело правое». — Отец, особенно когда был пьян, частенько лупил Вечу и братьев. Мать заступалась за детей, и тогда гнев Михаила Прохоровича переключался на нее. Но отец оставил о себе и приятные воспоминания. Он, как и Анна Яковлевна, питал пристрастие к пению и музыке и приобщил своих детей к этому благому увлечению: Скрябины в полном составе пели и в школьном, и в церковном хоре. Кстати, позднее Молотову это пригодилось, поскольку в Политбюро оказалось еще два бывших церковных певчих — Сталин и Ворошилов, и вместе они составляли неплохое трио в минуты отдыха.

Главной воспитательницей была, конечно, мать — добродушная, хлопотливая, вечно озабоченная проблемами своих многочисленных чад. Она имела гимназическое образование, много читала, в том числе вслух детям, говорила по-французски, неплохо играла на фортепиано и обучала детей игре на музыкальных инструментах. Веча особенно любил мандолину и скрипку.

В 1901 году Вячеслав Скрябин с отличием окончил курс нолинского училища, и на следующий год мать отправилась с младшими — Вечей и Сергеем — в Казань, чтобы определить их в реальное училище. Остановились у дальней родственницы — старушки Капитоновны. Ее белый дом №11 на Георгиевской улице (сегодня — улица Петербургская – прим. ред.) с огромным двором и никогда не закрывавшимися воротами на несколько лет станет для Вячеслава и троих его братьев почти родным. В Казанском университете на юрфаке уже учился Николай Скрябин, вскоре пополнил компанию и Володя.

«В реальное принимали подготовленных. Младший брат поступил в приготовительный класс, я — в первый. В гимназии было восемь классов, в реальном — семь, но был еще приготовительный класс. Гимназии были с классическим уклоном, по языкам иностранным, там изучали латинский, греческий, французский, немецкий, реже — английский. Английский не был в моде тогда. А когда меня приняли в Казани, и другие братья пошли туда».

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

«ЕГО УЧИЛИ ПОНЕМНОГУ…»

В отличие от гимназий, дававших по преимуществу классическую гуманитарную подготовку, реальные училища ориентировались на «общее образование, приспособленное к практическим потребностям и к приобретению технических познаний». С первого класса реалисты изучали Закон Божий, русский и немецкий языки, географию, математику, рисование и чистописание. С третьего-четвертого классов добавлялись еще один иностранный язык, история, физика, естественная история и черчение. Учебная программа была рассчитана на шесть лет, учившиеся хорошо могли продолжить учебу в дополнительном, седьмом классе, после чего им открывалась дорога в высшие учебные заведения или на государственную службу. Веча Скрябин успешно грыз гранит науки, получая по итогам каждого учебного года похвальные листы за отличные успехи и поведение. Но не меньше места, чем учеба, в его жизни тогда занимала музыка. Дом на Георгиевской часто наполнялся звуками скрипки, виолончели, мандолины.

«Мы жили, четыре брата, в одной комнате. Четыре кровати. Все музыканты. И друг другу пилили на скрипке упражнения. Старший брат был хороший скрипач. В Казани был один меценат, крупный купец, очень покровительствовал музыке, и мы все стали учиться в его бесплатной музыкальной школе…»

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

Заводилой музыкальных занятий выступал старший из четверки — Николай, который постигал не только юриспруденцию, но и обучался по классу скрипки на регентских курсах при Казанском музыкальном училище. Кумиром Вечи был Бетховен, чей портрет висел над его кроватью. Любил он и русские народные песни, мотивы которых часто мурлыкал себе под нос. Неплохо танцевал на ученических вечеринках.

На летних каникулах можно было купаться в Волге и загорать на ее берегу, или с книгой в руках бродить по покатым лесистым холмам, которые там называют увалами, желтым полям с васильковым отливом, грибным и ягодным угодьям. Зимой — санки, снежки, лыжные прогулки в полях, вечерние разговоры, любимые книги…

Дух романтики и приключений пьянил душу. И тем более интересно было общаться со взрослыми, которые называли себя малопонятными, а потому манящими словами — «социал-демократы» или «социалисты-революционеры».

Как становились революционерами? Сам Молотов говорил, что к революционной деятельности его подтолкнуло в первую очередь чтение художественной литературы. Трогательная забота о «маленьком человеке», размышления о никчемности жизни, задавленной нищетой и чиновничьим произволом, искания лучшей доли бередили сердце, заставляли его кипеть возмущением против существующих порядков.

«— Кто вас натолкнул — первый шаг? — спрашиваю.

— Художественная литература. Я все читал. Чехова — от начала до конца, Григоровича — от начала до конца, он ведь хороший русский писатель. «Антон Горемыка» — я зачитывался. Я еще учился в такое время, когда мне, мальчишке, не давали читать Майн Рида, Купера — запрещалось такое увлечение. Школа запрещала. Таскал тайком Купера и прочих.

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

«ИДТИ НА КАТОРГУ РАДИ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ХОТЕЛИ ДАЛЕКО НЕ ВСЕ»

Но читали Чехова миллионы, а идти на каторгу во имя светлого будущего были готовы максимум тысячи. Революционеров делает сочетание нескольких обстоятельств. Присутствие рядом Личности — волевого, сильного, доминирующего наставника, способного указать путь. Событие, подтверждающее правильность указанного пути и делающее его необратимым. Характер самого человека, который в состоянии поставить идеал выше повседневных интересов.

Имя Личности, выведшей Молотова на орбиту революционной борьбы, вряд ли кому-то сейчас знакомо: Андрей Степанович Кулеша, один из лидеров казанских социал-демократов. Случай (их будет еще много) состоял в том, что женат он был на двоюродной сестре Вечи Скрябина — Лидии Петровне Чирковой (народный артист СССР Борис Чирков приходился двоюродным племянником Вячеславу Молотову – прим. ред.). Кулешу сослали в Сибирь, оттуда он бежал и нелегально обосновался у жены в Казани. Их регулярным гостем стал Веча, который часами мог завороженно слушать своего родственника. Что же касается События, то им стала революция. «Спасибо „пятому“ году — меня он разбудил основательно». Разбужен был не только юный Веча Скрябин — вся страна.

Вслед за расстрелом демонстрации, которую священник Георгий Гапон привел к Зимнему дворцу, по всей стране пошли митинги протеста, рабочие стачки, кровавые столкновения демонстрантов с полицией. Взрыв возмущения вызвали известия о гибели русского флота в Цусимском проливе 14 мая 1905 года, крупные восстания на Черноморском флоте. Не обошли революционные события стороной и Казань. Для студентов реального училища студенческие волнения, забастовки на заводах Алафузова, Свешникова, фабрике Локка, предприятий Адмиралтейской слободы, начавшиеся митинги стали первыми по-настоящему яркими событиями, нарушившими монотонное течение городских буден.

На митинги, организованные Казанским комитетом РСДРП, они бегали втроем. Трое неразлучных друзей-одноклассников: Веча Скрябин, Саша Аросев из купеческой семьи и сын чиновника Коля Мальцев. 

«Александр Аросев… был однокашником и другом деда со скамьи реального училища, отцом замечательной артистки Театра сатиры Ольги Аросевой».

(Из книги Вячеслава Никонова «Молотов. Наше дело правое»)

Красные полотнища с надписью «Свобода», крики «Долой самодержавие!», пение «Марсельезы». Губернатор ввел военное положение, улицы наполнились полицией и армейскими патрулями.

На летние каникулы братья Скрябины, как обычно, отбыли в Нолинск. Веча проявил интерес к жизни ссыльных и обнаружил еще одного человека, которого потом числил своим наставником. Знал он его под фамилией Марков. Меньшевик, грузин из Баку. Именно он познакомил Вечу с работами Плеханова. Молотов говорил, что вырос на Плеханове, а не на Ленине.

«УЧАЩИЙСЯ, ПОЛУЧИВ ЕДИНИЦУ ПО МАТЕМАТИКЕ, ЗАСТРЕЛИЛСЯ»

Революции неприятны тем, что они лишают государство законопослушных граждан. Начало нового учебного года реалисты встречали уже как завзятые борцы с режимом и бузотеры. А в середине сентября произошло ЧП: учащийся седьмого класса Малиновский, получив единицу по математике, застрелился. Митинговали два дня против школьного режима. На третий — похороны. Толпа грянула «Марсельезу». По дороге встретился трамвай. На его крышу взобрался крепкий подросток и, волнуясь и слегка заикаясь, произнес речь, закончив ее громким возгласом: «Долой самодержавие!» Так, по описанию Аросева, Вячеслав Скрябин впервые выступил в роли революционного трибуна. А вскоре подключился к работе нелегального кружка, который создавали в реальном училище старшеклассники, одним из которых был Виктор Тихомирнов. Отец его — состоятельный казанский землевладелец — умер, оставив четырем сыновьям большое наследство.

«Большевикам были нужны деньги. Мы внесли 3 тысячи рублей. Где взяли? У Виктора Тихомирнова отец умер, дом его продали, приличный. И Виктор от имени нашей группы поручил мне внести 3 тысячи рублей. Тогда это были большие деньги. Тогда больше 25 рублей в кармане и не бывало.

Тихомирнов из богатой семьи, [впоследствии] он уехал за границу и установил связь с Лениным. Одно время он был в роли секретаря у Ленина, перед войной. Ленин об этом упоминает, есть записки на имя Виктора Тихомирнова, потому что он помогал подбирать материалы, статистические данные… С начала революции он был назначен членом коллегии Наркомата внутренних дел. А в 1919 году умер от гриппа. Инфлуэнца испана — так называлось. Свердлов умер. Вот он тоже. Очень хороший товарищ, замечательный. Большевик преданный. Плохо видел, кстати сказать, очень близорукий».

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

Царский Манифест от 17 октября, даровавший свободы и созыв Государственной думы, в Казани вызвал вооруженное восстание, которое начали студенты духовной семинарии. Боевики рабочих и студенческих дружин прорвались в центр города, заняли торговый пассаж, университет, городское собрание, откуда их выбивали войска. Аросев описал ощущения, охватившие его с друзьями: «В те три дня народ все захватил в свои руки. Он торжествовал. И мы с тобой были веселы и справляли свободу, и мы с тобой ходили хоронить товарищей… Это была граница, перешагнув через которую, мы уже переставали постепенно быть увлекающимися юношами, а переходили в людей, подготовляющихся твердо и сознательно вступить в боевую революционную армию русского трудового народа».

ОТСЧЕТ СВОЕГО ЧЛЕНСТВА В РСДРП МОЛОТОВ НАЧАЛ С БАНИ

Шли повальные обыски и аресты. Был задержан и Кулеша, которого Веча больше не видел (он погиб в 1913 году в Тобольской губернии: его застрелил на дуэли следователь, с которым Кулеша не поделил любовницу). Студенческий революционный молодняк вернулся за парты и сделал вид, что с головой погрузился в учебу.

Летом 1906 года оставшаяся без мужа, которого арестовали, и вернувшаяся в Нолинск кузина Лидия пригласила Вячеслава на конспиративное заседание социал-демократической организации. Обсуждали, следует ли бойкотировать выборы в Государственную Думу, как предлагал лидер большевиков Владимир Ленин. Двоюродная сестра оказалась единственной, кто поддержал эту позицию. Веча воздержался. Приняли резолюцию и поручили молодому Скрябину ее размножить и распространить. Именно с этого собрания, в котором он принимал полноправное участие и поручение которого претворял в жизнь, Молотов и вел отсчет своего членства в РСДРП.

«После собрания мне было поручено печатать листовку насчет Думы Государственной. В бане печатал, а потом разбрасывал по городу. Я считаю, это деятельность партийная: участие в партийном собрании вплоть до голосования, и то, что я потом выполнял поручения этого собрания. <…>

Там было конспиративно все. И всего-то группа была, вероятно, человек десять, едва ли больше, а может, и меньше. Почти все ссыльные, они уже, так сказать, законтрактованные. И мне 16 лет».

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

По возвращении с каникул кружковцы собирались у Тихомирнова или Мальцева, читали книги Михайловского, Лаврова, Каутского, Ницше, Маркса, Энгельса, Пешехонова, Вандервельде. Субботние вечера посвящали художественной литературе, обсуждали Горького, Леонида Андреева, Куприна. Начали искать контакты с другими подпольными группами — учащимися гимназии №2, учительской «инородческой» семинарии. Вместе они составили Революционный союз учеников средних и низших школ Казани, действовавший в соответствии с уставом, выработанным Скрябиным.

«В училище два года мы вели кружок и создали в Казани беспартийную революционную организацию учащихся средних школ. У нас уже был ряд кружков в средних учебных заведениях, мы выбрали комитет, и я стал председателем комитета беспартийной революционной организации. Мы туда допускали социал-демократов, эсеров и анархистов. Наша группа социал-демократическая, где я вроде лидера был, добилась в конце концов, что эсеров мы превратили в социал-демократов, а кой-кого пришлось и выбросить — редкие случаи, но были. А группа состояла из реалистов, гимназистов, семинаристов, чувашей».

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

РЕАЛИСТ-ПАРТИЕЦ СКРЯБИН, ИМЕВШИЙ прозвИще ДЯДЯ

7 июня 1908 года Вячеслав Скрябин окончил полный шестилетний курс реального училища, имея лишь две четверки — по французскому языку и черчению с рисованием. Дорога на госслужбу была открыта. Но Веча предпочел учиться дальше, поступив в дополнительный, седьмой класс училища, предназначенный для подготовки в высшие специальные учебные заведения.

Члены Революционного союза вели себя все более решительно, и об их внеклассной деятельности становилось известно все большему количеству лиц, включая и начальство училища, и добровольных осведомителей спецслужб. В донесении начальника жандармского управления полковника Калинина губернатору промелькнуло: «Среди воспитанников учебных заведений распространяются революционные идеи, распространителями этих идей являются воспитанники Казанского реального училища. Воспитанник его Скрябин проявляет наибольшую энергию и состоит в подпольной работе, причем по убеждению он придерживается программы РСДРП».

За Вечей впервые был установлен негласный надзор. А игры Революционного союза учащихся становились все более опасными: члены союза создавали уже межрегиональную организацию с единомышленниками из Елабуги, Сарапула, Пензы и Вятки. В январе 1909 года Казанский комитет РСДРП был в очередной раз разгромлен полицией, и друзья-реалисты неожиданно стали «видными казанскими большевиками», членами нового комитета РСДРП. Спецслужбы, которые могли сквозь пальцы смотреть на марксистские шалости школьников, с куда большим тщанием работали против профессиональных революционеров.

21 марта полковник Калинин поручил приставу 4-й части города Казани Тимофееву произвести обыск у проживающего по Георгиевской улице в доме Лихачева ученика реального училища Вячеслава Скрябина. Изучив вещдоки, ротмистр отдельного корпуса жандармов Игнатьев пришел к выводу, что «названный Скрябин, по-видимому, заведовал делами местной ученической революционной организации». 26 марта Скрябина вызвали на допрос. Он делал невинный вид и пожимал плечами. Между тем выявилась принадлежность Скрябина, имевшего прозвище Дядя, к городскому руководству социал-демократов. Домой он уже не вернулся. Как и Тихомирнов, Аросев и Мальцев.

«В седьмом перед выпускными экзаменами — а я шел на золотую медаль — меня арестовали. Видимо, сыграло роль то, что в 1906 году я вступил в партию».

(Из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым»)

Семья, детский и юношеский опыт — все это формировало характер Молотова. Один из младших детей в семье, он был интровертом, человеком скорее замкнутым, чем общительным. Держался скромно, вежливо, умел сохранять самообладание. Он был, несомненно, способным, интересующимся человеком, но нельзя сказать, что схватывал все на лету. Знания не давались ему легко, но это компенсировалось фанатической работоспособностью, самодисциплиной, организованностью, аккуратностью, доходившей до педантизма, и упрямством.

«Здесь проявилось качество Молотова, которое за ним признавали на протяжении всей жизни и друзья, и враги, — очень высокая работоспособность. Усидчивость Молотова настолько поражала товарищей по партии, что, помимо других партийных кличек, он получил прозвище Каменная задница».

«Аргументы и факты»

Не было у него и ораторских способностей — их трудно ожидать от человека заикавшегося и стеснявшегося этого недостатка. Молотов не являлся прирожденным лидером, но был способен на решительные, дерзкие, но не безрассудные поступки. С детства же у него проявилась и некоторая насмешливость, которая в силу воспитания носила характер не столько интеллигентски-саркастический, сколько народно-бытовой. Полиция с ним намаялась.

«ЗА НЕГО ХЛОПОТАЛИ ПЕРЕД ПРЕМЬЕРОМ СТОЛЫПИНЫМ»

Арест Вечи был ударом прежде всего для семьи. Братья могли предполагать что-то подобное, но отец с матерью… Лучший ученик, за несколько дней до выпуска! Из Нолинска приезжал отец, увещевал одуматься. Единственное, что Веча обещал, так это продолжить учебу.

Друзья вновь оказались под одной крышей — в губернской тюрьме. Веча играл в «несознанку», но и добытого в результате обысков хватало для обвинительного постановления, которое 27 апреля Калинин отправил губернатору. Он предлагал всех задержанных реалистов на четыре года «подчинить гласному надзору полиции — обязательно в наиболее отдаленных от Казани губерниях». Родители всех четверых поехали в Санкт-Петербург хлопотать перед премьером Петром Столыпиным о разрешении их сыновьям взамен высылки выехать за границу. А пока друзей выпускали гулять на тюремном дворе, где они играли в чехарду и «слона». Порой приводили приговоренного к смерти, и вся тюрьма тревожно затихала. Вешали ночью во дворе, недалеко от места прогулок.

За границу не выпустили. В конце июня объявили приговор: «Выслать на два года под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию — Тихомирнова, в Вологодскую губернию — Скрябина, Мальцева и Аросева». На сборы полиция дала три дня. Проводы родные и друзья устроили на речной пристани. Маршрут пролегал пароходом до Нижнего Новгорода, оттуда — поездом до Ярославля и дальше — в Вологду. 8 июля друзья предстали перед вологодским полицмейстером. Мальцева отправили в Вельск, Скрябина и Аросева — в Тотьму (город в России, в 215 км от Вологды — прим. ред.), чистенький, умытый городок, расположенный среди лесистых холмов».

Фото на анонсе: commons.wikimedia.org