Ежегодное послание Владимира Путина к Федеральному собранию все больше напоминает рождественское обращение Папы Римского к пастве, считает политолог Руслан Айсин Ежегодное послание Владимира Путина к Федеральному Собранию все больше напоминает рождественское обращение Папы Римского к пастве, считает политолог Руслан Айсин Фото: kremlin.ru

«КТО НАМ СКАЗАЛ, ЧТО РОССИЯ — СТРАНА РАЦИОНАЛЬНОЙ ЗАКОННОСТИ?»

Раз в год президент страны Владимир Путин обращается urbi et orbi, к городу, то бишь Риму, и селу (миру в широком значении) с ежегодным посланием. Это своеобразное рождественское обращение Папы Римского urbi et orbi. Путин давно уже перестал быть конституционной единицей, он вне ее, вынесен за скобки электоральных процедур и политологических определений. Как пишет Глеб Павловский в своей книге «Ироническая империя», за 25 лет президентств оформились две тесно связанные президентские роли — Лидера бюджетников и Хозяина России. Они сочетаются в лице Путина, но завтра, вероятно, расщепятся. Не исчезнет ни первая, ни вторая — и вновь начнут тяготеть к персональной склейке.

Путин выступает понтификом (как и титул Папы Римского), а изначальное значение латинского термина рontifex — «строитель мостов». В начале своего президентства он выстроил мост между этими двумя ролями: Лидера бюджетников и Хозяина России, но главное — стал главным в бюрократической среде. Правда, этот образ из него вымывали, он хотел быть вне такой канцелярии, но не смог оторваться, ибо это невозможно. Даже Папа Римский зависит от кротких на первый взгляд клириков Ватикана. Короля делает свита. Всегда.

Послание Путина, как и рождественское обращение католического понтифика, нас буквально убеждают воспринимать как фетиш, как чисто религиозный акт, мистерию. Его нельзя критиковать, им должно только восхищаться. Еще на заре президентства Путина послание было конституционным актом обращения к Федеральному Собранию, когда по обе руки от него сидели спикеры верхней и нижней палат парламента. Сегодня Путин одинок. Он обращается к подданным, среди которых, в отличие от первых лет, теперь сидят и артисты, шоумены, байкеры. Но кто нам сказал, что Россия — страна рациональной законности? Она подвижный остров в смутных водах архаики, где внешние атрибуты современные, но их основа не из этого века. Это тоже две России, двухмасочный Янус.

О цифрах и фактах путинского послания сказано увесисто и много. Наши рассуждения не об этом. Они скорее о причинах текущего и судьбах страны.

«ПОСЛАНИЕ ПРИЗВАНО ВЫСТУПИТЬ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИМ ИНСТРУМЕНТОМ, УСПОКАИВАЮЩЕЙ ПИЛЮЛЕЙ»

Путин, например, призывает использовать потенциал регионов, которые, между прочим, и есть политическое тело Федерального Собрания. Но как, если у них отняты последние политические и административные полномочия? Губернаторов им волокут из центра, то каких-то охранников, то технократов, то каких-то варягов. Если они хорошие специалисты — вопросов нет, но ведь мы видим, как они мучаются на своих постах, не понимая, что делать и как быть. Кто подаст рецепт того, «как нам обустроить Россию»?

Даже имперский принцип генерал-губернаторства уже не работает, он неэффективен. Все вязнет в трясине ложных представлений о «всесильном человеке из центра». Паралич системы перекосил лицо. Регионы становятся зависимы от дотаций центра, а значит, никакой воли развиваться или что-то менять у них нет, потому как нет реальных механизмов. А зачем? Татарстан в прошлом году отдавал Москве 70% всех доходов, а с этого года — 75%. То есть чем больше ты зарабатываешь, тем больше с тебя срезают. Уже одни мослы да кости остались, ан нет, найдут что экспроприировать. Узаконенное крепостничество.

И какой стимул в этом случае у регионов? Они расшиваются от центра ментально. Путин уже не может быть медиатором, связующей фигурой для усталой России. Она действительно устала, и это «усталость металла».

«Cемь-восемь лет назад Сурков писал, что «рассерженные горожане» — вот подлинный субъект модернизации» «7–8 лет назад Сурков писал, что «рассерженные горожане» — вот подлинный субъект модернизации» Фото: kremlin.ru

Может, сегодня Путин обращается к тому самому сурковскому «глубинному народу», о котором тот писал в своей статье аккурат накануне послания? Кто они, эти глубинные люди, понять тяжело. Это какие-то затерявшиеся в лесах тайги народы, как в романе Быкова «Сигналы», крепостные ХХI века, это обитатели orbi, села, неприкаянной России? Их своими словами об улучшении социальной жизни искал Путин. Они, судя по всему, прекратили верить в понтифика, для них он растворяется, мифологизируется, а послание призвано выступить терапевтическим инструментом, успокаивающей пилюлей. Но даже каждый сакральный сеанс превращается для простого человека в рутину, обыденность, а в эпоху постмодерна — в красочный маскарад, где есть роли и маски. Путинский миф поел реального Путина. Телевизионный образ затмил его, настоящего. Картинка, то есть маска, стала главней реального хозяина лица.

Кто помнит, всего лишь 7–8 лет назад Владислав Сурков, который тогда составлял политико-идеологический каркас медведевской команды, после митингов на Болотной писал, что «рассерженные горожане» — вот подлинный субъект модернизации. К ним надо прислушаться, их требование выполнить. После провала проекта «второго срока Медведева» он переприсягнул Путину, о его спайке с нынешним премьером никто и не вспомнит. Память историческая коротка.

«ПОСТПУТИНСКИЙ СУБЪЕКТ ИЩЕТ ВЫХОДА НАРУЖУ»

Мы имеем две России, и Путин выступал мостом между ними. Это мы уже проговорили. Но у этих двух Россий есть иное измерение, преломляющееся в свете послания urbi et orbi. Если orbi — это село, архаичная Россия, то urbi — те самые «рассерженные горожане», средний класс, новый путинский бюрократический призыв. Они олицетворяют партию «постПутина», они социальная база операции трансферта власти. Так как настоящей политики у нас в стране нет уже лет 25, ее могильщиком по большому счету выступила политтехнологическая спецоперация по выбору Бориса Ельцина в 1996 году, контуры будущего отданы на откуп манипулятивным схемам. Путин пока еще поддерживает этот искусственно подогреваемый слух о «вот-вот должном начаться трансферте власти». Он выглядывает, нащупывает, кто из его окружения как себя поведет. Президент не хочет быть «хромой уткой», потерять стратегическую инициативу. Однако Двор, который уже сейчас выступает коллективным Путиным, хочет быть центром, регентом при действующем президенте. Сложная схема. Но бытие власти в России не существует вне этих контекстов: заговора, конспирологии, борьбы под ковром, радикализации, доведения ситуации до крайности.

Постпутинский субъект ищет выхода наружу, он еще в утробе отсроченного будущего. Это можно назвать трансфертом власти, можно преемником. Но уже чувствуется, как будущая роженица Россия переживает токсикоз, одну из стадий беременности. А Двор (Ротенберги, Чемезовы, Ковальчуки и прочие) хочет стать бабкой-повитухой.

Финал получается какой-то прохановский. Но ведь и российская действительность перверсивна, словно романы Александра Андреевича.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции