Общее житие в Свияжске: между революцией и православием

Инна Яркова и Олег Лоевский Фото: Булат Рахимов

ОБЩИЙ ОСТРОВ

«Общее житие» или общежитие — тема фестиваля этого года, придуманная организатором — фондом «Живой город» (Инна Яркова, Диана Сафарова и Артем Силкин) и главным театральным Колумбом всей России, устроителем театральных лабораторий и крестным феем всех молодых режиссеров, Олегом Лоевским. Поддерживает «Свияжск-АРТель» и министерство культуры Республики Татарстан, так что казанским адептам театрального авангарда остается только позавидовать.

Название лаборатории превзошло все ожидания в своей точности: параллельно «Артели» на острове проходил фестиваль документального кино «Рудник» Марины Разбежкиной, который тоже поддерживает «Живой город». В нем работала лаборатория документальной анимации Дины Годер. На офф-программу «Свияжск-АРТели» приезжал со своей «Войной Анны» Алексей Федорченко – зрители Свияжска увидели фильм, чья прокатная судьба долго была неизвестна. Кстати,  в Свияжске Федорченко сказал, что прокат все-таки случится. А остров-то не резиновый. Выключалась горячая вода. Сметалась еда из магазина и кафе. Выручка росла, а социальное напряжение — почему-то нет. И никто из постояльцев одной из двух гостиниц с одной душевой кабиной на весь этаж не жаловался, что гости «Артели» и «Рудника» ходят в их единственную душевую мыться: общежитие — оно такое.  

Перформанс «Русский лес. Восхождение на соколиную гору» Фото: Булат Рахимов

ЛЕС НАШ

«Внимание! Эскиз спектакля представляет собой некое испытание... Для нас важно ваше здоровье, поэтому, если  у вас проблемы с сердечно-сосудистой системой, если при долгой ходьбе у вас болят ноги, если вы плохо переносите жару — мы рекомендуем вам обратить внимание на другие события нашей лаборатории». Такая интригующая надпись стояла под анонсом перформанса режиссера Степана Пектеева «Русский лес. Восхождение на Соколиную гору».

Интриги добавляла обещанная гроза. Синоптики, к счастью, ошиблись. Но на Соколиную гору зрители собирались, как в поход: дождевики  и воду выдавали организаторы, но все равно у кого-то была с собой запасная пара обуви, у кого-то — спрей от комаров. Свою работу выпускник одного из выдающихся петербургских педагогов, Анатолия Праудина, в бывшей Академии театрального искусства (сейчас — РГИСИ), называл одновременно и перформансом, и новым ритуалом.

Первая часть перформанса — видео, которое показывали еще в автобусе. Четыре совсем юные актрисы в будничной одежде идут вдоль реки и рассказывают о себе примерно так: «Я — Даша,  и я — чувашка». Затем озвучивают набор представлений о своем народе. Представления звучат местами довольно наивно и стереотипно: татары — гостеприимные, чуваши — куражные, из марийцев можно делать гвозди, а башкиры — дикие. Вспоминают милые истории из детства. Примечательно, что у каждой есть история про гусей  — и впору было ждать отсылку к фильму Алексея Федорченко «Небесные жены луговых мари», где был показан обряд с гусями, но почему-то Пектеев эту тему так и не развил. Затем в начале восхождения режиссер рассказывает, что нас ждет не только восхождение, но и ритуал, а в финале — пир.  

Перед горой зрителям повязывают ленты разных цветов. Один цвет соответствовал ленте на запястье одной из актрис. Правда, деление на группы пригодилось только в одной из сцен. Команда Пектеева — и все пошли в гору. Актрисы шли вперед, зазывая зрителей короткими фразами, составленными из простых слов вроде «лес», «мать», «сын», дочь» сразу на двух языках — на русском и либо татарском, либо марийском, либо башкирском соответственно. Примечательно, что за башкирский отвечала татарка, выросшая в Башкортостане. Зрители шли на голоса, актрисы перекликались с режиссером (тоже наполовину марийцем), а языки народов Поволжья в какой-то момент казались странной попутной песней.

Степан Пектеев Фото: Юлия Калинина

Затем на привале возле деревьев каждая девушка разыграла короткий эпизод, в котором рассказывала короткие истории о своем народе, про богатырей и героев. Как чувашей поменяли на гвозди, как в женщинах-марийках подозревают колдуний. Истории звучали на русском и одном из родных языков, причем русский был утрированным — на первый взгляд казалось, что девушки сдают на экзамене по сценической речи сельский говор. Но на обсуждении выяснилось, что это не говор, а акцент. А родной язык действительно влияет на русский незаметным большинству акцентом. Другое дело, что в природных условиях актрисы все-таки излишне педалировали подачу звука.

Далее зрители вместе с актрисами шли в лес, где их и ждала то ли медитация, то ли ритуал, а на выходе из чащи — накрытый стол, где актрисы наливали воду, мед и раздавали хлеб, а после — уходили к реке, будто растворяясь в травах. На этот момент оставался звучать один язык — русский. Но самым сильным моментом этого перформанса был эпизод, когда Пектеев произносил произвольное слово, и каждая пыталась вспомнить его на родном языке. И порою звучащие «не знаю», «не помню», «забыла» оказывались лаконичным проявлением печальной и естественной статистики, фиксирующей умирание языков многих малых народов. 

И за этот момент «Русскому лесу» можно простить и наивность произносимых текстов, кажущуюся в некоторых эпизодах поверхностностью. Так или иначе, совсем юные девушки, в будничной одежде  (спасибо режиссеру, который не поддался на легкий  в этой ситуации соблазн использовать элементы национальных костюмов), припоминающие язык своего народа среди травы, синего неба и низко летящей в нем птицы (ястреба ли, сокола?), — зрелище, запускающее рефлексию о собственных связях с предками.

Алексей Крикливый Фото: Юлия Калинина

ВЕРБАТИМ 1917

Финальным показом лаборатории было «Житие уездного комиссара Майорова. Доклад №33», который поставил главный режиссер новосибирского театра «Глобус» Алексей Крикливый, продолжая естественным путем возникшую тему так называемого традиционного театра на лаборатории. На третьей лаборатории худрук Красноярского ТЮЗа, Роман Феодори, в эстетике театра кукол и театра художника поставил «Единственный берег» по специально написанной пьесе Юрия Клавдиева. Спектакль вошел в репертуар «Угла». В прошлом году Михаил Бычков, худрук Воронежского камерного и Платоновского фестиваля, представил эскиз по «Палате №6», в которой играл премьер Воронежского Камерного Камиль Тукаев.

В  этом году Крикливый собрал зрителей на сцене театра-беседки. Место напоминало о сметенных революцией театрах-усадьбах. А тему предложил Силкин, директор музея-заповедника «Остров-град Свияжск» и один из основателей «Живого города». Материалы для эскиза искали и готовили сотрудники музея, и текст в итоге напоминал о «Синих блузах» — агитационном театральном коллективе времен советских 20–30-х, который высказывался на различные темы, от международных до бытовых. Артисты «Синих блуз» выступали, соответственно, в синих блузках и брюках или юбках — так рисовали на агитплакатах рабочих. Герои Крикливого выглядели вполне в духе агиток. Другое дело, что текст о демократизации на селе и подробностях построения новой жизни  будто тянул на дно.

Эскиз спектакля «Житие уездного комиссара Майорова. Доклад №33» Фото: Юлия Калинина

Актеры продирались к нему изо всех сил, впрочем, пересказать, что именно  происходило в спектакле, получилось бы мало у кого из зрителей. Примечательно другое: судьба Майорова, председателя свияжской управы, эсера и настоящего прогрессора своего времени, впечатлила на обсуждении зрителей больше, чем эскиз. Возможно, другая форма, вынесение текста документов в иное пространство или, напротив, иной способ сценического существования дали бы этим документам прозвучать. 

ВСТРЕЧА СО ВСТРЕЧЕЙ

Но гвоздем программы, конечно, был приезд в Свияжск  Штэфана Кэги, одного из трех режиссеров-драматургов театральной компании Rimini Protokoll. Сам факт того, что «Живой город» заманил на остров звезду мировой постдрамы, обсуждался в  театральных кругах еще до начала Свияжска. Стоит ли  удивляться, что на острове встретились и столичные театральные критики, и «профессиональные зрители». На показ специально приехал импресарио Федор Елютин — тот, который привозил в Москву Rimini Protokoll с их Remote Moscow  и Cargo Moscow. А одним из участников команды Кэги и Каролин Барно из швейцарского Театра  Види-Лозанн был основатель петербуржского «театра post» Дмитрий Волкострелов, участник позапрошлой «Свияжск-АРТели», автор спектакля-экскурсии «Музеи мест, которые», оставшегося после лаборатории и ставшего на год альтернативой привычным экскурсиям по Свияжску.

Штэфан Кэги (в центре) Фото: Юлия Калинина

Волкострелов, последовательно и успешно занимающийся экспансией современного искусства на территорию театра, начинал показ «Призвания» и говорил, что нас ждет встреча со встречей — с той, которая случилась у команды в самом начале. Как оказалось, это самое точное определение совместной работы российской команды с Кэги и Барно. Началась встреча со знакомой многим игры: в кругу стоят стулья, а участников — на один больше, чем стульев. Стоящий в центре  круга говорит: «Сейчас меняются местами те, кто...» Варианты были самые разные — от «любит кошек» до «не хочет детей», от «поддерживает однополые браки» до «чувствует себя счастливым». Да, я забыла сказать самое важное. Среди сидящих на стульях и обнаруживающих друг между другом неожиданные общности были четверо семинаристов — они, кажется, азартнее пятерых участников команды Кэги и Барно (режиссера, художника, драматурга, журналистов)  менялись местами, и иногда становилось страшно — того и гляди, что кто-то запутается в подряснике и упадет.

Дмитрий Волкострелов Фото: Булат Рахимов

Затем зрителей разбивали на четыре группы, объясняя, что выданные на регистрации картинки на стикерах (грифон, лев, охотник и орел) были обнаружены в 2010 году на изразцах чудом сохранившейся печи в одном из свияжских домов. Далее группа в разных последовательностях перемещалась между историями каждого из молодых людей. Я следовала за грифоном, и начинался мой путь с истории Степана. Степану 31, он учился на режиссера массовых представлений, а потом пришел в церковь. Он лихо разыгрывал эпизод из «Криминального чтива», заодно объясняя, что фильм еще и про чудо, про то, что герой, который поверил в чудо, смог спастись. Исповедальность каждого из героев граничила с проповедью, но Степан был героем, обеспечивающим театральность, — хотя слово «театр» здесь упорно избегали.

Фото: Юлия Калинина

Затем мы шли к Данилу — айтишник в прошлом, он показывал презентацию и рассказывал про проект «Батюшка онлайн», портал православных знакомств и новые технологии в церкви. Подход казался неожиданным: у многих церковь ассоциируется с архаикой. Самый юный герой, 19-летний Матвей, встретил нас в подряснике и боксерских перчатках. Он показывал защиту и оборону, говорил, что сейчас даже боксирует «с любовью», а в финале звонил в маленькие колокола. Последним героем моей группы был фотограф Артем, устроивший на развалинах Никольской церкви выставку из собственных съемок богослужений. В финале на берегу Щуки и участники, и зрители пели «Под небом голубым». Долго говорили. Спрашивали про Pussy Riot и «Тангейзер». Про то, возможно ли оскорбить чувства истинно верующих. На первом показе по большей части отвечал за семинаристов отец Евфимий, проректор Казанской духовной семинарии, а на втором семинаристы уже участвовали в обсуждении.

Отец Евфимий Фото: Юлия Калинина

Кстати, отец Евфимий подключился к проекту после того, как митрополит Казанский и Татарстанский Феофан решил, что предложение «Живого города» может стать полезным для церкви. А дальше «Живой город» общался с семинарией. Примечательно, что изначально церковь и Кэги договорились на ряд определенных вопросов — организаторы говорят, что они даже были перечислены. Но, что может показаться неожиданным, церковь оказалась готова идти в диалоге гораздо дальше, чем планировалось изначально. И дело не в том, что Rimini Protokoll — звезды мирового театра.

Ни митрополит Феофан, ни отец Евфимий ничего ни о каких Rimini Protokoll и Кэги не знали. Правда, на обсуждении отец Евфимий  рассказал, что уже знает, чем занимаются Rimini Protokoll и что такое иммерсивный театр. А в череде героев, с которыми помогает нам установить контакт самый нетеатральный театр, добавились еще и люди, посвятившие себя богу. Вообще, Кэги — гений установления контактов. С городом и собой ли (как в Remote X), с переживанием и рефлексией по поводу смерти у представителей глобального мира (как в «Комнатах без людей»), с дальнобойщиками и экономикой (как в Cargo X). После Cargo Moscow зрители жали руки настоящим дальнобойщиком, играющим в спектакле. После «Призвания» — выяснили, что те, кто носит крест и рясу, могут смотреть Тарантино, программировать и не искать оскорблений там, где их нет. А главное — мы все можем вместе петь и говорить. И только ради этого уже стоит отдаться на съедение комарам на чудо-острове. Кстати, есть вероятность, что эскизом на лаборатории эта работа не завершится.

Елена Смородинова