Абдулхак Батюшов: «Челнинский рынок сузился, наверное, в 2,5 — 3 раза по сравнению с 2007 годом. В то время мы каждый день с ужасом искали место, куда поставить рекламу» Абдулхак Батюшов: «Челнинский рынок сузился, наверное, в 2,5–3 раза по сравнению с 2007 годом. В то время мы каждый день с ужасом искали место, куда поставить рекламу»

«МЫ РАЗ В КВАРТАЛ ПОВЫШАЛИ ЦЕНЫ НА 10–20 ПРОЦЕНТОВ, И РЫНОК ЭТО ПРОГЛАТЫВАЛ»

— Расскажите о состоянии рынка медийной рекламы после пика в 2014 году. Каков сегодня его общий объем, как изменилось поведение рекламодателей, аудитории?

— Пик был не в 2014 году, а гораздо раньше — в 2007–2008 годах. 2014 год не дотягивал до 2007-го — более того, сегодняшняя ситуация не дотягивает и до 2014 года. Если в глобальном смысле посмотреть на 2007 и 2018 год — это небо и земля. Челнинский рынок сузился, наверное, в 2,5–3 раза по сравнению с 2007 годом. В то время мы каждый день с ужасом искали место, куда поставить рекламу. Это была колоссальнейшая проблема — где найти 5–10 секунд на радио, чтобы разместить очередного заказчика. Наша наружка продавалась как горячие пирожки на рынке. Мне сейчас даже стыдно говорить, по какой цене мы тогда продавали. И у нас очередь стояла! Мы одну нашу наружку размером 3х12 напротив «Челныгорстроя» расписывали чуть ли не на год вперед. В нашей сфере всегда очень сложно говорить о ценообразовании, о себестоимости, которыми руководствуются на производстве, а в 2007-м мы чуть ли не раз в квартал повышали цены на 10–20 процентов, и рынок это проглатывал, всем места хватало.

Я не знаю, называет ли кто-то сегодняшнюю ситуацию посткризисным временем. Мне кажется, что это просто новые реалии, которыми сегодня надо жить. Не знаю, восстановится ли рынок когда-то по тем параметрам, которые были в 2007–2008 годах. Конечно, есть и другая тенденция — за 10 лет количество игроков на рынке сильно увеличилось.

— Кажется, что в Челнах игроков, наоборот, стало меньше. Многие СМИ закрылись.

— Если говорить о радиостанциях, то их стало раза в два больше, чем было тогда. Количество «телеков» тоже увеличилось на 4–5. И это не за счет того, что кто-то выиграл конкурс и появились вещатели... появились продавцы. Практически все нишевые каналы сегодня продаются. В 2007 году СТС, «Домашний», «Че», «Россию-24» никто не продавал. Сегодня все они работают на рекламном рынке Челнов. С этой точки зрения ситуация не очень хорошая — с одной стороны, сузился сам рекламный пирог, с другой — игроков стало больше. Мы не Москва, не Казань, и количество рекламодателей в Челнах не растет такими темпами, какими хотелось бы. Все в определенной степени срезают с этого рекламного пирога. Свою долю имеет и интернет. Я не думаю, что сейчас он сильно оттяпывает от данного пирога, но скоро это придет. Это общероссийская, мировая тенденция.

«По большому счету, радио никогда никто не рассматривал как средство массовой информации, это больше источник развлечения» «По большому счету радио никогда никто не рассматривал как средство массовой информации, это больше источник развлечения»

— Можно ли оценить общий объем челнинского рынка?

— Я думаю, это достаточно сложно. Мы же все ОООшки и не обязаны раскрывать какие-то свои доходы. Основные игроки — это 4–6 телеканалов и столько же радиостанций. Можно представить, сколько они зарабатывают. Что касается тех, кто из второго десятка или за вторым десятком, то их заработок уже трудно представить. Вот сколько «Мир» зарабатывает? Я, например, не знаю.

— Сколько радиостанций сейчас в Челнах?

— 23 или 24 радиостанции, и многие из них вы ни разу не слышали. Для сравнения: в Москве, где официально проживают 12 миллионов человек, 52 станции, а в Челнах живет полмиллиона — и 23 станции. Бюджет Челнов — 8 миллиардов рублей, еле-еле наскребаем. А в Москве — 1,5 триллиона.


— Получается, что рынок сейчас для новых игроков неинтересен.

— Абсолютно. Чтобы новую радиостанцию запустить, нужно оплатить один только конкурсный взнос в 5,3 миллиона рублей. Плюс вложения, в целом где-то 7 миллионов. Во время последнего конкурса местные игроки — две челнинские компании — заявились. Я не знаю, из каких соображений они это сделали, это их трудности. В итоге выиграли москвичи. Я москвичей понимаю — у них абсолютно по-другому все происходит. 7 миллионов — это для всех деньги, но у них, когда они взяли очередной полумилионник, тут же капитализация компании выросла. Для них это важная штука, а для нас это вроде так себе, экономический термин. Соответственно, тут же свои ценники меняют: с того дня, как они запустились, у них на рекламу сразу будет другая цена. Москвичам не надо особо воевать за рейтинги в Челнах, за местного рекламодателя — соответственно, для них это интересно, а для местных игроков... В феврале был последний конкурс, и, если бы его выиграли местные, они смогли бы запуститься только через 1,5–2 года. Представляете, какая длинная история с вложенными 7 миллионами рублей?

«Чтобы новую радиостанцию запустить, нужно оплатить один только конкурсный взнос в 5,3 миллиона рублей. Плюс вложения, в целом где-то 7 миллионов» «Чтобы новую радиостанцию запустить, нужно оплатить один только конкурсный взнос в 5,3 миллиона рублей. Плюс вложения, в целом где-то 7 миллионов»

— Какую долю на рынке челнинского радио занимают сетевики и сколько станций собственного программирования?

— В Челнах одна станция собственного программирования — татарская «Кунел», это чисто городское радио. Есть две республиканские станции собственного программирования, остальные все сетевики.

— Как выживать в условиях такой конкуренции?

— Конкуренция на рынке радиовещания нашего города гипертрофирована. Была бы конкуренция нормальная, классная, красивая, было бы гораздо лучше. Но ее нет, есть демпинг. И не потому, что у кого-то качественное вещание, у кого-то аудитория пошире, по форматам конкуренция... Просто демпинг. Я считаю, что это путь в никуда. Мы сейчас страдаем, причем в некоторой степени осознанно, потому что мы пришли сюда, что называется, всерьез и надолго и хотим, чтобы этот рынок до конца не умер. Убить рынок двухкопеечными ценами можно в одну секунду, а ты потом попробуй этот рынок восстанови.

Меня в этой ситуации удивляют рекламодатели, которые клюют на эти двухкопеечные цены. Нужно понимать, что люди, предлагающие такое, никаких инвестиций не вкладывают в развитие своих радиостанций, они не вкладывают ни в оборудование, ни в продвижение, ни в кадры, с тем чтобы отдача у рекламодателя была больше. Если ты покупаешь за две копейки, ты эти вещи должен понимать. Я всегда за нормальную конкуренцию — давайте конкурировать при равных условиях, по одинаковым правилам. К нам приходят и говорят: «Вот такая-то радиостанция дает нам месяц за два рубля». Мы отвечаем: «Ребята, у нас такого не было и никогда не будет». У нас есть свои внутренние правила и подходы — мы никогда не будем себе этого позволять. Мы можем обосновать стоимость каждой своей услуги. Мы знаем, при какой цене у нас будет какая отдача. Мы не временщики, которые пришли что-то слупить, а дальше трава не расти, поэтому мы будем методично работать над тем, чтобы рынок рос, а не наоборот.

— Кто сейчас является основными слушателями радио?

— По большому счету радио никогда никто не рассматривал как средство массовой информации, это больше источник развлечения. Слушают все от мала до велика, благо все форматы представлены. По всем теориям основное место прослушивания радио — это автомобиль. И сегодня это так. Соответственно, количество радиослушателей с увеличением числа автомобилей будет расти.


«УБЫТОЧНЫХ НОСИТЕЛЕЙ У НАС НЕТ — ЭТО ФАКТ»

— История холдинга началась 16 лет назад, как раз с РЕНа. Какие цели вы преследовали, когда задумали создать «СТВ-Медиа»?

— Мы хотели создать коммерческое телевидение города Набережные Челны, не более того. Хотели работать и зарабатывать деньги. Есть одна немецкая пословица: «Всякое начало трудно». Начало становления холдинга было сложным. В 2003 году мы выиграли конкурс с телекомпанией «РЕН ТВ», на тот момент никто в городе с нуля такие дела не начинал. К тому же была не совсем благоприятная политическая обстановка для создания новой компании: шла смена власти — Алтынбаев, Хамадеев, Халиков, было много сложностей вокруг меня самого. Период становления, наверное, можно назвать самым сложным.

С апреля по сентябрь 2002 года компания существовала в одном-единственном лице — Абдулхак Батюшов. Я занимался разработкой частоты, чтобы выставить на конкурс, подготовкой всей конкурсной документации, концепции вещания, бизнес-плана. С Нового года я начал потихоньку набирать людей. В марте у нас уже было «Авторадио» в каком-то усеченном виде, там работали человек 10–12. Потом потихоньку запустили «Энерджи», «Юмор», «Радио-7», в одно время «Радио Алла» было. Сейчас в холдинге работают порядка 100 человек.

— Каковы были инвестиции?

— Мы вложили около полутора миллионов долларов — это цены 2003 года. Нашими первыми акционерами были банкиры из Москвы. Поскольку инвестиции были неместные, мы через пару лет стали расходиться с этими людьми. Был достаточно непростой период.

— Кто сейчас владеет компанией?

— Четыре физических лица, три из которых работали и работают в строительном бизнесе, и ваш покорный слуга.

«На тот момент никто в городе с нуля такие дела не начинал. К тому же, была не совсем благоприятная политическая обстановка для создания новой компании: шла смена власти — Алтынбаев, Хамадеев, Халиков» «На тот момент никто в городе с нуля такие дела не начинал. К тому же была не совсем благоприятная политическая обстановка для создания новой компании: шла смена власти — Алтынбаев, Хамадеев, Халиков»

— На рынке радио вы крупнейший в Челнах игрок? По количеству радиостанций и по охвату аудитории.

— Я думаю, что да.

— Кто идет вторым?

— «Трент». Думаю, по объемам выручки от радиостанций мы сопоставимы. Понятно, что по телеканалам «Трент» — игрок номер один с огромным отрывом.

— Что приносит компании больше всего денег?

— Сейчас у нас два телеканала — РЕН и Пятый канал, а также шесть радиостанций. Четыре из них вещают в Челнах, одна станция есть в Заинске, одна — в Альметьевске. Когда работаешь в холдинге, бизнес-модель и процессы устроены в рамках холдинга, достаточно сложно сказать, что является более или менее прибыльным. Выручка вроде как у каждого своя, а расходные части объединены. По ощущениям, РЕН, «Авторадио» и «Энерджи» стоят особняком — они наши локомотивы. А то, что убыточных носителей у нас нет, — это факт.

«Если с точки зрения власти, то в Набережных Челнах абсолютная свобода слова. Но есть моменты, когда я сам в себе зажимаю эту свободу, и есть некая редакционная политика со своими табу» «Если с точки зрения власти, то в Набережных Челнах абсолютная свобода слова. Но есть моменты, когда я сам в себе зажимаю эту свободу, и есть некая редакционная политика со своими табу»

«СЕГОДНЯ НЕВОЗМОЖНО НАЗВАТЬ ПЕЧАТНЫЕ СМИ, ГДЕ ЕСТЬ ЖУРНАЛИСТЫ С ИМЕНАМИ»

— Вы работаете в журналистике с начала 1990-х. Расскажите, как вы пришли в эту профессию и что думаете о нынешнем ее состоянии.

— Я окончил университет в Саратове, начал учиться на «истории КПСС», а заканчивал по специальности «история политических партий и общественных движений». В дипломе у меня написано: «Историк. Преподаватель социально-политических дисциплин». В Челны я приехал в 1992 году, а в апреле 1993-го оказался в телекомпании «Чаллы-ТВ».

Мне кажется, что сейчас в журналистике какой-то переходный этап. Старая когорта ушла вместе с изданиями, в которых работала. Сегодня невозможно назвать печатные СМИ, где есть журналисты с именами. Интернет-издания все сильнее завоевывают себе позиции. Уже «растут» люди, которые будут готовы заниматься серьезной интернет-журналистикой. Если говорить в общем, то сейчас журналистики в Челнах по большому счету нет, аналитики нет. Люди, которые сегодня начинают профессионально работать в интернет-изданиях, завтра-послезавтра начнут нормально заниматься аналитикой. Года через два-три мы получим расцвет.

— В чем, на ваш взгляд, главная причина отсутствия аналитики?

— В отсутствии печатных изданий. Даже по теории журналистики радио и телевидение — это оперативное информирование населения о событиях, а печать — это аналитика. Сейчас получается, что телевидение и радиовещание свои функции как выполняли, так и выполняют, а вот печатных изданий не осталось. А интернет — конвейер, думать особо времени нет.

— Так ли необходимо сегодня получать информацию именно в печатном виде?

— Печатники говорят о том, что во всем мире газеты как жили, так и живут. Если говорить о Челнах, то здесь их существование достаточно проблематично. Опять же спрос влияет на рынок. Почему было время, когда бабушки на каждой остановке стояли и продавали газеты? Все мы знали, что в среду нужно их купить. Я сам покупал и «Вечерку», и «Челны-ЛТД». А сейчас где эти бабушки? Почему их нет? Их никто не заставит выйти, потому что спроса нет.

У всех печатных СМИ Челнов одна и та же проблема — экономическая целесообразность, не более того. Например, закрывшаяся газета «Новая неделя» была полностью дотационной. Всегда в таких случаях есть бизнес-план и сроки, спустя которые должно что-то произойти. Если этого не происходит, начинаешь задумываться: то ли я что-то неправильно делаю, то ли сегодня рынок не готов к тому, что я делаю. Соответственно, надо принимать некие решения: либо продолжать дотировать дальше, либо закрывать проект. Возможно, в этом плане газета «Челны-ЛТД» стояла где-то особняком.

«Сейчас у нас два телеканала — «РЕН» и «Пятый» — и шесть радиостанций. Четыре из них вещают в Челнах, одна станция есть в Заинске, одна в Альметьевске» «Сейчас у нас два телеканала — РЕН и «Пятый», а также шесть радиостанций. Четыре из них вещают в Челнах, одна станция есть в Заинске, одна — в Альметьевске»

— В чем, на ваш взгляд, феномен «Челны-ЛТД»?

— Это уникальный случай, по крайней мере, в истории нашего города. Первый же номер газеты стал бестселлером, если такое слово применимо к печатным СМИ. И все из-за одной-единственной заметки — о том, как мэр города Алтынбаев попал в БСМП. В «Челны-ЛТД» написали, что он то ли сильно напился, то ли что-то такое, что его положили в больницу, чтобы откачивать. Понятно, что это не соответствовало действительности, но тогда в городе никто близко такие вещи не писал, а тут раз — и такая бомба! На следующий день все узнали, что вышла такая газета, и она с первого же дня стала востребована. У «Челны-ЛТД» не было службы продаж — у них сидел один человек на входящих звонках и грубо отсылал рекламодателей подальше, потому что газета была забита рекламой на полгода вперед. На первой полосе люди за два года вперед забивали место. Это продолжалось довольно долго. Я знал некоторых учредителей этой газеты, они говорили: «Неважно, что мы делаем с газетой. Мы можем так написать, можем сяк написать, можем вообще не писать — ничего не происходит. Все как идет ровно, так и идет — как рубили денежки, так и рубим».

Потом печатный рынок стал испытывать некие трудности, и «Челны-ЛТД» не стали исключением. Соответственно, менеджмент, как я предполагаю, начал предпринимать некие шаги, чтобы удержаться на рынке и вернуть себе те позиции, которые газета занимала раньше. Они начали прикладывать усилия, которые не принесли большой отдачи. Было время, когда они отсылали рекламодателей и притом ничего не делали, а сейчас настало время, когда они что-то делают, а те не приходят. Эта экономико-психологическая ситуация и привела к тому, что произошло. Они не стали никого обманывать — не стали приписывать тиражи. Они пытались продать газету, но на падающем рынке желающих было мало. К тому же для учредителей «Челны-ЛТД» этот бизнес стал уже не основным, а смежным — так сказать, для души. Им было неинтересно тратить на это столько сил.

«КАК ТОЛЬКО ТЫ ВЫХОДИШЬ В ИНТЕРНЕТ, ТЫ ТУТ ЖЕ НАЧИНАЕШЬ КОНКУРИРОВАТЬ СО ВСЕМ МИРОМ»

Вы упомянули, что интернет-издания активно завоевывают новые позиции. А вы пойдете в интернет?

— Тут есть две стороны медали — с точки зрения СМИ и с точки зрения бизнеса. Если остановиться на первом варианте, то, когда ты в городе работаешь на «телеке» или радиостанции, ты конкурируешь в своем информационном пространстве. Как только ты выходишь в интернет, ты тут же начинаешь конкурировать со всем миром, поэтому каждый должен заниматься своим делом. Я думаю, что если бы у тех, кто сегодня занимается интернетом, была бы возможность заняться «телеком», то они бросили бы свой интернет.

Есть известная теория конвергентной редакции, универсального журналиста. Я думаю, что сегодняшняя ситуация как раз говорит о том, что универсальных журналистов быть не может и что теория эта ошибочная. Или надо быть семи пядей во лбу. Такой журналист должен представлять, кто его зритель и суметь сделать для него сюжет, а после повернуться и написать материал для интернета. Согласно этой теории, один человек может работать и на «телеке», и на радио, и в интернете, и в газете. Это совершенно разные вещи. Мы не идем в интернет по одной простой причине — нам хватает работы и на телевидении. А интернет — это совершенно другая сфера, совершенно друга опера. Надо создавать отдельную редакцию для этого. У нас был опыт лет пять-шесть назад, когда мы пытались сделать что-то подобное на основе конвергентной редакции. Наверное, тогда я понял, что это не работает.

«Есть неопровержимое преимущество «Ютуба» в своей части, но есть такое же неопровержимое преимущество новостных программ на «телеке». И сравнивать их не совсем корректно» «Есть неопровержимое преимущество YouTube в своей части, но есть такое же неопровержимое преимущество новостных программ на «телеке». И сравнивать их не совсем корректно»

— Как вы относитесь к вашему главному на сегодняшний день конкуренту — YouTube?

— Это данность, с ней надо жить. Как к этому относиться? Это факт. Это как дождь или снег — или жарко, или холодно. Мы не прямые конкуренты с YouTube — да, наверное, определенное количество зрителей уходят туда. Есть неопровержимое преимущество YouTube в своей части, но есть такое же неопровержимое преимущество новостных программ на «телеке». И сравнивать их не совсем корректно.

— Можно ли как-то подсчитать вашу телеаудиторию?

— У нас в Челнах нет специализированной компании, которая считала бы количество телезрителей. Раз в полгода нам присылают данные из Москвы, но они актуальны тогда, когда ты занимаешься продажами с точки зрения рейтингов. В столице федеральные каналы живут этими цифрами каждый день — и они каждый день разные. В регионах занимаются продажами совсем по-другому. Федеральные каналы говорят: «Вот у меня рейтинг — 10 процентов, соответственно, один мой телезритель, который увидит вашу рекламу, стоит 1 рубль. И это только на эту неделю — на следующей у меня рейтинг уже не 10, а 13 процентов. Соответственно, один мой контакт стоит 1 рубль 30 копеек». Это хорошо, потому что нет ничего субъективного — НТВ знает, сколько стоит реклама у Первого канала и почему он продает ее по такой цене. А у нас по-другому — вот у рекламодателя 15-секундный ролик, и цена для него формируется в зависимости от того, в какое время он хочет его поставить.

— Экс-глава минкомсвязи РФ Николай Никифоров заявлял, что аналоговое телевидение в России будет отключено в 2018 году, его заменит цифровое TV. Каковы, на ваш взгляд, могут быть последствия этой реформы?

— Печальные для меня как для совладельца и директора телеканала. С другой стороны, это должно быть печально и для телезрителей. Допустим, вот сейчас два мультиплекса оставят — 20 каналов. Бабушка будет спокойно смотреть «Муз-ТВ», потому что он туда входит. Она будет смотреть, будет радоваться, но городские новости посмотреть не сможет. Это нормально? Я думаю, что нет. Я не выступаю против какого-то прогресса, но можно было продумать этот момент изначально, когда затевали данную реформу. У нашей отрасли регионального телерадиовещания были предложения, но мы все равно пришли туда, куда пришли. И государство сейчас само не знает, как с этим быть. Сотни миллиардов рублей вложены в организацию, а итог будет такой, что люди не будут знать, что у них там во дворе творится, чем город живет, что случилось. И сейчас начинают чего-то сочинять, наверстывать: «А давайте-ка придумаем 21-ю кнопку на республиканские каналы». Придумали, конкурсы какие-то провели. Сейчас пошли разговоры про 22-ю кнопку. Ну что это такое? С точки зрения бизнеса все вопросы решены, мы как продавали РЕН ТВ и Пятый канал, так и будем продавать.

«Мы сейчас страдаем, в некоторой степени осознанно, потому что мы пришли сюда, что называется, всерьез и надолго и хотим, чтобы этот рынок до конца не умер» «Мы сейчас страдаем, причем в некоторой степени осознанно, потому что мы пришли сюда, что называется, всерьез и надолго и хотим, чтобы этот рынок до конца не умер»

Есть робкие сигналы о том, что на самом-то деле после 2018 года никто аналоговые каналы не выключит — вещайте, пока все не придет в порядок. Как все это будет выглядеть с января 2019 года, никто, включая высших руководителей минсвязи, насколько я знаю, толком не представляет. И сетевые партнеры наши — РЕН, Пятый канал — говорят: «Нам с вами нравится, нормально работаем, никаких претензий нет, вы наш продукт не портите». Но государство диктует, что должно быть вот так. Ну давайте посмотрим, куда эта кривая выведет.

— Завести местные новости в мультиплекс — это технически сложно?

— Технически все возможно и решаемо. В «цифре», в мультиплексе мы на РЕН рекламу уже сейчас размещаем. Кабельным операторам в закон о связи внесли изменения о том, что они обязаны первые два мультиплекса напрямую брать со спутника и включать в свои кабельные сети. Когда полностью запустят норму федерального закона о связи, тогда местных новостей в кабеле с сетевыми партнерами, скорее всего, не будет. Государство называет их «общедоступными федеральными каналами». Их должны транслировать в регионах чистыми, без всяких врезок.

«ДИПЛОМ ЖУРНАЛИСТА — ЭТО ВООБЩЕ НЕ ОБРАЗОВАНИЕ»

— Недавно приняли решение, что очного бюджетного обучения на журфаке в КФУ не будет. Вообще непонятно, кто журналистов будет готовить... Или это все-таки не катастрофа?

— Может, кто-то меня не поддержит, но мне кажется, что диплом журналиста — это вообще не образование. Если и стоит в каком-то виде оставить журналистское образование — это может быть магистратура. Например, человек получил юридическое, экономическое, техническое образование и потом вдруг захотел работать в средствах массовой информации — это уже осознанный выбор. Мы знаем, что всего лишь 30 процентов выпускников медицинских вузов идут работать по специальности! И это при том, что туда очень трудно поступить, учиться еще сложнее. А у журналистов вообще катастрофа. Я думаю, закрыть журфак — это правильное решение. Когда кто-то начинает плакать по этому поводу, он либо лукавит, либо у него что-то другое «горит» — верность профессии, духу, вузу или еще чему-то. От того, что бюджетное финансирование урезали, журналистская когорта не пострадает. Нужно просто сравнить, сколько журналистов выпускается и сколько приходит работать по специальности. Многие даже говорят: «Где легче всего учиться? На журфаке». Диплом получил — и пойду где-нибудь в магазине торговать. Или другая ситуация: вот пришел человек на журфак, проучился несколько лет, ему преподаватели дали какую-то теорию, а потом человек с этим представлением о профессии выходит из вуза, попадает в жернова издания и понимает, что это не его. А он четыре года зря потерял.

«Журналистика — достаточно тяжелый труд. И мы смотрим всех желающих. Готовим, иногда с нуля. Научить можно. Нужны голова и желание» «Журналистика — достаточно тяжелый труд. И мы смотрим всех желающих. Готовим иногда с нуля. Научить можно. Нужны голова и желание»

— Откуда вы берете специалистов для своей компании?

— Это глобальная проблема, она возникла не вчера и не сегодня, и я не думаю, что завтра она исчезнет. Где-то мы берем выпускников, где-то — людей с улицы. Журналистика — достаточно тяжелый труд. И мы смотрим всех желающих. Готовим иногда с нуля. Научить можно. Нужны голова и желание.

— У челнинских журналистов есть стойкое ощущение, что с каждым днем чиновники все больше и больше «закрываются». Как вы думаете, с чем это связано?

— Я не знаю глубинных причин, но могу предположить: сегодня, если чиновник что-то прокомментирует, это сразу становится доступным в планетарном масштабе, на весь мир. Его слова тут же появятся в интернете, тут же какие-то вопросы дополнительные начинают задавать. А раньше чиновники знали, кому и что они говорили: вот они «Челнинским известиям» дали интервью, СТВ, «Челны-ЛТД», «Вечерке»... Они знали, что даже если что-то кому-то сказали, то могут это «поймать», поговорить с журналистом, объяснить, отозвать свою информацию. Сегодня не поймаешь. Цена слова чиновников и всех экспертов, которые что-то комментируют, в этой части возрастает. Но я не оправдываю их. Владейте своим предметом. Мэр же не боится!

— Что главное в журналисте?

— Вот простой человек идет, видит — кирпич на дороге валяется. Он обойдет его и пойдет дальше. А журналист должен спросить, почему он тут валяется, из чего этот кирпич сделан. Он должен на все по-другому смотреть, с другим мышлением, другими подходами, должен иметь желание докопаться до истины и объективно информировать свою аудиторию.

— Применимо ли к челнинской журналистике понятие «свобода слова»?

— На Западе как рассуждают о свободе слова — государство ни во что не вмешивается, но у каждого издания есть своя внутренняя редакционная политика. Что это значит — есть свобода слова или ее нет? За много лет в Челнах мне ни разу никто не позвонил и не сказал: «Батюшов, ты это неправильно осветил». Начиная с Халикова по этой части мне ни один мэр не звонил и никаких претензий не предъявлял. И никто меня не зажимал. Но есть у меня некие свои убеждения — я знаю, чего мои журналисты не должны делать. Это свобода слова или нет? Когда мы говорим о свободе слова, все сразу думают про власть. Это общепринято. Если с точки зрения власти, то в Набережных Челнах абсолютная свобода слова. Но есть моменты, когда я сам в себе зажимаю эту свободу, и есть некая редакционная политика со своими табу. 

— Традиционный вопрос: каковы три секрета успешного бизнеса? 

— Желание, знания, команда.