Александр Павлов, «Авицена»: «Система ОМС предельно искажена»

Александр Павлов: «Я считаю, что надо наращивать отчисления в фонд ОМС и сокращать расходы граждан в кассах клиник. Это задача государства. А дальше идея простая: страховые полисы могут быть разными по набору услуг — от категории «эконом» до «премиум»

«ЛЮДИ СПРАШИВАЮТ, ЧИСТЫЙ ЛИ БЫЛ ТУАЛЕТ В БОЛЬНИЦЕ, И ТОЛЬКО ПОТОМ О ЛЕЧЕНИИ...»

— Александр Николаевич, давайте начнем с начала — с первого вашего бизнеса.

— Первый я организовал еще в студенческие годы. Учился в Москве, в МГТУ имени Баумана. В те годы были очень востребованы видеосалоны — и я решил заняться видеопрокатом. Снял помещение в нашем общежитии, договорился со студенческим профкомом и начал зарабатывать неплохие деньги. Приехав в Челны, переложил первый капитал в торговлю автомобилями и запчастями — это было модно и престижно. Затем, с 1994 по 2008 год, была компания «Парфюмцентр» — изначально оптовая дистрибьюция косметики, парфюмерии и бытовой химии, а впоследствии сеть розничных магазинов. В 2008 году «Парфюмцентр» я продал, а заработанное реинвестировал в медицину.

— Зачем? Как возникла идея «Авицены»?

— Идея зародилась в 2005 году, когда я повез тещу в Альметьевск на МРТ. Заплатили за процедуру, и у меня возникла мысль: почему бы не поставить такое оборудование самому, с партнерами? Жизнь шла, постепенно через общих знакомых подобрались два партнера, в 2007 году мы запустили этот проект. Пути наши впоследствии разошлись, все мы стали развивать свои компании. У них теперь тоже уважаемые на рынке клиники.

— Значит, «Авицена» и «Парфюмцентр» год работали параллельно. Это никак не повлияло на ваш «развод» с партнерами?

— Нет, мы работали вместе до 2010 года. Могли и дальше двигаться вместе, но когда мы почувствовали, что тянем бизнес как лебедь, рак и щука, то решили, что лучше все-таки разойтись.

— У вас есть профильное образование?

— Мне часто задают этот вопрос, заранее зная ответ. Я окончил Бауманку по специальности «оптико-электронные приборы, медицинская техника и оборудование». Мне знакомы и понятны принципы, заложенные в работу томографа или аппарата УЗИ. Медицина за последние лет 20–30 серьезно трансформировалась. Если раньше верный диагноз зависел от знаний доктора, то сегодня диагностика ушла внутрь организма, куда может заглянуть только аппарат. Сейчас качество лечения наполовину зависит от оснащения медицинского учреждения, на 30 процентов — от доктора, на 20 процентов — от психосоматики. Наша клиника оборудована по самым актуальным европейским стандартам. Люди все это понимают — вы знаете, о чем родные спрашивают у пациента, когда он возвращается из больницы? О том, хорошо ли был одет доктор, приветлив ли был персонал и чистый ли в больнице был туалет, только потом — о том, какое лечение назначено.

«Среди частного бизнеса у нас, я считаю, лидирующий пакет по объему»

«В БЮДЖЕТНОЙ БОЛЬНИЦЕ ТОМОГРАФ СЛОМАЛСЯ — ТЕПЕРЬ ВСЕ КАРЕТЫ СКОРОЙ ПОМОЩИ С ИНСУЛЬТНЫМИ ПАЦИЕНТАМИ ЕДУТ ПРЯМИКОМ В НАШУ КЛИНИКУ...»

— Насколько подогрет был рынок частных медицинских услуг к 2007 году, когда появилась «Авицена»?

— Я хочу сразу пояснить, что на рынок мы зашли нестандартно. Все клиники начинали с того, что ставили стул, сажали на него доктора и только потом начинали развиваться технически. Мы в 2007-м пошли по другому пути — первым делом купили магнитно-резонансный томограф. Ближайший МРТ был в Альметьевске, и то послабее нашего. Руководить клиникой мы пригласили Петра Павловича Курьянова, который был до этого главврачом в горбольнице №5, и с его легкой руки бизнес стал успешно развиваться. Мы вывели на местный рынок уникальный и очень востребованный продукт.

— Наверное, пришлось решать какие-то нестандартные вопросы и административного характера?

— Конечно, очень было непросто и тогда, и сейчас. Мы вынуждены были сразу войти в программу госгарантий, чтобы организовать посещаемость клиники. Участие в программе обязательного медицинского страхования позволило нам продвинуться, и теперь нас хорошо знают и в фонде ОМС, и в минздраве, мы участвуем в госпрограммах по очень многим направлениям. Сегодня у нас, кроме своей клиники в 28-м комплексе, которую мы постоянно расширяем под новые услуги, есть отдельный офис в пятой горбольнице с еще более совершенным томографом — это проект государственно-частного партнерства. С 2011 года мы совершенно бесплатно оказываем услуги пациентам, лежащим в этой больнице. Социальная ориентация нашей работы приносит свои плоды — мы получаем дополнительный трафик.

— Почему государственная система здравоохранения сама не закупает подобное оборудование?

— Вы знаете, я ежегодно лично езжу на международные выставки здравоохранения, которые проходят в Москве на Красной Пресне. На них представлены все мировые брендовые производители медицинского оборудования, и каждый раз я привожу оттуда какое-то ноу-хау. И тот же вопрос я задаю бюджетникам: почему не закупаете? Ответ: мы и не знаем о таком оборудовании. Так и частные клиники не имеют своих томографов, а у нас их три! Дело в том, что сегодня каждый такой аппарат стоит 50–100 миллионов. Вот сейчас в бюджетной больнице томограф сломался — все кареты скорой помощи с инсультными пациентами едут прямиком в нашу клинику.

«Человек отработал, у него 40 лет стажа, и фонд должен безукоризненно и без проволочек обеспечивать его медицинскими услугами и знать, откуда брать деньги на оплату услуг доктора»

— Их вы тоже обслуживаете бесплатно?

— По программе ОМС за обследование на томографе пациентов скорой помощи клинике возвращают только себестоимость — 420 рублей, и то через два-три месяца, когда уже и зарплата уплачена, и расходники использованы. На коммерческой основе аналогичная услуга стоит порядка 2 тысяч рублей в Челнах, в Казани — 3 тысячи, в Москве — 4–6 тысяч, причем оборудование у нас то же самое, что и у московских компаний, его обслуживание стоит тех же денег. Однако есть обязательства по госзаказу, есть желание помогать людям. В общей сложности если за год мы обслуживаем порядка 60 тысяч пациентов, то 10 тысяч из них — по программе ОМС.

«ВСЕ ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ ТЕХ ЛЕТ ВЫНУЖДЕНЫ БЫЛИ ПОКОНЧИТЬ С БИЗНЕСОМ НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ...»

— Ваши коллеги из других частных клиник много жаловались на ОМС — на то, что с фондом трудно работать. А вам было просто?

— Невыгодно и сложно было первое время — приходилось подстраивать свои системы под государственные учреждения, отчетность, но потихоньку начали работать, благодаря этому так же постепенно нас стали узнавать. Каждый год мы наращивали объем бесплатных для клиентов услуг.

— С вашей стороны — понятно, но почему они вас взяли? Из-за томографа?

— Да, из-за уникальной услуги. Такого предложения не было ни со стороны частных, ни со стороны государственных больниц. Кроме МРТ, мы тогда купили еще несколько УЗИ, стали обследовать беременных, параллельно начали смотреть пациентов по кардионаправлению — один УЗИ был кардиологический. Впоследствии стали развивать совершенно новое для всех направление — детскую кардиологию. Оно тоже оказалось очень востребовано.

— Кстати, если вы начинали с покупки оборудования, то как решили вопрос с помещением?

— Помещение, в котором мы находимся сейчас, уже было у нас в собственности — осталось от предыдущего бизнеса. Только тогда оно было небольшое, на 200 квадратных метров, и штат был маленький. По мере необходимости мы расширяли площади, на сегодняшний день это около 800 метров — наш основной офис.

«Сегодня у нас, кроме своей клиники в 28-м комплексе, которую мы постоянно расширяем под новые услуги, есть отдельный офис в пятой горбольнице с еще более совершенным томографом — это проект государственно-частного партнерства»

— Вы продали «Парфюмцентр», потому что косметика стала малорентабельной или потому что в клинике оказалось интереснее?

— И тот бизнес было очень хороший, много сил в него вложено. Но я всегда хотел помогать людям, а тут и момент настал — парфюмерный рынок становился сложным, на горизонте просматривалось наступление крупнейших федеральных сетей. Если бы вовремя не свернулись, можно было оказаться на выходе совсем в другом положении. Я знал это, потому что общался тогда с глобальными игроками и видел их перспективы. В 2000 году, например, на одном из объединенных семинаров я познакомился с Сергеем Галицким. Его компания «Тандер» тоже начинала с дистрибьюции косметики и парфюмерии из Краснодара. Я и сам в 2005–2007 годах подумывал о глобальном расширении. Были потенциальные партнеры, были люди, с которыми так или иначе доводилось общаться, — крупнейшие компании, которые потом переросли в «Пятерочку», как, например, федеральная сеть магазинов «Копейка». Часть бизнеса я продал «Копейке». Довелось пообщаться и с руководителем «Эльдорадо» Игорем Яковлевым, и с руководителем «Евросети» Евгением Чичваркиным. Небезызвестный тогда «Седьмой континент» тоже в этом списке. Сегодня мы работаем с руководством крупнейшего фармдистрибьютора «Протек» — у них есть сеть аптек «Ригла». Вот с руководителями такого уровня можно было контактировать, делиться мнениями, брать от них лучшее.

— Несмотря на статус, мало кто из них удержался в седле, а вы спокойно работаете на региональном уровне. Отчего так?

— Бывают обстоятельства, когда крупнейшие игроки вынуждены закрывать бизнес. Могу привести в пример крупную московскую компанию, наших коллег по цеху «Арбат Престиж» и ее бессменного руководителя Владимира Некрасова, который отличался нестандартностью подходов и решений. Мне с ним тоже удалось пообщаться. При всей яркости его подходов к бизнесу ему тоже пришлось закрыться по независящим от него причинам, из-за внешнего давления. А такое было прекрасное будущее... То же относится и к «Эльдорадо», и к «Евросети» — неординарные руководители, но бизнес свернулся. И для Галицкого наступил момент — невооруженным взглядом видно, что ему предложили тихонько прекратить участие в деле. Видно, что последний пакет, проданный им за 126 миллиардов, недооценен, ему явно дали меньше денег. Все отцы-основатели тех лет вынуждены были покончить с бизнесом не по своей воле. У нас тоже были трудности в 2008 году, но на нас повлиял тогда кризис банковского сектора.

«Медицина за последние лет 20–30 серьезно трансформировалась. Если раньше верный диагноз зависел от знаний доктора, то сегодня диагностика ушла внутрь организма, куда может заглянуть только аппарат»

«НА ОБЫЧНУЮ КОЛЯСОЧНУЮ ВЕШАЮТ ПО 20–30 ВРАЧЕЙ И НАЗЫВАЮТ ЭТО «КЛИНИКОЙ ПРОФОСМОТРОВ»...»

— Какие меры были предприняты вами, чтобы пережить кризис 2008-го?

— У нас были крупные активы, за счет них и выжили. Мы быстро все собрали и погасили кредиторскую задолженность перед крупнейшими банками. Мы ведь и оборудование покупали в кредит, и магазины открывали, и очень много у нас было кредитных ресурсов. Когда банки вошли в кризис, мы стали все распродавать, в том числе за полцены и дешевле, лишь бы рассчитаться с долгами. Но я считаю, что мы тогда нормально завершили этап. Во всяком случае, у меня остались активы, которые я и вложил в дело, близкое душе и телу.

— Надо думать, с тех пор вы держите ресурсы про запас?

— Обязательно. Имея такой опыт, мы знаем, что момент снова наступит. У нас всегда есть и финансовая подушка безопасности, и недвижимость, которая не относится к основному бизнесу и которую можно быстро обернуть в деньги. Было много моментов, когда приходилось «падать на колени», а затем вставать. Кризис 1998-го года «Парфюмцентр» тоже очень тяжело пережил.

— Когда вы с «Авиценой» впервые вышли на хорошую прибыль?

— Практически с первого года прибыль была видна, и каждый год она идет с нарастанием примерно на 10–15 процентов.

— В каких направлениях работает ваш медцентр сегодня?

— По сути, это классические направления — поликлинические услуги по всему спектру, включая педиатрию. Сегодня мы заходим в сектор, необоснованно забытый, — профосмотры работников промышленности. На сегодняшний день сложилась дикая ситуация, когда предприятия, имеющие только небольшой офис на 20–30 квадратных метров, по факту обычную колясочную, вешают на него по 20–30 врачей и называют это «клиникой профосмотров». Они заключают договоры с настоящими врачами, которые реально в этой колясочной не работают, делают с ними печати и выдают справки о профосмотре. По нашим подсчетам, стоимость реального профосмотра составляет 4–10 тысяч, а они делают справки за 400 рублей. Это цена работы только одного врача, не говоря уже о марже для самой клиники.

«В общей сложности если за год мы обслуживаем порядка 60 тысяч пациентов, то 10 тысяч из них — по программе ОМС»

В последнее время осмотр стал стоить 1700, но и это ни в какие ворота. Как может справка стоить такие деньги, когда в нее заложена масса обследований у разных врачей? Мы проанализировали этот рынок и решили в него профессионально войти. В Закамском регионе есть предприятия, которые интересуются высокопрофессиональным медицинским обслуживанием, с тяжелым оборудованием, которое мы имеем. Им нужны не только фиктивные справки или осмотры ключевых работников, но и полноценные договоры по ОМС, пакетные предложения на полный спектр услуг в рамках и диагностики, и лечения.

Видя, что этот рынок сегодня перевернут в пользу сомнительных компаний, мы решили зайти. Несколько лет назад мы купили еще один томограф и закрыли потребности в области высокоточных обследований сосудов сердца и головы. Это те обследования, которые позволяют предупреждать на ранних стадиях инсульты и инфаркты. Сосудистые заболевания, по статистике, дают 56–60 процентов смертности. Если болезнь предупредить хотя бы за год-два, можно продлить полноценную жизнь человека в среднем на 10 лет, на что в принципе и нацелено федеральное правительство.

Последний томограф, который мы купили, очень сложный, в республике таких только два, второй стоит в казанской РКБ. Он нужен для оценки динамичных органов, в данном случае сердца. Мы плотно работаем с сосудистыми центрами — нашими, казанскими, федеральными — и направляем к ним на упреждающее лечение. Тоже очень востребованная услуга — каждый год нам подписывают договор на определенное количество пациентов для бесплатного обследования сосудов сердца и головы.

— Вы заключаете договоры с фондом ОМС или напрямую с предприятиями?

— Мы — с фондом через минздрав. В рамках квоты выдаем талоны, а они уже сами распределяют их по всем районным поликлиникам и больницам.

«Медсанчасть альметьевскую можно считать частной, одна или две хорошие клиники появились в Нижнекамске. К нам едут по кардиологии, по КТ-диагностике»

— Вне программы ОМС, вы считаете, услуги профосмотров будут востребованы? Мне казалось, что в первую очередь на них идут соискатели при трудоустройстве, которым нужна именно справка, а не лечение.

— Да, верно. Но сейчас появились крупные серьезные предприятия, с которыми мы уже пообщались и которые реально заинтересованы. Например, «Ростар» печется о здоровье своих сотрудников, им нужно реальное действенное обслуживание. Этот пример дал нам повод выйти на серьезных игроков — на сателлиты КАМАЗа, в частности, которые тоже заинтересованы в реальных осмотрах. Обследование на самом деле не очень дорогое, но позволяет реально продлить полноценный образ жизни ключевых сотрудников.

— С учетом вашего тесного сотрудничества с ОМС велик ли годовой оборот компании?

— Мы считаем, что приличный, и стремимся к большему.

— Какую часть прибыли вы вкладываете в развитие бизнеса?

— Не меньше половины прибыли реинвестируется. В какие-то периоды до 60–70 процентов. Остальное уходит на покрытие текущих затрат.

— Сколько всего у вас коммерческих площадей на сегодня?

— В общей сложности компания располагает примерно 2,2 тысячи квадратных метров, под разные назначения. Часть мы сдаем в аренду — я ведь говорил о подушке безопасности.

— Сколько людей работает в «Авицене»? Какова их средняя зарплата?

— Свыше 150 человек. В среднем специалисты получают по 50 тысяч.

«У нас всегда есть и финансовая подушка безопасности, и недвижимость, которая не относится к основному бизнесу и которую можно быстро обернуть в деньги»

«МЫ С МЕДЦЕНТРОМ ПОПАЛИ НА ВОЛНУ ОБЩЕСТВЕННОЙ АКТИВНОСТИ, И ВСЯ МОЩЬ НАРОДНОГО ГНЕВА ПРИШЛАСЬ НА НАС...»

— У вас как-то тяжело идет строительство новых медцентров — в 41-м и в 45-м комплексах Нового города. Что ни проект, то протесты местных жителей. В чем загвоздка?

— В 41-м мы по всем документам строим магазин, там протестов как таковых нет, шумиха искусственно раздута прессой по следам стройки в 45-м. Но, если интересно, давайте по порядку. В 45/08 строится клинико-диагностический центр с аптекой, который изначально должен был размещаться рядом с горбольницей №5. Землю нам выделял исполком около 10 лет назад, но впоследствии наш участок был передан другому арендатору, а нам взамен исполком отдал пустырь около 45/08. Никакого желания строиться именно там у нас не было, причем мы поменялись на вдвое меньший участок. В обоих случаях мы получали землю по акту выбора, но без нарушений, на три года, за которые ее надо частично освоить, чтобы продлить аренду на 49 лет. К моменту согласования нашего строительства у ТОСа 45-го комплекса, видимо, уже накипело — у них там много «пивнушек» понатыкано, но активной борьбы с точечной застройкой до тех пор не велось, резонанса не было, повлиять на эти заведения жители не могли. Мы же с медцентром попали как раз на волну общественной активности, и вся мощь народного гнева пришлась на нас.

— С какими конкретно претензиями вы столкнулись?

— Активисты утверждают, что мы закрыли обзор окну первого этажа, деревья спилили... Мы прошли уйму надзорных согласований. Нам действительно пришлось убрать одну черемуху и два куста, но не просто так — мы оплатили прикамскому ТУ минэкологии экологический ущерб в размере 408 тысяч рублей! Что касается инсоляции, еще в 1964 году, когда академик Рубаненко проектировал наш город и конкретно улицу Шамиля Усманова, которая должна была быть пешеходной, как Баумана, он заложил вдоль нее кармашки под объекты соцкультбыта, такие как наш. Один из таких кармашков мы и заняли, в полном соответствии с генпланом. Впоследствии градостроительные нормы ужесточились, было введено понятие инсоляции, четкого расстояния между домами, но назначение кармашков сохранилось в генплане. Фактически наш двухэтажный центр находится в низине, второй этаж не перекрывает даже половины окна первого этажа жилого дома, однако старшая по дому нашла способ затащить нас в суд.

— Значит, нарушения все же были?

— Нет, были обстоятельства. В конце 2015 года мы начали строиться, а тут на носу выборы. Меня пригласили в исполком и говорят: что-то на вас ТОС жалуется, вы пока не стройтесь, обождите. Мы отложили стройку, а тут и срок аренды стал подходить к концу — мы долго готовили проект, согласовывали, потом эта пауза с выборами... Выборы прошли, мы вернулись на стройку, но граждане прознали про сроки аренды, старшая по дому подала иск в мировой суд и выиграла — у нас отозвали разрешение и аннулировали договор. Мы обжаловали решение в Верховном суде РТ. И вообще, после этого было 16 судов по 45-му комплексу — мы выиграли их все во всех инстанциях! Год с лишним провели в судах, но получили новое разрешение на строительство и новый договор аренды.

Теперь активистка снова утверждает, что у нас нет нужного объема застройки для продления аренды — указанных в документах 35 процентов. Фактически у нас построен фундамент, еще часть колонн мы вынуждены были демонтировать в процессе тяжб, то есть 35 процентов здания у нас, положим, нет, но есть же проектные, геодезические работы, которые тоже учитываются в объеме освоения. Это же все оплачивается, даже по самому акту выбора мы отдали около полумиллиона различным инстанциям за получение техусловий. Цифра в 35 процентов определена инженерами кадастровой палаты — представительства Росреестра в Челнах.

«Практически пуст сегмент реабилитации пациентов, и не только после инсульта или инфаркта, но и после ДТП, черепно-мозговых травм. Можно делать серьезный бизнес»

«ВЫ ПАЦИЕНТОВ СПРОСИТЕ, ХОТЯТ ЛИ ОНИ НОВУЮ КЛИНИКУ АМБУЛАТОРНОЙ ХИРУРГИИ...»

— Если бы вы жили в 45/08, а здание строил кто-то другой напротив ваших окон, вы бы протестовали?

— Да, но я бы искал компромисс. И мы такой компромисс предлагали. Скажу честно: мне умные люди посоветовали найти главного активиста и с ним договориться — вопрос обычно так решается. Еще до начала стройки я предлагал владелице этой квартиры переезд в аналогичную с доплатой и компенсацией всех издержек, хотя мы вовсе не «перед окнами» строимся. Они насчитывают между домом и объектом 11 метров, но это только расстояние до забора, который будет демонтирован после окончания стройки, а само здание строится в 20 метрах. Итог — все согласования снова пройдены, публичные слушания — тоже, все суды легитимность подтвердили, строительство продолжается. Я воспринимаю ситуацию с жильцами как прессинг социально ориентированного бизнеса, но пугать меня проблемами уже поздно — все это мы проходили в лихие 1990-е.

— А что конкретно пришлось пережить в 1990-е?

— Была, например, история в тот период, когда я после вуза занялся торговлей автомобилями. Сначала мы поставляли по несколько машин с АвтоВАЗа в Челны, затем вошли в пул основных челнинских поставщиков, закупали до 30 автомобилей за раз. И вот как-то в Тольятти собрали очередную партию, 30 машин, построили их колонной. Вдруг подходит некий молодой человек нахального поведения, ставит ногу на капот ведущей машины и спрашивает, кто здесь главный. Я выхожу, он приглашает меня в «восьмерку» на переговоры, я сажусь на заднее сиденье, по бокам подсаживаются два бойца, один спереди. Машина трогается и увозит меня в сторону леса. Чем заканчиваются такие истории, челнинцам понятно. Они запросили мзду за «сопровождение», крупную сумму. Таких денег у меня не было, поэтому они предложили расплатиться машинами — выходило 2,5 автомобиля. Я предложил вернуться на площадку, чтобы решить вопрос. Там подошел к руководителю компании, которая отгружала нам машины, объяснил ситуацию. Он спросил, сколько у меня денег при себе. У меня было на порядок меньше, чем они просили. Взял столько, сколько я ему отдал, и передал этим молодым людям, после чего они исчезли. Я к тому, что школа стресса мною уже пройдена. Что бы там ни обещали эти активисты, все это мелочи жизни. Но я все равно готов вложиться в благоустройство, чтобы люди были довольны, и не раз об этом говорил — мы можем, к примеру, построить детскую площадку, тротуары. То же касается и дома 41/23 — там вопрос конкретно по детской площадке, и мы готовы заменить ее на новую, сдвинув ее на несколько метров.

— Вы строитесь в 41-м на детской площадке?

— Мы ее опять же забором задели. Качели 1970–1980-х годов. Уберем забор — вопрос снимется. На наших документах стоят все необходимые подписи, в том числе управляющей компании. И я повторю — в 41-м никаких конфликтов с жильцами не было, тему разогрела пресса. У нас пятно застройки в 41-м сформировано двумя участками. Первый, на 212 квадратных метров, мы купили с аукциона еще году в 2002-м, долго не могли его застроить. В 2015-м купили его повторно, снова по аукционной цене, так как договор аренды истек. Цену не помню, но это 3–5 тарифов годовой аренды, а аренда составляет примерно 300–400 тысяч. Тогда же нам пристыковали по акту выбора еще один участок — на 337 метров, потому что первый был слишком мал для стройки. Когда начался шум вокруг этой площадки, прокуратура оспорила наше разрешение на строительство, но чисто по формальному признаку. У нас в разрешении указана одна проектная организация, ООО «Марх», которая выполняла базовые разделы проекта, необходимые именно для этого документа, а полный комплект документов готовило ООО «Аспект». Отсюда и приостановка действия нашего разрешения, сейчас эта формальность устраняется.

«Очень много было прецедентов, когда люди не могли ответить на простые вопросы: три — из системы среднего образования, два — из высшего. Это стыдно»

— Какова для вас цена вопроса? И еще, решив проблему с прокуратурой и исполкомом, станете ли вы с жителями договариваться?

— Я же говорю: мы можем сделать новую детскую площадку, без проблем. Это многократно дешевле самой стройки. В 45-м непосредственно строительство обойдется нам примерно в 75 миллионов рублей — это без технического оснащения клиники, которое будет стоить еще под 100 миллионов. А в 41-м комплексе сама стройка будет стоить 35–40 миллионов. Кроме того, меня удивляет весь этот процесс — три жителя недовольны, но почему-то никто не спрашивает мнений наших пациентов, для которых сороковые комплексы будут ближе нынешнего офиса в 28-м комплексе. Вы их спросите, хотят они новую клинику амбулаторной хирургии, где второй этаж запланирован под стационар для пациентов с мочекаменной болезнью. У нас половина пациентов ею страдает, все они нуждаются в стационаре после операций. В этом центре, в 45-м комплексе, будут работать не меньше 150 человек, причем услуги войдут в программу ГЧП, мы будем вести бесплатные операции.

«СИСТЕМА ОМС ПРЕДЕЛЬНО ИСКАЖЕНА. ЕСЛИ ЕЕ ПОПРАВИТЬ, ТО ОБЪЕМ НАПРЯМУЮ ОПЛАЧИВАЕМЫХ УСЛУГ БУДЕТ СОКРАЩАТЬСЯ, А НЕ РАСТИ...»

— Какую долю рынка Челнов вы отводите «Авицене»?

— В каждом направлении по-разному, ведь каждая клиника предлагает свой набор услуг. Если говорить о среднем арифметическом, то, пожалуй, 7–10 процентов. Больше может быть только у государственных клиник. Среди частного бизнеса у нас, я считаю, лидирующий пакет по объему.

— Какова география вашей клиентуры?

— Пациенты едут из Елабуги, Мамадыша, Азнакаево, Актаныша — весь Закамский регион.

— Почему едут, разве нет в городах сравнимых частных клиник?

— Есть. Медсанчасть альметьевскую можно считать частной, одна или две хорошие клиники появились в Нижнекамске. К нам едут по кардиологии, по КТ-диагностике.

— Объем рынка быстро растет?

— Конечно, в государственных поликлиниках сегодня не хватает специалистов, не хватает хорошего диагностического оборудования, они наращивают платные услуги. Все больше и больше людей поправляет свое здоровье за деньги.

— Значит, рынок растет только за счет того, что загибается бесплатная медицина?

— Пожалуй, да. Бесплатные услуги сокращаются, платные растут. Если пациент в 1980-е годы выборочно платил коньяком или шоколадкой, то в 1990-е и 2000-е, кроме коньяка, уже давали небольшие деньги, а в 2010-е о коньяке и шоколадках речи вообще не идет. Теперь речь идет о тысячах и десятках тысяч рублей, которые среднестатистический гражданин тратит на хорошее медицинское обслуживание, но уже через кассу.

«Бесплатные услуги сокращаются, платные растут. Если пациент в 1980-е годы выборочно платил коньяком или шоколадкой, то в 1990-е и 2000-е, кроме коньяка, уже давали небольшие деньги, а в 2010-е о коньяке и шоколадках речи вообще не идет»

— Как вы сами считаете, это правильная тенденция — переход медицины на коммерческие рельсы?

— Двоякий вопрос. Если думать как обычный гражданин, которым я тоже являюсь, как житель города, в котором я знаю каждый дом с момента его постройки, то мне тоже хочется, как раньше, получать бесплатные медицинские услуги. Но, исходя из моего профессионального опыта, стоит отметить, что решение должно быть не столь однозначным. Система обязательного медицинского страхования на сегодня предельно искажена. Мне кажется, если ее должным образом поправить, то объем напрямую оплачиваемых услуг будет сокращаться, а не расти. При этом объем средств, которые человек тратит, — хотя бы через отчисления из зарплаты на ОМС — должен расти. Сегодня отчисления из зарплат ничтожны. Многие люди бравируют тем, что работают в серую, принципиально не хотят легально устраиваться, но имеют такой же полис, как и мы с вами, так же пользуются медицинскими услугами. Фонд ОМС в результате недосчитывается... Это неправильно.

Я считаю, что надо наращивать отчисления в фонд ОМС и сокращать расходы граждан в кассах клиник. Это задача государства. А дальше идея простая: страховые полисы могут быть разными по набору услуг — от категории «эконом» до «премиум». В развитых государствах такая система эффективно практикуется. По экономполису гражданин получает все услуги, кроме стоматологических, зубы — отдельно. Вторая категория полиса включает стоматологию, третья — VIP-обслуживание. Причем человек выбирает по полису не поликлинику, а конкретного доктора, где бы он ни работал. По факту обслуживания доктор выставляет счет фонду ОМС. Понятно, что от оплаты напрямую не нужно отказываться совсем, потому что твой доктор может не принимать в нужное тебе время или к нему может образоваться очередь, когда тебе нужна срочная помощь. Но в целом система должна быть такой, человека при такой практике совершенно не должно интересовать, сколько стоят оказанные ему услуги. Такая система работает, к примеру, в Германии. Естественным образом через эту систему отсекаются, например, мигранты...

— А пенсионеры, школьники, другие нетрудоспособные?

— Государство должно заботиться о наименее защищенных слоях населения таким же образом — через систему полисов. Человек отработал, у него 40 лет стажа, и фонд должен безукоризненно и без проволочек обеспечивать его медицинскими услугами и знать, откуда брать деньги на оплату услуг доктора.

— Мы развиваемся в этом направлении?

— Точно знаю только то, что сейчас в работе много законопроектов, в рамках которых поступление и расходование средств по линии ОМС будет кардинально пересмотрено. Не секрет, что сегодня деньги абсолютно неразумно расходуются в больницах. Производительность труда не та, какие-то сотрудники избыточны, в отчетах прописываются пациенты, которых реально и в больнице-то не было. В то же время они постоянно ставят вопрос о нехватке кадров. С этим связаны и реальные проблемы. Например, интервал приема одного пациента слишком мал — за 10–12 минут врач не может серьезно его посмотреть.

«ЕСЛИ СПЕЦИАЛИСТ ИМЕЕТ ВЫСОЧАЙШУЮ КВАЛИФИКАЦИЮ, БИЗНЕСМЕН ДОЛЖЕН ДЕЛИТЬСЯ»

— Насколько сложно сегодня зайти на рынок коммерческой медицины с нуля?

— Ниш — гигантское количество. Все работают с диагностикой — в этот сегмент зайти уже сложнее, но для лечения все дороги открыты, направлений огромное количество. Нового лечебного оборудования — море. Практически пуст сегмент реабилитации пациентов, и не только после инсульта или инфаркта, но и после ДТП, черепно-мозговых травм. Можно делать серьезный бизнес. Можно начать с маленького кабинета, с небольшого комплекта оборудования, принимать одного-двух пациентов и постепенно развиваться. В то же время в области реабилитации мировыми производителями отработаны целые аппаратные комплексы, которые по заданной программе от занятия к занятию увеличивают нагрузку на определенные суставы, например. В таком случае человеческие ресурсы нужны минимальные, но стоит оборудование очень дорого.

«Последний томограф, который мы купили, очень сложный, в республике таких только два, второй стоит в казанской РКБ»

— Денег у людей вроде достаточно — почему все-таки эти ниши пустуют? Специалистов не хватает?

— Нет, такой проблемы я не вижу. Либо сами врачи могут этим заниматься, либо бизнес в партнерстве с ними. Приведу простой пример: ресторанный бизнес в Москве, в который очень многие люди вкладывают сумасшедшие деньги. Порой думаешь, как же он работает, такой сложный, необычный... Но, когда начинаешь вникать, оказывается, что большинство владельцев работают 50 на 50 с шеф-поварами. Хотя шеф-повар и наемный работник, он никакого отношения к владению бизнесом не имеет, но в распределении прибыли участвует напополам с собственником, потому что все держится на нем. Я думаю, что в медицине должно быть так же. Да и в целом, если специалист имеет высочайшую квалификацию, ты должен делиться. Ты бизнесмен и владеешь ресурсами, а он обладает знанием технологий — у вас получится успешный проект.

— Вы, видимо, лично интересовались ресторанным бизнесом?

— Да, в свое время интересовался, но это было лет 20 назад.

— К вопросу о технологиях: насколько актуальна для вашей отрасли тема импортозамещения? Коснулись ли санкции производителей медицинского оборудования?

— Мы практически никакого урона не ощутили, за исключением мелких проблем с запчастями. Начинаем заказывать насосы, помпы, охлаждающие агрегаты для томографов — часть из них произведена в США, случаются проволочки. Находим замену. Но это незначительно, а технологии покупать нам не запрещали.

«ОТ ОБОИХ ПРЕЗИДЕНТОВ МНЕ ПРИШЛИ КРАСИВЫЕ БЛАНКИ...»

— Каковы ваши требования к подчиненным? Есть жесткие правила?

— Особых правил нет, но при трудоустройстве я требую какой-то багаж базовых знаний по профилю соискателя. Если человек заявляет о высшем образовании, он должен ответить хотя бы на пять вопросов из своей сферы. Очень много было прецедентов, когда люди не могли ответить на простые вопросы: три — из системы среднего образования, два — из высшего. Это стыдно. Мне сотрудники говорят: «К чему это? Мы же человека берем на компьютер, ему надо знать программное обеспечение, а вы ему про философию. Или из диплома вопросы задаете». К примеру, по диплому он юрист в области трудового и экономического права. Я прошу дать определение права — 90 процентов соискателей не могут ответить. Просто тест на логическое мышление. Порой дают обескураживающие ответы, например: «Извините, меня на этом уроке не было»... Какой урок? У него же специальность «право». Абсурд.

Я по этому поводу писал два письма двум президентам — Медведеву и Путину. Высказывал предложения о том, что и как поменять в системе образования. Мы ввели единый государственный экзамен, который сейчас хотим успешно отменить, но ведь ЕГЭ мы взяли из европейской системы высшего образования, где к нему прилагаются атрибуты, о которых мы забыли. Это в первую очередь так называемый абитур-лист, который школьник получает после сдачи ЕГЭ, как допуск к вузу. Набрал нужное количество баллов — получил абитур-лист, а нет — идешь в систему профтехобразования. А мы взяли половину от системы ЕГЭ, вот у нас и возникают юридические академии в колясочных. На самом деле как с профосмотрами — тоже по 50–60 преподавателей оформлены на колясочную. Потом студенты из этих академий приходят к нам и показывают свои дипломы. Вот и спрашиваешь дипломированного экономиста, что такое дефляция, каков квадратный корень из 100, а он не знает. В общем, от обоих президентов мне пришли красивые бланки: спасибо за участие, замечания, предложения будут учтены...

«Мы ввели единый государственный экзамен, который сейчас хотим успешно отменить, но ведь ЕГЭ мы взяли из европейской системы высшего образования, где к нему прилагаются атрибуты, о которых мы забыли»

— А вы собственную квалификацию как-то повышаете?

— Конечно, академическое образование позволяет самостоятельно развиваться в любой отрасли. Я порой до хрипоты спорю со специалистами, которые приезжают обслуживать томографы. Постоянно читаю, многие вещи могу профессионально обсуждать с нашими ведущими докторами практически в каждой сфере. Конечно, не очень глубоко, не на уровне гистологии, но основные системные проблемы в каждом направлении я стараюсь знать и понимать.

— Каков ваш рабочий график?

— Раньше старался приходить в офис по жесткому регламенту, как и сотрудники. Если они начинают работать с 7:30, то я начинал с 8:00–8:30. В последнее время моя работа чаще начинается не с офиса. Рабочий день может длиться и до закрытия клиники, может заканчиваться и раньше, если есть встречи на вечер. Домой попадаю не раньше семи вечера — у меня так с окончания вуза повелось.

— Чем вы увлеченно занимаетесь в свободное время?

— Рыбалка — с девяти лет, а также все, что связано с водой. Многие друзья знают меня как любителя активного отдыха. Очень люблю лыжи — водные, горные, беговые.

— Многие заметные предприниматели в Челнах вольно или невольно связаны с общественной работой. А вы?

— В прошлом году меня попросили возглавить Чувашскую национально-культурную автономию в Челнах, я согласился. Как ни странно, чуваши — третьи в городе по численности, и в этом году мы запускаем в новой школе в Замелекесье три класса с обучением чувашскому языку в качестве родного. Удивительно, но, стоило заикнуться об этом в исполкоме, мне без единого возражения сказали: пожалуйста, делайте.

— Дайте, пожалуйста, три совета менее искушенным предпринимателям.

— Бизнес — это риск. Если человек не азартный, возможно, лучше ему воздержаться от предпринимательской деятельности. Современный бизнес предполагает постоянные коммуникации, так что нужно обладать высоким уровнем коммуникабельности. И я считаю, что не обязательно стимулом в работе должны быть деньги. Просто желание реализоваться, быть востребованным. Даже начальный капитал необязателен — я все свои бизнесы, за исключением «Авицены», начинал с минимумом средств. Будучи студентом, я с нуля и достаточно быстро заработал на хорошую машину. Было бы желание.