Известный российский писатель Герман Садулаев встретился в доме Аксенова со своими читателями в рамках арт-резиденции «Старо-Татарская слобода»

«ПРИ ВСЕМ УВАЖЕНИИ К ИСЛАМУ Я НЕ ИСПЫТАЛ К НЕМУ СЕРДЕЧНОГО ЗОВА»

Известный российский писатель и публицист, финалист многих литературных премий, среди которых «Большая Книга», «Ясная Поляна», «Русский Букер», «Национальный Бестселлер» Герман Садулаев приехал в столицу РТ на несколько дней, став очередным гостем арт-резиденции «Старо-Татарская слобода».  Цель этой резиденции состоит в том, чтобы свои впечатления о городе писатели запечатлевали в рассказе или эссе, тем самым внося вклад в создание «казанского текста». Садулаев признался, что он просто в восторге от современной Казани и доброты ее жителей. «Нет, конечно, если я тут поживу подольше, то обязательно найду изъяны в городской жизни», — говорит писатель. Обращаясь к коллеге по цеху Ильдару Абузярову, куратору арт-резиденции, он предложил: «Вы держите не более двух недель писателей в Казани, чтобы они не поняли, за что вас можно критиковать, а потом на самолет — и домой их».  

В рамках визита писатель встретился со своими читателями в музее Аксенова и презентовал свою новую работу — роман «Иван Ауслендер».

«У меня было две основные линии в литературе. Первая связана с чеченской проблематикой, я родом из Чечни, в 1973 году родился в Шали, закончил школу, и вся эта чеченская история мне близка. И эти войны не оставили нас в стороне, прошлись по мне и по моей семье, — заявил писатель. — Поэтому часть моих книг связаны с чеченскими войнами. Но есть и другая линия в моих текстах, которая не связана напрямую с Чечней — она о современной цивилизации, о городской жизни, это урбанистические романы с выходом в метофизическое измерение. Для меня очень важно, чтобы литература выводила из деталей быта».

В «Иване Ауслендере» один из главных героев шутливо списан с друга писателя, известного литератора и филолога, преподавателя Санкт-Петербургского университета Андрея Аствацатурова. Сюжет отчасти связан с протестами «За честные выборы», и по сюжету yниверситетский профессор, далекий от политики, оказывается втянутым в него, он начинает развиваться, находить себя, но его больше волнуют вопросы философского характера — изучение религии, мифологии, древней философии, и под конец он совсем уходит в эти темы.

Сам Садулаев сомневался, стоило ли публиковать этот роман, так как, по его мнению, это произведение немного странное. Писал литератор его кусками два-три года, а до этого его большое произведение «Шалинский рейд» выходило 7 лет назад.  

«Мне кажется, что эта книжка дико смешная, но по мне мало кто это видит, — уверен Садулаев. — Точно так же, как с моей кулинарией. Так как я очень люблю кушать, то обожаю готовить. Хороший писатель должен любить читать, а хороший повар должен любить кушать. Если вы видите слишком худого человека и он утверждает, что является шеф-поваром молекулярной кухни, его слова не вызывают доверия. Почему ты такой худой, тебе не нравится, что ты готовишь? Я не худой, и понятно почему.  Причем мне кажется, что то, что я  приготовил, божественно вкусно. Но, как правило, остальные люди не разделяют моего мнения. То же самое и в литературе. Мне кажется, роман получился дико смешным, а люди, которые читают его, почему-то не смеются».

Если читать произведения Садулаева, то можно заметить его увлечение индуизмом. Еще в детстве он начал интересоваться индийской философией и культурой. В Шали был книжный магазин, где продавались книги, которые в городе было сложно найти. По разнарядке редкие экземляры распределялись по всем магазинам. Понятное дело, что в городах такие издания разбирались быстро, а в провинции они оказывались попросту невостребованными.  

«При всем уважении к исламу я не испытал к нему сердечного зова. Хотя у меня были все возможности дома изучать и исследовать исламские традиции. Папа меня отдал в подпольное медресе, когда я был маленьким. Я помню, что там ради аутентичности мы изучали арабский алфавит и писали буквы не в тетрадках, а на дощечках, как во времена Пророка. При всем уважении к своим традициям и к моему клану (а он у нас суфийский) сердце не пело. И в христианских храмах сердце у меня не пело. А когда видел фигурку танцующего Шивы или слышал буддистскую мелодию, мое сердце начинало танцевать. Я не являюсь приверженцем или пропагандистом какой-то религии, мне просто интересно», — говорит Садулаев.


«МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО У МЕНЯ ВООБЩЕ НЕТ НАЦИОНАЛЬНОСТИ»

Литератор рассказал о своем довольно необычном для чеченца имени. Дело в том, что в их клане в каждом поколении один из мужчин должен носить имя Герман. И никто не понимает, почему: «У меня мама была русской, отец — чеченец. Вокруг были Абдулла, Магомед, Вахид, и тут нате вам — Герман. Оказалось, что в предыдущем поколении был двоюродный дядя отца, который работал на тракторе, его так же звали, как меня. А в этом поколении больше никто не хотел своему сыну давать это имя. А со мной-то непонятно: родители у меня разной национальности, моя аутентичность все равно размыта. Хоть Альбертом назови — все равно».

Писатель признался, что ему за его происхождение достается от многих. Русские националисты возмущаются, когда он называет себя русским писателем, чеченцы утверждают, что он не может быть чеченским писателем, поскольку не прославляет свою родину, а критикует ее. «Мне кажется, что у меня вообще нет национальности, — говорит он. — Я вообще не понимаю, когда меня хотят поместить в национальную аутентичность. Иногда я говорю, что я гот. А что? Кроме меня, ни одного гота в живых не осталось. Никто не может сказать, что я неправильный гот. Всемирного конгресса готского народа нет. Я создаю стандарт под народ,  и если есть тот, кто похож на меня, значит, это тоже может быть гот», — иронизировал писатель.

Хотя Садулаев утверждает, что не отказывается от своей малой родины и всегда переживает за то, что происходит в Чечне. Поэтому одна из первых книжек, которая увидела свет, называлась «Я чеченец» — сборник новелл, даже скорее эмоции, маленькие, ранящие истории. Когда книжку опубликовали, она вызвала множество споров,и тогда Садулаеву захотелось написать что-то эпическое, панорамно развернутое произведение о чеченской войне, чтобы это были не просто осколки, а картина исторического процесса. Тогда писатель решил рассказать о Второй чеченской, поскольку про Первую к тому моменту написано было уже много. Так появился «Шалинский рейд».

«Да, там есть вымышленные герои, некоторые события, но историческая канва дана максимально достоверно — от начала войны, ее предпосылок до завершения. Может быть эта книга написана не для широкого читателя, но когда она находилась в шорт-листе премии „Большая книга“, ко мне подошел один из чиновников федерального уровня и признался, что после прочтения многое понял о том, что происходило тогда.  Для меня это было очень важно знать, что для каких-то людей, пусть немногих, но все же „Шалинский рейд“ станет именно таким откровением. Это единственная моя книга, которую перевели на китайский язык, и в недалеком будущем, в эпоху Всемирного Китая, историю конфликта в Чечне будут изучать именно по моей книге», — снова пошутил писатель.

«В ЧЕЧНЕ ПРОИСХОДИТ ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО И В РОССИИ»

Что же касается современной Чечни, то, по словам Садулаева, там все сейчас совсем по-другому: построили большие красивые небоскребы, причем не только в Грозном, но и в его родном Шали: «Это уже не мой город. Я надеюсь, что он будет хорошим для новых жителей. Даже уже Грозный не тот. Я бывал там и уже ничего не узнаю. И люди стали совершенно другие. Эта война сильно видоизменила народ, многое уехали и живут за границей. Я не скажу, лучшая или худшая часть, но уехала очень важная часть людей. Народ — это некоторое органическое единство. Допустим, нельзя же сказать, что лучше — печень или глаз. Организму важен каждый орган, чтобы он был целым, живым и совершенным. И когда какую-то часть живого народного организма куда-то отторгают, он теряет связь. И те, кто остался, наверняка чувствуют, что чего-то не хватает из-за эмиграции».

Сейчас, по мнению писателя, в мире насчитывается примерно 2 млн чеченцев, и только половина живет внутри республики, на исторической родине. В современной Чечне Садулаеву не нравится все, что касается «отца нации». «Мой отец – это Брахма и Вишну, я после Сталина вообще не знаю отцов нации — при всем моем уважении к местному руководству и к тому, что они делают. Я в свое время очень активно критиковал и нравы, и культ личности, и авторитаризм. В Чечне происходит то же самое, что и в России. Просто иногда на маленьких масштабах это ярче проявляется. Я не спорю, есть много хороших вещей, которые делаются как в России, так и в Чечне. Но интеллигенция, к которой я себя отношу, никогда же не может быть полностью чем-то довольна. Функция интеллигенции —  указывать на недостатки. В любом живом организме должны быть рецепторы боли, а не только рецепторы удовольствия. Иначе организм очень быстро погибнет, если у него этих рецепторов нет», — так он выразил отношение к политике Рамзана Кадырова.

«РУССКИЙ ВЫЛУПИЛСЯ ИЗ СВОЕЙ СКОРЛУПЫ»

В биографии писателя есть и политический аспект. В Питере он баллотировался в депутаты Государственной Думы от КПРФ и считает, что нашей стране нужен левый путь. «Путь буржуазного индивидуализма приведет нас в тупик, — уверен Сандулаев. — Что было прекрасно в левой социалистической идеи? Это доктрина интернационализма, дружбы народов, общей цели, совместного бытия. А капитализм всегда служит хорошей почвой для всех видов национализма: и русского, и всех видов национальных и региональных. А это приводит к сепаратизму и вообще разорвет нашу страну в клочья. Заигрывать с этим не стоит. Нам нужна левая идеология. Идеология социальной ответственности государства без выпячивания национальных идентичностей. Я думаю, мы все равно вернемся на этот путь».

Хотя не все, по мнению писателя, в Советском Союзе было классно и здорово. Он вспомнил, как в центре Казани зашел в музей счастливого детства и чуть не расплакался, но не от умиления, а потому, что время было скудное: «Конечно, сейчас мы живем лучше, кто бы спорил, в материальном или бытовом плане. Возможности больше и свободы больше. Я не к тому, что, выйдя из Советского Союза, мы все потеряли. Ничего не нужно возвращать. Но с грязной водой выплеснули ребенка. И, в частности, это интернационализм, социальная ответственность, взаимопомощь и коллективизм, который очень нужен нашему обществу. А буржуазного индивидуализма у нас сегодня очень много».

Писатель уверен, что русские сегодня — это такая идентичность, которая освобождает себя от влияния традиций. Сейчас русский — это не деревенский, это городской житель. Это тот, кто может улететь в космос, уехать в Америку, открывать лекарство против рака, воевать не только в Сирии, но и в Антарктиде. Он чувствует свободу от влияния консервативного традиционалистского окружения. Это прекрасное состояние, но опасное. «Традиционалистская среда, с одной стороны, сдерживала развитие человека, с другой стороны, она защищала его и в бытовом, и в социальном, и психологическом аспекте. Человек в традициях чувствовал себя под защитой. Если я делаю все правильно, метафизически я нахожусь в скорлупке своего рода. Русский вылупился из своей скорлупы, и поэтому русский — свободный человек, но это очень ответственная позиция, она дает большие возможности для человека чувствовать себя русским. Он может позволить себе все, он не скован больше традициями и консерватизмом. Но в этом и опасность для него самого. Для того чтобы быть русским, нужно быть сильным человеком. Теперь, не имея внешних регуляторов в виде традиционного консервативного общества, ты должен иметь внутри себя достаточные центры для регуляции собственной жизни, поведения и сознания».

Садулаев уверен, что сейчас существует большой отрыв от традиционного общества. Он, к примеру, задается вопросом: в чем питерские татары чувствуют принадлежность к своей национальности? два-три поколения в Петербурге и Москве, и все — становятся просто жителями большого города.