Бойцы 1-й Конной армии Буденного на Южном фронте под Майкопом. 1920 г. Бойцы 1-й Конной армии Буденного на Южном фронте под Майкопом. 1920 год. Фото: РИА «Новости»

«ВВИДУ ИНТЕРВЕНЦИИ МЫ БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ ДЕМОНСТРИРОВАТЬ ЛИБЕРАЛИЗМ»

Ближе к окончанию Гражданской войны, 22 сентября 1922 года, Иосиф Сталин направляет письмо Владимиру Ленину (академик АН РТ Индус Тагиров уточняет, что оно было обнародовано лишь в 1989 году, – прим. ред.), в котором пишет: «Мы пришли к такому положению, когда существующий порядок отношений между центром и окраинами, т. е. отсутствие всякого порядка и полный хаос, становятся нетерпимыми». Таким образом, он требует прекращения «игры в независимость республик». «За четыре года Гражданской войны, – утверждает Сталин, – когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимовцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП как обман и лицемерие со стороны Москвы». И поскольку «национальная» стихия «работает на окраинах не в пользу единства советских республик, а формальная независимость благоприятствует этой работе», Сталин настаивал на скорейшей замене формальной (фиктивной) независимости реальной автономией.

Механизм «сплочения» страны он видел в верховенстве партийной власти над всеми остальными ее ветвями как в центре, так и на местах – во всех областях и краях Советской России, и в особенности – в молодых ее республиках. Один за другим туда, «на места», засылаются специальные эмиссары центра, чтобы возглавить обкомы и, таким образом, «укрепить» там партийное влияние на все и вся, в особенности – на советские органы власти и ее исполнительный инструментарий в виде совнаркомов (так в то время назывались правительства республик и администрации краев и областей). Далеко не всегда эти эмиссары справлялись с поручениями «обуздать», поэтому одним из кадровых принципов Сталина стало стремление не держать первых лиц на одном месте более 1–1,5 лет, иначе, говорил он, люди «сращиваются» с местным элементом и теряют партийную остроту. Поэтому так часты были перемещения руководителей. Москва постоянно меняла не только секретарей обкомов, но и председателей Совнаркомов, потому что в ЦК полагали, что секретари не справляются с задачей полного подчинения руководителей советских органов, а последние не осознают, что нужно работать только под диктовку обкома партии.

ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ПРАКТИКИ ИЗ РУКОВОДСТВА ТАТРЕСПУБЛИКИ В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЕМ БУДУТ РАССТРЕЛЯНЫ

Одной из самых «неспокойных» Сталин (и не без оснований) считал Татреспублику. В 1921 году ее правительство (Татсовнарком) возглавил Кашаф Мухтаров (Кашаф Гильфанович Мухтаров (1896–1937) – председатель Совета народных комиссаров Автономной Татарской ССР с 1921 по 1924 год. Репрессирован, расстрелян в 1937 году, реабилитирован посмертно – прим. ред.). Татсовнарком и конституционно декларированная верховная советская власть в лице ТатЦИКа во главе с Рауфом Сабировым (Рауф Ахметович Сабиров (1894–1937) – председатель президиума ТатЦИКа с июня 1921 по декабрь 1924 года. Необоснованно репрессирован и расстрелян. Реабилитирован посмертно – прим. ред.) приняли вынужденную либерализацию времен Гражданской войны, о которой писал Ленину Сталин, за чистую монету. Засучив рукава, они взялись за дело. «В то время в Татарии, как и в других республиках и губерниях, был осуществлен экономический ренессанс, – комментирует ситуацию корреспонденту „БИЗНЕС Online“ известный казанский историк Булат Султанбеков. – Существенно улучшилось снабжение населения». Этому во многом способствовала смена грабительской экономической политики военного коммунизма на НЭП (новая экономическая политика, отменившая продразверстку и легализовавшая рыночные отношения, разрешившая предпринимательство. Принята 14 марта 1921 года на X съезде РКП(б) и провозглашена 21 марта 1921 года – прим. ред.). Ренессанс коснулся не только экономической стороны дела, существенно выросли права нерусского населения, татарский язык на территории АТССР был провозглашен государственным. Летом 1923 года на совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей «группу татарских работников» (имелось в виду прежде всего правительство Мухтарова) Сталин назвал великолепными практиками. Это была редкая и очень высокая оценка в устах генерального секретаря ЦК. Через несколько лет, в период большого террора 1937–1938 годов, большинство великолепных практиков будет расстреляно в качестве «врагов народа».

А пока руководство ТатЦИКа – и более всего Совнарком Татарской республики – самым активным образом пытаются добиться реального разграничения функций власти между ними и обкомом партии. Это противоборство порой приобретает трагическую остроту, доходит и до прямых провокаций. Так, Мухтаров был, например, огульно обвинен в сотрудничестве с царской охранкой (правда, вскоре эти обвинения были сняты, а клеветники понесли пусть символическое, но все же наказание).

Сталин лично полтора часа пенял ответсекретарю Татобкома партии Живову за «недостаточную жесткость» в отношении свободолюбивого поведения Татреспублики (Дмитрий Егорович Живов (1896–1938) возглавлял Татарский областной комитет РКП(б) в 1922–1923 годах. Необоснованно репрессирован и расстрелян. Реабилитирован посмертно – прим. ред.). Он потребовал от Живова «подготовить уход» Мухтарова и его команды. Мухтарова «ушли» в Москву, назначив членом коллегии Наркомздрава на правах заместителя наркома (до ареста в 1929 году он курировал физкультурно-спортивное движение в стране, пользовался большой популярностью среди спортсменов, сам неплохо играл в футбол и хоккей. Ближайшими друзьями Мухтарова стали братья Старостины, а их сестра вышла за него замуж).

Вскоре после мухтаровского перемещения сняли-таки и Живова, прислав взамен него Бориса Пинсона (Борис Давидович Пинсон (1892–1936) – ответственный (первый) секретарь Татарского обкома РКП(б) с 1923 по 1924 год. Репрессирован, реабилитирован посмертно – прим. ред.). Но его последующие действия были признаны слишком прямолинейными и топорными, дающими обратный эффект. Как сказал секретарь ЦК РКП(б) Вячеслав Молотов, «товарищем Пинсоном поручение товарища Сталина не выполнено». Сменщик Пинсона, Иван Михайлович Бажанов, пару месяцев поисполнял обязанности ответственного (первого) секретаря Татобкома в январе – марте 1924 года в ожидании уже постоянного московского посланника. Им стал Иван Титович Морозов, стойкий подпольщик, комиссар Южного и Кавказского фронтов времен Гражданской войны, которого ЦК партии перебросило в Татреспублику с поста руководителя Самарской губернской парторганизации.

ШТАТНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ ПО ЧИСТКЕ ПАРТИЙНЫХ РЯДОВ

Иван Титович Морозов родился в 1889 году в Москве в семье приказчика, затем его семья переехала во Владимир. Начальное образование Иван получил домашнее, и еще два года обучался в городском училище, но его так и не окончил. С 1899 года он работал литейщиком в кустарной мастерской, затем писарем во Владимирском окружном суде, статистиком в губернской земской управе. В 1907 году Морозов примкнул к революционному движению, в 1908 году вступил в РСДРП. В сентябре 1912 года, как он впоследствии писал в своей анкете, подвергался репрессиям царского правительства – пережил 14 обысков, 8 арестов и 3 года ссылки. В 1917 году Морозов стал членом военного бюро при Московском комитете партии. Во время Гражданской войны в 1918–1920 годах он занимался политработой в войсках, был комиссаром на Южном и Кавказском фронтах.

Осенью 1921 году Морозов по решению ЦК РКП(б) прибыл в Самару вместе с группой ответственных работников. Это был тяжелейший период, когда население всей губернии находилось в бедственном положении из-за страшного неурожая, а губернские руководители погрязли во внутрипартийных спорах. В этих условиях его назначили председателем губернской комиссии по чистке партийных рядов. Его комиссия заседала каждый день. Морозову предстояло в кратчайшие сроки проверить количественный и качественный состав губернской парторганизации, избавиться от нарушителей партийной этики и случайных людей, которые, как говорили тогда, «примазались» к партии. Кроме того, чистка имела серьезное значение для укрепления партийного единства, для повышения дисциплины внутри Самарской парторганизации. («Чистка» в те годы пока еще не приобрела зловещий характер смертного приговора, проштрафившихся в худшем случае лишали должности, в лучшем – «двигали по горизонтали» – прим. ред.) Когда работа была в основном завершена, в начале 1922 года комиссия была упразднена. А Морозов, хорошо узнавший за эти несколько месяцев губернскую парторганизацию и ее членов, по решению Секретариата ЦК РКП(б) был оставлен в Самаре, где после недолгой работы заведующим орготделом губкома его официально избрали ответственным секретарем (так в те годы называли должность первого секретаря – прим. ред.) Самарского губернского комитета РКП(б) в июле 1922 года. Морозов возглавил губернскую парторганизацию во «время голода, трупоедства и мародерства, численного сокращения организации, отсутствия на местах квалифицированных работников. Но наша партия с честью вышла из этих испытаний», – приводит его слова сайт «Историческая Самара».

В этих условиях губком принял энергичные меры по укреплению уездных парторганизаций, усилению партийного влияния, активизации политико-просветительной работы среди населения. Перед губернской парторганизацией была поставлена задача изжить остатки голода в губернии и приступить к восстановлению разрушенного крестьянского хозяйства. И уже через восемь месяцев, в марте 1923 года, Морозов докладывал: «С удовлетворением могу сказать, что все те положения, которые сложились у нас в результате победы на фронте голода, в результате ликвидации всякого рода кризисов, движений, мы эту благоприятную обстановку использовали по мере наших сил». Работа Морозова в Самаре получила положительную оценку в ЦК РКП(б). Своим решением, о котором самарцам сообщили телеграммой от 8 февраля 1924 года, Центральный комитет откомандировал Морозова в свое распоряжение для дальнейшей работы секретарем Татарского обкома. По этому поводу 14 февраля был созван пленум городского состава губкома, который постановил: «Считаясь с тем, что за время работы тов. Морозова в Самарской организации имеются большие достижения – организация окрепла, считаясь с тем, что выдвижение тов. Морозова ЦК делается на более ответственную, чем в Самаре, работу и не имеется уверенности в том, что ЦК может перерешить свой вопрос, телеграмму ЦК принять к исполнению».

Еще раньше, в октябре 1922 года, руководитель Самарской губернской парторганизации получает следующую характеристику (орфография и пунктуация текстов сохранена – прим. ред.): «В своей работе как секретарь [Самарского] губкома тов. Морозов проявляет себя как твердый, тактичный, с инициативой и энергией руководитель парторганизации, пользующийся большим авторитетом. Большой партийный опыт, начитанность в марксистской литературе, большие познания в истории партии дают возможность т. Морозову быстро и легко ориентироваться в сложных и трудных вопросах. Тактичность и известная доля мягкости в характере, умение подойти к людям способствуют т. Морозову в работе и помогают быстро завоевывать симпатии товарищей. Необходимо отметить большую работоспособность и его деятельное участие в журналистике».

«РАЗНИМАТЬ» КОНФЛИКТОВАВШИХ В КАЗАНЬ ПРИЕЗЖАЛ ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДЗЕРЖИНСКОГО

В марте 1924 года Морозов принял к управлению Татарскую парторганизацию, а вместе с ней – весь комплекс противоречий и конфликтов, которые царили в республиканском истеблишменте тех времен. Очевидно, ЦК рассчитывал, что «специалист по чистке партийных рядов» и победитель самарского голода, наконец-то, разрешит ситуацию. К этому времени противостояние двух течений в парторганизации Татреспублики – сторонников суверенизации и тяготеющих к диктату центра – достигло апогея. Идеологическая кампания по изживанию внутрипартийной «группировочности», по сути дела, стала хорошей ширмой для замены активных националов более послушными и покладистыми кадрами. 24 марта в Казани собирается VIII областная партконференция, на повестке дня которой – положить конец противоречиям в руководстве республики. Взрывоопасность ситуации подчеркивает тот факт, что кроме представителей ЦК и ЦКК (Центральной контрольной комиссии РКП(б) – прим. ред.) партконференцию почтил своим присутствием сам Петерс (Яков Христофорович Петерс (1886–1938) – профессиональный революционер, один из создателей и первых руководителей ВЧК, заместитель председателя ВЧК Феликса Дзержинского. Возглавлял работу чекистов на Кавказе, в Туркестанской, Башкирской, Татарской и Крымской автономных республиках, Бухарской и Хивинской народных республиках. Расстрелян во время большого террора в 1938 году. Реабилитирован посмертно – прим. ред.). «Миротворческие ориентиры» были заданы, и самарский опыт Морозова пришелся весьма кстати. После упомянутой партконференции потихоньку, но неуклонно партийные и прочие руководящие ряды «очищаются», в течение 1924 года республиканские лидеры, проявляющие особую самостоятельность, вслед за Мухтаровым «выдворяются» из Казани в Москву на второстепенные должности. Словом, в отличие от своего предшественника Пинсона, Морозов «поручение тов. Сталина выполнил» и через полтора года, 5 ноября 1925-го, покинул республику.

Далее в его биографии бывали разные партийные должности и поручения (от наркома Рабкрина в Казахстане до главного редактора газеты «Бакинский рабочий», директора Института истории партии ЦК КП(б) Азербайджана и пр.). Но кульминацией его партийной карьеры, конечно же, было полуторагодовое руководство партийной организацией Татреспублики. После нее он так высоко не взлетал.

Иван Титович Морозов с 1934 года обосновался в Москве, уже на более-менее спокойной хозяйственной работе, с которой благополучно вышел на пенсию и скончался там же, в столице, в 1957 году.

Подготовил Михаил Бирин