Рамиль ТухватуллинФото: mincult.tatarstan.ru

«СИСТЕМА КООРДИНАТ В КАМАЛОВСКОМ ТЕАТРЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОСОБЕННАЯ»

— Рамиль Чингизович, даже не верится, что вы ушли из родного театра аж 10 лет назад. Неужели так давно?

— Да, очень быстро время летит... Правда, я, уже будучи чиновником, еще три года играл в «Немой кукушке» и «Голубой шали», но уже тогда театр имени Камала не был основным местом работы.

— И вот вы вернулись. Почувствовали, что изменилось в театре за эти годы?

— Еще не настолько много было времени, чтобы ощутить это полностью, все-таки надо изнутри знать, прочувствовать, поэтому мне сложно судить. Но, знаете, театр — это в любом случае такой гибкий организм, поэтому он всегда меняется. Думаю, что перемен много, но самое главное — сохраняется атмосфера, которая здесь есть.

Недавно смотрел передачу к 100-летию Юрия Любимова. Он как-то сказал: «Не может быть у режиссера преемников». Если вспоминать, и БДТ после Товстоногова надолго заглох, и на Таганке после Любимова мало что интересного происходило. Но, тьфу-тьфу-тьфу, нашему Камаловскому театру такая участь не грозит. У нас есть эта преемственность, именно атмосферная преемственность, содержательная преемственность, духовность. И она сохраняется. Я, вообще, назвал бы наш театр такой полумечетью. Неспроста родоначальники татарского театра ставили задачу не просто делать спектакли, а через это сохранять и развивать литературу, язык. Это было так заложено, это продолжает передаваться из поколения в поколение. Поэтому молодые актеры, которые приходят в наш театр, понимают, что пришли в семью, где уже задан тон. И мы обязаны атмосферу семьи сохранить. Может быть, в этом и есть секрет того, что театр дышит жизнью своего народа.

... «Юрий Любимов как-то сказал: «Не может быть у режиссера преемников». Но, тьфу-тьфу-тьфу, нашему Камаловскому театру такая участь не грозит» (на фото – режиссер театра им. Камала Фарид Бикчантаев) Фото предоставлено пресс-службой театра им. Камала

— Еще об изменениях. Вы когда-то снимали в своем фильме «Дилемма» совсем молодых Эмиля Талипова и Ляйсан Файзуллину. А теперь они репетируют главные роли в спектакле «Миркай и Айсылу» — одной из самых ожидаемых премьер сезона...

— Они поднаторели, что говорить, набрались опыта. Они и сами стали интересными личностями, потому что актер должен себя и духовно обогащать, расти как личность, потому что сцена — это большая лупа: если ты недалекий человек, то ты еще будешь недалечее.

— Перед интервью наблюдал ваш отечески-сыновний разговор с Ринатом Тазетдиновым. С тем же поколением Талипова – Файзуллиной вы ведете подобные беседы — только уже в другой роли?

— Ко мне относятся с большим уважением. С Эмилем и Ляйсан мы познакомились, когда снимали «Дилемму», подружились, так что мы на короткой ноге, все нормально. Наверное, не со всеми так, да это и невозможно. Но я чувствую к себе уважение и взаимно отвечаю уважением.

— Многие говорят об этой особой атмосфере в Камаловском театре, подчеркивая, что такого нет вообще ни в одном театре. Неужели это так?

— Система координат в Камаловском театре действительно особенная, она реально особенная. Все-таки я поработал и в Качаловском театре, много общался с коллегами в разных театрах и в разных регионах — там тоже пытаются такое практиковать, но это уже немножко другое.

«РУССКИЕ ТЕАТРЫ ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ НАМНОГО КОМФОРТНЕЕ»

— Скажем, как бы вы сформулировали отличия между театром имени Камала и театром имени Качалова (в последнем вы два сезона играли Тевье-молочника в «Скрипаче на крыше»)?

— Разница в той самой системе координат, наверное... Смотрите, численность татар по всему миру — 8 миллионов человек, и на них всего 12 татарских театров, при том что в России всего более 600 театров. Поэтому мы, татары, вынуждены самосохраняться, мы обязаны это делать. Актеры очень держатся за возможность работать в татарском театре — в любом! А русские театры чувствуют себя намного комфортнее, актеры могут легко передвигаться, могут играть то тут то там.

А что касается репертуарной политики, то это прерогатива художественного руководителя. Очень сложно говорить об этом. Но главная задача театра имени Камала — помимо всего прочего, он должен заботиться, пускай даже в кавычках, о наших писателях и драматургах, потому что без театра драматурга не существует, а у нас всего 12 театров, соответственно, это должна быть большая конкуренция. Так что татарский театр в любом случае всегда по определению разрушает комфортную среду обитания, ему обязательно нужно идти вперед всегда, развиваться. Камаловский театр именно над этим работает, он по-своему миссионерский. А Качаловский театр чувствует себя вольготно, тихонько, в свое удовольствие работает, зарабатывает... Им не нужно драматургов воспитывать.

— Художественный руководитель и директор Качаловского Александр Славутский в каждом публичном выступлении подчеркивает, что в его театре самые высокие зарплаты в республике.

— Это его реальная фишка.

Александр Славутский «Александр Славутский ставит цель и достигает ее, а к нему прислушиваются» Фото: «БИЗНЕС Online»

— В чем менеджерский гений Славутского?

— Знаете, я понимаю, что он человек-глыба, который всегда держит нос по ветру, а теперь он еще и депутат Госсовета РТ...

— Когда рассказываешь московским критикам, что республика потратила на реконструкцию Качаловского театра 1 миллиард рублей, у них отвисает челюсть от удивления.

— Славутский действительно был одержим этой идеей и воспользовался ситуацией (в хорошем смысле), подвел эту ситуацию к тому, чтобы такая масштабная реконструкция состоялась. Посмотрите, он когда-нибудь уйдет, но театр с огромными своими площадями, с прекрасным ремонтом останется! Это же на века. Так что здесь я вижу огромную заслугу Славутского. В этом его феномен и заключается — он ставит цель и достигает ее, а к нему прислушиваются.

— А как вы объясняете тот факт, что Качаловский театр, при том что не испытывает проблем со зрителями, не очень любим теми же столичными критиками, да и театрально подкованной публикой, которая видела в Москве или Питере спектакли Додина, Туминаса, Женовача...

— Высоко вы взяли планку... Очень сложно здесь судить, всем не угодишь, и по отношению к нашему Камаловскому театру тоже есть такое мнение, есть несогласные с репертуаром. Но дело в том, что мы завязаны на своей драматургии в любом случае, а в том же Качаловском все зависит от вкусов первого человека, то есть художественного руководителя. В чем-то это хорошо, но в чем-то и плохо.

— Славутскому скоро 70 лет, что будет с театром, когда неизбежно встанет вопрос о новом руководителе?

— Тяжело здесь высказывать свое мнение. Но, мне кажется, Александр Яковлевич такой мудрый и опытный человек: он знает, кого поставить.

... Репетиция спектакля по повести Аяза Гилязова «Взлетел петух на плетень» Фото предоставлено пресс-службой театра им. Камала

«НАРОД ЖДЕТ ТАКИХ ПРОСТЫХ ТИПАЖЕЙ, ШУКШИНСКИХ»

— Вы репетируете сейчас с Фаридом Бикчантаевым спектакль по повести Аяза Гилязова «Взлетел петух на плетень». Сам Бикчантаев признавался, что остался в восторге от этого текста.

— Меня тоже поразила эта повесть. Так здорово и сложно со всякими фразеологизмами это написано. У него же там география конкретно указана — это Заинский район, а там диалекты, кряшены есть... Аяз абый настолько четко передал эту атмосферу, он, конечно, великий прозаик.

— Вы говорили, что сама работа над спектаклем идет непросто.

— Потихонечку все идет. Мне кажется, что Фарид Рафкатович уже нашел необходимую форму. Мы каждую сцену экспериментируем, и он находит, нащупывает. Думаю, что зрителю спектакль должен понравиться. Народ ждет таких простых типажей, шукшинских. Помните Театр Наций привозил спектакль...

— Да, знаменитые «Рассказы Шукшина» в постановке Алвиса Херманиса с Мироновым и Хаматовой.

— Вот, шикарно. Именно тех типажей не хватает на сцене, потому что люди всегда хотят видеть свои корни. Сейчас, конечно, нет такой деревни, по сути. Но деревня деревней, а темы в спектакле подняты глобальные.

Азгар Шакиров, Равиль Шарафиев, Рамиль Тухватуллин и Ринат Тазетдинов Азгар Шакиров, Равиль Шарафиев, Рамиль Тухватуллин и Ринат Тазетдинов Фото: mincult.tatarstan.ru

«ГДЕ НОВЫЙ ТУФАН МИННУЛЛИН, ГДЕ НОВЫЙ НАЗИБ ЖИГАНОВ?»

— Можно ли сказать, что возвращение в театр имени Камала означает, что актерская профессия вновь стала вашим основным занятием?

— Однозначно.

— Так сложились обстоятельства или это сознательное, долго зревшее решение?

— Хороший вопрос. Наверное, есть люди, которые думают, что лодка его уперлась... Так вот это совершенно не так. Я самодостаточен, это просто моя судьба, моя жизнь, моя любовь к актерской профессии. Многие могут сказать: а почему ты тогда уходил? Но у нас таких примеров достаточно в театре — было такое, и Равиль Шарафиев уходил...

Хотя я знаю, что это даже интерпретировалось как предательство, когда я играл в Качаловском, дескать, почему не возвратился сюда, ты предатель народа, нации. Злопыхателей всегда хватает. Но я с 19 лет здесь, в театре имени Камала, сыграл огромное количество ролей, в основном заглавных. И возраст у меня тот, который нужен сейчас и сцене, и драматургии. Алла бирса, наверстаю, если что-то и было упущено.

— Что за эти 10 лет, которые вы были, по сути, вне серьезного театрального процесса, можете отнести к своим личным победам?

— Везде какие-то положительные и отрицательные моменты есть... Если говорить о работе в кабинете министров, достижения есть, глобальными их назвать нельзя, но локальными точно можно. Очень многим людям просто смог помочь, например, тем, кто годами не мог получить звание. Почему не пропускали? Да потому что даже их не знали!

Или, скажем, фестиваль «Созвездие». У меня был фонд «Татарстан Синема», а у него большое здание, которое мы безвозмездно отдали «Созвездию» и Дмитрию Туманову. «Пробил», убедил Рустам Нургалиевича Минниханова, чтобы закупили туда оборудование. И сейчас этот фестиваль процветает и продолжает развиваться. Кафедру кинематографии открыли в институте культуры, я был там сначала заведующим кафедры. С ректором в тандеме выбили средства, опять-таки оборудование купили.

И по мелочам очень многое делал, «приделывал ноги» к тем документам, которые могли залежаться, — это была постоянная работа. Я в управлении и спорт курировал, и культуру, и языки народов РТ, что непосредственно было связано с нашей программой развития языков. В общем, я там дурака не валял. Это было очень сложно, особенно перед Универсиадой, курировать все эти объекты...

Эта работа меня еще больше дисциплинировала. Плохого я не вижу в том, что этим занимался. Думаю: а вдруг эти три года у меня бы в театре не было новых и интересных ролей и я бы просто просидел бесполезно это время?

«Уже будучи чиновником, еще три года играл в «Немой кукушке» (на фото) и «Голубой шали», но уже тогда театр имени Камала не был основным местом работы»Фото предоставлено пресс-службой театра им. Камала

— А что не получилось у вас из задуманного во время работы в кабинете министров?

— Вот, посмотрите, сейчас в Казани активно развивается театральная жизнь. Есть тяжеловесы (Камаловский, Качаловский, оперный), есть «Угол», театр на Булаке — они на таких легких крыльях. Поэтому, мне кажется, общая ситуация хорошая.

Но меня всегда волнует один вопрос — кадры. В кабмине, и это не секрет, я убеждал Рустама Нургалиевича, чтобы из его уст транслировалось то, что мы должны заниматься кадрами. Я там многих этим взбудоражил, навлек на себя очень много вражеских флюидов. Но где новый Туфан Миннуллин, где новый Назиб Жиганов? Мы должны заранее, мы должны на опережение работать со своими кадрами! Но никто не учится у нас, например, в Литературном институте имени Горького. Один человек, кажется, закончил за последнее время. А нам в первую очередь необходимо профессиональное образование.

— За те 10 лет, что вы поставили этот вопрос в высоких кабинетах, ничего не изменилось?

— Ничего. Я всегда пример привожу: в Башкортостане опять отправили студентов в «Щепку» (высшее театральное училище (институт) им. Щепкина — старейшее высшее театральное учебное заведение в России — прим. ред.). Набор был целый туда!

— То самое училище, откуда вышли легенды Камаловского театра.

— Конечно! И я не думаю, что в советские времена у нас была такая социально богатая республика, но две группы обучились ведь. Кадры нужны в любом случае, и не только для Камаловского театра. Режиссеры, звукооператоры, художники по свету — с ними же тоже беда. Это серьезнейшие профессии, им обучать нужно! Вот такой вопрос.

... «Рустам Нургалиевич мне изначально конкретно сказал: «Я тебя готовлю в министры культуры, ты будешь министром культуры». Но я уже понимал, что для меня наступает тупик» Фото: prav.tatarstan.ru

«ПОНЯЛ, ЧТО ЧИНОВНИКОМ РЕАЛЬНО НАДО РОДИТЬСЯ, ИМ НЕВОЗМОЖНО СТАТЬ»

— А вообще, насколько это трудно — переквалифицироваться из артистов в чиновники?

— Сложно было вникнуть, особенно первые полгода. Потом этот документооборот убивает — страшная вещь. Вроде и подчиненные есть, но в любом случае ты отвечаешь за все, ты углубляешься в это.

Но в итоге в последний год, скажем так, пребывания во власти я стал спичрайтером Рустама Минниханова. Все-таки я филолог по образованию, мне это очень помогало. Кроме того, я три года подряд совершенствовал свой английский. Три года каждый день занимался...

— Не вместе с Миннихановым учили английский?

— Рустам Нургалиевич с носителем языка занимался. А у меня все-таки уровень повыше был, я же английскую школу закончил. В общем, реально сам платил деньги, каждое утро занимался по полтора часа...

— Но в итоге вы из кабмина ушли. Говорят, из-за того, что так и не получили назначения в министры культуры Татарстана?

— Нет. Я бы им стал в ближайшие месяцы, когда Минниханов стал президентом. И я это знал. Рустам Нургалиевич мне изначально конкретно сказал: «Я тебя готовлю в министры культуры, ты будешь министром культуры». Но я уже понимал, что для меня наступает тупик. Например, стояла большая цель — чтобы в Казани возникла киностудия. Уже проекты были и все-все-все, обещания были от первых лиц. Но... Так что я мог стать министром культуры РТ. Но зачем?

И еще такой момент — Рустам Нургалиевич часто говорит: «Никто тебе кресло по наследству не оставил, любое, где сидят министры». Завтра вы не нужны, уйдете. Представляете, что бы я делал, если бы не сложилось в минкультуры? Дальше куда? Какое движение после 50 лет?

— Из министров несолидно опять в актеры театра идти?

— Нет, дело не в этом. Я внутри себя начал меняться в не очень хорошую сторону, потому что стал начальником. Миркасым Усманов (историк, профессор Казанского государственного университета — прим. ред.) часто подшучивал надо мной: «Ну привет, начальник». Меня коробило это слово «начальник», я-то себя каким-то креативным менеджером считал. Но в себе начал чувствовать — черствость появилась, а куда деваться — среда такая. Каким бы ты ни был гибким, лояльным, красивым, кудрявым, эта среда в любом случае заточит тебя под общий механизм и фон.

И клянусь, что никто меня оттуда не выгонял, хотя и такое слышал и очень смеялся. Я лично решил это, с Рустамом Нургалиевичем посидели, поговорили, он мне предложил даже стать директором Камаловского театра.

— Как вообще Минниханов отреагировал на ваше желание уйти?

— Конечно, он был недоволен, мягко говоря... Он говорил: «Я тебя сам позвал, почему ты так поступаешь?» Я ему объяснил, реально тогда посмотрел на все. Ну ладно, я буду весомой фигурой в чиновничьем мире, например министром. А где я больше пользы принесу? Понял, что чиновником реально надо родиться, им невозможно стать. Все-таки творческому человеку очень сложно идти по одной заранее заданной траектории движения, очень трудно себя ломать. А в чиновниках по-другому просто нельзя.

Рауфаль Мухаметзянов «Тот же Рауфаль Мухаметзянов — кто-то думает, что он в министерстве культуры выбивает свои многомиллионные гранты? Оперный театр, симфонический оркестр — это уже политика» Фото: «БИЗНЕС Online»

«НЕВОЗМОЖНО СКАКАТЬ ТОЛЬКО НА СТАРЫХ БРЕНДАХ, НАПРИМЕР САБАНТУЕ»

— Еще один момент. «БИЗНЕС Online» ежегодно делает рейтинг 50 самых влиятельных деятелей культуры Татарстана. И, глядя на лидеров последнего по времени рейтинга (Рауфаль Мухаметзянов, Фарид Бикчантаев, Александр Сладковский), поймал себя на мысли, что они возглавляют те учреждения, которые свои основные вопросы легко решают, минуя сам минкульт.

— Тот же Рауфаль Мухаметзянов — кто-то думает, что он в министерстве культуры выбивает свои многомиллионные гранты? Оперный театр, симфонический оркестр — это уже политика. Правда, когда Зиля Рахимьяновна Валеева возглавляла министерство, с ней нельзя было не считаться. Я ее называю Маргарет Тэтчер татарской культуры.

Зиля Валеева «Когда Зиля Рахимьяновна Валеева возглавляла министерство, с ней нельзя было не считаться. Я ее называю Маргарет Тэтчер татарской культуры» Фото: «БИЗНЕС Online»

— При этом минкультуры, надо это подчеркнуть, делает очень много хорошего. Скажем, поддержка молодежных проектов — фонда «Живой город», фонда Sforzando. Мало где такое есть в регионах. Но всегда возникает ощущение, что нет четкой концепции, стратегии развития культуры, видов искусства в Татарстане.

— На бумаге концепции есть, а воплощения нет, ви́дения, что это, для чего они нужны. Скажем, по развитию кино такая существует, но исполнения нет просто. Министерство культуры РТ — исполнительный орган, который сам особо что может сделать? Вот, он исходя из выделенного пирога, что-то делает. Но чтобы там появились какие-то люди, которые бы сказали: «Вот это давайте сделаем!» — вот этого нет.

Пусть это прозвучит пафосно, но нам нужно задуматься о сохранении нашей культуры. Невозможно скакать только на старых брендах, например Сабантуе. Они превратились уже в «шайтан туе» (с татарского «свадьба шайтана» — прим. ред.). Опять хочу Башкортостан привести в пример. Говорят, что Муртаза Рахимов был диктатором, но он очень много времени уделял языку, конечно, ущемляя немного татарский, было такое. Но как он поднял башкирский язык, на какой уровень! И многие сейчас там ностальгируют по нему. И не зря во времена Рахимова тамошнее ведомство называлось министерством культуры и национальной политики.

«НАША БОЛЬШАЯ ОШИБКА — ЭТО ТО, ЧТО МЫ НЕ СМОГЛИ ОТСТОЯТЬ ПЕРЕХОД НА ЛАТИНИЦУ»

— Вот вы и подвели к одной из самых острых тем сейчас в республике — вопросу преподавания татарского языка в школах.

— Это ведь не сегодня началось. Эти вопросы нужно было решать еще тогда, когда сюда приезжал министр образования РФ Фурсенко, когда убирали национальный компонент из школьных программ. Кроме того, я считаю, наша большая ошибка — это то, что мы не смогли отстоять переход на латиницу.

А сейчас... Главная проблема в том, что уровень преподавания и уровень методик, по которым изучается татарский язык, вызывают отторжение у учеников. Соответственно, для того, чтобы тот же мальчик из русской семьи захотел изучать неродной для себя язык, в нем нужно пробудить интерес. И методов огромное количество. Создайте такую систему, методологию, чтобы было интересно изучать татарский язык. Например, объясните: если ты будешь знать татарский, то в Турции на отдыхе будешь понимать половину слов.

Были у нас татаро-турецкие лицеи. Потом турок всех выгнали, дескать, пантюркизм, панисламизм. Но ребята, которые заканчивали лицеи, шикарно знали языки, шикарно сдавали экзамены, олимпиады выигрывали. Где же нам воспитывать национальную элиту?

Где наш Олжас Сулейменов (казахский поэт, писатель, общественно-политический деятель — прим. ред.), в конце концов? Я с ним общался, Аллах мне помог, три дня ездили и общались. Но хочется же, чтобы и татарский человек такой был. Есть у нас один Тукай — наша звезда пленительного счастья, которая подпитывает всех. Но хочется, чтобы мы взрастили и нового Тукая.

— Но ведь за отсутствие качественных программ изучения татарского языка можно спросить и с вас как с бывшего руководителя управления кабмина, отвечавшего за развитие языков народов РТ.

— Эти программы существуют. И законы есть, но неисполнение законов — у нас самая большая беда. Есть программа развития языков, где представлен комплексный подход к этому: скажем, что везде должен быть перевод на татарский язык, но в реальности не все реализовано.

Покажу это на другом примере. Был у нас в свое время с Рустамом Нургалиевичем разговор об эстраде. Мы постановление выпустили, чтобы никаких фонограмм не было, это касалось даже тех людей, которые приезжали из Москвы. Если будет фонограмма, так и пишите на афишах: будем исполнять под фонограмму. Было такое постановление кабмина, реальное постановление, можете его в архивах найти. Но «Барс Медиа» это так стукнуло, и меня потом начали окучивать. В итоге его отменили. Вот так бывает, когда лебедь, рак и щука тянут в разные стороны. Каждый видит по-своему и считает, что он прав.

«СУДЬБА ТАКАЯ У ТАТАРСКОГО НАРОДА — БОРОТЬСЯ ЗА СЕБЯ, ЗА СОХРАНЕНИЕ»

— Еще одна сфера искусства, к которой вы имеете непосредственное отношение, — это кинематограф. Например, мне кажется, что у вашего фильма «Зулейха», если бы он снимался сейчас, путь к зрителю был бы очень тернист.

— Да запретили бы! Но это был 2005 год, 1000-летие Казани, я в Москве пробивал прокатное удостоверение, честно, думал, что не дадут. Но вроде ничего такого не нашли, историческое кино. Но в Азербайджане драка была на показе, во Владивостоке скинхеды закидали нашу делегацию. Поэтому очень сложно. Аллага шокер, что я смог это вовремя сделать.

— То есть за 10 с лишним прошедших с тех пор лет ситуация ухудшилась и ту же тему насильственной христианизации татар предпочтут замолчать?

— Мы же видим, что происходит в мире. Это мы, ладно, тише воды, ниже травы. Гумилев говорил так о тюрках: если тюрок идет, а рядом с ним представитель другой нации хромает, то тюрок обязательно начнет вместе с ним хромать. То есть он настолько гибок, это не с волками жить, по волчьи выть, это по-другому. Татары стали немножко депрессивными, что ли... Не отстояли переход на латиницу, опять к этому возвращаюсь. Но почему мы не имеем права? У нас же в стране демократия и свобода слова! Конечно, сами виноваты, мы все думаем, что пойдет по накатанной. Не пойдет, наоборот, всегда. Судьба такая у татарского народа — бороться за себя, за сохранение. За созидание даже бороться надо.

Мы сейчас так надеялись, что Нобелевскую премию получит татарин Рашид Сюняев. Я думаю, это у нас в крови сидит, мы гордимся, что мы татары, но мало поводов для этой гордости делаем! И это элементарно, тут не нужны какие-то огромные деньги. Тот же национальный кинематограф.

— В 2012 году в интервью «БИЗНЕС Online» вы довольно жестко прошлись по казанскому фестивалю мусульманского кино.

— Было такое, когда шла эта нелепая борьба за бренд: то ли называться фестивалем мусульманского кино, то ли «Золотым минбаром». Но какие еще у меня были причины для критики?! У нас фестиваль мусульманского кино проводят, а своих фильмов, чтобы показать, нет. Вот это меня убивало тогда просто!

— Сейчас стали появляться периодически наши картины, пока скромно и тихо...

— Все так же тихо было и 10 лет назад, и сейчас. Тихо, тихо, но немножко надо все-таки и голос показывать! А потом еще вот эта наша доброта людская: если фильм наш, то надо дать какой-то приз, ну хоть какой-то. Это же все несерьезно.

«КАЗАХИ ЖЕ НЕ ГОВОРЯТ НА РУССКОМ В СВОЕМ КИНО»

— Татарская киностудия — это несбыточная мечта?

— Пока несбыточная. Но реально подход нужен серьезный, нужен взрослый подход, хватит уже в детские игры играть. Тут сняли на коленках, там сняли на коленках. Конкретно должен быть подход такой серьезный, государственный подход к этому, а не местечковый. Мы первые шаги делали, я «Дилемму» вышеупомянутую в Москве показал в «Октябрьском», в городе баннеры висели. Но дальше дело не пошло.

— На «Татаркино» здесь у вас есть какая-то надежда?

— «Татаркино» —это всего лишь прокат. Создание фильмов — это вопрос министерства культуры. Оно имеет на это свои какие-то маленькие денежки, тендеры проводит: кто-то выигрывает, короткометражки снимает, но движухи нет. Салават Юзеев снял фильм «Курбан-роман», показал вроде. Хорошие деньги потратили на картину, но где фильм и какова его судьба — неизвестно. Такое ощущение, что все отчитались и ушли. Про Тукая был фильм по сценарию Рабита Батуллы, несколько раз показали — и все. Но так не должно же быть. Поэтому я отошел, уже четыре-пять лет не снимаю, мне хочется, чтобы серьезная команда подобралась, хотя тут так много факторов... Это хорошо, что Ильдар Ягафаров пригласил известного актера Вдовиченкова в свой фильм «Байгал». Но он же там по-русски будет говорить, как и Марат Башаров в фильме «Мулла». Все равно нам нужно татарское, на татарском должны говорить. Казахи же не говорят на русском в своем кино.

У нас есть такое слово прекрасное — «милләтпәрвәр», я даже не знаю, как оно точно переводится. Что-то вроде патриота нации, человека, для которого нация — это все. Не хочу заводить разговор про национализм, но нам не хватает таких людей. Вспомните нашего оракула Гаяза Исхаки, который предсказывал, что через 200 лет не будет татар и татарского языка. Потихонечку к этому идет.

— Но ведь слова Исхаки — это скорее предостережение, чем предсказание.

— Да, но мы не слышим этого. Я не знаю, почему так. Может, это инстинкт самосохранения каких-то политических позиций. Вероятно, это мешает. Мы снимали фильм «Сокровища озера Кабан», там хорошая фраза есть: «„Почему в Москве Кремль красный, а у вас белый?“ — „А нам краснеть незачем“». Понимаете, вот для этого нам нужны милләтпәрвәр.

— Получается, теперь уже есть за что краснеть?

— Когда прошляпили латиницу — уже немножко порозовели, а сейчас после истории с татарским языком в школах действительно бордовыми можем стать.