НАСЛЕДИЕ ЧИНГИСХАНА

Мы cпросим, будут ли благополучно жить монгольские братья,
Спросим, будет ли наша монгольская земля цела.

Ice Top — Am Asuuy

На монгольскую песню, цитата из которой вынесена в эпиграф, я случайно наткнулся несколько лет назад. Первые ощущения были жутковатыми — ибо клип начинается с показа, если можно так выразиться, эпичного евразийства во всей его красоте и величии. Дальнейшие кадры, однако, несколько удивили — обычные люди (монголоидной, что характерно, расы), обычные города привычной застройки, надписи на кириллице. Удивление довершило ознакомление с переводом песни на русский язык: как оказалось, суровые монгольские музыканты соорудили не что иное, как острый социально-политический рэп. Монголия, чье само название было синонимом какой-то вековечной дремучести и отсталости, сумела произвести на свет вполне современную музыкальную форму. Тем интереснее было обратить внимание на эту скромную страну, где буквально на днях прошли вполне себе демократические президентские выборы. Впрочем, обо всем по порядку.

Если погрузиться в историю, можно увидеть, что от (полумифической) державы Чингисхана довольно оперативно остались рожки да ножки. Уже век спустя Китай, восстав, покинул ее пределы, восставшие заняли столицу Ханбалык (нынешний Пекин), затем китайские войска новообразованной династии Мин сожгли и разорили бывшую столицу — Каракорум. После этого последовал весьма длительный, аж до середины XVII века, период раздробленности, точнее, довольно условного владычества монгольского имперского центра над подвластными землями. Закончился он для монгольской династии Северная Юань точно так же, как и для китайской династии Мин — подчинением маньчжурам и установлением династии Цин.

Подчинение Цин продолжалось вплоть до начала XX века и падения этой династии — Синьхайская революция в Китае сопровождалась национально-освободительной революцией в Монголии. Независимости, впрочем, сразу не получилось: сначала это была автономия в составе Китайской республики, затем, в краткую Эру милитаристов, — оккупация одним из «баронов-разбойников», затем — его изгнание белыми войсками генерала фон Унгерн-Штернберга.

Это, в свою очередь послужило поводом для военных действий силами войск Советского Союза и лояльных ему красных монголов. Только после этого в 1924 году была провозглашена Монгольская Народная Республика, которую, впрочем, никто не признал вплоть до самого окончания Второй мировой войны. В Китае тем временем происходили свои события: опять же, после окончания войны и изгнания японцев была создана КНР, и две страны признали друг друга в 1949 году. Китай был вынужден пойти на это достаточно оперативно, поскольку существовали риски того, что Внутренняя Монголия (остававшаяся частью Китая) захочет объединения с МНР — бывшей провинцией Внешняя Монголия. Китай, впрочем, несколько раз поднимал вопрос об объединении государств, но СССР был категорически против этого, видя в МНР весьма полезную буферную территорию; эти настроения еще больше укрепились после инцидента с островом Даманский и выходом Китая из советской орбиты.

Понятно, с экономической точки зрения МНР не представляла собой вообще ничего значимого, являясь, по сути, дальней скотоводческой периферией более развитого мира и, соответственно, реципиентом массированной советской (и всего советского блока) экономической помощи. Ее, впрочем, было относительно (для СССР) немного — в середине 80-х годов население МНР еле-еле перевалило 2 млн человек, и при этом в стране сохранялся традиционный экономический уклад — со скотоводством как основой и общим кочевым образом жизни. Тем не менее крах Советского Союза сильно ударил по экономике МНР — и стране пришлось выживать своими силами.

МОНГОЛИЯ СЕЙЧАС ЯВЛЯЕТСЯ КИТАЙСКИМ СЫРЬЕВЫМ ПРИДАТКОМ И КРИТИЧНО ЗАВИСИТ ОТ КИТАЙСКОГО СПРОСА

Вообще говоря, Монголии пришлось, по сути, заново создавать собственную идентичность. Достаточно сказать, что за весь период нахождения в советской орбите влияния в стране произошло только две смены верховного правителя (председателя Народного Совета министров МНР): в 1952 году Хорлогийн Чойбалсан, правивший страной с 1924 года, отправился в мир иной, а в 1984 году его сподвижник Юмжагийн Цэдэнбал был смещен со всех постов по состоянию здоровья, умер он в Москве в 1991 году. Кроме того, социалистический период для монголов был отмечен сильными гонениями на традиционный для этих мест буддизм, прекратились они лишь после краха СССР.

При этом развитие ситуации в двух странах было параллельным — в МНР тоже была своя «перестройка», начавшаяся в 1987 году, свои митинги протеста с лозунгами, требующими демократизации, прекращения диктата партии (местное издание «партии власти» именовалось Монгольская Народно-революционная партия, МНРП — ныне слово «революционная» из названия убрали) и так далее и тому подобное. И это, что характерно, произошло: власть прислушалась к народу, из Конституции страны было убрано положение о руководящей роли МНРП, сама МНРП перешла на самофинансирование (а не подпитку из госбюджета), были созданы иные партии, а также независимая пресса. Главой государства стал президент, избираемый на четырехлетний срок с ограничением не более двух сроков подряд. Вишенкой на торте стало переименование страны — Монгольская народная республика стала просто Монголией.

При этом с экономической точки зрения ситуация в Монголии не является особо уникальной и чем-либо примечательной. Выше было помянуто, что Монголия являлась реципиентом помощи СССР и СЭВ: понятно, стране пришлось без нее весьма туго. Рецепт опять же оказался прост и банален — либерализация экономики и монокультурно-рентная форма взаимодействия с развитым миром. Начавшиеся было перебои с продовольствием и карточная система были быстро купированы ростом сельского хозяйства, а в дальнейшем в нищую страну, где внезапно оказались богатые залежи полезных ископаемых, потекли деньги, в первую очередь китайские. Это привело к мощному экономическому буму: достаточно сказать, что в 2011 году рост экономики страны составил невероятные 17,3% (!!!). Рост этот, впрочем, оказался недолговечным — стоило ценам на медь упасть, как в 2015 году он сократился до 2,3%, а в 2016 году — до практически незаметных 0,3%. При этом полезные ископаемые составляют чуть ли не 90% экспорта Монголии, и ровно на те же 90% он идет именно в Китай. По сути, Монголия сейчас является китайским сырьевым придатком и критично зависит от китайского спроса на свое сырье.

Можно предположить, что руководство страны это понимает, но сделать с этим мало что можно. Монголия не имеет выходов к морю, зарабатывать на чем-либо ином монголам крайне сложно, цены на сырье нынче невысоки, а с туристов много не получишь. Ситуация усугубляется тем, что в последние годы на волне экономического роста в Монголии произошел демографический взрыв: в настоящее время чуть ли не четверть населения страны моложе 15 лет. Молодое поколение входит в жизнь и начинает предъявлять права на свою долю национального богатства, не особо осознавая зависимость этой доли от внешних факторов. Надо сказать, что ровно на это и сделал ставку свежеизбранный президент Халтмаагийн Баттулга — спортсмен (чемпион мира по самбо), миллиардер, прославившийся установкой 40-метровой статуи Чингисхана, экс-министр и довольно жесткий националист. Вопрос, насколько ему удастся удовлетворить чаяния избирателей при в общем и целом не самой приятной внешней конъюнктуре. Кроме того, сейчас Монголия ведет с МВФ переговоры о предоставлении пакета помощи в размере $5,5 млрд, и сам факт такого рода переговоров означает, что экономика страны как минимум не в лучшей форме, ведь столь нелюбимый МВФ никогда не приходит сам.

Вообще говоря, политическая мудрость и дальновидность монгольских элит принесла свои плоды. В отличие от СССР, где насквозь прогнившая и мутировавшая в свою противоположность КПСС была изничтожена, возродившись в виде абсолютно бессмысленной, бессистемной и беззубой КПРФ, в Монголии МНРП осталась у власти в результате совершенно нормальных демократических выборов. Они выигрывали парламентские выборы в 1990 и 1992 годах, уступили оппозиции (демократам) в 1996 году, вернулись к власти в 2000 году, затем вновь уступили в 2012 году и вновь вернулись в 2016-м. Аналогичная ситуация и с президентскими выборами — кандидаты от разных политических платформ борются между собой за голоса избирателей, и борьба эта ведется с переменным успехом: оппозиция сменяет власть, та же со временем сменяет ставшую властью экс-оппозицию, и свежеизбранный Баттулга относится как раз к демократам, являющимся сейчас оппозицией. При этом привычка к выборам укоренилась, судя по всему, довольно крепко, а сами выборы, их прозрачность и их результат никто не ставит под сомнение. В общем, архаичная евразоордынщина, регулярно подаваемая как особая духовность пополам со скрепностью, в нынешней Монголии совершенно не прижилась. И с этим ее можно поздравить — вне зависимости от не самых приятных экономических перспектив.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции