ЗИМОЙ НА ПЛОЩАДИ СВОБОДЫ

Шаляпинский фестиваль, придуманный в далеком 1982 году как «фестиваль голосов», ныне позиционирует себя одним из главных культурных брендов Республики Татарстан и вместе с тем «старейшим оперным фестивалем страны». Не поспоришь: оперный фасад ТГАТОиБ им. Джалиля ежегодно в феврале берет горделивый реванш у всей остальной России, где оперные фестивали, которых в принципе не так уж и много, проводятся, как правило, в более мягкий погодный сезон. Например, Дягилевский фестиваль в Перми проходит либо в мае, либо в начале июня, отпуская затем интересующихся на «Звезды белых ночей» в июньско-июльский Петербург.

Главным сезонным оппонентом Шаляпинского фестиваля является открывающаяся обычно вслед за ним оперная программа «Золотой маски», интенсивность которой сразу же откладывает казанские события в долгий ящик памяти. Там эти события и покоятся до тех пор, пока их оттуда не извлечет следующий Шаляпинский фестиваль. Извлекает с завидным постоянством, смахивающим на упорство, достойное лучшего применения. Старожилы шаляпинской программы — «Борис Годунов», «Аида», «Риголетто», «Севильский цирюльник» — охотно соседствуют с «новичками», премьерными сезонными спектаклями, которые не так уж часты, да и не слишком регулярны в казанской афише.

Новичком нынешнего фестиваля предстала «Пиковая дама» в постановке Юрия Александрова. Ее предшественница, «Турандот», пришла в компанию спектаклей-ветеранов четырьмя-пятью годами раньше. Еще годом раньше «Турандот» таким же новичком была «Лючия ди Ламмермур», выигравшая «Золотую маску» в 2012 году благодаря голосу Альбины Шагимуратовой. То есть ровно пять лет назад казанский оперный театр последний раз был замечен и оценен в пространстве национальной театральной премии. Козырнул тем, что у него есть (штатной певицей мирового уровня), и тем, чего, собственно, в регулярном режиме не имел, не имеет и иметь не будет (штатной певицы мирового уровня). С кем ей «штатно» петь?!

«Новичком» нынешнего фестиваля предстала «Пиковая дама» в постановке Юрия Александрова Новичком нынешнего фестиваля предстала «Пиковая дама» в постановке Юрия Александрова Фото: «БИЗНЕС Online»

ГОЛОСА ИМЕНИ ШАЛЯПИНА

Те, кто призваны обеспечивать международный статус Шаляпинскому фестивалю — речь о преимущественно московско-питерско-украинских солистах, давно полюбились и выучены казанской публикой. Прекрасные баритон и тенор из «Новой оперы» (Василий Ладюк и Алексей Татаринцев) и в этом году выступили уверенно: обоим, как и Елене Максимовой из Венской оперы, хорошо знаком местный «Севильский цирюльник». То же можно сказать о фактически постоянной казанской Турандот — Оксане Крамаревой из Оперы Украины. О горячо любимом местной аудиторией теноре Ахмете Агади из Мариинки и говорить трудно: из своего Пинкертона в «Мадам Баттерфляй» он устроил настоящий бенефис, не очень великодушный по отношению к молоденькой партнерше — Гульноре Гатиной, которая старательно держалась в рамках предписанной ей роли в занимательном спектакле Михаила Панджавидзе.

Удачными вокальными вводами нынешнего Шаляпинского фестиваля можно признать двух Германов в свежей постановке «Пиковой дамы» — Сергея Полякова из «Новой оперы» и Николая Ерохина из Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко. Последний из них, чуть более месяца назад дебютировав в той же партии на родной сцене в постановке Александра Тителя, похоже, не вполне отвлекся от московского спектакля. В казанской постановке Александрова чуть ли не до пятой сцены он держался гостем «из другой оперы». Но это вопрос навыка, который по мере наездов в Казань у певцов вырабатывается быстро.

Для старожилов Шаляпинского фестиваля скоростные вводы в местные постановки — дело привычное. Потому и постановки на казанской оперной сцене вместо художественного или эстетического качества прежде всего декларируют принцип комфорта для приглашенных из Москвы, Петербурга, Украины или Турции участников. Примерно так же мыслят в гостиничном бизнесе, где маркером высшей степени удобств для клиентов являются пресловутые «пятизвездочные отели». Шаляпинский фестиваль — тоже своего рода пятизвездочный отель, где пространством обитания клиента-певца является ни много ни мало опера. Та или иная, русская или итальянская, века ХIX или века ХХ, уже не суть важно. Ровно с того момента, где удобство исполнителя намечается категорией, опережающей соображения о ценности и целостности оперного спектакля, можно начать делиться сомнениями об «оперном фестивале голосов». Потому что либо оперный фестиваль (то есть фестиваль опер), либо голоса (то есть фактически концерт в костюмах). А еще потому что искусство и комфорт — две вещи несовместные.

Ахмет агади из своего Пинкертона в «Мадам Баттерфляй» устроил настоящий бенефис, не очень великодушный по отношению к молоденькой партнерше — Гульноре Гатиной Ахмет Агади из своего Пинкертона в «Мадам Баттерфляй» устроил настоящий бенефис, не очень великодушный по отношению к молоденькой партнерше — Гульноре Гатиной Фото: elitat.ru

ИНОГДА ЛУЧШЕ СТО РАЗ УВИДЕТЬ, ЧЕМ ОДИН РАЗ УСЛЫШАТЬ

Наверное, завсегдатаи Шаляпинского фестиваля обратили внимание на то, с какой заботой оперные спектакли обставлены туристически опознаваемой атрибутикой «места действия». В «Аиде» — это Египет, сфинкс как живой. В «Мадам Баттерфляй» — сакура на колесиках, ширмы на колесиках. В «Травиате» — фонтан посреди интерьера modern. В «Пиковой даме» — видеопроекция дворцовой анфилады, продолжающей богатый «особнячный» интерьер. Если не египетские светильники и китайские фонарики (в «Аиде» и «Турандот»), то люстры, много люстр («Пиковая дама», «Травиата»). Имущественная заполненность сцены стопроцентно сигналит о затратности постановок, особенно последней, в смысле, свежайшей («Пиковая дама»).

Там, где стеснение в финансах все-таки испытывалось, картинку декорационную поддерживает видеоряд («Баттерфляй», «Турандот», «Онегин»). Оперу в Казани приучают смотреть как кино — в премьерной «Пиковой даме» это даже утомительно. «Но опера-то смотрится!» — ликует руководство театра. Правда. Смотрится. А вот слушается не всегда. Ансамбль «Мне страшно» спели так, что хотелось уши заткнуть. Хотя понятно: прорабатывать ансамбли — дело долгое, необходимое опере как искусству и совсем не столь необходимое опере как зрелищу. В Казани она — зрелище, невзирая ни на что, включая понятие «фестиваля голосов».

Представить себе, что у режиссера Чернякова в «Евгении Онегине» или у режиссера Уилсона в «Травиате» мы будем слушать, как бесстрастно или увлеченно — но от шлягера к шлягеру — певцы исполняют заученные партии, конечно, невозможно. В Казани это — норма. Даже если турецкий Калаф в «Турандот» деловито отработает тенором Nessun Dorma, зал будет аплодировать. Аплодируют радости узнавания давно и хорошо знакомого, по ошибке принимая эту радость за «радость встречи с оперой» по образцу «встречи с песней», собственно, куда более примитивному. Музыкальная драматургия, точный (а не купированный) авторский текст, освободившийся от стоптанности временем, — преимущество не казанское. Как и чистота линий оркестра, неотрывная от линий вокала, темповая адекватность, распределение энергий, рождаемых звуковыми красками, наконец, уникальность самих этих звуковых красок.

В ОТЛИЧИЕ ОТ ДРУГИХ ОПЕРНЫХ РЕГИОНОВ

Превратить известную оперу в ошеломляющее новизной переживание музыки и вложенного в нее содержания умеют сейчас в других регионах. В первую очередь на Урале — в Екатеринбурге и Перми. Не так давно этим удивлял Новосибирск, при директоре Борисе Мездриче успевший стать стартовой площадкой для самых громких ныне оперных режиссеров — Дмитрия Чернякова и Тимофея Кулябина, а также удивительных дирижеров — Теодора Курентзиса и Айнарса Рубикиса. Совсем на глазах оперой учатся удивлять в Астрахани и в Уфе. Из Башкортостана на нынешнюю «Маску» выдвинута и приедет неизвестная России опера Генделя «Геракл», а раньше на масочный конкурс приезжали «Бал-маскарад» Верди, «Волшебная флейта» Моцарта и «Кахым туря» Загира Исмагилова.

Назвать оперные театры всех перечисленных городов продвинутыми и авангардными язык не повернется. Но действия их в общем информационном пространстве очевидны. Дело в том, что оперный рынок далеко не исчерпывается тезисом, радующим хозяев Шаляпинского фестиваля: «Все билеты проданы». Оперный рынок — это понимание тенденций, знание специалистов актуальной и, скажем так, консервативной ориентации. А еще это — постоянное отслеживание трендов, рекомендательно-открывательский и музейный аспекты наполнения афиши, забота о поддержании уровня штатных солистов и системная работа с оркестровым, хоровым и прочими арсеналами трупп.

В Перми звездами становятся — одна за другой — совсем молодые исполнительницы: Надежда Кучер, Надежда Павлова, Наталия Ляскова, Зарина Абаева. В Екатеринбурге репертуар как на дрожжах пополняют раритетными операми Джоаккино Россини («Граф Ори»), Филипа Гласса («Сатьяграха»), Мечислава Вайнберга («Пассажирка»). При этом на Урале пристальный интерес к далекой и близкой классике актуализируют самыми разными способами — от реставрации Перселла («Королева индейцев», Пермь) и аутентичного Моцарта (трилогия опер на либретто да Понте, Пермь) до «Бориса Годунова» в жанре современной трагедии и до первой редакции «Кармен» в восхитительной неореалистской постановке Тителя (обе оперы — Екатеринбург).

Отсутствие полноценной базы собственных голосов в Казанской опере сделало ее системной заложницей некогда передовой истории Отсутствие полноценной базы собственных голосов в казанской опере сделало ее системной заложницей некогда передовой истории Фото: «БИЗНЕС Online»

ПОД ПРИКРЫТИЕМ КОНСЕРВАТИЗМА

Придуманным «фестивалем голосов» тогда, когда большинство советских театров еще использовало монументальную схему театра-стационара, Шаляпинский фестиваль казался первой ласточкой новшеств, которые на Западе всегда были традиционной ценностью. Это так называемая система staggione, при которой певцы набираются не в труппу-стационар, а на конкретную оперную постановку. Теперь, когда контрактные голоса и точные адресные кастинги (включая приглашенных певцов, дирижеров, исполнителей группы continuo, а порой и инструменталистов оркестра) стали повсеместной нормой, оказалось, что отсутствие полноценной базы собственных голосов в казанской опере сделало ее системной заложницей некогда передовой истории.

Как в поговорке «С чем боролись, на то и напоролись», теперь Шаляпинский фестиваль удивляет репертуарной бездвижностью в комбинации с «текучкой» приглашенных певцов, некоторые из которых в фестивальном режиме даже производят впечатление, как два московских Германа. Добавляя к этому потерю репутации в пространстве современной, информированной оперной жизни, театр храбро причисляет себя к «оплотам консерватизма», чем провоцирует мечтателей к сравнениям с нью-йоркской Метрополитен-оперой, а то и с венской Штаатсоперой. Есть чувство, что руководство названных учреждений будет сильно смущено возможностью оказаться в почетном ряду с Шаляпинским фестивалем, над чьим долголетием так деятельно трудится в Казани оперный театр им. Джалиля.