Марат Мухин: «Если хотите поменять татарскую песню, сначала нужно народ перевоспитать»

Марат Мухин

«У НАС ОЧЕНЬ ЧАСТО ПУТАЮТ ТАКИЕ ПОНЯТИЯ, КАК ПРОДЮСЕР И САУНД-ПРОДЮСЕР»

— Марат, вас не один и не два человека прямо называют главным аранжировщиком татарской эстрады! Так оно и есть?

— Это звание за мной тянется довольно давно, хотя сам бы я не стал так говорить. Почему так получается? Просто, видимо, делаю все это хорошо, правильно. И получается хороший результат. За счет хороших треков и артисты поднимаются с точки зрения качества песен. Соответственно, зритель тоже это понимает и на фоне качественной музыки воспитывается.

Но чтобы сказать: я вот такой лучший... Нет таких понятий, как лучший или худший. Есть просто у нас в Татарстане несколько человек, которые хорошо это делают... Один данный стиль хорошо делает, другой — этот. Я не могу сказать, что все артисты идут именно ко мне. Кто-то не обращается, потому что ему это, как и мне, не нужно. Он не мой формат, а я — не его.

— И тогда сотрудничество точно не сложится? Но певец и аранжировщик могут делать шаги навстречу друг другу.

— Все равно у каждого артиста по мере того, как он что-то создает, работает, складывается свой стиль. Такой, скажем, музыкальный имидж. Он зависит от определенных песен и того, как они сделаны, какая сделана аранжировка. Это называется саунд-продюсированием. У нас очень часто путают такие понятия, как продюсер и саунд-продюсер. Саунд-продюсера почему-то тоже считают человеком, у которого «волосатая рука», связи и который все это проталкивает. Это не так. Саунд-продюсер — человек, который формирует музыкальный имидж исполнителя. Благодаря ему он становится узнаваемым по своим песням. А мы по музыке узнаем артиста.

Кому-то не идет исполнять быстрые песни, и они поют больше медленные. Например, у того же Радика Юльякшина (Элвина Грея) все такое забойное, каче́вое, современное. Лирические песни он тоже поет, но его фишка — каче́вые молодежные треки. Хотя они молодцы с продюсером, не забывают старые песни, очень часто их исполняют, но в современной обработке.

«У того же Элвина Грея все такое забойное, каче́вое, современное. Лирические песни он тоже поет, но его фишка — качевые молодежные треки» Фото: «БИЗНЕС Online»

— А есть какой-то фирменный знак аранжировщика Марата Мухина?

— Мои вещи узнаваемы. Даже сосед по офису, который не музыкант и вообще не из этой сферы, но немножко знает татарскую эстраду, едет в машине и, услышав определенную песню, звонит: «Слушай, твоя песня?» Отвечаю: «Да, моя. Откуда знаешь?» Он говорит, что это слышно. На сегодняшний день, могу смело сказать, у меня создалось несколько таких «своих» стилей, которые классно получаются, я их совершенствую и их придерживаюсь, потому что знаю, это классно, это работает.

— Как эти стили можно сформулировать?

— Конкретно словами не назовешь... В татарской эстраде нет четкого определения: фанк, соул, поп, дип-хаус и т. д. Просто есть такие стили, к которым я сам шел методом ошибок и постоянного анализа: тут не работает, тут провалилось... Таким образом к чему-то приходишь. Больше 10 лет все-таки работаю, думаю, что не зря.

«Сколько лет подряд Салават Закиевич обращается: мол, поработай с нами весь сезон. А я знаю, что это не мое, не смогу так написать»

«Я ГОВОРЮ: «САЛАВАТ ЗАКИЕВИЧ, НУ ВЫ ЖЕ ЗНАЕТЕ»

— Кого из татарских артистов назовете главными из своих нынешних клиентов?

— Я не могу сказать, что какой-то артист у меня главный, а какой-то менее важный. Но если вам нужны конкретные имена, то летом мы практически половину сольного концерта сделали с Ришатом Тухватуллиным. Сейчас он очень успешно разъезжает по гастролям, каждый раз звонит и благодарит: вот такая-то песня выстрелила, бомба. И действительно, из того, что мы сделали, у него получились, например, два ярких хита. Весь следующий год, думаю, они будут греметь. Это песни «Ак кошлар» (ее вообще все знают) и новая, подвижная, молодежная «Синнэн башка».

Также Данир Сабиров, известный наш юморист, шоумен, «паразист», как он сам говорит. На мой взгляд, на сегодня он номер один в своем деле. Он очень старательный, трудяга-работяга. Тоже за этот сезон — весна-лето и начало осени — полностью под ключ мы готовили сольную программу. Не совсем, скажем, акцент был на музыке, приходится многим другим заниматься, потому что у юмориста-пародиста программа состоит не только из песен.

Я работаю со многими, с кем мне интересно. Из тех, с кем сотрудничал в этом году: Раяз Фасихов, Фирдус Тямаев, Ришат Тухватуллин, Малика, Данир Сабиров, Элвин Грей (Радик Юльякшин), Гузелия, Лилия Хайруллина, Сембель Билалова и многие другие. Всех сразу и не вспомню.

— А с кем из татарских звезд у вас как раз не складывается сотрудничество из-за несовпадения музыкальных стилей?

— Если брать самых взрослых, тот же Салават Закиевич [Фатхетдинов]. Сколько лет подряд он обращается: мол, поработай с нами весь сезон. А я знаю, что это не мое, не смогу так написать. Я напишу, но это будет немножко не его, неизвестно, сработает ли. Не так давно мы с ним пересеклись на концерте Раяза Фасихова, опять предложил поработать вместе. Я говорю: «Салават Закиевич, ну вы же знаете». Он отвечает: «Я все понимаю, сделай так, как считаешь нужным. Напиши для меня так, как ты видишь, я тебе доверяю. Да, у меня свой стиль, я его придерживаюсь, но мне нужно, чтобы ты что-то такое сделал». Посмотрим.

— А разговоры про очередь из артистов к вам на несколько лет вперед — это правда?

— С некоторыми артистами действительно есть идея поработать, но нет времени. Конечно, нет такого плана, что через два года придет артист и мы будем с ним работать. Просто бывает так, что какие-то заказы действительно застаиваются. Люди просят, я отказываю, говорю, что не сейчас, не успеваю. Но они просят, а я человек добродушный, не отказываю. Хотя в последнее время стараюсь забор ставить... Получается так, что не отказываю, а силы не рассчитываю. И просто не успеваю, и материалы лежат без движения. Потому что я один, а их много (смеется). Каждый ждет от меня что-то качественное и уникальное в своем роде. А это требует немало времени, фантазии и сил.

— Нельзя взять себе в подмогу несколько человек? Знаете, это как картина где-нибудь в большом музее, подписанная «Рембрандт и его школа».

— Мне об этом говорили, и я сам думал. Могу взять в команду людей, одного, второго, чему-то научить. С точки зрения понимания, какой-то теории, какой-то базы, скажем. Но я не могу научить человека думать как я. Это уже дело вкуса и опыта.

Из чего он формируется? Из того, какие тренды на рынке, что звучит на радиостанциях, что вообще актуально, что «работает», а что «не работает». Как человеку петь, что петь, какие инструменты использовать. Все это очень важно. Вот этому, к сожалению, я научить не могу. Такой сложный момент. Скажем так, в этой сфере нет конца и края. Бесконечная гонка за новшеством, самосовершенствование, поиски чего то «своего».

— Но и у вас ведь наверняка не всегда срабатывает?

— Конечно, такое бывает. Даже если это получается не супербомба, но это будет сделано хорошо в любом случае. Пусть это будет не хит, но хорошая песня. Именно из-за того, что сейчас много всего пишется и исполняется на разном уровне, не всегда самом хорошем, люди и отзываются о татарской эстраде по-разному.

«Данир Сабиров — известный наш юморист, шоумен, «паразист», как он сам говорит. На мой взгляд, на сегодня он номер один в своем деле»

«КОМПОЗИТОРЫ, МУЗЫКАНТЫ — МЫ МОЖЕМ ДЕЛАТЬ И ПИСАТЬ ТОННАМИ...»

— Как в профессиональной среде отнеслись к словам президента Татарстана о состоянии татарской эстрады?

— После слов президента мы разговаривали с композитором Оскаром Усмановым. Он у нас, скажем так, человек большой, создал очень много хитов. По-моему, у каждого артиста есть по несколько его песен, они все действительно хиты. И он не гоняется за каким-то модерном, за чем-то современным. У него есть свое «я», свой стиль, тоже узнаваемый. Он делает свою работу хорошо, на 200 процентов.

А по поводу слов президента о том, что эстрада не такая, одеваются не так... У нас еще есть такое понятие, как менталитет. И вот исходные наши корни в том, что в песнях должен присутствовать баян, курай, а также пока что на сегодня многими любимое слово «колхоз». В хорошем понимании, конечно, какая-то простота... Сейчас какие треки актуальны, под которые погулять можно, погудеть, поплясать, оторваться и так далее. То есть это, например, формат Фирдуса Тямаева: ух, погнали, понеслась. Почему Тямаев актуален? Народ его таким делает. У него классно получается, это его имидж, он должен быть у каждого свой. Одинаковые певцы никому неинтересны.

— Есть Фирдус Тямаев, но есть и Ришат Тухватуллин.

— Да, по музыкальной части, по глубине музыки там, естественно, все намного шире. Но, повторюсь, у каждого исполнителя свой слушатель. Киркоров тоже не всем нравится. А кто-то пойдет на Альфину Азгамову и т. д.

Мы — композиторы, аранжировщики, певцы — может, и хотим что-то другое сделать, но мы знаем, что народ это не полюбит, поэтому немножко ломаемся и делаем так, чтобы он все-таки полюбил. Но нужно время, и этим не только мы должны заниматься. Композиторы, музыканты — мы можем делать и писать тоннами, но это же нужно классно, правильно преподносить, продвигать. На уровне того же правительства, министерства культуры это должно происходить. А министерство у нас чем занято? У них есть несколько академических певцов и правительственные концерты — вот ими они и занимаются.

— А вообще, когда-нибудь так случится, что на правительственных концертах и на татарских радиостанциях будет звучать одно и то же?

— Трудно сказать. С точки зрения нашего министерства культуры и других управляющих культурой органов, получается, модно и престижно одно, а все остальное не котируется. Радиостанции же всегда были коммерческими структурами, куда ты приносишь свои песни, платишь, тебя ставят. В свое время, когда я еще только пошел в школу, не было такого, чтобы артисты пачками появлялись чуть ли не каждый день. Было буквально несколько певцов, был худсовет, где была Римма Ибрагимова и многие другие. То есть не все так просто происходило. А сейчас певцов... Я многих и не знаю. Хотя за всем этим следить особо времени нет, но стараюсь не упускать информацию о том, кто появляется, какие голоса, но и то для меня некоторые имена выглядят абсолютно неожиданно.

«Летом мы практически половину сольного концерта сделали с Ришатом Тухватуллиным. Сейчас он очень успешно разъезжает по гастролям, каждый раз звонит и благодарит» Фото: «БИЗНЕС Online»

«БОЛЬШИНСТВУ НУЖНА БОЛЕЕ ЛЕГКАЯ МУЗЫКА — ЭТО МЫ ЗНАЕМ ПРЕКРАСНО»

— На концертах «Yзгәреш җиле» были?

— Я, к сожалению, не был ни в Казани, ни в Москве. Конечно, слышал очень много разного. Кому-то понравилось, кому-то нет. Понятно, что концепция заключалась в том, чтобы сделать полностью живой оркестр, живой звук. Но опять же позвонил мне один представитель известной в Татарстане фамилии: «Вот, баяна не хватало, курая не хватало, Алина Шарипжанова понравилась — и все». А Салават Закиевич и вовсе сказал: «Это не „Ветер перемен“, а деньги на ветер», — так как было потрачено немало средств на данное мероприятие.

— Многие теперь спорят о том, как этот фестиваль должен развиваться, чтобы не превратиться в ежегодные дорогостоящие «Старые песни о главном».

— Я не знаю. Возможно, это должна быть такая «Песня года», но она у нас уже есть сегодня, хоть и имеет немного другой формат — «Татар жыры».

Если делать песни современных композиторов в оркестровой обработке, то эти песни надо очень тщательно отобрать, потому что само название «современная композиция» немножко пугает. Музыка, на мой взгляд, должна быть доступнее, проще, людям же не нужны сложности. Да, в академической музыке идет свое течение жизни, они что-то там изобретают, опять весь этот авангард, но люди всю жизнь слушают Моцарта и Бетховена, а не то, что кто-то постучал галошами по контрабасу.

То, что была попытка такой концерт сделать, в принципе, уже хорошо. Понятно, что все это затратно и по финансам, и команду людей собрать. Знаю, что было привлечено много талантливых музыкантов.

— Был баянист Айдар Гайнуллин.

— Да. Он академист, классный музыкант, владеет инструментом как никто другой, но я не могу сказать, что кроме него нет других баянистов. Тут еще, видимо, такой момент — статус и имя должны быть. Как ни крути, может, в лицо его не знают, но имя везде известно, популярно.

— Задача изменить татарскую эстраду и приблизить ее к мировым стандартам — это вообще не утопия?

— Я думаю, что возможно это сделать. Но этим не три-четыре человека должны заниматься, все должно решаться, продвигаться и поддерживаться на более глобальном уровне. И еще раз повторю, что очень большой вес имеют наш народ, его корни и то, что ему нужно. Почему мы, например, видим, что на попсовом концерте у нас аншлаги, а на каком-то академическом концерте в ГБКЗ людей не очень много? Большинству нужна более легкая музыка — это мы знаем прекрасно.

«Айдар Гайнуллин — академист, классный музыкант, владеет инструментом как никто другой, но я не могу сказать, что кроме него нет других баянистов» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я ХОЧУ ПИСАТЬ ТАК, СТАВЬТЕ ТРОЙКИ, НО ПО-ДРУГОМУ ПИСАТЬ НЕ БУДУ»

— Вы, кстати, сам профессиональный композитор с консерваторским образованием.

— Да, я учился в музыкальной спецшколе при консерватории, потом учился в консерватории на отделении композиции. Занимался академической музыкой, мне тоже прочили там: все, ты наше будущее в академической музыке.

— Почему сошли с этой стези?

— Я пробовал, писал и для оркестра, и для средних составов. Очень много писал, многое исполнялось. Не могу сказать, что неудачно, но в консерватории ставили тройки-четверки, потому что писал слишком доступную музыку. А там что нужно? Там нужно было вечно что-то изобретать. Нужен был авангард, который непонятен для уха обычного человека. Он понятен для таких же композиторов, которые сами же его и пишут. А я писал красиво, по-татарски, с нашими мелизмами, сохраняя национальные элементы. Мне ставили тройки и четверки, реже — пятерки. Я просто подходил к зафкафедрой и говорил: «Я хочу писать так, ставьте тройки, но по-другому писать не буду».

У нас до сих пор на любом массовом культурном мероприятии звучит Марш Салиха Сайдашева, музыка Яхина и т. д. Это классная красивая музыка, которую всегда можнопослушать. А вот этот современный креатив, расческами по роялю стучать, пожужжать на струнах скрипки... Я уже несколько далек от этого и, наверное, не в курсе происходящего. Вполне возможно, что все это определенная коммерция, что все это хорошо продается. Если да, то пусть будет именно так.

На сегодняшний день я в татарской эстраде, в татарской попсе. Мне это нравится, я получаю удовольствие от студийной работы и т. д. У меня есть своя ниша, и остальное пусть делают другие. На этой земле каждому свое место, как говорится. И каждый должен делать то, что у него лучше всех получается.

Наверное, я мог бы, мне до сих пор говорят: «Когда же мы на твои концерты в Государственный большой концертный зал сходим, послушаем твои симфонии? Ты это дело не теряй, не бросай». Вообще, честно говоря, это моя мечта, но пока просто нет времени. Возможно, когда-то созрею.

— Можно же и эстрадный концерт сделать подобный, например, к какому-то юбилею творческой деятельности.

— Можно (смеется). Думаю, это будут мои песни, но в каком-то другом формате, в академическом, переложенные на оркестр, переаранжированные как-то интересно.

«Формат Фирдуса Тямаева: ух, погнали, понеслась. Почему Тямаев актуален? Народ его таким делает»

«У НАС ВСЕ ДЕРЖИТ ИСХОДНОСТЬ НАША, ПРОИСХОЖДЕНИЕ»

— С государством приходится пересекаться в профессиональной деятельности?

— У меня практически не было пересечений, за исключением пары случаев, когда на какие-то мероприятия нужно было написать какое-то произведение. Например, одна из последних вещей для Гульноры Гатиной. Нужно было всем известную песню «Зәңгәp тoмaн» переделать, соединить формат академического голоса с черным рэпом, причем чтобы это было интересно и приятно слушать. И действительно получилось очень красиво.

— Это для правительственного мероприятия было нужно?

— Да, выступал рэпер Max Trigger, он африканец, по-моему, сейчас живет в Казани.

— А что это было за мероприятие?

— Не помню.

— То есть минкультуры сказало: надо сделать такую крутую, прогрессивную штуку?

— Да. Max Trigger мне позвонил, говорит: давай попробуем так-то, так-то. Я согласился.

— А если из того же министерства позвонят и скажут: Марат, предлагайте свои идеи того, как менять татарскую эстраду, бюджет обеспечим. Что бы вы ответили?

— Я, честно говоря, не думал над этим. У человека и заинтересованность какая-то должна быть, и он уже должен быть готов что-то дать сразу, перед тем как согласиться. Пока голова занята текущими работами и проектами. Но если мне подобное предложат, то, конечно, что-то можно будет обсудить, я бы с удовольствием занялся этим.

— Любая музыка на татарской эстраде имеет право на существование? Хит «Бирмим мин сиңа», Асхат Дебер Шатыр...

— Почему нет? Пусть существует. На мой взгляд, забавные песни с приколами, подколами должны быть. Не может быть все серьезно. Возьмите ту же группу «Ленинград». Под них все пляшут, поют, всем нравится. Ограничения, конечно, должны быть.. Но у Асхата Дебер Шатыра и Аишы (Ильсия Ганиуллина ее зовут), которая поет «Бирмим мин сиңа», там ничего такого нет, все в рамках. Эти песни можно услышать по радио. Кто-то возмутится, а кого-то они улыбнут: о, прикольно.

— Вообще татарская эстрада сильно отличается от российской? Согласны с мнением, что отстает от нее лет на 20?

— В принципе, всегда так было. У нас все держат исходность наша, происхождение. У нас очень многие готовы и могут делать вообще другой продукт, но не делают, потому что они не знают, куда его потом девать. Повторю еще раз: если хотите поменять татарскую песню, сначала нужно народ перевоспитать. А это непросто, а может, и вовсе не нужно.

— Ну это должно быть тогда авторитарное государство, которое определяет то, что будет звучать...

— Я со своей стороны пытаюсь делать что-то интересное, интересные вещи, которые приятно послушать, которые максимально актуальны, которые приносят успех нашим певцам, нашим артистам. Это тоже немаловажно.

«С АИДОЙ ГАРИФУЛЛИНОЙ МЫ ЗАПИСАЛИ ТАТАРСКИЙ АЛЬБОМ»

— Вы сами на классические концерты ходите, частый гость в ГБКЗ?

— Честно скажу, давно не был, времени нет. На концерте оркестра Александра Сладковского был несколько раз, но довольно давно.

— В вашей биографии есть и работа с Аидой Гарифуллиной.

— Да, мне доводилось с ней работать. С ней мы полностью записали татарский альбом, в котором много ретропесен. Также мы записали одну мою авторскую песню, которую я написал в 14 или 15 лет, она называется «Чиялэрем». Прошло столько лет, а она пришла и сказала, что ей очень нравится эта песня и нужно с ней что-то сделать. Мы ее немножко переаранжировали под нынешний формат и записали для альбома. Альбом был выпущен прямо перед началом Универсиады в Казани и стал неким подарком для слушателей и гостей столицы.

— Что вы думаете о ней как об артистке?

— Хороший голос. И у него есть такая черта — очень нежный, красивый тембр, при этом понятно, что она поет, очень хорошая артикуляция. Потому что зачастую в академической музыке, например, если ты придешь послушать оперу, не зная сюжета, то ничего не поймешь. И конечно, немаловажный факт, что Аида красивая.

— С Диной Гариповой никак не пересекались професионально?

— Пересекались, но до всего ее успеха еще... Я впервые Дину услышал на свадьбе друга в Зеленодольске очень и очень давно. Я ее не знал, она пела для нас, гостей. Тогда подумал: классный голос, поставленный, тембр такой плотный, мясистый. И потом где-то через год она приезжала на студию записывать песни: первую, вторую. А потом ее отправили на «Голос».

— Удивил такой успех Гариповой на «Голосе»?

— Почему? Я порадовался.

«У Асхата Дебер Шатыра в песнях ничего такого нет, все в рамках. Эти песни можно услышать по радио. Кто-то возмутится, а кого-то они улыбнут»

«„МОҢ“ — ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО КАКОЕ-ТО НАСТРОЕНИЕ И СОСТОЯНИЕ»

— Когда вы написали свою первую песню?

— То ли в пять, то ли в шесть лет. Это была песня на стихи Разиля Валеева, она была опубликована в каком-то журнале. Поэтому вот эта музыкальная часть идет у меня с детства. У меня такое ощущение, что я родился таким — и все, для меня иного не существовало. Я приходил из садика, у меня не было фортепиано, был лишь детский игрушечный синтезатор, где были только белые клавиши. Черных не было, точнее, они были только нарисованы. И я пытался подобрать то, что нам играли в садике. Я чувствовал, что должна быть еще одна нота, а ее нет. Она только нарисована.

— То есть просто на слух?

— Да, только на слух. И когда мама в очередной раз привела в садик, она подвела меня к воспитательнице и сказала, что, приходя домой, сын играет все то же самое, что и концертмейстер в садике. Меня усадили за фортепиано. Не знаю, как так получилось, но я сыграл фактически так же, как концертмейстер. Я был счастлив, что сел за настоящий инструмент. Воспитательница была в шоке и сказала, что срочно надо отдавать меня в музыкальную школу.

— А родственники у вас к музыке имеют какое-то отношение?

— У отца была гитара, он играл во времена студенчества в ансамбле, даже был свой ВИА. Но все это было на любительском уровне. Когда мы поступали в среднюю специальную музыкальную школу (ССМШ при КГК), нужно меня было кому-то показать, чтобы меня оценили, что-то посоветовали. И мой отец поехал к себе домой в деревню разговаривать со своим отцом, моим дедом, мол, так-то, внука надо кому-то показать. А дед сказал: «Чего ты мучаешься, иди к Фасилю Ахметову. Это мой двоюродный брат». И вот на первых порах я учился, занимался у него. Затем среди педагогов были Рафаэль Белялов, Александр Руденко, Фарадж Караев, Анатолий Луппов, за что каждому из них огромная благодарность и низкий поклон. Ну и вот так оказалось, что Фасиль Ахметов — мой родственник. Видимо, какие-то гены все-таки работают.

— Так может быть все-таки татарская песня без «моң»?

— «Моң» — это прежде всего какое-то настроение и состояние. С этим словом связывают пентатонику, мелизматику, какой-то переливающийся голос. На мой взгляд, не должно существовать только этого, надо пытаться делать разные вещи. Все равно что-то сработает. Кто не пытается, у того не получается.