Эдуард Антонов, ООО «Экотехпром»: «В республике 54 полигона. Ни один не рекультивирован!»

Эдуард Антонов: «В 2007 году к нам многие отнеслись скептически: «Делать нечего, полезли в машиностроение»

«ПО ПОЛЮ «ХОДИТ» БОЛЬШАЯ ТРУБА И САМА ПОЛИВАЕТ»

— Эдуард Владимирович, почему вы решили производить сельскохозяйственную технику?

— Из-за программы импортозамещения. В России производство дождевальных машин остановилось в 1990 году. Эту нишу заняла дорогостоящая импортная техника. Она эффективнее кратно — как по затратам, так и по расходу воды и электроэнергии. В России до сих пор не было ни одной сертифицированной машины нового поколения, не считая сделанной еще при царе Горохе — образца 1952 и 1968 годов. Мы сделали аналог широкозахватных дождевальных машин мировых лидеров. Причем это наша разработка.

Нам казалось, управимся за год-полтора. Но только недавно — спустя 3 года — получили сертификат на серийный образец. Тем не менее мы довольны: у нас пока единственная машина в России, сертифицированная по стандартам Евроазиатского экономического союза. Хотя мы начинали эту работу одновременно с пятью конкурентами. Наш местный конкурент, например, просто наклеил свои наклейки на машину Bayer и презентовал как свое производство. Я очень удивился, когда они показали ее президенту. Но это уже вопрос корректности.

— Ваш путь более тернист?

— Мы 8 месяцев собирали машину, испытывали, ломали и снова собирали...

— Где это происходило?

— В Самаре испытывались наши конкуренты, тиражирующие машины образца 1968 года. Промышленный шпионаж еще никто не отменял. Поэтому пришлось согласиться на испытания в Астрахани, до которой 1600 километров. Мы, кстати, говорили властям, что было бы здорово организовать площадку для испытаний в Татарстане.

— Но площадку вам не дали?

— Видимо, пока не получается. Меня удивляет такое отношение. Та же Московская область и Краснодарский край предлагают нам перенести к ним производство. А ведь мы не просим у правительства ни денег, ни площадей. Только говорим: «Включите нас в свою программу как производителя». Республика в этом году снова закупает дождевальные машины за рубежом. Кстати, ни один образец зарубежных машин не сертифицирован по российским стандартам. Зарубежная техника дороже на 30 - 40 процентов, чем наша, с тем же качеством и без гарантий сервисного обслуживания. Иначе говоря, Татарстан субсидирует иностранного производителя, имея производство у себя...

«Мы производим мусоровозы по лицензии. На их спецчасти значится Faun»

— Как работает ваша дождевальная машина?

— Вокруг центральной опоры по полю «ходит» большая труба длиной 500 метров и сама поливает. В диаметре километр! Сначала мы хотели разработать машину, работающую на плече 300 метров. Но аппетит приходит во время еды: захотелось добавить одно, другое, третье. Точно так же, начав комплектовать эту машину, мы сначала рассчитывали использовать ее для полива капусты, затем свеклы, кукурузы. А в результате сделали универсальный агрегат. Поставил его на поле — и можно поливать, удобрять, опрыскивать от вредителей. Агроном задает программу в зависимости от растения.

— Когда начнете производство?

— Мы уже изготовили 16 машин. Они смонтированы и работают в Астраханской, Саратовской областях, в Казахстане. Завершены переговоры с Волгоградской и Самарской областями. В ноябре начнем монтаж.

— Каковы перспективы вашей машины в России?

— Емкость отечественного рынка оценивается в 2,5 тысячи машин в год. Мы в этом году готовы произвести 50 дождевальных машин. Способны и 500, если нас поддержат на уровне правительства. Сейчас, кстати, изготавливаем машину уже другой комплектации. Мы и производство мусоровозов начинали с одного вида, а в итоге стали делать почти два десятка различных машин.

— Какие комплектующие вы используете?

— Мотор-редукторы, редукторы, пульты управления и системы распыления пока только иностранные. Контракты с производителями у нас прямые. Система распыления дождевальных машин очень сложна. Угловая скорость на 500 метрах различна, и в каждой точке вы должны одинаково полить. Для этого надо рассчитать давление в системе, радиус распыления и даже размер капель.

Американская компания Nelson — мировой лидер по системам орошения — сильно нам помогает несмотря на санкции. Впрочем, как и испанцы. Мы разработали конструкцию тауэр-боксов — они ее для нас производят. Комплектующие нам также поставляют из Канады и ЮАР. Вообще, поставка комплектующих — сложная тема. Взявшись за сельхозмашины, мы столкнулись с тем, что в России нет хорошего металла: он идет или на оборонзаказ, или за рубеж. Поэтому сегодня основная проблема — это входной контроль. Даже для одной партии метизов одного и того же поставщика-производителя нет понятия однородности продукции.

«ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО, ПОЛЕЗЛИ В МАШИНОСТРОЕНИЕ»

— Чем вообще вы сейчас занимаетесь?

— Я совладелец двух компаний: «Экотехпром» — занимается производством коммунальной техники и консалтингом в сфере обращения отходов — и «Экосфера» — это уже сельхозтехника. Сейчас как раз идет процесс юридического оформления моей доли.

— Какую коммунальную технику вы предлагаете?

— Для российского рынка мы выпускаем 19 видов машин: для вывоза картона, ПЭТ-бутылок, мойки контейнеров, сбора твердых бытовых отходов или же крупногабаритного и строительного мусора, вывоза стекла или биологических отходов. Мы производим все виды спецтехники для вывоза ТБО и крупногабаритных отходов и вторсырья.

— Все это мусоровозы?

— Не только. Есть и пылесосы: несколько видов дорожных и сложные аэродромные. Если, к примеру, у тротуарного пылесоса скорость порядка 5 - 6 километров в час, то аэродромный ведет уборку со скоростью 40 - 60 километров. Две такие машины в мае мы поставили Домодедово. Но и мусоровоз мусоровозу рознь: есть огромные, для двухступенчатого вывоза, на 40 - 50 кубов, которые прессуют отходы за счет вращения всей емкости, есть малые. Всю эту коммунальную технику мы собираем для рынка России и СНГ.

— Можно ли в вашем случае говорить о производстве?

— Мы производим мусоровозы по лицензии. В зависимости от вида они называются ЭТП-01, ЭТП-02, 03 и т. д. Но это не значит, что мы выпускаем технику под своим брендом. На их спецчасти значится Faun. Это наш немецкий партнер, который входит в состав Кirchnoff cruppe. Она объединяет 5 брендов мусоровозов: Faun — это премиум-класс. Zoller — бизнес, Simat — эконом и т. д. Начав производить коммунальную технику, мы стали глубже в нее вникать.

— Ее так легко произвести?

— У нас хорошие учителя. Немцы все-таки мировые лидеры. Мы к ним ездили, обучались. Пятеро наших специалистов, включая меня, получили международные сертификаты по инженерной подготовке.

В 2007 году к нам многие отнеслись скептически: «Делать нечего, полезли в машиностроение». Мы закупали в Казани у немцев и шведов элементы оборудования, самостоятельно его собирали и получали машины, которые нам необходимы. Например, пауэр-прессы с подъемниками для крупных бытовых отходов используются только в России.

«У нас в Казани небольшой завод. Мы объединили три площадки, которые ранее арендовали»

— Почему?

— Потому что в Европе собирают только дерево или деревянные рамы без стекла. А у нас крупногабаритные отходы включают в себя все, вплоть до бетонных блоков. На площадках обычно определено место для отходов, которые не лезут в обычный мусоровоз. А, например, в Анапе все собирают одним мусоровозом. Местной управляющей компании, обслуживающей жилой фонд, перевозчик выкручивал руки, назначая огромные тарифы, хотя полигон находится рядом с городом. Прежде там работало 6 машин, а сейчас со всем городом справляется одна наша маленькая 12 кубовая машина. Все зависит от того, как выстроить логистику сбора отходов и их вывоза.

— Вас не упрекают в том, что вы производите импортную технику вместо того, чтобы создать свою?

— Заново создавать оборудование, над которым у немцев работала целая инженерная школа, — это все равно, что пытаться изобрести велосипед.

— Где находится ваше производство?

— У нас в Казани небольшой завод. Мы объединили три площадки, которые ранее арендовали. Выкупили базу со всеми подъездными путями, крановой установкой, построили новый цех.

— К заемным средствам не прибегали?

— Пришлось: в текущей обстановке поднять любое производство затратно. Мы использовали собственные средства, частных инвесторов и банковский кредит.

— Какова общая сумма инвестиций?

— Порядка 100 - 120 миллионов рублей.

— Какие у вас мощности?

— Мы можем собирать до 20 - 30 единиц техники в месяц.

«В разработанной программе, к примеру, вы не найдете отходы переработки недр. И это в республике, где идет нефтедобыча!»

— Сколько ваша техника стоит и насколько востребована, все-таки на дворе кризис?

— От 6 до 16 миллионов рублей. География поставок у нас широкая: Иркутск, Волгоград, Екатеринбург, Ростов, Москва. В Казани эксплуатируется порядка 40 наших машин Faun. А в целом в России сегодня используется всего более 300 таких машин. Основные наши потребители — Казахстан и Киргизия.

— Для них бренд играет роль?

— Эффективность использования. Там к руководству компаний пришли люди, которые обучались за рубежом, у них другой подход. Тот же Бишкек сейчас закупил 6 машин, планирует взять еще порядка 20. Астана и Алма-Ата работали на китайской и российской технике, а сейчас тоже оценили эффективность машин Faun. Мы же ведем и сервисное обслуживание. Срок устранения недостатков — сутки, максимум двое.

«В КАЗАНИ ДОЛЖНО ВНЕДРЯТЬСЯ ТОЛЬКО САМОЕ ЛУЧШЕЕ»

— Ваш интерес к этой проблематике не случаен?

— Большая группа специалистов нашей компании начиная с 2007 года работала в предприятии ПЖКХ группы компаний «Чистый город» — я им руководил. Мы занимались проблемами отходов Казани.

«Мусоровоз мусоровозу рознь: есть огромные, для двухступенчатого вывоза, на 40 - 50 кубов, которые прессуют отходы за счет вращения всей емкости, есть малые и т. д.»

— Что удалось сделать?

— Мы спроектировали и построили два полигона. Проект рекультивации «Самосырово» тоже был разработан с нашим участием, но, к сожалению, реализовать его не удалось. За короткий срок завершили проектирование и строительство станции сортировки, двух перегрузочных станций и реконструкцию работы всего предприятия. В том числе мы очень активно изучали иностранный опыт. И не только европейский. Городские власти ставили жесткое условие: в Казани должно внедряться все только самое лучшее. Многие вопросы, связанные со сбором и переработкой отходов, их захоронением, в разных странах разрешаются по-разному.

— Игроки мусорного рынка утверждали, что ПЖКХ в Казани безраздельный монополист...

— В 2011 - 2012 годах, когда ПЖКХ владело от 60 до 75 процентов столичного рынка отходов, мы специально 25 - 40 процентов оставляли малым предприятиям. Мы встречались со всеми игроками, собирали их в единый кулак, чтобы выработать единую стратегию развития не только города, но и республики. Но в апреле-мае 2013 года совладельцем ПЖКХ стала корпорация «Ростех». Стратегия развития компании поменялась.

— Не могу не спросить: во время работы в ПЖКХ вы стали фигурантом уголовного дела — речь шла о взятке за прохождение госэкспертизы полигона. Как такое могло произойти?

— Мне многие задают этот вопрос. Могу сказать одно: полигон введен в эксплуатацию, результаты его экспертизы признаны действительными, а все дела организованной преступной группы до сих пор рассматриваются в суде...

«КОГДА Я УВИДЕЛ, КАК УБИРАЕТСЯ «КАЗАНСКИЙ ПОСАД», У МЕНЯ ВОЛОСЫ ВСТАЛИ ДЫБОМ»

— Центр города всегда чище, чем окраины. Там тщательнее убирают?

— Возможно. Другой вопрос — как. Когда в 2007 году я увидел, как убирается префектура «Казанский посад», у меня волосы встали дыбом. В подворотню заезжает бортовая машина. Контейнер переворачивается, его содержимое вываливается на землю. Малая самоходная машина «Барсик» все это подбирает и загружает в самосвал в лучшем случае. А обычно — в бортовую «газель». И это при том, что мусор — самая агрессивная среда. Поэтому мы в ПЖКХ закупили четыре различных вида техники только по твердым бытовым отходам.

— Чем они различаются?

— Скоростью и объемом погрузки, коэффициентом уплотнения: у одной машины он может быть 1 к 8, а у другой — 1 к 3,5. В результате на одном мусоровозе вы сможете вывезти 50 кубов отходов, а на другом 120. Уже не говоря о том, что какой-то вид автомобилей можно безболезненно эксплуатировать 10 лет, а другой всего 1,5 - 2 года. Но вся эта спецтехника в большом городе необходима.

У двух новых, визуально одинаковых машин разница в эффективности эксплуатации может составлять 200 тысяч рублей в месяц. За год — 2,5 миллиона. Это огромные деньги. И так во всем — в полигонах, переработке отходов и т. д. Это экономика: для каждой операции необходим свой инструмент. Мы же суп едим ложкой, рагу с помощью ножа и вилки...

Самое дорогое в мусоровозе — это средство для сбора отходов — подъемник — и механизм их прессования. Для бункеров на 8 - 12 кубов подходят маленькие Isuzu. Есть бункеровозы на 22 - 24 куба, а есть и автопоезда. Какой способ сбора и вывоза отходов выбрать, зависит от многих причин.

Например, если в начале 2008 года мы в среднем за смену вывозили 2,5 бункера отходов по 10 кубов, то в 2011 году план составил уже 12 бункеров.

— Потребность увеличилась?

— Не потребность — производительность. Сначала у нас по Казани курсировали 112 - 116 машин. А в 2013 году выходило уже всего 50 - 55 машин, хотя объем обрабатываемых отходов увеличился почти в 1,5 раза.

«В 2012 - 2013 годах на улицах Казани стояли емкости для раздельного сбора пластика, картона и стекла. Мы даже специальную технику закупали под это дело»

— Отходы, вероятно, выгоднее везти на ближайший полигон?

— Нет. Одни отходы возятся на одни условия размещения, вторые — на другие. В зависимости от вида отходов подбираются и виды транспорта. И техника должна постоянно обновляться. В Германии крупные компании берут новую технику в лизинг на три года. Затем по системе trade-in сдают ее на завод. А он, отремонтировав, сдает ее в аренду. В свободной продаже в Европе подержанных машин Faun младше 10 лет вообще нет.

— Может, немцы просто избалованы? Или у них есть соответствующая госпрограмма, чтобы не простаивал завод.

— Никакого каприза: прагматизм и расчет везде и во всем.

— Но если из старенького мусоровоза ничего не вываливается, почему бы не продолжать вывозить на нем?

— Важно состояние техники, которая обеспечивает неизменность техпроцесса. Сегодня вы не заменили прокладку, завтра у вас полетела более дорогостоящая деталь. Не заменили ее, поменяете весь узел.

Вывоз отходов вообще жестко связан с экономикой предприятия-перевозчика. Всего лишь 4 секунды разницы во времени погрузки отходов из контейнера в машину дают 15 - 20 тысяч рублей экономии в месяц. Но у нас, к сожалению, не привыкли считать или не хотят.

В свое время мы 1,5 года занимались программой переработки резинотехнических изделий и автомобильных шин. У нас их утилизация составляла 2 процента, это при том, что в республике в год образуется 28 - 32 тысячи тонн отходов шин. Мы привезли из Германии, где, кстати, всего 12 заводов, образцы переработанной резины. Отдали образцы на переработку, подписали договор с «Нижнекамскшиной», с КАМАЗом. Они произвели новую шину, испытали. Мы разработали проект строительства завода по переработке шин в Казани. Но кто-то убедил президента республики построить такой же завод на территории ОЭЗ «Алабуга». В результате мы поставили крест на всех изысканиях.

— Но от Казани до Елабуги вроде бы не так далеко.

— Завод построен не тот и не там. Сегодня он загружен на 15 - 20 процентов. Что-то еще нужно объяснять? В него вбухали государственные деньги, а мы хотели привлечь частные инвестиции. Они до сих пор не знают, что делать с продуктами переработки, а у нас был сбыт за рубеж. И это только один из примеров.

«Мы довольны: у нас пока единственная машина в России, сертифицированная по стандартам Евроазиатского экономического союза»

«ПОТРАТИЛИ ОГРОМНЫЕ ДЕНЬГИ. И НАСТОЛЬКО БЕЗДАРНО!»

— Что сейчас в целом происходит с отходами в республике?

— Татарстану необходима сбалансированная комплексная программа обращения с отходами, в которой был бы рассчитан их объем, лимиты полигонов, выстроена логистика и т. д., чтобы понимать, что дальше с этими отходами делать и каких затрат это потребует.

— И такая работа, как известно, была проведена.

— Министру строительства Иреку Файзуллину на июльской встрече «Власть: откровенный разговор», полагаю, было неприятно за документы, которые были обнародованы. Потрачены огромные деньги — больше 22 миллионов. И настолько бездарно! Когда я посмотрел проект программы, для меня стало очевидно: кто-то делает вид, что работает, а кто-то — что удовлетворен этой работой.

— Что не так?

— Прежде чем что-то делать с отходами, необходимо понять, какие они. В Татарстане большое количество перевозчиков, которые могут их состав разложить практически за бесплатно. Но эта работа по непонятной причине была поручена неизвестной группе из Нижнего Новгорода за 4,5 миллиона рублей. Она пришла к выводу, что у нас образуется 200 - 230 килограмм отходов на человека в год. Подсчет явно подгоняли под численность населения. Хотя, например, в Кировском районе Казани вес 1 куба отходов составляет 95 килограмм, в Новосавиновском — 110, а в Приволжском или Советском все 145 килограмм. И состав отходов в разное время в разных районах разный: в одном больше упаковки, в другом — органики, в третьем — стекла. Свою лепту вносят предприятия. Работая в ПЖКХ, мы не могли понять, почему у нас с утра вес 1 куба отходов на 10 процентов больше, чем после обеда. Дело оказалось в дорожном смёте — дворники убираются с утра. Замечу: заказанные минстроем данные уже давно есть в отчетах и исследованиях Росприроднадзора РТ.

Меня очень сильно удивило отношение министерства к разработке комплексной программы, которая, вообще-то, должна учитывать перспективы развития региона на 20 лет. В ней все должно быть взаимосвязано. И когда речь идет о введении пиролиза или прямого сжигания отходов с дожигом при температуре 1200 градусов, надо знать состав отходов. Техпроцесс должен подбираться под сырье и условия, а не наоборот.

— Наверное, не все еще можно сжигать.

— Конечно. И нужно ли это делать? И когда мне говорят о том, что у нас будет строиться мусоросжигающий завод...

— Вы про завод «Ростеха» за 19 миллиардов?

— И об этом тоже. Я не знаю, какую технологию он предполагает. Но, например, в США к 1998 году было введено в эксплуатацию порядка 220 заводов по сжиганию отходов. В 2004 году их осталось 130. Знаете, в чем причина демонтажа?

— В экологии?

— Именно. Возникает второй вопрос: где сейчас эти заводы? Специалисты из США на наш вопрос ответили: «У вас, в Восточной Европе и в Азии». Причем после демонтажа эти заводы были проданы за 5 - 8 миллионов долларов, а у нас предлагаются по цене от 40 до 130 миллионов. О чем это говорит?

— Вероятно, о чьей-то выгодной коммерческой сделке.

— Чьей? И чем это пахнет для населения? В какие средства обойдется ликвидация последствий, исправление ситуации, восстановление среды и здоровья? В республике в год образуется 1 миллион 600 тысяч тонн ТБО. Процентов 20 из них перерабатывается самими образователями. Полимеры никто не будет выбрасывать. Как и картон со стеклом. Медицинские отходы — другое дело.

— У нас уже где попало находят ампутированные руки и ноги...

— Это начало. Другой вопрос: с чем они — с гангреной или какой-то другой болезнью? К сожалению, многие об этом не задумываются и не предполагают, что будет, если это попадет в другую среду... Комплексная программа обращения с отходами должна учитывать все виды и классы отходов. Но в разрабатываемой программе, к примеру, вы не найдете отходы переработки недр. И это в республике, где идет нефтедобыча!

— А интрига с региональным оператором разрешилась?

— Предполагаю, что эти функции возложат на несколько частных инвесторов.

— Так определено в законе?

— Да. Но если власть заинтересована сохранить контроль, она его сохранит. Если же сейчас все отдать коммерсантам, они натворят такое, что потом будем расхлебывать десятилетиями. В Гамбурге и Дюссельдорфе полномочия по обращению с отходами и дорожному содержанию сначала передали было частным компаниям. Но по прошествии времени снова вернули под муниципальный контроль. К чему повторять ошибки? Частный инвестор не заинтересован в снижении издержек и улучшении качества техпроцесса. Он заинтересован лишь в увеличении тарифов.

— То есть контроль государства все-таки нужен? Но ведь оно себя тоже, как видим, ведет неразумно.

— А зачем мы закрываем на это глаза? Меня беспокоит другое: наша республика всегда была флагманом во всех начинаниях, а тут она идет в фарватере.

— Что же делать?

— Если нет опыта — привлеките специалистов.

— Если бы вам предложили поучаствовать, вы бы согласились?

— Два года назад, когда все это начиналось, — с удовольствием. Тогда, кстати, мы предлагали минстрою РТ разработать эту программу за 3 - 4 миллиона рублей. Вплоть до того, что часть материалов были готовы передать бесплатно. Они заплатили «Татинвестгражданпроекту» 16 - 18 миллионов. Возможно, он и сможет спроектировать полигон, но не разработать комплексную программу обращения с отходами в регионе. Нет у него пока такого опыта и специалистов.

«Емкость отечественного рынка оценивается в 2,5 тысячи машин в год. Мы в этом году готовы произвести 50 единиц»

«ПЕРЕВОЗКА ОТХОДОВ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ — ЭТО ЗАКАТ СОЛНЦА ВРУЧНУЮ»

— Что еще вас удивило?

— В программе делается ссылка на лимиты полигонов, которые находятся на стадии проектирования или только строятся и вводятся в эксплуатацию по очередям. По многим объектам нет ни инвестиционных, ни производственных программ. Не учтены затраты на рекультивацию. Но разработчики уже берут в расчет эти лимиты. Уже не говоря о том, что в инвестиционных расчетах программы расходы на строительство объектов инфраструктуры завышены кратно. Средства будут направлены на что- то другое. Это уже заложено в программе!

Интересна и логистическая схема движения отходов. Их, например, планируется возить из Буинского района по железной дороге с плечом 80 километров на Зеленодольский полигон, рядом с которым нет станции. Вообще-то, везде отходы перевозят на расстояние 250 километров автотранспортом. Свыше можно говорить уже о водном и железнодорожном транспорте. На 80 километров перевозить отходы по «железке» — это закат солнца вручную: слишком дорогостоящее удовольствие.

— Прежде у нас возили мусор по железной дороге?

— Никогда!

— А полигонов для захоронения у нас достаточно?

— На территории республики их сегодня 54. Ни один, по моим данным, еще не рекультивирован — не приведен в состояние, при котором существенно замедляется его негативное воздействие на окружающую среду. Для сравнения: в Израиле с его 6 - 7 миллионами населения в 1998 году было так же 54 полигона. В 2008 году их осталось 9, а сегодня — всего 4.

— Они бережно относятся к своим землям.

— Почему мы считаем, что должны относиться по-другому? У нас в республике единственный полигон соответствует международным стандартам — это построенный в Казани полигон на Химической за «Казаньоргсинтезом». Но сейчас на нем закончился лимит, а когда начнут и завершат вторую очередь, не ясно. Мы еще в 2007 - 2008 годах говорили о том, что необходимо сокращать число муниципальных полигонов и вкладывать средства в реальные объекты захоронения и утилизации, а не в свалки. Ни один полигон не имеет нормальной гидроизоляции. В большинстве случаев используется известный еще с 1932 года «глиняный замок» — изоляция основания глиной. Глина, к сожалению, тоже имеет пропускную способность. И пятно тяжелых металлов со временем расползается, попадая в грунтовые воды. А они перетекают в источники, из которых мы берем воду...

Большинство операторов безответственно эксплуатирует полигоны, а потом забросит, хотя деньги на часть мероприятий по рекультивации они уже получают в составе тарифа. Это деньги населения. Та же женщина, которая платит за коммунальные услуги, может потратить их, скажем, на бассейн или секцию для ребенка. Программы рекультивации полигонов должны быть в составе комплексной программы обращения с отходами.

«Мы и производство мусоровозов начинали с одного вида, а в итоге стали изготавливать 19 различных машин»

— Но вы их там не увидели?

— Нет, конечно. О чем говорить, если министр строительства республики во всеуслышание на встрече с предпринимателями сказал, что раздельный сбор мусора — это уже не тренд, и якобы в Германии все отходы снова смешивают. Я, честно говоря, был шокирован!

В 2012 - 2013 годах на улицах Казани стояли емкости для раздельного сбора пластика, картона и стекла. Мы даже специальную технику закупали под это дело. Немцы тогда нам сказали: «Вы делаете то, что мы делали 15 - 20 лет назад».

— А потом эти емкости убрали?

— К сожалению. Да, это не просто. Но я не верю, что в отдельно взятом населенном пункте, да и в регионе нельзя организовать раздельный сбор отходов. Инструмент один — экономика: если ввести разный тариф на разделенный и не разделенный мусор, люди не могут не среагировать. К примеру, в немецком Бремене вывоз смешанных отходов стоит 80 евро за контейнер и 10 евро или вообще бесплатно — разделенных. Уже не говоря о том, что каждый вид отходов обрабатывается и захоранивается по-разному. В том же Хельсинки на полигон отводится порядка 300 гектар, в США вообще все 900. И на них находится 9 каскадов озер: идет водоочистка и водоподготовка, сжигание, переработка различных видов отходов, их захоронение. А у нас полигон составляет всего 60 - 70 гектар.

— Но, как сообщил на днях татарстанский минстрой, разработка территориальной схемы обращения с отходами в республике уже завершена. Более того, ее утвердил кабмин. К чему, на ваш взгляд, это может привести?

— К неправильному развитию отрасли, увеличению затрат и сроков реализации проектов. Для республики при правильном планировании обращение отходов — это вообще-то неплохая доходная часть и источник федерального финансирования.

— Насколько значительная?

— Оборот отрасли составляет порядка 2,5 - 3 миллиардов рублей в год.

«В том же Хельсинки на полигон отводится порядка 300 гектар, в США вообще все 900. А у нас полигон составляет всего 60 - 70 гектар»

«Я БЫЛ ДИКОРАСТУЩИМ ОФИЦЕРОМ»

— Кто вы по образованию?

— У меня их два. Я окончил Казанское высшее военное командно-инженерное училище по специальности «инженер-механик летательных аппаратов».

— Отсюда пылесосы для аэродромов?

— Да (смеется). В нашем училище была очень хорошая инженерная школа. А позже получил еще и юридическое образование. Я 12 лет отслужил в армии — в Закавказье, в группе советских войск в Германии и на Дальнем Востоке. Был дикорастущим офицером. Но понял, что это дорога в никуда, и уволился в чине капитана в 1990 году по сокращению штатов.

— Чем занялись?

— Строили цех микроэлектроники в Казанском приборостроительном конструкторском бюро. В нашей инженерной группе есть даже выпускники МВТУ имени Баумана — два москвича ныне живут здесь. Они проектируют создаваемое нами оборудование и контролируют производство.

«Пауэр-прессы с подъемниками для крупных бытовых отходов используются только в России»

— Например?

— Стенды для сборки металлоизделий, применяемые в производстве тех же поливальных машин. Закупать их за рубежом слишком накладно. Дорогущие стапели — а это основа для производства — мы опять-таки изготовили сами. У нас работают не какие-то самоучки, а люди с инженерным образованием. К примеру, одно из крупнейших хозяйств Самарской области полгода не могло добиться сервисного ремонта дорогой импортной техники. Двое наших ребят отремонтировали машину за 16 часов. Самарцы, которым наша помощь обошлась всего в 60 тысяч рублей, были сильно удивлены: «Вы же занимаетесь совсем другим!»

— Вы чем-то увлекаетесь?

— Сейчас главное мое увлечение — это командировки (смеется). Мы почти постоянно в полевых условиях испытываем дождевальные машины.

— И традиционный вопрос «БИЗНЕС Оnline»: какие три ваших секрета успешного бизнеса?

— Прежде чем входить в тот или иной проект, мы внимательно просчитываем экономическую целесообразность продукта, с которым входим. Второе — это копать до руды. В любое дело погружаемся с головой. И третье: если наши начинания не ведут к требуемому результату, мы быстро ставим на них крест и, используя эти наработки, переходим к следующему шагу.