Дмитрий Маслеев Дмитрий Маслеев Фото: архив «БИЗНЕС Online»

«Я НЕ ПРИВЕРЖЕНЕЦ АУТЕНТИЧНОГО СТИЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ»

— Дмитрий, после XV конкурса имени Чайковского прошел год. Какое ощущение от конкурса сохранено вами в качестве самого удивительного? Что из случившегося на конкурсе вы не предполагали в связи со своим участием?

— Что не предполагал? Что такой результат будет, не предполагал...

— То есть вы шли на конкурс не за результатом?

— За каким-то результатом я все-таки шел. Но важнее для меня была репутация конкурса имени Чайковского — все-таки он самый-самый. Я знал, что будут трансляции, это тоже для меня было важным. И вообще хотелось на нем выступить, поскольку этот конкурс — самый, наверное, масштабный, очень много внимания к себе привлекает... Еще мне кажется (может, это только мое ощущение), что последний конкурс оказался очень сильным.

— Люди, которые давно следят за конкурсом имени Чайковского, знают насколько непросто порой складывается лауреатский корпус. Любимцы публики победителями становятся реже, чем хотелось бы. Могли бы вы себя «зарифмовать» с кем-то из участников прежних конкурсов?

— Да нет, ни с кем. Я об этом вообще не задумывался. Для меня задача была выступить в своем стиле и отточить программу на уровне, близком к максимальному с точки зрения моих возможностей.

— Что вы называете «своим стилем»?

— Ой... Не знаю... Я анализировать, если честно, не очень люблю...

— Не знаю, не люблю или не хочу?

— И то, и другое, и третье. Знаете, играется так, как играется, конечно, с учетом всего, что мне дали педагоги и в первую очередь мой консерваторский педагог Михаил Степанович Петухов. Он же прекрасный концертирующий пианист!

— Поскольку вы участвовали во многих конкурсах, хочу спросить: что отличает конкурс имени Чайковского от других состязаний?

— Прежде всего объем программы. Для самого конкурса Чайковского, наверное, хорошо, что первый тур был в этот раз традиционный. В прошлый раз, насколько я помню, дозволялись более свободные программы. Хотя, конечно, полифония, классическая соната и этюды, в принципе, исполняются в обязательном порядке на многих конкурсах. Просто на конкурсе имени Чайковского все это как-то более строго выстроено, что ли. Логика движений от тура к туру более строгая.

— На втором туре вы сразили всех исполнением Концерта Моцарта. Скажите, а вообще сегодняшний Моцарт — что это для вас?

— Поскольку мы играем на концертных роялях в больших концертных залах, для меня Моцарт — ну как бы не предмет исторического музицирования. Мне это не близко. Я не приверженец аутентичного стиля исполнения, ну какой аутентичный стиль, если мы играем не на молоточковом, а на концертном рояле. Впрочем, было приятно выступать с тем оркестром (камерный оркестр п/у Алексея Уткинаприм. ред.), с которым я играл Моцарта на конкурсе.

.
Фото: пресс-служба ГСО РТ

«В МОСКВУ ЖЕ ПОСТУПАЮТ НЕ ТОЛЬКО МОСКВИЧИ»

— Актуально ли для вас понятие «русская исполнительская школа»?

— Конечно, меня сформировала русская исполнительская школа. Кого я к ней отношу? В моем случае это Гольденвейзер, Татьяна Петровна Николаева, мой педагог Михаил Степанович Петухов. Я, например, год провел в фортепианной академии на озере Комо в Италии. И там были русские педагоги — Дмитрий Александрович Башкиров, Владимир Мищук, другие. В общем, русская фортепианная школа никуда не делась. Да и мне, чтобы совсем уйти от себя куда-то, я не знаю что должно произойти.

— Как строилось обучение в итальянской академии?

— Обучение там строится довольно просто. Раз в месяц приезжает педагог, съезжаются студенты — они же, как правило, еще где-то учатся. И раз в месяц — три дня интенсивных занятий. Такая атмосфера... почти кабинетная. Там же не тысячи студентов — 6 - 7 учеников. Это, скорее, стажировка, которая проводится, как я уже сказал, параллельно основному образованию.

— Вроде вы там целый год провели...

— Не сказать, чтобы я там прямо стационарно жил: все-таки выезжал к себе в Улан-Удэ, в Москву. Но в общем я там действительно провел целый год. Это была моя идея.

— Понятно: полюбили Италию. После детства, проведенного в Улан-Удэ, и московской юности Италия многое в вас изменила?

— Знаете, это же не быстро, не вдруг произошло. Мои переезды — вообще долгая и очень постепенная история. Ольга Черных — мой первый педагог в Улан-Удэ — была даже не из музыкальной школы, а из студии. Потом я учился у Елены Степановой. Впервые я выехал из Улан-Удэ в Новосибирск на учебу в 14 лет. Это был подростковый возраст, когда, наверное, начинается формирование взглядов. Тогда я впервые подумал, что жизнь моя, возможно, будет связана с музыкой. Хотя я не знал точно, каким образом она будет с нею связана. В Новосибирске я учился целых три года у замечательной Ирины Исаевны Берман. Она меня и подготовила к мысли о московской консерватории. Для меня это был шаг большой, рискованный даже, поскольку я спокойно мог и не поступить. Но все сложилось хорошо.

Комплекс провинциала испытывали?

— Наверное, что-то такое было. Но в Москву же поступают не только москвичи. Честно говоря, среди моих близких друзей ни одного москвича и не было. Самый лучший мой друг студенческий — Филипп Шпартов — из Минска. Кстати, он специально приезжал поддерживать меня в дни конкурса имени Чайковского. Еще дружил с пианисткой Адой Горбуновой — она была из Екатеринбурга, и с Ильей Кузнецовым,а он был из Пензы.

— Какое-то время после поступления ушло на дуракаваляние?

— Поступил я в 2006 году. В августе, наверное, отдохнул чуть-чуть. А потом, когда началась учеба, уже не до дуракаваляния было. Начиная со второго курса я стал выезжать на конкурсы. Сначала это был юношеский конкурс имени Рахманинова в Тамбове. Потом съездил первый раз за границу, в Румынию. На третьем курсе съездил первый раз в Италию и не раз потом возвращался туда на конкурсы — их же там миллиарды. Запал на эту страну. Первым моим итальянским конкурсом был конкурс концертов в Канту.

— Что играли?

— Ой, знаете, играл я там как раз Двадцатый концерт Моцарта и «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова.

— Сразу была установка на большой концертный пианизм?

— Никакой особой установки не было: играл то, что нравилось, очень нравилось, потому и играл. Говорю с вами, и сразу вспомнилась моя первая Италия — это был май, красота необыкновенная, конкурс концертов в Канту. Италию я полюбил сразу, часто стал там бывать. Есть же стандартные туристические маршруты, а есть более интересные направления. Я обошел-объехал весь север Италии: Милан, Рим, Венеция, Пиза, Флоренция, север-юг. Был в маленьких городах. Какой-нибудь Кьети... А еще среди небольших милых городов очень полюбился Вьетри — это на Амальфитанском побережье, а оно невероятной красоты — и архитектура, и природа. Все в доступности абсолютной, потому что сконцентрировано на каком-то очень маленьком пространстве.

Раньше я какие-то красивые города, памятники, знаменитые соборы видел только в распечатанном виде или на экране. Конечно, совсем другое чувство, когда находишься с чем-то таким рядом. Больше всего я люблю гулять и ненароком заходить в какие-то музеи. Во Флоренции пришлось ненароком отстоять трехчасовую очередь в Уффици. Но оно того стоило.

.
Фото: архив «БИЗНЕС Online»

«НА ФЕСТИВАЛЬ ИСПОЛНИТЕЛИ ПРИЕЗЖАЮТ И ПОТОМ СРАЗУ ЖЕ УЕЗЖАЮТ КУДА-ТО ЕЩЕ»

— Так «вкусно» рассказываете! Но вернемся к вашей фортепианной жизни. Какие-то идеи вас навещают: каким образом и куда развивать репертуар, как совмещать классическое и современное на «очень маленьком пространстве» клавирабенда?

— На этот ваш вопрос я с удовольствием ответил бы лет через 10, поскольку сейчас главная задача — освоить базовый репертуар. А нам — пианистам — очень повезло: он у нас очень обширный. Сейчас важен оркестровый материал. У меня, по крайней мере, именно этого просят.

— Кто просит?

— Оркестры, филармонии. И уж коли у меня сейчас возник шанс реализоваться в качестве концертного исполнителя, я должен работать над этим.

— Сколько концертов с оркестром у вас уже в репертуаре?

— Если я сыграю все, что запланировал в этом году, то у меня будет 15 концертов. Хотя, это такой вопрос... (смущенно улыбается). Шостаковича Концерт №2, например, я выучил специально для казанской записи.

— Как композитор он вам близок?

— Ну это же один из столпов отечественной музыки!.. Никаких проблем преодоления, подготовки к чему-то через силу в его материале не было.

— К Шостаковичу мы еще вернемся, а пока скажите: с кем в этот послеконкурсный год вы выступили?

— Самый первый — это был оркестр Тихоокеанского фестиваля под управлением Валерия Гергиева. С ним мы выступали в Приморье и в Японии. Для меня молодежные проекты вроде этого — всегда радость и счастье, люблю общаться и выступать со сверстниками. Особенно приятно видеть в составе оркестра каких-то своих друзей-знакомых. Так. Потом был оркестр Мариинского театра. Первый концерт Чайковского играл с оркестром Светланова (Государственный симфонический оркестр России прим. ред.) под управлением Владимира Юровского. С Национальным филармоническим оркестром Спивакова играл. С оркестром Московской филармонии под управлением Юрия Ивановича Симонова играли Второй концерт Рахманинова — это было в «Филармонии-2» — очень хороший зал, акустически очень приятный.

Дважды побывал в Японии. Второй раз — вот буквально недавно: играли с оркестром Башмета Концерт ре-минор Баха. Поразился, какой большой был зал в Токио — на две-три тысячи мест! Выходишь, видишь это пространство... Эх! Настроение такое приподнятое, хотя и волнуешься.

— А на фестивали вас приглашают?

— Буквально в июне на фестивале в Брешии играл сольные концерты. Знаете, для меня не то чтобы шок, но все-таки большое событие — открывать программку фестиваля и видеть именитых людей и себя среди них. Странное такое ощущение: вчера на фестивале играл Михаил Васильевич (Плетневприм. ред.) или Григорий Соколов, а завтра — Юджи Ванг. И я среди них. Но вот пересечься или пообщаться не особо получается: на фестиваль исполнители приезжают и потом сразу же уезжают куда-то еще.

.
Фото: пресс-служба ГСО РТ

«В КАЗАНИ Я ВПЕРВЫЕ „ПИШУСЬ“ С ОРКЕСТРОМ»

— Помучаю вас вопросами о Казани. Вот вы записываете Второй концерт Шостаковича. А вообще-то у вас большой опыт записей?

— В Казани я впервые «пишусь» с оркестром. Точнее, вообще впервые записываюсь.

— Процесс записи от концертного выступления, понятное дело, сильно отличается. Скажите, что вас во время записи особенно раздражает?

— Да ничего не раздражает. Есть, конечно, в этом деле своя специфика. Вот опять оно это место вылезло, надо переписывать, снова переписывать...Зато когда удачные большие дубли записываются сразу, это просто поднимает настроение! Вторую часть концерта мы, например, подряд сыграли три раза: были отмечены какие-то ну совсем маленькие детали, которые надо было подретушировать. Концерт сам по себе не то чтобы технически сложный. Но он фактурно непростой — надо было добиться прозрачности. Это было очень интересно.

— Вы сами выбрали Второй концерт Шостаковича или вам его предложили?

Нет, это был именно мой выбор. А осенью мы его будем играть в Москве с Юрием Ивановичем Симоновым.

— Слышите других авторов, которые «мерцают» в этом тексте Шостаковича?

— Конечно, слышу. Кстати, недавно я играл написанные очень рядом квинтеты Шостаковича и Вайнберга. Шостакович чуть раньше написал свой квинтет. Но у них стихийно многие похожие моменты обнаруживаются с точки зрения настроения, атмосферы какой-то общей.

— Вот сейчас вы обнаружили замечательное качество, выдающее ваш талант составителя собственных концертных программ. Уже приходилось заниматься чем-то подобным?

— Во Франции на фестивале фортепианной музыки в Ла Рок д`Антерон попрощался с одной такой программой — Партита Баха, Соната Шумана, Шуберт в обработке Листа, мой конкурсный этюд Листа, Соната Метнера «Воспоминание», две пьесы из 72-го опуса Чайковского. А сейчас кипит работа над всеми 18 пьесами 72-го опуса. Готовлю программу позднего Чайковского, а это же его самый последний фортепианный опус. Собираюсь выпустить программу в будущем году.

— Вы же молоды! Не страшно в 28 лет браться за позднего Чайковского?

— Не страшно, наоборот. Интересно очень. Просто, мне кажется, играть позднего Чайковского надо бережно очень.

— Задев ваш возраст, подумала, что конкурсное времечко-то ваше подходит к концу...

— И слава богу! Потому что конкурсы — это нервы. Гораздо лучше поехать на фестиваль или с оркестрами выступать. Благо сейчас у меня такие возможности появились.

.
Фото: архив «БИЗНЕС Online»

«ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ ИГРАТЬ С ТАКИМ, КАК У СЛАДКОВСКОГО, ОРКЕСТРОМ»

— В перерывах между записями с удивлением познакомилась с вашими казанскими друзьями. Оказывается, вы здесь несколько лет жили...

— Так получилось. Я даже не два, а три года здесь прожил. Да и до этого тут бывал. Работал концертмейстером в ДМШ №11 — аккомпанировал инструменталистам, скрипачам, хору. Это было не распределение — это был такой заработок, который мне удавалось совмещать с учебой в аспирантуре Московской консерватории. Ну а в Казанскую консерваторию я — так вышло — приходил, чтобы взять класс и позаниматься. Думаю, местные студенты меня недолюбливали — проблема свободных классов для занятий везде ощущается достаточно остро. Конечно, я не то чтобы очень серьезно об этом говорю...

— Какие годы это были?

Ну где-то с 2011 года по 2014-й.

— То есть Александр Сладковский уже работал в Государственном симфоническом оркестре Татарстана. А вы-то на его концерты ходили?

— Конечно, ходил. Особенно когда приезжали пианисты. Например, когда тут выступал Николай Луганский — очень он мне нравится. Я и в Москве любил на него ходить. На Бориса Березовского еще. Никаких предчувствий тогда, конечно, не было. Просто в принципе очень хотелось играть с таким, как у Сладковского, оркестром.

— Одна мечта сбылась. О чем еще мечтаете?

— Да не до мечты пока! Выполнить бы все задачи, которые передо мной стоят. В календаре-то у меня их много. Пусть это не прекращается! Хотя я понимаю, что какая-то степень рациональности должна быть в моем расписании, чтобы не было кучи кучной концертов, чтобы все было в радость.