Скорее всего, в массе своей мелкий и средний бизнес в России погибнет — по крайней мере, тот, чья роль состояла лишь в формировании высоких стандартов индивидуального потребления. Он так и не осознал своей потенциальной мощи и не сформировался как консолидированный хозяйствующий субъект. Мелкая буржуазия не только стала помехой для развития крупного капитала, но и перестала быть опорой режима в политическом плане.
«ПОДАВЛЯЮЩЕЕ БОЛЬШИНСТВО СУБЪЕКТОВ МАЛОГО БИЗНЕСА В РОССИИ НИЧЕГО НЕ ПРОИЗВОДИТ»
Информационные шумы, откровенные вбросы и провокации совершенно заслонили тектонику общественных изменений в стране. На наших глазах завершается драма российского предпринимательства — владельцев предприятий малого и среднего бизнеса. Их положение радикально меняется, они стремительно деклассируются: опролетариваются, маргинализируются, переходят в разряд рантье и уж во всяком случае вынужденно сокращают личное потребление.
На протяжении всего XXI века ипэшники и ооошники всех мастей накапливали жирок. Однако на деле они сами были стратегическим запасом для крупного и очень крупного бизнеса. Собственно, для того поросёнка и держат, так чего тут драматизировать: ёмкость рынка — ключевой ресурс для его участников. Индивидуальное потребление связано с ёмкостью рынка и в итоге с реальными доходами, а, стало быть, опять с индивидуальным потреблением. Косвенным признаком больших проблем у малого бизнеса является снижение покупательской способности всего населения в целом. Оно фиксировалось на протяжении последних полутора лет.
По итогам 2015 года реальная заработная плата упала на 8,8%. Лишь в июне впервые наметился её рост — прибавка составила 1,4%. По данным Росстата, размер средней заработной платы в номинальном выражении достиг отметки в 38590 рублей.
Странно, но все убеждены, что столь высокие показатели «среднего по больнице» формируются за счёт чиновников или топ-менеджеров. Мало кто задумывался о «сумме прописью» в зарплатных ведомостях у всевозможных гендиров и владельцев компаний средней руки.
В настоящее время в стране действует около 3,6 миллионов ИП, ещё около миллиона человек — это владельцы всевозможных ООО. Они занимали нишу посредников между производством и потреблением, паразитическая работа которых заключалась в «удвоении ВВП», через взимание невероятных комиссий. До сих пор подавляющее большинство субъектов малого бизнеса в России ничего не производит: по объемам оборота на 2014 год на первом месте — предприятия оптовой и розничной торговли (15 трлн рублей), на втором — посредничество при манипуляциях с недвижимостью (3 трлн рублей), за счёт производства промышленных товаров было выручено 2,4 трлн рублей.
Однако здесь малый бизнес проявил себя с худшей стороны. Сейчас оборот фальсификата стал вопросом государственной безопасности. О том, что это проблема всероссийского масштаба, можно судить по статистике пожаров и обрушений оводела, а также данным по отравлению контрафактным алкоголем. Что может быть эффективней полного отказа от НИОКР и вывода на рынок новых линеек продукта, несоблюдения элементарной техники безопасности, упразднения входного контроля над сырьём и вообще мероприятий по мониторингу качества. А уж насколько эффективней покупать сертификаты соответствия на свою, с позволения сказать, продукцию, вместо того, чтобы производить товары, которые бы реально являлись тем, как они обозначены в бумажке с круглыми печатями. Нужно иметь гараж, бочку с мотором, чтобы бадяжить непонятную массу, и счёт в банке. От таких показателей рентабельности любой «Газпром» нервно закурит в сторонке.
Так что мантры правительства про «эффективного собственника» и «священного частника» — это разговоры в пользу бедных, точнее, стремительно деклассирующихся.
Процесс этот начался столь быстро, что президент России призвал чиновников создать условия для бизнеса, чтобы ему было не хуже в гаражах. При этом он не отказался от идеи вывести из теневой экономики 30 миллионов работающих.
По сельскому хозяйству ситуация чуть сложнее, но и там, например, на 2007 фермерские хозяйства дали всего 7,5% от валовой продукции. Они менее эффективны, чем сохранившиеся совхозы и колхозы, оборот которых в разы больше. Если сравнивать с числом посредников на рынке оборота недвижимости, то количество фермерских хозяйств в 7,6 раза меньше. Это лишний раз характеризует малый бизнес в России. Некоторым исключением являются компании, которые формировались в принципиально новых отраслях, например с развитием интернета и СМИ, однако общественная полезность их связана с тем, что товар сейчас в десять раз проще произвести, чем продать.
НАСТУПЛЕНИЕ НА МСБ
Крупный бизнес выдавливает «мелочь» с рынка из-за нехватки ресурсов, причём в данном случае в качестве ресурса развития выступает конечная ёмкость рынка. Процессы сноса мелкого бизнеса идут во всех отраслях от банковского дела до строительства. Причём осуществляется он в прямом смысле: можно вспомнить хотя бы мэра Собянина с ларьками и торговыми палатками. Даже прошлогоднее уничтожение санкционки отчасти можно связать с усилением торговых сетей, которые завязаны на российского производителя сельскохозяйственной продукции (читай: «Магнит»). Медленное наступление на мелкие компании началось даже в сфере ЖКХ. И инициатива здесь по-прежнему идёт от властей. Сначала это касалось только лишь централизованного сбора средств за услуги, следующим шагом станет создание единых теплосетевых компаний. В долгосрочной перспективе можно будет говорить о создании монстра наподобие «Магнита».
Помимо чисто экономических преимуществ, усилителем давления на мелких и средних предпринимателей становится нормотворчество. Стандартизация работ и услуг, сертификация товаров, ввод новых законодательных норм — все эти процессы идут с прямым или косвенным участием государства.
Готовят госстандарты крупные компании именно в силу того, что ресурсов у них больше. Всякую норму нужно обосновать научно, с привлечением экспертов. На проведение испытаний, замеров и прочего нужны значительные средства. В итоге шансов написать стандарт «под себя» у крупной корпорации гораздо больше. В качестве примера можно привести решение правительства об обязательной сертификации цемента в 2016 году. Эта мера вводилась для того, чтобы уменьшить долю контрафакта в отрасли.
Уже сейчас наиболее предприимчивые пытаются найти новые рынки. Отсюда так много инвесторов в отраслях с максимально быстрым оборотом. Люди с деньгами даже не утруждают себя элементарными техническими знаниями дела, в которое они вкладываются. Гораздо более результативной была бы горизонтальная кооперация мелких предприятий там, где это возможно. Осуществить её на практике не удалось из-за политической незрелости российской буржуазии «средней руки». Ей лихо удавалось транслировать свои классовые интересы сверху вниз — наёмным работникам, но сформулировать посыл властям оказалось гораздо сложней. Общественные организации, которые необходимы для диалога с властями, начали создаваться, как говаривал незабвенный Псой Короленко, «слишком поздно». Вал учредительных съездов «Ассоциаций производителей контрафакта» пришёлся на 2014-2015 годы.
«МСБ ТАК И НЕ ОСОЗНАЛ СВОЕЙ ПОТЕНЦИАЛЬНОЙ МОЩИ»
Скорее всего, в массе своей мелкий и средний бизнес в России погибнет. По крайней мере, тот, чья полезная работа для общества заключалась лишь в формировании высоких стандартов индивидуального потребления.
Он так и не осознал своей потенциальной мощи, не смог объединиться в ассоциации, не сумел уловить меняющуюся экономическую и политическую конъюнктуру, не сформировался как консолидированный хозяйствующий субъект. С одной стороны, мелкая буржуазия стала помехой для развития крупного капитала. С другой, она перестала быть опорой режима в политическом плане. Насаждать «стабильность» сейчас проще через 20 больших корпораций, а не через многомиллионный класс мелких собственников.
В «новой России» мелкая буржуазия создавалась по большей части не как производство, которое заводам выгодней держать на аутсорсинге, а как паразит и посредническая прокладка в чистом виде. Директор выводил отдел продаж за штат предприятия, создавал частную лавочку, брал продукцию по себестоимости и ниже, а продавал её по рыночным ценам или выше.
В условиях безвластия 90-х приватизация огромных предприятий не могла идти без непосредственной поддержки государства. К счастью, на тот момент оно было настолько нефункционально, что смогло не справиться с этой задачей. В противном случае в России могло бы быть пять разных «Газпромов». Разделили же министерство нефтяной промышленности СССР несколькими вертикально интегрированными компаниями. В «нулевые» началась консолидация наиболее лакомых активов, но шла при содействии административного ресурса, при участии как минимум региональных властей.
Рассорила власть и мелких предпринимателей приватизация муниципального имущества. К середине «нулевых» здорово сориентировались чиновники на местах: им практически удалось полностью оттеснить от приватизируемой собственности прослойку бизнесменов средней руки и перераспределить эту собственность между своими родственниками по аналогии со средневековым пекулием или неродственниками в качестве современного аналога прекария. Так, вокруг наиболее удачливых чиновников начала складываться своя клиентела, которая всячески продвигала своего патрона.
Чисто технически составить документы под конкретного участника торгов за право выкупить ту или иную часть собственности для выпускников юрфаков, которых в стране было больше, чем слесарей, не представляло большой трудности. Найти управу на особо упёртых тоже несложно, ибо до сих пор 99% предпринимателей так или иначе что-то да нарушают. И тут уже ссылки на необязательность исполнения российских законов не проходили, ибо страна изменилась.
В смысле коммерческой выгоды приватизация муниципальной собственности оправдала надежды многих: нет ничего лучше, чем прихватить полигон твёрдых бытовых отходов и договориться с самим собой или родственником, который контролирует какую-нибудь управляющую компанию ЖКХ о принципах ценообразования на услуги, которые несомненно удовлетворили бы все стороны.
По сути, так можно было организовать автоматическую перекачку денег граждан в карман частнику. Кого интересует, по какой цене одна частная компания предоставляет услуги другой частной компании? Обделённые предприниматели, которые были не связаны с административным ресурсом, тут же объявили, что царь не настоящий и прильнули ухом к радиоприёмнику с эфиром «Эхо Москвы». Появившаяся новая прослойка мелких собственников создавала им конкуренцию, что неприятно уже само по себе. Главным образом «блатные» не позволили «честным бизнесменам» стать крупнее и получить свой шанс остаться.
Несколько сложнее обстояли дела с активами коммерчески непривлекательными — бассейнами, домами культуры и прочей социалкой. Из них выдавили последние соки и опять повесили на муниципалитеты, сократив финансирование. Частично использовался метод реформирования «Газпрома», где очень хотелось оставить только трубу и кассу, а всех остальных вывести за штат. На практике власти наломали порядочно дров. Так, пекарня в труднодоступной местности могла закрыться только из-за того, что получает дотацию. О том, что альтернативой ей являются голодные бунты или завоз хлеба вертолётами (что гораздо дороже), как-то сразу не подумалось.
«О РЕАЛЬНОМ СОСТОЯНИИ МАСС МОЖНО УЗНАТЬ ПО СТАТИСТИКЕ ОТРАВЛЕНИЙ ПАЛЕНОЙ ВОДКОЙ»
Сейчас российские власти отказались поддерживать наследие 90-х — классовую структуру общества. Либертарианский рай оказался нежизнеспособен, однако реликты той эпохи дошли до наших дней. Это связано с тем, что крупный капитал прибирал к рукам сначала наиболее ликвидные и перспективные направления. Кроме того, существование мелких предпринимателей как класса имело большой политический смысл: они осуществляли пресловутую путинскую стабильность через формирование образов и образцов потребления, тем самым являясь препятствием для развития классового самосознания современного пролетариата. От новых русских трудно было ждать лозунга «Вся власть Советам». На пути социального строительства им удалось сформировать и внедрить в массовое сознание устойчивый морально-этический корпус представлений, основанный на триединстве идиом: «Рынок порешает», «Это ваши проблемы» и «Не нравится — увольняйся».
Их вырастил Путин на верность народу, при Ельцине предел мечтаний — поездка в Турцию. И уже через десять лет он получает и «ПЖиВ» и «Рашка-говняшка» и ПТН ПНХ. Такой вот бунт миллионеров против миллиардеров. Новое обострение классового противостояния анонсировалось в начале года, но оно что-то запаздывает. Для защиты кровных классовых интересов можно придерживаться тактики условной Болотной (широкая политическая коалиция, общедемократические требования) или условного «Антиплатона» (профсоюзы, забастовочное движение).
Однако опыт и Болотной, и «Антиплатона» указывают на то, что обе они не работают! В стране не создано работающей системы народного представительства, 140-миллионный народ изъясняется на языке судороги. О реальном состоянии масс можно узнать по статистике отравлений палёной водкой.
Нынешняя стадия развития предпринимательства в России — это именно тот случай, когда лучше быть богатым и здоровым, а не бедным и больным. Когда углеводородному prosperity пришёл конец, о котором так долго говорили либералы, жертвами коллапса стали именно те, кто его накликал. И парадокс в том, что приобретателями выгоды от повышения цен на нефть за 100 долларов и больше вновь станут мелкие предприниматели. Их прослойка будет стремительно прибавлять в весе до следующего кризиса, когда цикл повторится.
Наблюдая коллапс предпринимательства, невольно задаёшься вопросом: зачем было уходить от советской модели развития, если социальные новообразования, «творческое наследие» ельцинизма и перестройки, практически схлопнулись через 25 лет?
А. Семухин
«Рабкор», 05.08.2016
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 20
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.