Игорь Калинаускас: «Ведь что такое Библия? Это первая инструкция по социальному поведению»

Игорь Калинаускас в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал о том, что из себя представляет современное искусство

«ДАЛИ ВООБЩЕ ГЕНИАЛЬНЫЙ РИСОВАЛЬЩИК»

— Игорь Николаевич, перед Новым годом в столице Татарстана открылась галерея современного искусства Игоря Калинаускаса Ink Gallery...

— Вообще, у меня есть творческие мастерские в Москве — «Хронотоп», а это вот инициатива местных активистов, я даже пальцем не шелохнул.

— Что значит для города появление еще одной галереи? И что вообще такое «современное искусство»?

— В Берлине у меня была маленькая выставка, подошла ко мне искусствовед, куратор и говорит: «Игорь Николаевич, у вас абстрактное искусство, не фигуративное. А у нас абстрактное искусство — точечки и черточки». Понимаете, искусство с начала ХХ века особенно стало очень субъективизироваться. Это и в музыке, и в живописи, и в литературе, и в скульптуре, и это интересно, потому что человек любой профессии получил возможность более свободно передавать то, что у него внутри. С другой стороны, это открыло дорогу для шарлатанств. Потом появился коммерческий вариант этого: всякая попса, замаринованные акулы, разрезанный автогеном матрас в пластмассовом блоке. Я спрашиваю у галерейщика (это было в Милане на ярмарке): «Ну и как, идут?» Он ответил: «Тут плохо, только 8 штук продали, а вот в Лондоне хорошо — там 16». И покупают!

— Это же не искусство, а антиискусство. И кому это нужно? И как отличить подлинное от неподлинного искусства?

— У искусства вообще нет такого понятия, как подлинность или неподлинность. Отзывается у человека или не отзывается. Я очень люблю смотреть плохие фильмы. Я их смотрю и радуюсь, какой я умный, как я бы это все сделал гораздо лучше, как бездарно играют актеры, какой нелепый сценарий, и получаю от этого удовольствие. Понятно, что это категория С, но... Искусство все больше и больше отходит к фотографии в случае живописи. Это естественно, зачем выписывать эти кружавчики? Пейзаж нужен, но пейзаж должен что-то сказать: в нем должен быть герой, в нем должно быть еще что-то.

— Зачем нужен пейзаж как копия фотографии? Некоторые художники рисуют горы, реки, да, красиво, но...

— Как копии не нужны, да. Знаете, на эту тему очень хорошо сказал Анатоль Франс: «В искусстве всегда жили два чудовища: мастер, который не художник, и художник, который не мастер». Ведь сколько людей заканчивают профильные заведения, но они не художники, и тут хоть убейся. А сколько художников, не имеющих художественного образования? И с этим тоже ничего не сделаешь, потому что видно сразу, кто художник. И так во всем. Я, не имея специального музыкального образования, пою с Олей Ткаченко (дуэт Zikr — прим. ред.), импровизирую на сцене уже 20 с лишним лет. В Италии мы получили высший балл за вокал, мы пять лет занимались, но об этом мало кто знает. Плюс к этому я смолоду собирал всякие способы работы с человеческим голосом. Но я и живописец, недавно стал почетным членом Российской академии художеств. Я первые три года каждый день стоял у мольберта, пока не почувствовал все это.

— Кого вы любите и цените из современных художников?

— Назвать кого-то конкретно мне сложно.

— Дали и Пикассо — художники или это разводка публики?

— Дали вообще гениальный рисовальщик. Эта знаменитая история о том, как Дали на глазах у публики нарисовал абсолютную лошадь, реалистическую, выразительную, сказал: «Вот так нравится вам». Потом ее всю изогнул, переделал: «А вот так нравится мне». Он до такого совершенства был рисовальщиком, что уже просто не знал, что бы придумать. Но и сюрреализм — это особый взгляд на жизнь.

«ЦАРЬ ДАЛ ЧАЙКОВСКОМУ ГОД ЖИЗНИ»

— А нынешние инсталляции — нет ощущения, что 95 процентов из них — развод?

— Ой, инсталляции — это отдельная тема. Я был в Лондоне на знаменитой выставке, это предел спекулятивности: выгорожен угол, в углу кучка мусора, я видел, как его намели в совочек и высыпали туда, на стене висит в рамочке старая газета — все! Это я называю ребусом-кроссвордом-загадкой — концептом! То есть стоишь, и если тебе не лень, то ты можешь придумывать, что бы это могло значить. Но есть такие инсталляции, которые эмоционально цепляют и держат. Они есть, но их мало. Мне один художник в Англии говорит: «Ты что, сам, рукой?» Я говорю: «А как иначе?» Он говорит: «Сделал бы эскизики, послал в Китай, тебе бы намного дешевле обошлось».

— Это называется бизнес-процессами...

— Понимаете, это искусство или нет? Это искусство делать деньги, а Ван Гог при жизни продал две картины, и то брату.

— У вас нет ощущения, что Ван Гог — один из родоначальников дегенеративного искусства?

— Я Ван Гога очень люблю.

— Его биографию или творчество?

— Творчество. Мы все-таки подлые люди, какое нам дело до его биографии: мы потребляем то, что они производят, а какой ценой... Когда я узнал, что Чайковский был гомосексуалистом и что царь дал ему год жизни из уважения к его музыке...

— В каком смысле год жизни?

— Один князь пожаловался царю, что он приставал. Он его вызвал, спрашивает: «Петр, это правда?» А тогда врать не принято было, и царь сказал: «Я тебе даю год, через год ты должен умереть как-нибудь естественно». И он написал Шестую симфонию за этот год, глубокой осенью зашел в Неву, простыл и умер от воспаления легких. Шестая симфония — это мое первое потрясение, когда я услышал ее в 16 лет и что-то понял.

— До сих пор она трогает?

— Да. Я очень люблю некоторую классическую музыку.

— Ну а Ван Гог все-таки подлинный?

— Да... Понимаете, он на многих картинах пишет энергетику. Да и палитра у него потрясающая. Живопись — это цвет и фактура, это не изображение, не рисунок.

— Реалистическое искусство в классическом понимании может работать в этом жанре? Насколько это адекватно?

— Многим людям сложно в это встроиться, если они не любители, потому что «Христос в пустыне» Ивана Крамского — потрясающая вещь. А я Крамского люблю за хулиганство, потому что его у художника было много, те же «Русалки», он каждый год любил шокировать публику, а этот портрет незнакомки, которую знал весь Петербург. В советское время, чтобы хоть как-то примириться, написали, что это портрет сестры. Любил он похулиганить, выставить огромный холст на очередной выставке, чтобы все в шоке были, а портреты у него потрясающие.

«Я ЗНАЮ, КАК ПРОВЕРИТЬ СВЯЩЕННИКА НА ИСКРЕННОСТЬ»

— Современный человек способен оценить шедевры Возрождения: Рафаэль, Боттичелли? Он понимает тот язык?

— А почему нет? Ведь что такое культура? Культура — история субъективного мира людей в отличие от цивилизации. По ней видно, как появились такие чувства, отношения, переживания, психологические проблемы, поэтому мы можем присоединиться к любому Гильгамешу, нам понятно, что с ним происходит. Все понятно, потому что в этом месте человек очень мало изменился, за редким исключением.

— Туда или сюда?

— Нет, не изменился вообще. Единственное — Христос принес идею любви, до него вообще такого не было. В античности духовная, телесная любовь — это был междусобойчик, как на оргиях развлекаться, а он принес идею любви. Революция, которую совершил Иисус, состояла в том, что он сказал, что мы не рабы божие, а возлюбленные дети его, и с тех пор церковь так и не примирилась. Я знаю, как проверить священника на искренность: «Вы согласны с тем, что Иисус принес такую весть, что мы возлюбленные божие?» Он говорит: «Да-да». Я говорю: «А что ж вы тогда при венчании говорите, что венчается раб божий и раба божия? Это же вы временно на сторону Коринфы переходите». А настоящие черные монахи, я всяких знал, говорят: «Да, он принес эту весть, но она пока по желанию».

— А откуда раб божий взялся? Он же в исламе тоже есть.

— Раб божий взялся еще из Ветхого Завета, оттуда же страх божий. Ведь что такое Библия в одном из ракурсов? Это первая инструкция по социальному поведению, правила жизни в общежитии, там все написано, с тех пор в этих правилах мало что изменилось. У тебя проблемы, не понимаешь, как социум устроен? Почитай Библию.

— Зачем из Иисуса сделали Бога?

— А какое отношение к Евангелию имеет Ветхий Завет, зачем создали такое противоречие? Зато самая успешная афера уже 2 тысячи лет работает с прибылью. Церковь как социальный институт, а церковная соборность — это духовное понятие.

— А внутри что-то осталось?

— Конечно, есть потрясающие священники, есть потрясающие монахи. Я имел счастье немного общаться с отцом Василием, главой православных старцев, в последние два года перед его уходом. Когда он ушел, ему было 103 года, и он ушел в свете. Был такой момент в моей жизни, когда он мне очень помог, заставил задуматься над некоторыми вещами про себя самого. Был такой настоятель буддистского монастыря в Петербурге Тулку, я общался с суфийским мастером старой традиции, забыл само слово, в переводе «веселые сумасшедшие», но он сам говорил, что старые пути закрываются, потому что невозможно. У них написано: если из тысячи вставших на путь 999 погибнут, а один дойдет, то жизнь этих 999 была не напрасна. Кто в наше время на это пойдет?

— А к какой традиции вы себя сейчас причисляете?

— Я себя к себе причисляю.

— То есть вы основатель новой традиции?

— Нет, я просто возглавлял данное воплощение традиции, нашей, моей, которую я встретил и полюбил.

«У искусства вообще нет такого понятия, как подлинность или неподлинность. Отзывается у человека или не отзывается»

«ЕСЛИ У ЧЕЛОВЕКА НЕТ ВРЕМЕНИ НА СЕБЯ, ЗНАЧИТ, У НЕГО ВООБЩЕ НЕТ ВРЕМЕНИ»

— Давайте поговорим о вашей книжке Lift, которая вышла несколько лет назад. Это уникальное пособие для современного бизнеса, для современного активного горожанина.

— Это меня приятель надоумил, он сейчас уехал с Украины, он был топ-менеджером у Пинчука (украинский миллиардер, зять экс-президента страны Леонида Кучмы — прим. ред.). Я даже нарисовал портрет последнего, чтобы мой знакомый мог подарить шефу, он так и называется — «Портрет олигарха». Так вот это идея приятеля, он пригласил журналиста, главного редактора украинского журнала «Деньги», который прочитал мои книги и с которым мы обговаривали содержание.

— То есть вы эту книжку наговорили?

— Я все книжки наговариваю, по секрету говоря, кроме самой первой («Наедине с миром») и самой последней («Реабилитация души»). И приятель говорит, мол, давайте сделаем по-американски, как для менеджера. Я говорю: «Да, делайте, мое дело — подписать потом, что все это правда». Так и подписали эту книжку — Lift. Собственно говоря, этот топ-менеджер и финансировал выход издания.

— Да, она издана в такой современной стилистике.

— Я ее лично не очень люблю, она для меня попса, там все по существу.

— Но тем не менее вы выделяете там три возраста человека, мужчины и женщины.

— Но это все благодаря журналисту, к сожалению, он отказался свою фамилию указать, но выловил из моих книг эти темы, согласовал со мной, я согласился, задачки он придумал.

— То есть современный бизнесмен, деловой человек, даже находясь в таком жестком социуме, как современный, который максимально его загоняет, крадет его время и энергию, может находиться в балансе: такова базовая идея книжки?

— Да, вы знаете, я же работал и работаю до сих пор, часто приходят разные бизнесмены: малый, средний, крупный бизнес. У них у всех одна проблема: они настоящие целеустремленные работоголики, но они забывают про себя, про то, что нужно собой обязательно заниматься, иначе все начинает рушиться. У них масса проблем в частной жизни, проблемы с собой, депрессии, кризисы смысла жизни. И поэтому те из них, кто чувствует, что что-то надо менять, приходят и начинают что-то пробовать. Очень многим это помогает, потому что, если человек занимается собой, знакомится с собой внутренне, у него исчезают проблемы типа неврастении, депрессии, кризиса смысла жизни. Я вообще не знаю, что это такое.

— Мне кажется, что бизнесмены вообще не знают, что это такое.

— Оу, вот буквально неделю назад приезжал один. У него уже не просто кризис, а он на грани суицида не по причине бизнеса — у него внутри дисбаланс. Это проблема современного человека, он не знает, как общаться с собой, что у него там внутри, а там пустота или хаос.

— А если он в православии или исламе?

— Если он по-настоящему верующий человек, то только тогда...

— Но мы ведь не знаем. Буквально недавно на вашем месте сидел раввин Татарстана, он заявил: «Я слово «верующий» не употребляю, потому что мы не можем доказать. Есть евреи, которые верующие, но обряды не соблюдают». То есть у него терминология...

— Обряды меня не волнуют. Когда у меня спрашивают, верю ли я в Бога, я говорю, что я верю Богу, в Бога — нет.

— То есть, если человек в традиции православия или ислама, у него нет кризиса смысла жизни?

— Есть, а кризис веры?

— Он у всех, поэтому мечети с церквями пустые стоят.

— Что такое для меня верующий? Это тот, кто ищет храм божий в себе, как говорил Иисус, как говорил Магомед, как говорил Будда, тот, кто занимается собой. Еще есть такое выражение: многие от Бога, но очень мало тех, кто к нему. Так вот тот, кто к Богу, он верующий. А человек, который не к Богу, а от Бога, личный представитель с дубинкой, у таких людей кризисы. Потому что человек, не общающийся с собой внутренним, обречен.

— Что касается вашей книжки, какой бы совет горожанину, деловому человеку вы бы дали: как найти путь к себе, как гармонизировать, как баланс найти?

— Читайте Калинаускаса. Правда, потому что, если есть возможность пройти методику активной саморегуляции, это уже очень многое дает. Я знаю, что есть системы пути в себя, но они очень сложные.

— А где ему найти на это время?

— Если у человека нет времени на себя, значит, у него вообще нет времени.

— А это и есть основная болезнь современности, согласитесь.

— Человек крутится как белка в колесе и думает, что чем больше внешних усилий, то еще чуть-чуть — и все будет хорошо. Да, я общался с внешне очень успешными людьми. У них снаружи все замечательно: и деньги, и власть, и радость творчества, но внутри они мучаются.

— Вы же пишете, что от 30 до 50 лет он должен жить по принципу «надо», выполняя соцобязательства.

— Понимаете, одно другому не мешает. Когда мне человек говорит, что у него нет на это времени, я не могу ему верить, потому что начинаем выяснять — у него есть время на всякие паллиативные развлечения, во время которых он как бы отдыхает. Не отдыхает ни черта.

«Все книжки наговариваю, по секрету говоря, кроме самой первой («Наедине с миром») и самой последней («Реабилитация души»)

«Я ПЕРВЫЙ В МИРЕ ОПИСАЛ СИНДРОМ ГАРАНТИРОВАННОГО БУДУЩЕГО»

— С какими чувствами вы приезжаете в Казань?

— Казань — очень динамичный город, и сама республика очень динамична. Мне кажется, что вам очень повезло с руководством. Кому-то что-то не нравится, кому-то нравится, но в смысле структурной организованности всех процессов, которые происходят, особенно во время подготовки к Универсиаде, это ощущение динамики осталось. Так что если мировой кризис системы управления, который сейчас происходит, обойдет стороной, то все будет супер.

В первый раз я был здесь очень давно. Мы сейчас потерялись с Борей Максимовым, геологом. Мы с ним познакомились, когда вместе поступали и не поступили в театральное, а через год он позвонил мне и говорит: «Не хочешь в экспедицию?» И я поехал с ними в экспедицию в Забайкалье, и тогда я в первый раз приехал в Казань в 1963 году. Все, что я запомнил, — Кремль и «сковородку» перед университетом. А еще он мне рассказал, как студенческий театр что-то разыгрывал, «Утюг», по-моему, как они несли гроб с прибаутками. Еще ночью в общаге играли в карты, уже засыпаем — и тут: «Иоганн... Себастьян... БАХ!» Все общежитие вздрагивает, переворачивается на другой бок. Это был очень интересный кусочек времени. Ну и позже приезжал, Сережа Петрушин приглашал на всероссийскую конференцию. Тоже забавная история, в президиуме все эти завкафедрами со всей России со мной здороваются и чуть ли не шепотом говорят: «Вы не думайте, я вас читал, извините, что не ссылались на фамилию, но вы же понимаете...»

— То есть у вас нет научной степени, не легализованы?

— У меня же как бы степень кандидата наук есть, когда я работал с чернобыльцами, то написал диссертацию. Тогда еще подчинялись Москве, Институту клинической радиологии, я приехал утверждать тему, и замечательный мужчина сказал: «Кто у нас только не защищался, но режиссер — впервые». Я первый в мире описал синдром гарантированного будущего как раз на материале чернобыльцев.

— А что это такое?

— Это у них, у чернобыльцев, у афганцев, ветеранов Вьетнама, образуется групповой комплекс, что гарантированное будущее со знаком минус, то есть обязательно будет плохо. Они абсолютно неуправляемы, верят только друг другу. Знаете, как говорят: способы поведения мы берем в прошлом, а причины нашего поведения мы берем в будущем, потому что у всех у нас есть образ гарантированного будущего, желанного будущего, ожидаемого будущего. Мы все живем из будущего сюда, только не знаем об этом. С чернобыльцами работали многие разные люди, но никому не пришло в голову посмотреть, что происходит с личностью этих мужчин. А поскольку я с ними занимался, слушал по полтора часа, спины им вправлял, так как я мануальный терапевт, к лучевикам ходил, поэтому они заполняли мне все анкетные данные очень честно... Получился эксклюзивный материал.

«НЕ НАДО БЫЛО УБИВАТЬ ЛОГИКУ И ПСИХОЛОГИЮ В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ»

— Почему вы не вернулись в театр в качестве режиссера после того, как вас запретили в советское время?

— Почему, у меня был театрик в Киеве, мы там сделали очень недурственный спектакль «Юродия» по мотивам «Преступления и наказания» Достоевского. Это было в 90-х, по-моему. Рассказали идеи романа глазами юродивых. Мы получили благословение, и так совпало, что некоторых юродивых наконец-то стали причислять к лику святых, в том числе и отца Паисия, который был у нас задействован. Я сам написал сценарий, спектакль «Молитва» в четырех частях.

— Дальше вы не стали работать в этом жанре?

— Потом нас бросил наш спонсор, артисты разбежались, осталась Оля Ткаченко. И поскольку на одной из репетиций работали над спектаклем «Возлюби» по Лесе Украинке, а Оля там очень интересно пела, я их обучал вибрационному голосоведению и предложил ей спеть этот спектакль. Мы собрали друзей, знакомых, я попросил одного своего знакомого композитора из кино прийти, чтобы он послушал и сказал, это бред или из этого что-то может выйти. Мы пели полтора часа, весь спектакль. Вот так родился театр голоса. Но потом стало понятно, что раз мы поем, то надо аппарат, то есть надо не только суфийские и тибетские техники, надо еще и вокал, и мы в Петербурге работали над этим. Так получилось, что нас пригласил петербургский авангардный композитор спеть его произведение, мы были во Флоренции на таком фестивале, где только музыканты, музыковеды, дирижеры, и мы там получили высший балл за вокал. Мы пели с листа, на котором не было нот, а были черточки, еще что-то. Забавно, но все получилось, и только тогда я успокоился, потому что всегда волновался, чтобы все было профессионально.

— Творческие таланты в человеке от рождения или их нужно развивать путем работы над собой?

— Вы знаете, скажем, в детстве, в подростковом возрасте я любил почему-то, когда наша семья выходила на природу, брать карандаш и рисовать деревья, мне это доставляло удовольствие. И когда мою акварель вывесили на городской выставке, на этом все мое творчество закончилось... А потом в 50 с лишним лет это превратилось в совершенно неожиданное воплощение. Понимаете, в нас очень много всего, но постепенно все блокируется, и самая большая проблема с этой самой душой.

Моя последняя книжка — «Реабилитация души» — небольшая, два тиража разлетелись за месяц, и ни одной обратной связи, обычно всегда бывает. А здесь тишина. Я думаю, что ж я такое затронул, что люди замолчали, но раскупили. Если говорить об особенностях нашего времени, в процессе социализации, в детстве, идет блокировка эмоционально-чувственной сферы, всего, что связано с душой, потому что главное — мозг. Мы все еще пожинаем плоды Ленина, который распорядился убрать логику из учебников, и Сталина, который распорядился убрать психологию. Еще в мое время психология была на спецкурсах, а логики уже не было. Никита Кац рассказывал, как его умная еврейская мама наняла ему педагога по логике с первого класса, так он сейчас в Штатах работает завлабораторией искусственного разума в Кремниевой долине, а это парень из Кишинева. Я в молодости делал нехорошие вещи: я спорил лет в 15 - 16, что за 10 минут сделаю так, что человек скажет противоположное тому, что он говорил вначале, и всегда выигрывал, так как я прочел две книги по логике. И повторюсь, мы до сих пор пожинаем плоды действия двух наших лидеров.

— А на Западе разве не так?

— Американцы — молодцы, они еще 30 лет назад вложили колоссальные средства, вылавливая талантливых ребят по всему миру и давая им стипендии. Сейчас они имеют плоды с этого.

«ЛЮБОВЬ — ПУСТОЕ СЛОВО»

— Вы сказали, что люди здесь не меняются, но, может, есть какие-то характерные черты, присущие тому или иному времени. Может, мы все равно меняемся? В Советском Союзе было так, сейчас по-другому.

— Это иллюзия. Внутренне очень мало меняемся. Поверьте, я осознанно работаю с людьми с 14 лет, мне сейчас 70. Я верил, что человек может измениться, лет до 60 еще не сдавался.

— Тогда в чем человек не может измениться?

— Люди меняются, конечно. Уровень образованности, больше делятся на тех, кто что-то знает, и на тех, кто ничего знать не хочет.

— Вам не кажется, что люди становятся более свободными?

— Да, в социальном поведении, больше самовыражения, самоутверждения.

— В духовном смысле...

— Меньше страхов, связанных с убеждениями. Еще Тютчев говорил: «Есть целый мир в душе твоей таинственно-волшебных дум, их оглушит наружный шум, дневные разгонят лучи. Внимай их пенью — и молчи!» — это его знаменитое стихотворение «Silentium!». А так вот разговариваешь с человеком, а он боится, у него там темно, страшно и хаос, а снаружи все прекрасно, там колоссальные ресурсы... Потому что хорошо, когда кроме внешней жизни есть внутренняя: у вас другие отношения с временем проживания, у вас другие отношения с временем и другими людьми, у вас другие отношения с реальностью. Это прекрасно.

— А что такое внутренняя жизнь? Это размышления?

— Нет, про мышление вообще не спрашивайте. Я за свою жизнь встретил лишь четырех умных людей — это Юрий Михайлович Лотман, Павел Васильевич Симонов, Петр Михайлович Ершов и Никита Кац из Кремниевой долины, тоже бывший наш, завлаборатории по искусственному интеллекту. Это те, с кем я лично общался, это те, с кем можно было поймать интеллектуальный кайф. Сейчас воспитываю таких, пытаюсь.

— Как же все-таки найти путь к себе?

— Не надо идти к себе, надо идти в себя.

— Кого больше надо любить?

— Себя. Надо научиться любить себя, и тогда вы сможете любить себя, потому что человек не может относиться к другим людям не так, как к себе. Вынос идет из человека на других людей: если он себя не любит, то он никого не любит, если себя жалеет, он всех жалеет, если он с себя требует, то он со всех требует — причины там. Строго говоря, чем человек отличается от животного? Только тремя вещами: он хочет знать абсолютную истину, он хочет идеальный социум, он хочет идеальных отношений, любить и быть любимым, хотя никто не знает, что это значит. Я читал болгарского профессора, психолога, он защищался в МГУ, диссертация о любви — вот такой талмуд. Там все описано, но все равно ничего, потому что любовь — пустое слово. В каждом языке есть пустые слова, чтобы каждый человек мог в них вложить свое любое содержание и создать видимость, что мы все друг друга понимаем, даже говорим одно и то же слово. Это гениальное изобретение языка — любовь. Я люблю такое определение: любовь — это снятие дистанции; частная жизнь — взаимопроникааемая искренность и так далее.

— Последний вопрос: что происходит с Россией и миром? Это какой-то особый этап?

— Кризис мировой системы управления. Это мое субъективное мнение, что эта знаменитая пирамида системы управления, которая у каждого из нас в голове есть, не справляется, и я глубоко убежден, я не могу это доказать строго научно — это следствие интернета. Потому что одним из главных элементов управления была возможность манипулировать информацией: этим — синий таз, этим — черный таз, а сейчас... И как управлять? Вот и понеслось.

— А у вас есть идеи, какая должна следующая система управления прийти?

— Нет, я не специалист в этой области, зачем я буду кухонные разговоры пересказывать?