Евгений Минченко: «Людей раздражает так называемая элита, которая действует за кулисами»

Евгений Минченко: «Мы пройдем этот год с испытаниями, но все закончится переформатированием парламента. Это повлечет за собой неизбежное переформатирование элит как на федеральном, так и на региональном уровне»

«ВЫБОРЫ КАК РЕФЕРЕНДУМ ДОВЕРИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВУ»

— Евгений Николаевич, какие события 2015 года вам кажутся наиболее важными в политической жизни страны? Стал ли этот год переломным?

— Переломным этот год не стал. Но если говорить о ключевых событиях, то понятно, что главное — это сирийская история. А внутри страны, я думаю, важным событием стала первая после возврата прямых выборов губернаторов победа оппозиционного кандидата. Мне кажется, это сильно поменяло весь политический ландшафт, потому что раньше у многих представителей элит был настрой, что выборы — это фикция, мол, надо откатать некую обязательную программу, никто якобы на выборах не борется. Но вдруг оказалось, что если бороться, то можно выиграть. Еще в нескольких регионах ситуация была на грани второго тура, и неизвестно, что было бы, если бы и там дело дошло до второго тура — развернулась бы серьезная борьба. Это увеличило желание тех или иных людей играть в политику, идти в политику, в первую очередь в региональную. Еще из внутренних событий я бы выделил два ареста губернаторов — Сахалина и Коми. Я думаю, что это идет в комплекте с победой оппозиционного кандидата: с одной стороны, ты можешь выиграть, с другой стороны, ты можешь сесть — это и морковка, и плетка. Политика никогда не бывает одномерной.

— Региональные выборы 2015 года проходили уже при ухудшении социально-экономической ситуации в стране. Каким-то образом это сказалось на избирательной кампании и ее результате?

— Несомненно, сказалось. С другой стороны, при качественно организованной кампании и Сергей Ерощенко, который отказался от услуг профессионалов, не проиграл бы, и такого результата оппозиционных кандидатов не было бы, как, например, в Марий-Эл и Амурской области. Я думаю, что главный эффект ухудшения социально-экономического положения мы ощутим на выборах в Госдуму и на совмещенных с ними региональных выборах. Все-таки у нас 38 региональных парламентов будут выбирать — это немало, плюс более десятка губернаторских выборов. Поэтому, на мой взгляд, борьба будет более жесткой и серьезной, чем, например, на выборах в Госдуму в 2011 году.

— На грядущих думских выборах 2016 года какая повестка будет ключевой? Будет ли работать патриотическая, социально-экономическая или вообще сирийская?

— Я думаю, что на внешней политике власть уже не поедет. Думаю, все равно будет социально-экономическая повестка. Выборы будут представлены с высокой долей вероятности как референдум доверия правительству, его лидеру, который одновременно является лидером списка «Единой России». Президент у нас дистанцировался, он подчеркнуто уважительно разговаривает с представителями всех политических партий, в первую очередь парламентских, конечно. Я был на днях на встрече с первым замглавы администрации президента Вячеславом Володиным. Было заметно, как он дозирует слова: «Единая Россия», коммунисты, ЛДПР, эсеры — про каждых что-то говорил уважительно, позитивно. Также вспомнил про нового лидера «Яблока» Эмилию Слабунову, сказал, что у нее есть шансы пройти по одномандатному округу. Партия «Родина» при определенном развитии событий тоже имеет хорошие шансы, Алексей Журавлев по одномандатному округу тоже может выиграть. В общем, Володин показал, что уважительно относится ко всему спектру партий, нет предрешенного результата. 14 партий как минимум могут участвовать без сбора подписей и будут в бюллетенях. Плюс, вполне возможно, кто-то сможет собрать подписи и тоже попасть в бюллетени.

Так что я тоже думаю, что никакой предрешенности нет и не будет прямой связки у «Единой России» с Владимиром Путиным. Коммунисты и эсеры будут использовать такую тактику: «Мы Путина в его внешней политике поддерживаем, а вот по внутренней социально-экономической политике у нас много вопросов к «Единой России» и правительству». Такой сценарий создает определенные сложности. Плюс в некоторых регионах выборы могут быть превращены в референдум доверия или недоверия региональным лидерам. Где-то может отрабатываться повестка местного самоуправления, возврата прямых выборов мэра. Коммунисты начали эту повестку отрабатывать, в частности, в Иркутской области. Поэтому, с одной стороны, будет доминировать повестка социально-экономическая, а с другой стороны, очень большое значение будет иметь региональная повестка.

Заседание Государственной думы РФ (фото: er.ru)

«ЕСТЬ НЕЗАНЯТАЯ НИША — ПУТИНСКИЕ ЛИБЕРАЛЫ»

— Вы сказали, что хоть выборы не определены, но раскладка понятна: статус-кво или 4+1, или 4-1, что маловероятно.

— 4+2. Почему нет?

— У кого-то еще кроме парламентской четверки есть шансы?

— Давайте посмотрим по нишам. Гипотетически, если будет грамотно сформирована лидерская часть списка и если слабо выступит ПАРНАС, а я считаю, что так и будет, то есть шанс на прохождение в парламент у «Яблока» или как минимум шанс набрать 3 процента и получить доступ к государственному финансированию. При определенных условиях, особенно если «Единая Россия» будет сдвигаться вправо, а Володин сказал, что у нас одна либеральная партия в стране — это «Единая Россия», тогда появляется ниша для путинских патриотов. Или ее всю съест Жириновский, а он ее всю не съест, или появляется какой-то новый проект. Но их тут слишком много, есть «Родина» и «Патриоты России». У обеих партий есть проблема с лидерами, потому что и там, и там есть сильные региональные политики, но нет очевидного федерального лица.

На мой взгляд, есть незанятая ниша — путинские либералы, то есть люди, которые либералы в экономической политике, но при этом считают, что «Крым наш». Я думаю, если «Единая Россия» в центре, то эта ниша занимает 5 - 7 процентов. С другой стороны, если «Единая Россия» начинает сдвигаться вправо, то непонятно, что там останется. Но опять же, насколько удастся убедить людей. Все-таки ярлык «либерал» у нас уже стал ругательным. Не получится ли так, что, потеряв у лояльного патерналистского электората, «Единая Россия» новый либеральный электорат не приобретет. Поэтому гипотетически там тоже может кто-то сыграть.

Плюс яркое популистское движение, основанное на фигуре лидера, тоже могло бы иметь определенные шансы, так же, как с бору по сосенке, собирает сегодня голоса Дональд Трамп в США, который, по сути, республиканцем не является. Он борется за номинацию в президенты от Республиканской партии, но по идеологии он не республиканец. Или «Движение Паликота» в Польше. Тема антиистеблишмента на самом деле сейчас популярна во всем мире. Людей раздражает так называемая элита, истеблишмент, который решает свои задачи путем закулисных договоренностей. Антиэлитная фронда есть во всем мире, она есть и в России. Поэтому, на мой взгляд, какая-то политическая сила, которая бы сыграла под лозунгом «Всех с пляжа!», могла бы быть. Но главная проблема: кто лидер? На самом деле в эту историю пытался играть Михаил Прохоров на выборах президента в 2012 году, говоря: «Думские старцы, вон отсюда! Мы пришли, молодые и новые». Но Михаилу Дмитриевичу наскучила эта игрушка, он не дотянул до парламентских выборов. Прохоров мог бы. Теперь надо поискать. Если не найдем, то эти голоса как-то распылятся между остальными проектами.

— К слову о новых проектах. Бывшие справороссы Иван Грачев и Оксана Дмитриева заявляли о новых проектах.

— Это труп. Это умерло, не родившись. Объясняю. Есть гениальная книга Эла Райса и Джека Траута «Маркетинговые войны», где описаны разные стадии позиционирования. Если ты самый большой, если у тебя больше 50 процентов, твоя задача — обороняться и не давать кому-то выдвигаться с какими-то интересными инициативами. Если ты второй, ты атакуешь лидера. Если ты третий, ты находишь свою нишу. Если ты совсем маленький, ты партизан, и тебе надо находить маленькие точечные ниши, за которые другие не борются. То есть сначала ты должен собирать с бору по сосенке, а из этого уже вырастать.

Что происходит с любым бывшим чиновником, который выпал из обоймы? Вместо того, чтобы пытаться найти себе уникальное позиционирование, он пытается надувать щеки, как будто он все еще большая номенклатура. Поэтому все отставные чиновники любят бессодержательные проекты, типа «мы для всех». «Партия профессионалов» не взлетит ровно по той же причине, по какой не взлетела «Партия жизни», потому что Миронов в свое время хотел сделать альтернативную партию власти, типа для всех. Для всех — значит ни для кого. Если ты маленький, если ты только появился — найди себе нишу. Они бы больше получили, если бы они были, например, партией зеленых, экологов. А ситуация, когда у тебя, по сути, нет ничего, кроме индивидуального рейтинга Оксаны Дмитриевой, потому что Ивана Грачева в той же самой Иркутской области, от которой он был депутатом, никто не знает, совсем другая. Есть Дмитриева — действительно уважаемый в Санкт-Петербурге политик. Тогда надо находить какую-то тему и ее заявлять. А они мало того что один проект назвали «Партия профессионалов», так еще и второй проект завели.

Тот же Василий Якеменко перестал быть чиновником. И что, он сделал партию «Молодая Россия» или еще что-то? Нет, придумали пафосное название «Партия власти»! Почему бывшие чиновники так любят надувать щеки, я не понимаю. Это же к результату не приводит, никого не убеждает.

— Как будто у человека фантомные боли.

— Да. Рассуждают: «Я же был начальником, хочу быть начальником и сейчас». Но так не бывает! Ребята, найдите нишу, отработайте. Сейчас у вас ноль, получите 2 - 3 процента, потом начинайте расширяться, глядишь, будет и 5 - 6 процентов, а не так: «Мы возьмем всех!» Погодите! Это сейчас «Единая Россия». Место занято.

— Но все-таки Прохоров был системной придумкой власти, ушел без сожалений. А на патриотическую антиэлитную фронду сейчас претендует Михалков, как мне кажется.

— Что? Михалков? Никита Михалков — это плоть от плоти, кровь от крови старой российской элиты. Барин!

— А Прохоров — это что?

— Нет, Михаил Прохоров — это не стандарт для политической элиты, выглядел по-другому, такой дядя Степа, угловатый, говорит, что думает. По крайней мере, позиционировал себя так. Я как-то был на встрече с Прохоровым, его спрашивают, как быть с электоратом. Он отвечает: «Электорат надо развести». Я сижу и думаю: «Мама дорогая! Он же говорит это на камеры!» Бог с ним. Он все равно нормально отработал свою тему. Но он все-таки выглядел неформатно.

А Никита Михалков — это же тройка блока «Наш дом — Россия» в 1995 году, а до этого он еще у Александра Руцкого был, двое с усами ходили. Извините, но эта антиэлита пахнет нафталином.

Еще была смешная история. Мне летом 2011 года звонили мои знакомые и просили встретиться Прохоровым, который хочет поговорить о том, как правильно выработать стратегию партии «Правое дело», которую он только что возглавил. Я согласился, почему бы и не поговорить. Потом мне звонят и говорят, что встречи не будет. Я поинтересовался по какой причине. А мне отвечают, что нашли философский камень, нашли рецепт безусловной победы: «Алла Пугачева будет в списке, за нее все проголосуют». При всем моем уважении к Алее Пугачевой, которую я считаю великой певицей, но она уже тоже истеблишмент в музыке, поэтому для партии, которая претендует на новизну, это не есть хорошо и на самом деле голосов не приносит.

ДУМА ОБНОВИТСЯ НА 70%

— Поговорим о грядущих выборах в Госдуму, когда вновь вернется смешанная система. Считается, что одномандатные округа станут манной небесной для политтехнологов. Как вы считаете, насколько конкурентными будут выборы и рвутся ли люди вообще во власть?

— У нас есть дисбаланс групп влияния, которые входят в путинское «Политбюро 2.0». Часть из них представлена чрезмерно, например, группа Патрушев-Грызлов, которая сейчас менее влиятельна, чем была. Но если посмотреть по количеству депутатов этой группы, которые в парламенте, их достаточно много. Или, например, группа Владислава Суркова, который сейчас не является активным игроком во внутренней политике. В свое время, когда еще составлялись списки, Сурков много людей завел. А те люди, которые в последнее время были на подъеме, например, Ротенберги, своих депутатов не имеют. Может быть, им просто не надо, хотя я считаю, что им надо бы каким-то образом хеджировать риски. Когда была война с «Платоном», кто из депутатов за них вписался? Я не помню. Или они так вписались, что никто не заметил.

Понятно, что у Чемезова очень мощное лобби в парламенте. Есть какие-то недооцененные группы. Если брать региональные, то в основном представлена номенклатура. А сейчас у нас очень активны силовики во власти. Я думаю, следующая Дума будет более силовой, чем эта.

— Намного она обновится?

— Думаю, на 70 процентов обновится и по спискам, и по одномандатным округам. Мы увидим очень много интересных людей. Потом региональные элиты, которые были на подъеме, сейчас просели. Хотя многие просели в связи с кризисом. Но те, кто работает с населением — рынки, ретейл, застройщики, конечно, в гораздо худшем положении, чем были недавно, но они понимают, что в условиях, когда пирог сокращается, а желающих участвовать в его дележе меньше не становится, наличие политических позиций становится конкурентным преимуществом при разделе этого пирога. Поэтому бизнес сейчас пойдет во власть.

Говорят, что это будут дешевые низкозатратные выборы, а я думаю, что тратиться будут еще и потому, что следующая Госдума будет гораздо менее управляемой. Она будет более разнообразной. С высокой долей вероятности те же четыре фракции у нас останутся, плюс к ним добавятся одна-две фракции, пусть даже из двух-трех депутатов, избранных по одномандатным округам. Плюс большой пул одномандатников, часть из которых будет примыкать к фракциям, а часть будет создавать свои неформальные группы, например, «Народный фронт».

— Кстати, ОНФ будет как-то продвигать своих кандидатов?

— По одномандатным округам. Может быть, рекомендуя тех или иных людей в списки. Тем более с ОНФ у нас сотрудничает ряд партий: «Патриоты России», «Родина», «Справедливая Россия». Поэтому, я думаю, все будет очень непросто. Главное — группы интересов поменяются. Не только люди, но и структура интересов, структура лоббизма.

— А ОНФ может перехватить у «Единой России» знамя?

— А какое знамя? ОНФ не является субъектом выборов, субъектом выдвижения.

— Призрачный субъект?

— Нет, не призрачный, но и не институциональный. При нашем законодательстве ОНФ даже не может быть субъектом выдвижения. ОНФ может только поддержать того или иного кандидата, но не может выдвинуть. Кто может без подписи выдвигать кандидатов? Только партия. Кто у нас может на любой уровень выдвигать кандидатов без подписи? Только «Единая Россия». Конечно, есть тема сбора муниципальных подписей на выборах губернатора, но у «Единой России» во всех 85 регионах страны есть возможность необходимые от 5 до 10 процентов подписей собрать. Поэтому такая машина не может быть демонтирована в один момент: была «Единая Россия», а давайте ее заменим ОНФ. Погодите! А элементарная инфраструктура: офисы, фонды, более миллиона членов партии? Поэтому, я думаю, «Единая Россия» несмотря на то, что к ней много вопросов, состоявшаяся партия.

По большому счету если в 1990-х годах все партии власти по кадровому составу проигрывали коммунистам, то сегодня «Единая Россия» вполне сопоставимая, а скорее всего, даже превосходящая компартию. На третьем месте — ЛДПР. У Жириновского, кстати, последние несколько лет тема обновления, молодых депутатов, новых лиц работает. Например, депутат Диденко — вполне нормальный спикер, или есть у них фигура Дмитрия Носова, олимпийского призера по дзюдо, он тоже вполне готовый политик. У эсеров, понятно, есть проблема с лидерством на федеральном уровне, зато у них хорошее представительство на уровне регионов, взять того же Гартунга или Аксакова. У них много лиц в регионах, которые являются паровозами для списка партии и достойно могут выступить по одномандатным округам.

«Сейчас у нас очень активны силовики во власти. Я думаю, следующая Дума будет более силовой, чем эта»

«ЧЕМ БЛИЖЕ КО ДНЮ ВЫБОРОВ, ТЕМ ДОРОЖЕ»

— При грамотной раскрутке может ли какой-нибудь кандидат не от власти пройти в Госдуму?

— Да, может. Базовых сценариев несколько. Сценарий №1: все со всеми договорились, идет кандидат от власти и несколько статистов, которые изображают движение, но не борются. Сценарий №2: в нескольких согласованных округах выдвигается кандидат от «Единой России», но реально не борется, а ресурсы тратятся на победу кандидата от одной из формально оппозиционных партий, как минимум не препятствуют его победе. Это гораздо более редкий сценарий, но и он будет. Сценарий №3: единый оппозиционный кандидат. Это сложно реализуемый сценарий, потому что всем же надо работать еще на партийный список. Но я не исключаю, что где-то оппозиционные парламентские партии смогут между собой расписать: в этот округ идет кандидат от коммунистов, все работаем на него, чтобы он выиграл у кандидата от «Единой России», а в другом округе, допустим, идет кандидат от ЛДПР. Такой политический менеджмент имеет право на существование.

Следующая модель: раскол внутри власти. Это может быть тогда, когда человек пошел на праймериз, проиграл их, счел, что проиграл несправедливо, и выдвинулся от другой партии. В этих условиях может проскочить какой-то кандидат от оппозиционной партии, а может и выскочить чертик из табакерки. Хотя я думаю, что таких чертиков из табакерки в этот раз будет значительно меньше, чем было в 1999 и 2003 годах.

Но сейчас же во многих округах люди ведут свою избирательную кампанию по году. Например, в одном из регионов бизнесмен создал благотворительный фонд. Он уже является депутатом регионального заксобрания, но почему-то работает на большей территории, постоянно в телевизоре, дает интервью, занимается благотворительностью, повышает узнаваемость. Соответственно, он имеет шанс выскочить. Может, кто-то и не пойдет в его округ, понимая, что у человека там хороший финансовый ресурс. Или другой пример в одном из сибирских регионов. Человек, будучи серьезным застройщиком, выдвинул свою кандидатуру в губернаторы, потом договорился о том, что снимает свою кандидатуру, но идет как член Совета Федерации вместе с губернатором, вкладывает свой ресурс в его поддержку. Теперь у него есть возможность идти по одномандатному округу. Как я понимаю, это была составная часть пакетной сделки.

Знаете, в чем проблема? Вот мы сейчас обсуждаем, а кто-то думает: а не пойти ли мне в Госдуму? Ребята, поезд ушел. Те, кто реально думал про Госдуму, занимаются этим два-три года, приглядывая себе округ, занимаясь своей раскруткой, ведя переговоры, вступая в сложные политические игры. Я могу вам сказать, что наша компания по состоянию на сентябрь этого года уже вела более 10 кандидатов в депутаты Госдумы. Мы уже около года консультировали людей, которые в сентябре 2016 года будут баллотироваться, заранее выстраивая им позиционирование на региональном и федеральном уровнях, в муниципалитетах, которые они считают для себя ключевыми, в массовом сознании, в создании необходимой подготовительной структуры: кому-то благотворительный фонд, кому-то исследовательскую организацию, кому-то правильное позиционирование с точки зрения его места работы, кому-то, если это действующий депутат, точечный выбор тех территорий, где он традиционно силен, или там, где нет сильного авторитета. Все это не требует больших затрат, но окупается сторицей. Классическое правило политических технологий: чем ближе ко дню выборов, тем дороже.

— Какие советы вы бы дали кандидатам? На что упор делать: рассылка, СМИ, мероприятия, личные встречи? Что будет работать в этот раз?

— Сейчас важный момент, чтобы делать две вещи, хотя и то и другое несколько поздно, но все равно еще можно успеть. Первое — это элитные переговоры, второе — это исследования. Без исследований вы не сможете построить правильную стратегию избирательной кампании. Причем нужны не только классические социологические исследования, но и исследование элит, учитывая то, что у нас многие округа многосоставные, включающие в себя разнородные территории. Это серьезная работа, которая требует, с одной стороны, переговоров с элитами, а с другой — узнать, какая на самом деле проблематика в каждом населенном пункте. Чем более детально вы будете знать ту территорию, где вы ведете избирательную кампанию, тем вы будете эффективнее. Также надо понимать, кто будет вашими оппонентами, и заранее составлять их портреты, чтобы понимать, как против них работать.

Что касается технологического инструментария, то есть донесения сигналов до избирателей. Во-первых, во всем мире сейчас идет ренессанс традиционной технологии «от двери к двери». Фишка в том, что сейчас новые компьютерные системы позволяют эту работу сделать гораздо более рациональной и контролируемой. Когда в режиме реального времени можно отслеживать по сигналу GPS, действительно ли твой агитатор ходит по квартирам, туда ли он пришел, вплоть до того, что можно запросить запись разговора. Агитатор фиксирует: зашел в такую-то квартиру, получил такой-то ответ: здесь наш сторонник, здесь противник, а здесь неопределившийся. Значит, к противнику мы уже не пойдем, к стороннику мы зайдем перед выборами напомнить, что надо прийти проголосовать, к неопределившемуся надо прийти еще один раз. По итогам дня компьютерная программа делает алгоритм дальнейших действий. Мы недавно проводили круглый стол на днях PR, который был организовано комитетом по политическим технологиям российской ассоциации по связям с общественностью (РАСО), который я возглавляю. Там было представлено программное обеспечение для избирательных кампаний, сделанное в России. Кстати, программисты из Татарстана делали. В итоге качество получаемой штабом кандидата информации лучше, чем в классических опросах.

— Но все-таки бизнес-фактор же не исключается, когда в последний момент бизнесмен решил пойти на выборы и, скажем так, договорился с какой-то партией о месте за определенный спонсорский взнос?

— Сложно это сейчас. Много своих желающих бизнесменов, которые уже имеют отношения с партией. В «Единой России» вообще практически невозможно купить место, потому что все только по итогам праймериз проходят. Тебе скажут: «Деньги мы возьмем, а ты иди и праймериз выиграй».

— Кстати, по поводу праймериз. Насколько это действенный инструмент для России? Он действительно способствует поиску сильных кандидатов?

— Где-то — да, где-то — нет. Но обратите внимание, какие были скандалы в прошлом году в Самарской и Нижегородской областях, где губернаторы попытались отменить результаты праймериз. А им из федерального центра пригрозили. Я думаю, что эта штука, конечно, работает, по крайней мере выявляет людей, у которых есть ресурс: или личностный (красиво выступать, зажигать людей), или организационный (например, если ты смог на праймериз привести 10 - 20 тысяч человек, то, наверное, сможешь обеспечить явку людей на выборы). Для «Единой России» это единственный шанс убрать фокус внимания с лидера списка, который так или иначе отождествляется с правительством, которое теряет сейчас свою популярность.

— Сейчас кто только не критикует правительство.

— Да, его будут критиковать еще больше. Поэтому, если они скажут «Мы партия Медведева», то это может стать большой проблемой. Лучше они будут говорить: «Мы одна из серьезный партий, у нас тут серьезные авторитетные люди: вот фельдшер-акушер, а вот у нас тракторист, а вот местный социально ответственный бизнесмен, а вот мэр города, который знает муниципальную политику, но пошел в Госдуму, чтобы донести ваши боли и чаяния». С этим уже можно работать.

Вячеслав Володин (фото: government.ru)

«ВОЛОДИН САМ ПРИШЕЛ ИЗ ПУБЛИЧНОЙ ПОЛИТИКИ»

— Грядущая выборная кампания будет первой при Вячеславе Володине. Как это повлияет на процесс?

— Специфика Володина в том, что он сам пришел из публичной политики. Свою карьеру он начал с того, что выиграл выборы в одномандатном округе, причем выиграл у какого-то секретаря обкома КПСС. Он реально шел против системы и прошел всю лестницу: был городским депутатом, был депутатом регионального заксобрания, был вице-губернатором, потом оказался в оппозиции, он потерял все в регионе в политическом плане. Он уехал в Москву, начал карьеру с нуля, стал одним из лидеров блока «Отечество — вся Россия». Потом в Госдуме непросто складывались отношения, когда пытались склеить «Отечество — вся Россия» и «Единство». Как рассказывают люди, которые в этом участвовали, Володин проявил себя как гибкий переговорщик, как человек, который не вспылит, будет тебя слушать, выдвигать аргументы. Володин — человек, который привык к публичной дискуссии, переговорам, способный встать на место оппонента и понять его позицию. Это очень важно. Он и в партии поработал, и в правительстве, и в администрации президента. Лично я могу сказать, что мне в Володине нравится, так это уважительная тональность. Мы с ним часто спорим по тем или иным причинам, он слушает, выдвигает свои аргументы, это всегда импонирует. По крайней мере, этот человек не отметает чужое мнение с порога, всегда пытается взвешивать аргументы.

У него есть несколько важных принципов. Первое — не пытайтесь стать сразу звездой, начните снизу. Партии у него просят дать льготы, квоты, а он им: «Мы не собес. Хотите льготы? Идите на муниципальном уровне получите фракцию. Значит, на региональном уровне уже сможете идти без подписей. Кто вам мешает? Если есть фракции в заксобрании, то без сбора подписей можно идти в Госдуму. Кто мешал? Сколько было парламентских выборов? Почему вы этого не делали?» Значит, первое — постепенность карьеры. Второе — разнообразие опыта, то есть человеку, чтобы быть политиком, надо попробовать себя в разных ипостасях. Пример, как он выращивал Татьяну Воронову, которая сейчас является руководителе управления внутренней политики администрации президента. Она была депутатом регионального заксобрания, потом стала депутатом Госдумы, на партийной работе была руководителем координационного совета по Сибири, потом перешла на работу в Центризбирком. Там отвечала за работу с политическими партиями, после этого ее забрали в администрацию президента курировать региональные выборы. Она с этой задачей справилась. Только после этого ее назначили начальником управления внутренней политики. Человека целенаправленно провели по всем тем позициям, которые важны для ее будущей работы. Не то что ее изначально выращивали на руководителя, а просто смотрели. Много людей было, которых смотрели, но им давали возможность поработать в разных амплуа: и в законодательной власти, и внутри партии, и так, чтобы весь спектр партий понимать, чувствовать. Воронова оказалась самой эффективной. Но было же, из кого выбрать. Мне кажется, это тоже важный момент.

Следующий пункт принципов Володина — неприятие семейственности, кланового подхода. Если ты губернатор, то зачем своего сына в списки тянешь? Еще один важный момент — внимание к региональной элите, умение договариваться. Мне кажется, вот эти все вещи вместе с искусством компромисса и умением вести переговоры создают портрет вполне компетентного руководителя политического блока администрации. Главный его лейтмотив: давайте заниматься политикой, а не политтехнологиями, давайте строить работающую систему.

Говорят про Володинскую весну, но ведь на самом деле это все Путин. Когда говорят, что все это Володин технологически придумал, то я говорю, что кое-что при предыдущем составе администрации президента готовилось, что-то — уже при Володине. Но самая главная установка о том, что пережали с административным давлением на политическом поле, а нужно больше вовлечения общественности, шла от Путина. Задачи ставит президент, а их реализуют Сергей Иванов, Вячеслав Володин, не последнюю роль играют силовые структуры. Поэтому, на мой взгляд, Путин хочет, чтобы была политическая конкуренция, но такая, которая бы не ставила под вопрос суверенитет национальной политики. Все, кто за страну, — пожалуйста, будь вы левые, будь вы правые, социальные популисты, ура-державники. Вы же все за страну? Поэтому давайте работать.

«ИМИДЖ ТАТАРСТАНА НЕСКОЛЬКО ЛУЧШЕ, ЧЕМ РЕАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ В РЕСПУБЛИКЕ»

— Естественно, мы не можем с вами не говорить про Татарстан...

— Я, конечно, не являюсь экспертом по Татарстану, но скажу, что я думаю по поводу национальных республик. Я считаю, что эта тема потенциально взрывоопасна. В свое время Советский Союз распался, потому что были национальные республики. Это первое. Второе — универсальных рецептов, что делать в сфере национальной политики, по большому счету нет. Где-то есть идея автономии и ставки на национальные элиты — это, собственно, продолжение сталинской политики коренизации. Где-то есть идея, наоборот, что основными управленческими кадрами должны быть представители титульной нации — это то, что Китай реализует в Синьцзян-Уйгурском регионе. У нас же продолжается инерция советской политики, той политики, которая привела к развалу Советского Союза. Она, конечно, несколько смягчена, не является стопроцентным ремейком, но набор проблем существует, потому что ставка на национальную элиту. Наиболее проблемным регионом с этой точки зрения, на мой взгляд, является Якутия.

— А каков имидж Татарстана?

— Имидж Татарстана, я думаю, несколько лучше, чем реальная ситуация в республике. Просто у Татарстана очень хороший имидж. Долгое время нагнеталась волна по поводу Кавказа, потом мигранты из Центральной Азии, но я лично не помню, чтобы кто-то плохое слово про татар сказал. Плюс я еще сам вырос в регионе с большим процентом татаро-башкирского населения, я родом из Челябинска. И я не припоминаю конфликтных ситуаций на национальной почве именно с татарами и башкирами.

— Тогда откуда такая нервная реакция на вопрос «БИЗНЕС Online» Владимиру Путину на пресс-конференции?

— Я к этому как раз и подвожу. Татарстан был последним регионом, с которым подписали договор о разграничении полномочий. У Татарстана были самые особые условия в составе РФ при Ельцине. Потом у нас на самом особом положении была Чечня после ее возвращения под юрисдикцию федеральных властей. Но, конечно, проблема баланса очень сложная. Сложно сказать, где эта самая точка, ее всегда надо находить очень мягко. Сейчас у ряда людей здесь, в Москве, складывается впечатление, что этот баланс несколько сдвинут в сторону фрондерства, не характерного обычно для татарского руководства. Эта проблема существует. Я бы не сказал, что она очень серьезная, но она есть.

Я думаю, у проблемы несколько составляющих. Первая — название должности главы республики: президент или еще как-то. Вторая — пантюркистская идеология. Третья — языковой вопрос, то есть обязательный татарский язык в школах, количество полностью татарских школ.

— Во всех же республиках есть национальные языки.

— Я согласен. Но, например, приехал военный на несколько лет и не планирует оставаться жить в Татарстане, но ребенок вынужден учить татарский язык. С этим есть определенные вопросы. Опять же, у меня нет готового ответа. Я не специалист по национальному вопросу, но я вижу, что тема является одним из источников напряжения.

«Принят федеральный закон — так приведите в соответствие свое законодательство»

«ВАЖНО НЕ ШАШЕЧКИ, А ЕХАТЬ»

— Кое-кто начал Татарстан даже обвинять в сепаратизме...

— Сепаратизм или не сепаратизм, но есть еще один аспект. Я разговаривал со своими башкирскими знакомыми, они говорят, что некоторые переживают: «Мы отказались от названия «президент», а соседний Татарстан — нет. Оказывается, было можно?»

— Пока что оказывается, что нельзя.

— Да. Мое мнение, что важно не шашечки, а ехать. Я бы, честно говоря, на месте татарстанской элиты этот вопрос не раскачивал. Принят федеральный закон — так приведите в соответствие свое законодательство. Вы просили продлить переходный период, чтобы выборы прошли комфортно. Выборы прошли комфортно, причем с очень высокой явкой, с высоким процентом голосов, может быть, даже не очень приличным. Хорошо, мы все понимаем — специфика республики. Но, ребята, идите тоже как-то навстречу веяниям федерального центра. Поэтому, я думаю, что в этом есть определенная сложность.

— Вы советуете следовать федеральному течению и переименовать...

— Я не советую, я говорю, как я бы сделал. Я буду советовать, когда я будут официальным советником на контракте, мне будут платить деньги за это. А так я просто озвучиваю мнение, что я бы, например, поступил так. Возможно, что у Рустама Минниханова и татарстанской элиты какие-то есть свои резоны, о которых я даже не знаю. Опять же, я не являюсь и не позиционирую себя большим специалистом по Татарстану. Вы хотели от меня общее видение? Оно вот такое. А сейчас выглядит так, что как-то не очень правильно себя ведут.

— С точки зрения технологий, это политическая, скажем так, простая разводка. Получается, что сталкивают руководство республики с федеральной властью. Тогда вопрос: кому это выгодно?

— Я не думаю, что сталкивают. Был принят федеральный закон. Его разве приняли, чтобы кого-то с кем-то столкнуть?

— Вопрос же не в том, что закон принят, а в том, что подогреваются настроения.

— В том и мастерство политика, чтобы просчитывать последствия своих действий, и если ты предполагаешь, что тебя будут с кем-то сталкивать, не давать такой возможности осуществиться и мягко уйти в сторону.

— Тогда как мягко уйти в сторону?

— Я вам сказал. На мой взгляд, важно ехать, а не шашечки. Путин же не случайно привел в пример Рамзана Кадырова. Тот сказал, что будет главой республики. У него в связи с этим авторитет, что ли, упал? У нас же обычно как говорят: чеченцы жесткие, неуступчивые, а татары мягкие и компромиссные. А тут получается, что наоборот. Соответственно, думайте о своем имидже.

«ТЕМА ТАТАРСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА ВСЕ-ТАКИ СУЩЕСТВУЕТ»

— Давайте перейдем к следующей теме. Про имидж Татарстана в целом мы поговорили. А как воспринимается на федеральном уровне лично сам Рустам Минниханов? Заметен ли он в федеральной политической жизни?

— Первое: Минниханова считают сильным управленцем, но сильным именно в национальном контексте республики. Когда обсуждался вопрос о его переводе в Москву на те или иные федеральные позиции, как раз основной аргумент против был в том, что в Татарстане свои специфические методы управления, которые могут не подойти для управления страной. Второе: реально авторитетный руководитель. Один российский губернатор сказал мне в личном разговоре: «Я к Минниханову езжу поучиться. Он один из тех, у кого реально есть что почерпнуть». Это тоже показатель — авторитет среди коллег по губернаторскому корпусу действительно высок. Третье: то, что является одновременно сильной и слабой стороной, смотря как подать. С одной стороны, есть особые отношения с тюркским миром, с другой стороны, это и минус, дескать, не является ли он уже не нашим агентом влияния у них, а их агентом влияния у нас. Следующая составляющая — исламский фактор. С одной стороны, умеренный суннитский, традиционный для России ислам, без радикализма. С другой стороны, покровительство исламу вызывает вопросы с той точки зрения, что возникают где-то экстремистские течения. Вопрос, стакан наполовину полон или наполовину пуст, тоже является открытым.

Но если говорить о визитной карточке Татарстана в том плане, что получили большие деньги под Универсиаду, то видно, что деньги потрачены, а не украдены. Классическая позитивная характеристика хорошей работы с внешними инвесторами, достаточно продвинуты экономически, что неожиданно для национальной республики, высокий уровень продвинутости с точки зрения интернет-технологий, электронного документооборота. Поэтому, собственно, Никифоров попал в федеральное правительство, хотя у него сейчас непростая ситуация, многие группы влияния им недовольны.

Тема татарского национализма все-таки существует. Тема возможного сепаратизма тоже присутствует. Она сегодня, конечно, не так актуализирована, как в 90-е годы, но все равно присутствует. Тем более если учитывать, что сейчас большое количество апокалиптических сценариев, что Россия вот-вот развалится, а национальные республики как раз в центре страны, а это же риск. Такие рассуждения тоже идут, но они очень сильно преувеличены.

— Кто тогда интересант противостояния? Педалирование национальных, конфессиональных вещей кому-то же выгодно.

— В каждой игре много игроков.

— Но есть же не только внутренние, но и зарубежные. Правильно?

— Я не готов выступать в роли адепта теории заговора и указывать скрюченным пальцем: «Вот они!»

— Но мы же видим на примере Украины, других стран, когда средствами политтехнологий, информационных технологий и так далее создаются настроения, раскачиваются...

— Пока я не вижу накачки настроений, но я вижу, что пока в экспертном сообществе складывается впечатление, что этот баланс между национальной татарской элитой и другими жителями Республики Татарстан, в первую очередь русскими, сегодня несколько сдвинут по представленности в элите, по представленности на руководящих постах, по языковой политике и так далее. Это впечатление есть, и оно достаточно устойчиво.

— Давайте еще поговорим про Турцию в контексте Татарстана. Конфликт с Турцией ослабляет или усиливает позиции Минниханова в «Политбюро 2.0»?

— Пока, скорее, негативно сказывается. Учитывая неожиданно возникшую остроту противостояния с Турцией, долго выстаивавшиеся, заботливо создававшиеся отношения с турецким бизнесом и государством, конечно, создают определенную уязвимость. Сама по себе ситуация с так называемым Исламским государством, естественно, делает более пристальным внимание ко всем республикам, где распространен ислам. Поэтому я думаю, что эта история, скорее, создает больше рисков, чем дает возможностей.

— Учитывая взаимоотношения с Турцией, Минниханов мог бы быть тем третьим, проводником российской политики

— Запроса на это нет. Минниханов не мог бы быть тем третьим, третьим был Нурсултан Назарбаев.

— Но в Крыму же сработал Минниханов.

— Я думаю, что очень переоценена роль Минниханова в Крыму. Крымские татары не считают казанских своими родственниками.

— Наш последний вопрос про ваши ожидания от 2016 года. Какие события будут основными во внутренней жизни страны и вовне?

— Я думаю, что основная тенденция 2016 года — обострение политической борьбы на фоне ухудшения социально-экономической ситуации, что создает определенные риски для системы, с одной стороны. С другой стороны, на мой взгляд, запас прочности у политической системы России достаточно большой. Поэтому мы пройдем этот год с испытаниями, но все закончится переформатированием парламента. Это повлечет за собой неизбежное переформатирование элит как на федеральном, так и на региональном уровне. Несмотря на то, что у нас по Конституции роль парламента не такая уж большая, но практика показывает, что каждые выборы все равно перелистывают страницу. Мы получим, на мой взгляд, более разнообразную, более независимую, более своенравную Госдуму, что для нашей страны, может быть, и неплохо. Мое мнение, что следующую Госдуму никто не будет называть принтером.