При неустойчивом курсе рубля бесполезно разрабатывать стратегии

«НАСКОЛЬКО НАРОД МОЖЕТ БЫТЬ ОЗЛОБЛЕННЫМ — ВИДНО ПО ПОБОИЩАМ ФАНАТОВ»

Азия

Всегда рабыня, но с родиной царей на
смуглой груди
И с государственной печатью взамен
серьги у уха.
То девушка с мечом, не знавшая зачатья,
То повитуха – мятежей старуха.
Ты поворачиваешь страницы книги той,
Где почерк был нажим руки морей.
Чернилами сверкали ночью люди,
Расстрел царей был гневным знаком
восклицанья,
Победа войск служила запятой,
А полем – многоточия, чье бешенство не робко,
Народный гнев воочию
И трещины столетий – скобкой.

Велимир Хлебников. 1921

Михаил Бакунин

Николай Бердяев был прав, называя Россию страной мятежной и жуткой в своей стихийности, не желающей знать никакие формы: «Славянский бунт — пламенная, огненная стихия, неведомая другим расам. И Бакунин в своей пламенной жажде мирового пожара, в котором все старое должно сгореть, был русским, славянином, был мессианистом». Народный взрыв воспринимался как проявление свободы и жажды обновления, стремление к светлой жизни. Михаил Бакунин утверждал: «Дух разрушения есть в то же время созидающий дух». Стихия народной жизни в России никогда не сдерживалась партийной или профсоюзной структурой. Доктрины и партийные программы не определяли ход истории, а партии всегда оказывались инструментом государства или кланов, но не наоборот. Даже нынешняя «оппозиция» в лице КПРФ совершенно лояльна администрации, хотя российская политика ни в какой своей части не может быть совместима с марксизмом-ленинизмом. Легко понять нежелание власти своими руками создавать оппозицию, но остается вопрос о неготовности и нежелании российского общества жить в условиях многопартийности. Любая попытка создать партию снизу или со стороны олигархов неизменно сводится к ее сращиванию с администрацией, причем по взаимному согласию. Многопартийность никак не приживается в России, она чужда ее природе, готовой к смирению в годы застоя и мятежно разрушительной во времена кризиса. В мирное время народ лоялен власти и как бы наслаждается спокойной атмосферой. «Русский народ, — пишет Бердяев, — всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери». Но если разбудить стихию, то власть оказывается без демпфирующей многопартийной структуры, способной смягчить ударную волну.

Сегодня рейтинги первых лиц выросли необыкновенно высоко, что не столько радует, сколько тревожит: насколько они устойчивы и закономерны? События в Крыму и Донбассе подстегнули социологические графики, но причиной послужил, скорее, мятежный дух российского народа, нежели понимание своего места в международных отношениях. Хорошо если этим удовлетворится органическая страсть к бунту и анархизму. Настрой народа переменчив, он, не найдя места приложения во вне, может устремиться во внутрь. Насколько народ может быть озлобленным, видно по побоищам фанатов на футбольных стадионах. Эта взрывная волна легко может перехлестнуться через край стадионов.

«ВНАЧАЛЕ НУЖНО НАКОРМИТЬ НАСЕЛЕНИЕ»

«Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени»

Томас Манн

Задумаемся, почему Никита Хрущев, достигнув пика славы, сумев зажечь людей мечтой о коммунизме, вдруг всего за год-два оказался изгоем? Он сумел запустить первого человека в космос и напугать США своими ракетами, размещенными на Кубе, но не смог накормить народ, который начал бунтовать. Из его неординарной биографии люди помнят неудачи с кукурузой и очереди за хлебом. Обидно. Один ХХ съезд его оправдывает в глазах Истории. При Леониде Брежневе СССР достиг благополучия и вершин в военном развитии (на вооружении до сих пор советская техника), но, заполнив структуры государства некомпетентными людьми, лояльными лизоблюдами, исключив всякую критику, он расстроил экономику, которая села на сырьевую иглу и начала завозить продукты питания из-за рубежа. Гонка вооружений высосала всю энергию страны, заморозив материальные и интеллектуальные средства в грудах бронированных машин. Стране грозили голодные бунты. Советские теоретики полагали, что достаточно им самим сконструировать доктрину, использовать всю административную мощь и партийную пропаганду, выбрать лояльных депутатов, чтобы наступили времена благоденствия. Легитимность власти зашкаливала — она была выше, чем в любой самой демократичной стране, а на пороге ждала «перестройка». Некомпетентность и самомнение всегда идут рука об руку.

© Парад на Красной площади, 1969 г. | Jerry Cooke

Логика управления государством проста: вначале надо накормить население. Все начинается с продовольственной безопасности. Если земля необустроена, люди ненакормлены, об остальном можно не рассуждать и не мечтать. 100 лет назад, в начале Первой мировой войны, казалось, что можно выиграть войну на энтузиазме, но голодный солдат не может воевать, а голодный тыл не может ковать оружие. За тысячелетия существования человечества ничего не поменялось в отношении основных принципов: вначале накорми, а потом жди энтузиазма. Если отвлечься от запутанных экономических теорий о свободном рынке, то первое положение стабильности нашей жизни звучит очень просто: по уровню состояния деревни нужно судить о состоянии страны. Татарстан в этом отношении выглядит много лучше, нежели остальная Россия, но и здесь есть над чем работать. Когда село в республике станет столь же привлекательным, как город, тогда можно будет спокойно смотреть в будущее и мечтать об экономическом процветании.

ДЕПУТАТОВ БЕСПОКОЯТ ВИЛЛЫ РОТЕНБЕРГА

Продовольственная безопасность — это первая задача. Вторая — энергетическая безопасность. Люди должны жить в тепле и иметь запасы энергии для развития бизнеса. Невозможно строить планы на будущее, не имея свободных мощностей. Можно утверждать, что в России энергии в избытке, НО... Газификацией на 100 процентов охвачены всего лишь несколько регионов страны. Порой те, кто добывают газ, не имеют его в своих домах. Несмотря на избыток нефти и газа, их низкую себестоимость, цена на бензин растет с завидной, т.е. угрожающей скоростью. Цена на бензин повышает цену буквально на все остальное, а главное — на предметы потребления, резко снижая уровень жизни. Где же преимущества сырьевой страны? Если уж мы вошли в полосу технологического отставания, то, по крайней мере, его нужно компенсировать дешевизной энергоносителей. В России все устроено против нормальной логики. Здесь происходит то же самое, что с виллами Ротенберга. За богатства страны должны расплачиваться простые налогоплательщики. Как же далеки наши достойные из достойнейших депутаты от народа и сколько вилл они понастроили за границей, если им для защиты нужны особые федеральные законы. Какие же у нас доблестные юристы — они подобрали нужные слова для принятия этого закона: «нарушение справедливости!», «покушение на суверенитет страны!», «Россия своих не сдает!». Кто это «свои»? Пусть строят виллы у себя дома, в родной деревне.

Третья составная часть управления государством — финансы. Если нет стабильной валюты, не будет накоплений и «длинных» кредитов, значит, долгосрочные планы станут фикцией. При неустойчивом курсе рубля, бесполезно разрабатывать стратегии. Если экономисты настаивают на необходимости стратегии, то они просто гонятся за грантами на свои бесполезные разработки. В этом вопросе Татарстан полностью зависит от монетарной политики государства. Можно попытаться ввести виртуальную валюту на подобие bit coin для отдельных секторов, замкнутых производственных циклов внутри республики, но серьезные инвестиции нельзя ожидать на основе виртуальных денег. Пока что расчеты в мире идут в долларах, отчасти в евро, а для спасения рубля нужна стабильная экономика и ясные правила игры. И здесь мы подходим к самому трудному.

Кто же устанавливает правила игры? Депутаты? Но их беспокоят виллы Ротенберга. Правительство? Сомнительно, они постоянно повышают цену на бензин, что равносильно самоубийству. Граждане? Но остались только подданные, граждане уехали в другие страны за достойной жизнью. Голосование — фикция, ибо даже честно избранные депутаты думают только о своих проблемах. Прессу можно слушать вместо комедии. Иногда среди потока информационного мусора прорывается через специфическую терминологию о фьючерсах, котировках, инвестициях, трендах на сырьевом рынке трезвый анализ экономического состояния страны, поскольку, видимо, «цензоры» не понимают, что можно запретить, а чего нельзя. А в политических вопросах есть границы даже для намеков и аллегорий. И мне лучше на всякий случай во время переключиться на историю, причем говорить устами Бердяева. Тем более что все равно лучше его не скажешь.

«В РУССКОЙ ИСТОРИИ НЕ БЫЛО РЫЦАРСТВА»

«Сумей сделать людей гордыми. И гордость их сделает глупыми.
И тогда ты возьмешь их...»

Чингизхан

Бердяев слабость гражданского начала в России связывает с характерной для православия моралью смирения — «лучше смиренно грешить, чем гордо совершенствоваться». Православие осуждает гордыню, а мелкие грешки можно замолить, поставив свечечку. К тому же в России отсутствовал институт рыцарства: «Очень характерно, что в русской истории не было рыцарства, этого мужественного начала. С этим словом связано недостаточное развитие личного начала в русской жизни... Рыцарство кует чувство личного достоинства и чести, создает закал личности. Этого личного закала не создавала русская история. В русском человеке есть мягкотелость, в русском лице нет вырезанного и выточенного профиля». В России, действительно, не было рыцарей. Вначале князья имели свои дружины, во главе которых бросались в бой и часто героически погибали. Но выстоять против рыцарей не могли. Затем появилась тактика сражения в конном строю, изобретенная татарами, против которых теперь уже рыцари не могли выстоять. Конный строй ввел систему управления боем, для чего полководец не должен был героически биться в первых рядах, а управлять боем с удобного для обзора места. Тем не менее такая система не исключала института богатырей (багатуров), чьей задачей было меряться силой перед боем с контрагентом. Порой битва заканчивалась сразу после поединка богатырей, если обе стороны считали, что это знак свыше и не стоит дальше проливать кровь. Тактика боя в конном строю воспитывала не столько личную доблесть, сколько умение сражаться слаженно, а от командиров требовала умения управлять своим подразделением. Как говорил Чингизхан: «Каждый, кто может так, как это положено, выстроить к бою 10 человек, достоин того, чтобы ему дали тысячу или туман: он сможет выстроить их к бою». Личную честь и доблесть нужно было проявлять в организации боя, а не в единоборстве.

Николай Бердяев

Конечно, рыцарские романы и куртуазная любовь сыграли большую роль в формировании многих европейских представлений и морали, но все же появление личности в современном понимании связано с культурой Ренессанса, гражданским обществом, пришедшим взамен монархии, т.е. личность появляется в эпоху, когда рыцарство приобрело выродившийся характер: донкихотства, с одной стороны, и облик «скупого рыцаря» — с другой. Русское дворянство пыталось формировать в обществе чувство чести, достоинства, права на собственное мнение, но народ был закрепощен монархией, которая нуждалась не в гражданах, а в смиренных подданных, да и сельская община воспринимала дуэли для защиты своей чести как дворянскую забаву, она поклонялась святым, но не героям.

«ЛЕОНТЬЕВА ПУГАЛА УРАВНИТЕЛЬНАЯ СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ»

В Европе с концом эпохи рыцарей личность, по выражению Константина Леонтьева, становится среднебуржуазной, утилитарной моралью демократической середины: «Это все лишь орудия смешения — это исполинская толчея, всех и вся толкущая в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы; все это сложный алгебраический прием, стремящийся привести всех и вся к одному знаменателю. Приемы эгалитарного прогресса сложны; цель груба, проста по мысли, по идеалу, по влиянию и т.п. Цель всего — средний человек; буржуа, спокойный среди миллионов таких же средних людей, тоже спокойных». Леонтьева пугала уравнительная среднестатистическая личность: «Это-то искание всечеловеческой равноправности и всечеловеческой правды, исходящей не от положительного вероисповедания, а от того, что философы зовут личной, автономической нравственностью, это-то и есть яд, самый тонкий и самый могучий из всех столь разнородных зараз, разлагающих постепенным действием своим все европейские общества». Леонтьев был убежден, что влияние Европы на Россию приведет к победе социалистов и это станет трагедией для страны: «Им нужен будет страх, нужна будет дисциплина. Им понадобятся предания покорности, привычка к повиновению; народы, удачно экономическую жизнь свою пересоздавшие, но ничем на земле все-таки не удовлетворимые, воспылают тогда новым жаром к мистическим учениям». Леонтьев попал в точку с предсказанием будущего социализма и его последствий, и сегодня мы видим, как население ударилось в мистику, колдовство, астрологию, шаманство с таким рвением, которое не свойственно даже первобытным племенам.

Константин Леонтьев

Леонтьев видел уязвимость России в приверженности европейскому влиянию, поэтому мало верил в силу «своего», «русского» и даже из-за этого отрицательно относился к русификации окраин, называя ее «жидкой, бледной и нивелирующей европеизацией». «Русификация окраин есть не что иное, как демократическая европеизация». «Для нашего, слава богу, еще пестрого государства полезны своеобычные окраины; полезно упрямое иноверчество; слава богу, что нынешней русификации дается отпор». Он даже находит, что инородцы лучше русских: «С упорными иноверцами окраин Россия со времен Иоаннов все росла и росла, все крепла и прославлялась, а с европейцами великорусскими она в каких-нибудь полвека пришла... К чему она пришла мы видим теперь! Между прочим, и к тому, что и русский старовер, и ксендз, и татарский мулла, и самый дикий и злой черкес стали лучше и безвреднее для нас наших единокровных и по названию (но не по духу, конечно) единоверных братьев!» В весьма любопытной статье «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» Леонтьев делает предсказание: «Индия была усмирена; Китай был побежден. Но, кончено, и тот, и другая уже вовлечены в шумный и страшный поток всемирного смешения, и мы, русские, с нашими серо-европейскими, дрябло-буржуазными, подражательными идеалами, с нашим пьянством и бесхарактерностью, с нашим безверием и умственной робостью сделать какой-нибудь шаг беспримерный на современном Западе, стоим теперь между этими двумя пробужденными азиатскими мирами, между свирепо-государственным исполином Китая и глубоко мистическим чудищем Индии, с одной стороны, а с другой — около все разрастающейся гидры коммунистического мятежана Западе, несомненно уже теперь «гниющем», но тем более заразительном и способном сокрушить еще многое предсмертными своими содроганиями». Социализм и коммунизм Леонтьев считал чисто европейским изобретением.

«НЕ ОСТАЛОСЬ НИ ЧЕСТИ, НИ СОВЕСТИ, НИ СВЯТОСТИ»

Глубоко преданный поиску русской идеи Леонтьев утверждал, что русский человек может быть святым, но не может быть честным. Честность — западноевропейский идеал. Русский идеал — святость. Бердяев считает это преувеличением и подправляет Леонтьева: «Русский народ и истинно русский человек живут святостью не в том смысле, что видят в святости свой путь или считают святость для себя в какой-либо мере достижимой или обязательной. Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществлять идеал святости; она свята лишь в том смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижении познания или общественной справедливости, в торжестве культуры, в творческой гениальности». Крайняя противоречивость русской натуры лучше всего проверяется во времена смуты. Бердяев эти строки писал в ходе мировой войны, когда все страсти обнажены: «Оргия хищнических инстинктов, безобразной наживы и спекуляции в дни великой мировой войны и великих испытаний для России есть наш величайший позор, темное пятно на национальной жизни, язва на теле России. Жажда наживы охватила слишком широкие слои русского народа. Обнаруживается вековой недостаток честности и чести в русском человеке, недостаток нравственного воспитания личности, самодисциплины личности и свободного ее самоограничения. И в этом есть что-то рабье, какое-то не гражданское, догражданское состояние». Эти строки целиком и полностью без всяких правок и комментариев можно приложить к современной России.

Оглядываясь назад, становится грустно и даже неловко за некую наивность Бердяева и Леонтьева за столь возвышенный взгляд на народный дух, который всегда был более чем приземленным. Сегодня этот спор о святости и честности выглядит курьезом избыточно богатой личностями истории русской мысли. Теперь уж не осталось ни чести, ни совести, ни святости...

«С Востока свет, с Востока силы!»
И, к вседержительству готов,
Ирана царь под Фермопилы
Нагнал стада своих рабов. 

Но не напрасно Прометея
Небесный дар Элладе дан.
Толпы рабов бегут, бледнея,
Пред горстью доблестных граждан. 

И кто ж до Инда и до Ганга
Стезею славною прошел?
То македонская фаланга,
То Рима царственный орел. 

И силой разума и права –
Всечеловеческих начал –
Воздвиглась Запада держава,
И миру Рим единство дал. 

Чего ж еще недоставало?
Зачем весь мир опять в крови?
– Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви! 

И слово вещее не ложно,
И свет с Востока засиял,
И то, что было невозможно,
Он возвестил и обещал. 

И, разливаяся широко,
Исполнен знамений и сил,
Тот свет, исшедший из Востока,
С Востоком Запад примирил.

О, Русь! в предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?

Вл. Соловьев. Ex oriente lux. 1890 

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции